Мальчик, в котором жили киты

Комната, как он ни пытался ее обустроить, все равно выглядела мрачной и отчужденной, явно не желавшей принимать своего нового гостя. Ее стены словно неприветливо наблюдали за ним своими невзрачными обоями. Слишком пустые и холодные. Дженсен завесил бы их чем-нибудь, будь то интересные статьи из газет или картинки из журналов, но у него такого барахла совсем не водилось. Поэтому уже несколько дней, проведенных здесь, он ломал голову, как убрать это неприятное ощущение. Для многих комната – это его личная территория, пропитанная привычками и следами ее обитателя. Дженсену довелось побывать только в комнате Джареда и Ричарда, и она произвела на него большое впечатление. То была обитель, где крепко обосновался хаос. Одежда свешивалась со спинок кроватей, стопки книг на полу, казалось, вот-вот развалятся, и вся макулатура расползется по комнате, образовав своеобразный ковер, а на подоконнике небрежно высилась пачка разноцветных листов бумаги со смятыми уголками и ручки, замотанные шнурком, чтобы не растерялись. Столько вещей в одной маленькой комнате Дженсен никогда не видел. Тогда появилась мысль, что для всех ребят, что здесь жили, этот колледж стал домом. Теплым и родным. Где можно было «пометить» свою территорию, раскидав вещи по всем углам, и не задумываться о правилах, потому что никто из родителей не станет читать морали о порядке. Дженсен так не мог. Его место здесь было безликим и одиноким. За каждой дверью жили люди. А разве могло безликое пребывание здесь стать домом? Нет, не могло. Дождь, казалось, тоже стал его вечным спутником. К нему он привык почти сразу. Дженсен шел по коридору – дождь стучал по стеклам в ритме шагов. Дженсен бежал по саду – и дождь касался макушки и плеч ледяными каплями. Дженсен лежал ночью на жестком матрасе – и дождь стекал по окнам, отражался на стенах длинными тенями. Он всегда был рядом, ненавязчиво напоминая о себе. Ужасный синий пиджак неприятно терся о запястья, где рубашка не соприкасалась с кожей, и хотелось немедленно его снять и поскрести ногтями по телу, чтобы этот противный зуд прошел. – У тебя такой вид, будто ты дохлую крысу увидел, – Ричард пристроился на деревянных перилах беседки, поставив ноги в ботинках, изгвазданных в грязи, на лавочку. – Просто расслабься. – Просто расслабься, – передразнил Дженсен, на что Ричард издал непонятный звук – то ли смешок, то ли недовольное бормотание. – Когда, говоришь, старшие приедут? Как оказалось, с июля в школе находилась только четверть всех учеников. Старшие классы разъехались по домам, а новеньким была предоставлена школа, чтобы они могли привыкнуть к обстановке и уже найти друзей. – Завтра, а может, послезавтра. Кто их знает? – он широко улыбнулся и довольно посмотрел на Дженсена, вальяжно усевшегося на лавочку напротив и прислонившегося спиной к перилам, но до этого упорно отказывавшегося залезть рядом. – Лично мне и так хорошо. Роб сказал, что новеньких не очень здесь жалуют, так что не спеши, тигр, со всеми знакомиться. С такой миной вряд ли у тебя что-то дельное выйдет. – Я и не собирался, просто спрашиваю, – парировал тот в ответ, пытаясь вспомнить, кто вообще такой Роб и знаком ли он с ним. Дженсен всегда думал, что заводить знакомства самому – не его. Было гораздо проще, если бы кто-то сам к нему подошел, сказал свое имя, и после обмена рукопожатиями между ними появилось бы хоть подобие знакомства. Но чтобы подойти самому… Нет, определенно, это никогда не входило в его планы, поэтому Дженсен и был рад, что Джаред сам к нему подошел. – Драться умеешь? Дженсен удивленно поднял брови. – Зачем драться? Мне это не нужно. – Мало ли, – Ричард косо посмотрел на него, – вдруг какой-нибудь старшеклассник решит подкорректировать твое личико, а ты даже за себя постоять не сможешь. – Всегда можно все решить разговором, а не драться, – Дженсен непонимающе посмотрел на него. – Какой смысл налетать с кулаками? Это дико, не находишь? Но тот лишь пожал плечами и деловито поправил волосы, зачесав их назад. – Мне