Звёздная мельница прекрасного далёко

Сверху прилетело нечто, состоящее из перекрестий и сходящееся в одно целое и длинное ближе к нам. Джез обмотал эту часть этой штуки вокруг круга в лодке. — Это называется «верёвочная лестница». Смотри, что я делаю и повторяй за мной. Когда мы поднимемся к моей команде, постарайся говорить не так много. То, что он делал дальше, удивило меня. Он ставил ноги между перекрестиями и хватался руками за другие. Потом он переставлял ноги повыше и снова делал всё. Это мне «нравилось». Через много таких штук, но ещё не наверху мне это «не нравилось». Я хотела превратиться и полететь, но я помню слово «надо». Мне было больно. В итоге я добралась до горизонтальной штуки. Это не было больно, но это чувство я уже испытывала в конце тренировок с Наставником. Название этого состояния мы так и не смогли вспомнить. На плоской поверхности я почему-то оказалась у неё и не смогла оторваться (1). Рядом с Джезом стояли люди. Их было много. — …Да, она очень странная, но она никому не будет мешать. Особенно — если её не трогать. Тот же, кто её тронет, будет виноват сам и нарвётся на страшные неприятности даже не от меня — она сама всё прекрасно сделает. Надеюсь, это всем понятно? — голос у Джеза был странный, такого я ещё не слышала (2). Реакция у людей была странная. Они смотрели на меня, что-то говорили друг другу и смотрели на меня. «Корабль» мне «нравился». Тут было много интересных вещей, названия которых я не могла вспомнить, но отчего-то они мне «нравились». Потом мы шли по «лестницам» и не только. Одну из дверей Джез отодвинул и «приказал» мне зайти. — Когда мы будем «плыть», постарайся не говорить ни с кем. — Почему? — Я потом тебе объясню. — вздохнул он. — Это не «приказ», а «просьба». Я «не хочу», чтобы ты так делала. Постарайся не использовать силу, быть здесь и ничего не трогать. А теперь ложись спать. Всё остальное «завтра». Я спала на странной штуке, которую он назвал «сундук». Она мне «нравилась», но спать на ней мне «не нравилось».

