Беллиора - Рамерия

- Вдох – выдох! – шепчет Кау-Рук в такт восходящему и нисходящему тону прибора. Вдох – выдох! Дыши, Мон! Дыши, сволочь генеральская! За несколько лет до того, на Беллиоре он с трудом унимал беспокойство, когда посланные переустановить радары вертолетчики и инженеры не вернулись в срок. Той операцией руководил полковник Мон-Со. Генерал волнения не проявлял – был занят документами или очередной главой своего шедевра о завоевании Беллиоры. Но он, Кау-Рук, с каждой минутой волновался все больше – он помнил про гигантских орлов и то, как один из них сбросил пушку. И когда из-за деревьев показалась вертолетная эскадрилья, штурман с трудом скрыл свое облегчение. Вертолет командира приземлился последним – Кау заметил, как машина раскачивалась в воздухе, словно управлявший ею не вполне владел своим телом. Мон-Со едва вылез из кабины – его словно покинули силы. Но, поймав на себе пристальный взгляд штурмана, летчик выпрямился и, как ни в чем не бывало, подошел к генералу с рапортом. Терпеливо выслушал генеральскую брань, весь как натянутая струна; Кау-Рук живо представил, что чувствовал этот исполнительнейший из подчиненных – поодаль выстроились летчики эскадрильи и весь разнос происходил на их глазах. Кау было жаль Мон-Со, но одновременно он испытывал чувство злорадного удовлетворения - служака наконец-то получил по носу. И будто злой дух подтолкнул его пробормотать проходившему мимо Мон-Со: - Вас утомили беллиорские камешки? Летчик вздрогнул, словно слова Кау-Рука ожгли его. - Ваш вертолет я непременно оставил бы на камнях, - ответил Мон-Со, в упор взглянув на штурмана. И добавил, чуть растягивая гласные: - Мой… полковник… …Утечка, розовый криогаз вырывается из гуттаперчевых трубок, течет в криоотсек, течет в систему жизнеобеспечения криокапсул. Дыхание это жизнь, но сейчас эта жизнь несет в себе смерть. - Кау, маску, маску возьми!! – кричит вслед Ильсор, прыгая на одной ноге и не попадая второй в штанину тонкого комбинезона химзащиты. Кау-Рук не слышит. В его руке выдранный из стенда с инструментами резак, и времени у него всего около минуты. Если не меньше. Капсулы уже полны газа, но в самом отсеке розово-серые клубы свиваются внизу, газ еще не смешался с воздухом, фильтры еще натужно воют, пытаясь очистить отсек. Дышать уже трудно, слезятся глаза, а горло словно забили шерстью и острыми колючками. Пятая слева капсула… пятая… не он укладывал спящих менвитов… Он уложил бы Мона в крайнюю – чтоб не нужно было заходить в отсек под предлогом проверить приборы. Чтоб через иллюминатор входной двери было видно смугло-бледное лицо и прядь черных волос, упавшую на лоб, чтоб каждый раз, минуя криоотсек, видеть эту прядь. Так бывает во сне – словно увязаешь в патоке, словно сгустившийся воздух тормозит каждое движение. Кау казалось, что прошла вечность, пока он разбил крепления колпака криокапсулы и откинул его прочь. Мон… еще немножко, Мон… Тело летчика кажется сейчас невесомым – а ведь Мон-Со выше его почти на полголовы! Газ ест глаза, кашель стискивает глотку, и на светло-бежевый комбинезон Мон-Со падают багряные капли. Захлебываясь кровавым кашлем, Кау выволакивает летчика из криоотсека – навстречу уже летит Ильсор в маске и оранжевом защитном комбинезоне. Дальше штурману все равно – скольких спасет арзак, справился ли он с газом во втором криоотсеке… Кау-Рук не думает сейчас об этом. Он тащит Мона в медотсек и там, свалив его на койку, сам оседает рядом. Сил нет, и кашель душит – но слабости он не может себе позволить. Надо только самому вдохнуть пару раз