это кажется вполне естественным. Драки казались Дженсену чем-то неправильным, ненатуральным. Мысли о них неприятно щекотали бока, толкали в грудь, видимо, пытались донести, что это нормально. Но он не был так воспитан, не привык доказывать свою правоту силой. Время еле перевалило за половину девятого, а все, кто уже находился в школе, были на ногах. Бродили по саду, прикрывая головы ладонями, иногда слышалось одинокое эхо топавших ботинок, тут же растворявшееся в тишине коридоров, или еле слышный смех, заглушаемый старыми стенами. И было так странно только подумать, что в любой момент коридоры здания наполнятся громкими голосами и криками. Дженсен слабо себе это представлял. Это холодное здание становилось похожим на муравейник или улей только в часы приема пищи, когда новички сталкивались лицом к лицу в кафетерии. В беседку ввалился Джаред. Не зашел, как нормальный человек, медленно переставляя ноги, а в прямом смысле ввалился так, что Дженсен даже вздрогнул от неожиданности. С его волос крупными каплями стекала вода, скользя по щекам и чуть задерживаясь на кончике носа, прежде чем упасть и навсегда слиться с деревянным полом. – Завтра приедут старшеклассники, – сказал он, как обычно, улыбаясь. На его голове был еще больший беспорядок, чем обычно. Порывистый ветер запускал свои пальцы в его волосы и развевал их, отчего ему периодически приходилось заправлять их за уши и морщиться, когда пряди попадали в рот и глаза. – Потому что вечером будет небольшая речь директрисы и праздничный ужин. Губы Ричарда расползлись в довольной ухмылке. – Здорово, – отозвался он. В его глазах загорелся живой восторг. – А вы говорили, что никакого посвящения не будет. Да вот же оно в чистом виде! Джаред усмехнулся. – Вообще-то говорил это только ты. Но Ричард его слов уже даже не слышал. Согнулся пополам и, прикусив язык, старательно стал подворачивать бежевые брюки. Если он не хотел их испачкать, то это бесполезно. Выглядело довольно смешно – полоска бледной кожи виднелась между носками и штанинами, и сам по себе невысокий Ричард стал выглядеть еще чуть короче. Но Дженсен решил промолчать. Он знал его всего несколько дней, но уже успел понять, что если начать спорить с этим маленьким человеком, то это может затянуться до вечера. – А Роб где? – он неожиданно вскинул голову и внимательным взглядом прошелся по застывшим на секунду фигурах. Дженсен непонимающе посмотрел на Джареда, но тот, всем телом навалившись на несчастные перила и вытянув вперед ноги-рельсы, дернул плечами, выражая свое неведение. – Опять торчит наверху, наверное, – пробормотал тот, наблюдая, как Ричард, прищурив глаза, накрыл голову руками и вышел за пределы беседки. Его чумазые ботинки жалобно захлюпали, покрываясь комьями земли. Джаред, заметив растерянность на лице Дженсена, продолжил: – Он из старшекурсников, его мама оплачивает учебу, поэтому он круглый год живет здесь – поездки домой слишком дорогие. Я видел его всего раза четыре, и все это время он что-то судорожно писал. – Он живет здесь круглый год? – рассеяно спросил Дженсен. – Ну, да, – Ричард поморщился и дернул плечами. – Пошли, познакомлю. Нехотя сползая с деревянных, пропитавшихся влажностью перил и подставив макушки и плечи под дождь, они синхронно бежали по грязным лужам, как можно быстрее надеясь попасть в относительное тепло коридоров, дошли до ступеней и постучали по ним ботинками, отряхивая ошметки грязи. – Наверху – это где? – спросил Дженсен, резко понимая, что не имеет ни малейшего понятия, куда они сейчас направляются. За эти несколько дней бездумные скитания по пансиону забросили его только в самые очевидные места – он не обнаружил никаких тайных углов и комнат с незаметными дверями, сливающимися со стенами и закрывающимися на щеколды. – Под самой крышей, – идя чуть поодаль от него, подал голос Ричард. Он сидел в пропахшей сыростью тишине чердака на полосатом матрасе, сложив ноги по-турецки и улыбаясь своим мыслям. Вьющиеся волосы торчали в разные стороны так, будто в них периодически запускали