***

В этой комнате было очень много интересных штук, даже больше, чем на «палубе». Солнце делало всё очень интересным. Мне «понравилась» та его часть, которая с солнцем начинала блестеть. Это было как те отверстия в городе. За этой частью стояли какие-то интересные штуки. На многих было написано «латинским алфавитом», а одну я почему-то смогла понять. Дверь отодвинулась. Здесь появился Джез. — Уже проснулась? Неплохо. — он подошёл ко мне. — Ты совсем ничего про себя не знаешь? Сколько тебе примерно лет, что ты умеешь или что-то такое. — Если я что-то умею, я узнаю об этом когда делаю это. — он стал удивлённым. — Джез, а что это такое? — я прикоснулась к штуке. — Это называется «шкаф». В нём стоят книги. — про книги он сказал по-другому. — Тебе что-то знакомо? — он двинул головой в сторону книг. На самом деле, я думала, что книги выглядят как-то по-другому, но если эта Земля отличалась от другой Земли, про которую говорил Наставник, то здесь всё может быть немного по-другому. — Да. Вот эта, — я указала на неё пальцем, — «Мрак твоих глаз» (3). Он удивлённо посмотрел на меня. — Ты постоянно удивляешь меня, Титти, хотя познакомились мы прошлым вечером. — А почему? — я тоже посмотрела на книгу. — Никто из нас даже не смог определить, на каком языке она написана, не говоря о чтении. — Джез отодвинул блестящую штуку и вытащил книгу. — Если ты сможешь её прочитать, это мне «понравится». Возможно, мы кое-что узнаем о тебе. — Я не хочу знать своё прошлое. Я не помню, кто я, и не хочу об этом вспоминать. Если я об этом забыла, значит я забыла. Не хочу вспоминать, кто я. — он посмотрел на меня удивлённо, после чего подвигал головой из стороны в сторону. — Хорошо. Сначала поешь, а потом почитай книгу. Он снова вёл меня по странным местам, прежде чем мы оказались в комнате с ещё большим количеством странных вещей. Еду нужно было есть странными штуками. Мне это было непонятно, но я подумала, что так «надо». Также было и с самой едой. Она мне «не нравилась», но так было «надо». Людь, который дал мне еду, очень странно на меня смотрел, но ничего не делал. Джез отвёл меня обратно в комнату и попросил читать. Мне и самой стало интересно узнать, что было в это книге. Когда я «открыла» книгу, то в моей голове сразу появлялось знание о том, что было «написано» в ней. Я могла даже сделать так, что я слышала это в своей голове (4).       «Соня сидит на скамеечке перед парадным, сложив на коленях свои детские руки и смотрит прямо перед собой в темноту кустов. Не то чтобы она видит нечто невидимое обычному человеку, да и не то чтобы она мечтает о чём-то, большом и холодном как угольный айсберг, Соне чужды мечтания, потому что она не верит в наступление будущего. Справа от неё возвышается тёмный прямоугольник шестнадцатиэтажного дома, запятнанный жёлтыми окнами, дома, в котором прошло её мрачное детство, полное одиночества и слёз. Её детство, ах, какой ужас встаёт теперь с его дна.       Соня не может жить. Сон не приходит больше к ней, чтобы успокоить её исколотое холодом сердце, опустить окостеневшие как у куклы веки, растворить хотя бы часть времени в тёплом забытьи летних вечеров тихого деревенского яблоневого сада. Бессонница Сони — это огромный звёздный вихрь, начинающийся из её груди и превращающий её из человека в космический элемент, которому отдых не нужен. Путь Сони ведёт в прошлое, и ноги её редко касаются земли.       Соня поднимает руки с колен, подносит их к лицу и расправляет свои белые волосы, глядясь в зеркало усыпанного звёздами осеннего неба. Ноги Сони, покрытые начиная от середины бёдер только чёрными чулками, леденит безжалостный ветер. Они плотно прижаты друг к другу, наверное в целях равномерного распределения холода и энтропии. Через открытое окно, где погашен свет, играет радио.       Деревянная дверь парадного, на которой написано куском белого кирпича полустёршееся имя СВЕТА+ кажется вовсе не приспособленной для открывания, а сделанной просто для вида возможности выйти или войти. Её обшарпанные края вросли пробившимися из-под краски занозами в косяк, ручка давно уничтожена, и на уровне человеческого лица в двойной фанере пробита неправильной формы дыра, видимо кошки, птицы или другие целеустремлённые звери процарапали сквозь фальшивое место себе настоящую дорогу.» Я чувствовала холод, чувствовала ветер и отсутствие сна так, как не чувствовала всё до этого. Конечно, здесь было много непонятных слов, но мне было очень интересно, хоть я и не знала, что такое «айсберг». Это действительно задело меня. Особенно меня тронуло одно: «… галактические реки ускоряют своё течение, омывая лицо её ледяной водой, прозрачные рыбы, наполненные взвешенными крупицами света, целуют её в голое тело, и все сорок восемь направлений ветров, из которых людям известны только четыре, открываются перед ней, и она видит ответ на свой вопрос». Я почему-то ощущала себя наполненной своей силой среди «звёзд» (значение этого слова я тоже не знала), спокойно «плывущей» по этой реке, среди этих ветров и рыб (это слово я знала от Наставника и одного его превращения в воде). В этом было нечто очень такое, что я не могла назвать известным мне словом.       «Она видит геометрическое поле, покрытое чёрным мрамором, огромное как пустой аэродром, и посредине его четырёхгранную пирамиду из чёрного стекла, в гранях которой высечены ступени, и двенадцать прекрасных комсомолок, стоящих в симметрично правильных местах, с факелами, заплетёнными косами и комсомольскими значками на чёрных платьях до колен, и лес из зеркальных антрацитовых деревьев, и падающий между стволами снег, усыпающий волосы бесчисленных рядов пионеров, отдающих вечных салют, и три чёрных озера, с поверхности которых поднимается гробовой туман, и чёрную башню между ними, отражающуюся в зеркальной глади концентрированного в кромешную подземную жидкость солнечного огня, и само солнце, висящее посередине чёрного звёздного неба, горящее языками пламени по краям, но не дающее света земле.» Я не знала, что такое «аэропорт», «комсомолки» (почему-то я подумала, что они тоже какие-то феи), «антрацит» и ещё много чего, но мне очень сильно хотелось читать дальше. Кроме этого я «попросила» себя спросить у Джеза про неизвестные слова — может, он что-нибудь знает? Из дальнейшего я почти ничего не поняла. Соня виделась мне странной феей. Ведь она умела летать — значит, Масодов просто не описал её трансформацию и крылья. Тогда эта книга из Магикса? Если она из Магикса, почему тогда описано так мало магии и строители её тоже не используют? Но если эта книга с другой Земли, то почему фея описана не как фея. И даже не как ведьма. Ещё я не могла понять, как Соня может распределять по себе «энтропию» — я отчего-то знала, что это распределяется не очень.