чистого кислорода и надеть дыхательную маску на Мона… Тот пару мгновений лежит неподвижно, потом его скручивает, судороги взбрасывают его тело на койке, страшный кровавый кашель разрывает легкие, бронхи… Кау-Рук едва удерживает его руку и вставляет катетер. Прижимает кислородную маску к лицу командира вертолетчиков. Дыши! Дыши же! И, словно в ответ на его просьбу, судороги стихают, и Мон-Со в изнеможении вытягивается на койке. «Мон, прости меня! Я за тебя в ответе, я не должен был…» Кау не может сообразить, чего именно он не должен был делать – у него дрожат руки, и он едва не разбивает ампулу с универсальным антидотом, готовя коктейль для капельницы. Мон по-прежнему лежит неподвижно, только подключенный к его телу аппарат жизнеобеспечения посвистывает – вдох… выдох… Поставив капельницу, Кау вгоняет себе в предплечье иглу инъектора – ему тоже не помешает коктейль из стимуляторов и антидота. Он должен быть в порядке, чтобы спасти Мона. Теперь остается только ждать. Штурман ложится на соседней койке, синтетическая наволочка тощей жесткой подушки холодит его щеку. Теперь лицо Мона видно ему только в профиль – чуть выгнутый тонкий нос, закрытые глаза, темные ресницы, высокие скулы… Сознание Кау-Рука мутится. Ударил в нем тихий аккорд хала – Мон хорошо играет на хале… Играл на хале, в авиашколе… – Ну что, мой полковник, будем делать? - слышит вдруг Кау свой собственный насмешливый голос. Можно было назвать его уход из боя с орлами благоразумием, сознательностью, разумностью… А глупый генеральский прихвостень едва не сложил там голову, духи пустыни его побери! Глупому генеральскому прихвостню не могло прийти в голову ничего благоразумного – он полуживой вернулся от черных камней, где вытаскивал своих подчиненных. Кау-Рук летал потом к черным камням – и, как Избранник, сразу понял, что камни были средоточием силы. И справиться с их властью мог только такой же Избранник. Конечно, он не поделился этим открытием с генералом, еще чего! Но вполне оценил то, что удалось сделать Мон-Со. Избраннику Темной Матери. Вдох-выдох… грудь Мона поднимается едва заметно. Кау следит за этим слабым движением, глаза его сухи. И в ушах снова звучит медленный нежный напев хала… волнами идет напев, звенит серебром, вверх-вниз, вдох-выдох… волнами – словно серебристые холмы Пустыни. Матерь Темная, Владычица!.. Кау-Рук сползает с койки и осторожно ложится рядом с Моном, на самый краешек. Просовывает руку под шею летчика, обнимая его. Плевать, можно ли это с медицинской точки зрения. Плевать, что скажет Ильсор, если зайдет… Он, он, Кау, сейчас прав и ответствен. За все. Тихо-тихо угасают светильники в медотсеке – приборы, обманутые неподвижностью двух тел, включают режим экономии. Лежащим не нужен сейчас яркий свет. …Мон, ты помнишь Пустыню? Помнишь, как сила ее, наполнив до краев, отпустила тебя, как отпускает, оставляет море на берегу сверкающие самоцветы? Как ты потом заново узнавал тело посвятившего тебя в избранники, как позволял посвятившему заново узнавать свое тело. Вы были связаны еще в годы учения – но лишь Пустыня связала вас по-настоящему. И ты лишь там понял, как… …надо целовать жмурящиеся под твоими губами серо-синие глаза. Понял, что худощавое сильное тело, сладко выгибающееся под твоим, способно владеть тобой даже тогда, когда, казалось бы, ты сам владеешь им. Что нет подчиняющего и подчиняющегося, что лишь на равных возможно Избраннику любить Избранника. Как ты был рад жить, любить… и дышать, дышать полной грудью… Дыши, Мон! Дыши - вдох... - Кау… - с выдохом доносится до слуха штурмана.