пальцы. Синий пиджак смялся до неприличия, и на закатанных манжетах появились серые кляксы от карандашей и ручек. Рука, которой он что-то записывал в блокноте, покрылась серой грифельной пылью, и Дженсен мог поклясться, что каждый раз, как только она касалась листа, на нем оставались такие же серые разводы. Воздух был пропитан бродящим по чердаку ветром, влажностью и терпким ароматом можжевельника, что так приятно опускался в легкие и расслаблял напряженные мышцы. Если бы было возможно, Дженсен дышал бы этим всей поверхностью тела. Это самое приятное место в этой старой школе. Роб даже не заметил их присутствия и повернул голову, только когда Ричард, громко хлопнув в ладоши, привлек к себе внимание. На его лице расплылась широкая улыбка, поначалу показавшаяся Дженсену детской из-за своей искренности. Повисла неловкость, создавалось впечатление, что он переступил порог чего-то запретного. Он скосил глаза на Джареда, но тот, кажется, даже не выпал из своей зоны комфорта – подошел к матрасу, взял один из листов в свои широкие ладони, и, прищурив глаза, быстро пробежался по написанному и растянул губы в одобряющей улыбке. – Что на этот раз? – Ричард плюхнулся рядом на матрас и собственнически взял целую стопку бумаги. – Наброски. – Парень протянул руку и ему почти удалось схватить лист, но Ричард повернулся к нему спиной, продолжая читать. – Мне это больше нравится, – прокомментировал он, – но все равно изюминки не хватает. – В моих текстах есть изюминка, и раз такой умный – сам напиши. – Ричард в ответ хитро прищурил глаза и слабо толкнул его в плечо, а Дженсен кашлянул, надеясь так привлечь к себе внимание, и три головы мгновенно повернулись в его сторону. – Ты кто? – спросил хрипловатым голосом Роб, и его внимательные глаза с интересом принялись рассматривать застывшую фигуру у самого входа на чердак. Если лица Джареда и Ричарда в свои семнадцать приобрели взрослые черты – пропала детская округлость, и взгляд стал более задумчивым и тяжелым, даже у Ричарда, – то Роба все это не задело. Он не выглядел их ровесником, даже сидя на матрасе в согнутой позе, и было видно, что он ниже ростом, да и тело его не было украшено мышцами, как у многих парней их возраста. – Я тебя раньше не видел. – Меня зовут Дженсен, и я недавно сюда приехал, – он еле заметно дернул плечами и протянул руку. Роб энергично пожал ее в ответ. – Рад познакомиться. Дженсен еще раз пробежался взглядом по комнате, с любопытством замечая, что чердак выглядел как место, где можно не переживать, что кто-то потревожит твои мысли. Он казался пустым и был пуст, не считая матрас и бумагу. Роб аккуратно сгреб листы, оставленные в одиночестве Джаредом и Ричардом, и сложил их в стопку в руках, кончиками круглых пальцев по привычке провел по чернилам и загнул уголок у самого верхнего листа, скрепляя их в один таким своеобразным способом. – А о чем ты пишешь? И Роб рассказал о море, в котором никогда не плавал, потому что пейзажами его детства были невысокие горы и жаркие субтропики, отчего его кожа всегда имела золотистый оттенок. Рассказал, как помогал матери в саду и с ночи до утра учил уроки, встречая рассветы, лежа щекой на учебниках, потому что до боли хотел попасть в этот колледж. Его маленький город, напоминавший яблоко с прогнившей сердцевиной, не нравился своим безразличием и бедностью, и вырваться оттуда было огромным шагом во взрослую жизнь. Джаред и Ричард совсем притихли и внимательно слушали его историю, и по их глазам Дженсен замечал, что уже не в первый раз. Но на их лицах не было безразличия, они продолжали глотать слова, потому что Роб говорил с поразительной грамотностью и темпераментностью. Плоские слова превращались в объемные образы, и Дженсену казалось, что он слышит стрекотание цикад в комнате, освещенной лишь слабым светом ночника, и скрип ручки о листы. – А как же мама? – перебил Дженсен, задумчиво нахмурив брови. В памяти возникло обливающееся слезами лицо миссис Кустоде. И тот немного раздосадованно пожал плечами, показывая, что эта тема ему не очень приятна. – Это все окупит, – уверено сказал он, чуть крепче сжимая листы. Черты лица стали не по-детски серьезны. В его голосе слышалась сила, до этого спрятанная где-то глубоко, и Дженсен догадался, что она редко выходит наружу. Роб верил в свои слова с такой силой, с какой только мог верить человек его возраста. – Иначе хотел бы я сюда так попасть? Дженсен поджал губы и отвел взгляд в сторону. Он не стремился. Он ничего не делал, но попал. – Ты всегда можешь уехать. – Дженсен нехотя повернулся в сторону Роба, понимая, что обращаются по-прежнему к нему. Он смотрел в его глаза, полные непонимания, смотрел, как в них с каждой секундой строилась стена, делающая эту веру еще прочнее. – Можешь уехать и никогда не возвращаться. Но тогда я хочу тебя спросить: в чем был смысл сюда приезжать с самого начала? Вся эта ситуация казалось глупой и наигранной. Неправильной и неестественной для первого разговора с человеком, которого видишь впервые. Дженсен в растерянности перевел взгляд на Ричарда и Джареда, застывших на матраце и наблюдавших за ними. Они все попали сюда, потому что стремились, хотели стать частью этого пансиона и стать его историей. А он не хотел. Дженсен о нем даже не знал, да и не узнал бы, если бы не то проклятое сочинение. – Роб, – Джаред хлопнул по штанинам, уводя тему в другое русло, – что насчет завтра? Что будет? – А чего ты ждешь? – Даже не знаю, – Джаред растерялся и нервно дернул плечами, – я не спрашивал, если бы знал. – Вот завтра все и увидишь, – Роб подался вперед, чтобы оказаться ближе к застывшему Джареду. – Смысл все узнавать заранее? – Быть готовым, – подал голос до этого молчавший Дженсен. Роб пожал печами, убрал ноги в пыльных ботинках с матраса на пол и поднялся во весь рост. Он оказался ниже его на полголовы, хоть и был старше. На его лицо упала тень от капель, отразившаяся в маленьком окошке, и на щеках Дженсен заметил слабый пух, но, тем не менее, не делавший его старше. – Все увидишь завтра, иначе будет неинтересно, – сказал Роб, и его плечи затряслись от смеха, содрогаясь мелкой дрожью.

***

С живым интересом Дженсен наблюдал, как на следующий день голосов в коридоре становилось все больше. Они переливались с высоких до низких тембров, втекали в ушную раковину и оставляли там свой след. Прислонившись к стене и скрестив руки на груди, новички смотрели, как они проходили пестрыми компаниями, задумчивыми одиночками, улыбчивыми парочками, трепетно державшимися за руки, переплетясь только пальцами и практически не соприкасаясь ладонями. Шарканье ботинок и острый цокот каблучков по паркету раздавались чаще, пока он стоял в коридоре и наблюдал, как толстые чемоданы находят свои места в комнатах. Громко хлопнула чья-то дверь, и Роб от неожиданности дернулся, мгновенно привлекая внимание Дженсена, застывшего рядом и с интересом наблюдавшего за происходившим. – Это похоже на дурдом, – прошептал он, запуская в кучерявые волосы ладонь и почесывая затылок. – Совсем отвык от этого гама. Дженсен непонимающе повернул голову в его сторону. – Тебе не очень они нравятся? – Мне не нравится, сколько от них шума, – пояснил тот, пряча руки в карманах пиджака. – Поодиночке они тише, да и проблем меньше. Дженсен на это ничего не сказал, просто продолжил рассматривать новые лица – с маленькими острыми носиками, вздернутыми чуть вверх, или широкими «картошками» на все лицо: чье-то разукрасило солнце яркими веснушками, а чье-то обошло стороной, даже не запечатлевшись слабым загаром, тонкие ниточки или пухлые детские губы, глаза-щелочки или круглые блюдца. – Видишь ту компанию? – Дженсен проследил за взглядом Роба и уперся в две спины парней – худую, напоминавшую скорее доску, а не спину, принадлежавшую живому человеку, и широкую, как шкаф, – в таких же пиджаках, как и у них, только с закатанными манжетами. Сзади было трудно различить их лица, но зализанные на бок волосы и ярко начищенные ботинки свидетельствовали об их положении в школе. – Вот с ними советую не связываться. – Я и не собирался, – Дженсен скользнул взглядом по одному из них – высокий, тощий, со слишком длинными руками, болтавшимися чуть ли не у самых колен, и кривым носом, словно по нему не один раз прошлись кулаком. Передние зубы парня напоминали частокол, и широкий рот-щель не делал его хоть на йоту симпатичнее. Он, улыбаясь этими сухими, потрескавшимися губами, что-то доказывал второму, его полной противоположности – грузному, напоминавшему шкаф, чей смех низким эхом разносился по коридору. Рукава пиджака второго плотно обхватывали его руки, и даже с такого расстояния Дженсену казалось, что швы на нем вот-вот разойдутся, и одежда развалится по частям прямо на ее владельце. – Ты вообще не собираешься здесь заводить друзей? – Роб удивленно поднял брови и сложил руки на груди, полностью облокачиваясь на подоконник. – Одиночек здесь не очень жалуют, Дженсен. В компаниях надежнее. – Я и так уже в компании, – парировал он в ответ, на что Роб согласно кивнул. – Если я захочу познакомиться, то сам это сделаю. Без чьей-либо помощи. – Как знаешь, – вздохнул юноша и, отлипая от стены, продолжил: – Их трое, так-то. Знаешь, это наша… «Бонно»*. Только еще не до конца собранная. Роб сделал небольшую паузу, пока Дженсен внимательно рассматривал двух парней, что-то активно друг другу рассказывавших. Их чемоданы были уже в спальнях, а остальное, видимо, не заботило. – Но вот эти двое – Саймон и Тэд – ничто, пока рядом нет Дилана. До сих пор не понимаю, как учителя их терпят. Даже деньги, которые платят их родители, все это не окупят. – А что они натворили? Тот засмеялся и скептически замотал головой, поджимая губы. – Боюсь, что не смогу перечислить, но на грани вылета они побывали раза по четыре точно. – Прекрасно, – Дженсен поспешно отвернулся, когда худой повернул голову в его сторону и встретился с ним взглядом. Его светло-серые глаза имели совсем не тот оттенок, который бы сделал внешность дружелюбней. – Просто прекрасно. – Может, в этом году их выпрут. Чудеса случаются. Парень, напоминавший шкаф, выставил вперед ногу, когда рядом проходила девушка, чье лицо выражало полную серьезность, а длинная аккуратная коса раскачивалась в такт ее ходьбе, и громко засмеялся, когда та зацепилась за носок ботинка своими каблучками и чуть не упала вперед, утащив за собой и тяжелый чемодан. – Сомнительно, – протянул Дженсен и поджал губы. Все лица были чужими и отталкивавшими. Острые голоса беспокоили и заставляли оглядываться по сторонам в поиске их обладателей. Жизни были заключены в этом пространстве, заполненном шумом и серым светом, заполненном лишь поступью дождя по тучным карнизам и искаженными завываниями ветра, гулявшим между стенами. Вечер неожиданно ворвался под руку с учителями, расплылся плавными переходами из синего в светло-коричневый, обтягивал контурами четкие фигуры в строгих платьях и пиджаках, загораясь режущими глаза светильниками и густыми тенями, растягивал над пансионом свои тучи, закрывая последние проблески света. Оседал на полках стеллажей и шелестел под длинными подолами платьев. Одетые в форму, ученики-муравьи рассаживались на лавках, сталкиваясь локтями и обмениваясь короткими фразами, произнесенными шепотом. Иногда слышались скрип лавки из-за того, что кто-то на ней елозил, и сорвавшиеся от порыва эмоций голоса. Роб, широко открыв глаза, сидел рядом и рассказывал несимпатичной девчонке сбоку, что здесь творилось летом, а она, как показалось Дженсену, слишком обрадованная таким вниманием, подперла щеку рукой и внимательно слушала. Джаред крутился сбоку, взглядом ища Женевьев в толпе, выгибая шею, и казалось, что та вот-вот сломается, но Женевьев в этот раз предпочла сесть с группой однокурсниц и только виновато улыбнулась, когда Джаред пригласил ее присоединиться к ним. – Рада видеть вас, – раздался с небольшого возвышения тонкий голос, и все звуки мгновенно сникли, обратившись в один общий слух. Одетая в нарядное светло-бежевое платье, волнами спускавшееся к полу и воздушными рукавами обхватывавшее тонкие руки, она приветливо улыбалась ученикам и взглядом скользила по смолкнувшим рядам. – Кто это? – шепотом спросил Дженсен у Джареда, и тот, повернув голову в его сторону, посмотрел на него как на человека, лишившегося рассудка, словно он сейчас сказал несусветную чушь и даже не понял этого. – Директриса же, – глаза Джареда стали размером с блюдца, но Дженсен в ответ всего лишь пожал плечами. Не его вина, что его не посвятили. Женщина говорила спокойным голосом, но за ним ощущалась сталь и строгость. Казалось, что ее лицо – маска, сменить которую всего за несколько минут ничего не стоит, лишь потянув за веревочки на затылке. Речь была долгой, даже слишком. Но все слушали внимательно, глазами впитывая в себя ее фигуру, ловя каждое слово и ожидая услышать еще больше. За спиной директрисы Дженсен различил мисс Эмори и мистера Коллинза. Он притягивал взгляд сильнее всех в этом зале. Загрубевшие руки старого скульптора в золотистом освещении словно смяли мягкую глину, намечая четкие скулы, широкими мазками обозначая глаза и дуги бровей, проводя самыми кончиками по едва заметной ложбинке на подбородке и закладывая в лицо глубокие тени для большей выразительности. Резкий, острый взгляд поверх всех голов, куда-то в стену позади ученических спин, ровная осанка и холодная отстраненность. Мисс Эмори, та, какой запомнил ее Дженсен в коридоре несколько дней назад, по сравнению с ним уже не выглядела холодной. Мистер Коллинз казался непобедимым и свободным. Далеким от всех этих людей, включая его, Дженсена. Все в его внешности кричало о внутренней силе и непоколебимой независимости. – … во многом хотелось бы также поблагодарить нашего незаменимого мецената, – директриса развернулась вполоборота, шелестя нежными складками платья, и блеснула улыбкой в сторону мистера Коллинза. На мгновение на его лице появилась улыбка-оскал, и он едва заметно качнул головой. Сделал шаг вперед и произнес, слегка приподняв подбородок: – Не стоит. Голос сухой и холодный. Дженсен уже и забыл, каким он был при их первой встрече. Получается, «холодная статуя» помогает пансиону? Эти мысли с трудом помещались в его голове, когда он обвел взглядом застывшего мистера Коллинза, снова вернувшегося на свое место. – Вот же сноб, – послышалось шуршание совсем рядом, но Дженсен не понял, кому принадлежит голос, и, не удержавшись, обернулся. – Вы только посмотрите на его лицо, – продолжил парень позади, прищурив глаза и смакуя оскорбления на языке. Его губы изогнулись в улыбке. По бокам от него сидели Тэд и Саймон, кивая головами в знак согласия. Это было жалкое зрелище. Они как будто соревновались, кто кивнет головой более энергично, кто сильнее впечатлит своего недоделанного предводителя. Дженсен нахмурил брови и повернулся к Робу. – Это Дилан? Тот даже не повернулся, чтобы проверить, кого имеет в виду Дженсен. – Именно он, – прошептал он, чуть наклонившись в его сторону, чтобы было лучше слышно. – Не обращай внимания. Не удержавшись, Дженсен повернулся и попал именно в тот момент, когда их взгляды встретились. На смазливом лице появилась гаденькая ухмылка, а изо рта вырвалось не менее «приятное»: «Чего уставился». Дженсен отвернулся, сжав зубы. Директриса продолжила свою речь, упомянув и мисс Эмори, которая вышла вперед, и хищно качнув бедрами и растягивая слова, выразила свою признательность. – Они многого стоят, – прошептал рядом Роб, не сводя глаз со сцены. Было бы глупо не согласиться. Они производили впечатление, оставляли за собой шлейф смешанных эмоций, который впечатывался в сознание и крепко там обосновывался. – … я не сомневаюсь, что здесь вы найдете все, что сделает вас счастливыми, а если нет, то ищите, пока не найдете, а потом не отпускайте, – зал разразился громкими хлопками, отражавшимися от стен. На долю секунды Дженсен застыл, растерявшись. В этот момент мистер Коллинз повернул голову и посмотрел прямо на него, словно следил за ним, а теперь, заметив его замешательство, смотрел открыто. Дженсен захлопал, пряча взгляд, стараясь избавиться от крепких тисков, резко сжавших голову у самых висков.