Мальчик, в котором жили киты

Дженсен сидел в кресле, будто небрежно сброшенный с плеч пиджак, помятый вдоль длинных колючих рукавов с широкими манжетами и у основания воротника, что постоянно вставал колом и не желал ложиться на свое место. Закинув ноги на подлокотник и облокотившись спиной о противоположный, Дженсен водил пальцем по строчкам, глазами впивался в написанное, словно боялся, что буквы разбегутся в разные стороны в любую секунду, и смысла книги не получится уловить. В его сознании плоские слова оживали, превращались в объемные образы и картинки. Он даже не заметил, как ушную раковину заполнил шум волн, а кресло пропиталось солью и стояло уже не на твердом устойчивом полу библиотеки, а на мокрой палубе, жалобно скулившей и накренявшейся при каждом повороте корабля в сторону. Он видел холодные капли на досках и на самой границе темно-синей линии горизонта, будто растушеванной кисточкой, где океан сливался с небом, чьи контуры каждую ночь обводила чья-то умелая рука. Совсем рядом прошел одноногий капитан c ухмылкой старого морского волка и цепью тонких шрамов на жилистых руках и щеках, покрытых седой бородой. Он смотрел куда-то вдаль, и Дженсен слышал его отчетливые крики команде, видел, как тот сжимал руки в прохудившихся карманах и раздраженно стискивал зубы, когда белый кит, проплыв совсем близко и чуть ли не коснувшись спиной, заросшей морскими ракушками и кораллами, снова исчезал за горизонтом, порвав сотые по счету сети. Книга была интересной. Именно той, читая которую, видишь картинки, словно в кино, что сейчас так популярно, и билеты на которое купить практически невозможно. Конец сентября барабанил по металлическому портику. За окном было темно, и угол, где стояли два кресла позади стеллажей, уставленных книгами, освещал только старый светильник у изголовья, свет от которого едва касался страниц. Отсюда, чуть наклонив голову вправо, можно было разглядеть у двери тяжелый письменный стол, заваленный стопками бумаги. Иногда над ними возвышалась седая голова библиотекарши, увлеченно перебиравшей весь этот беспорядок. Только она одна иногда могла прервать «кино» в сознании, слишком громко захлопнув книгу или чихнув от хороводом закружившейся пыли. – Ты там не заснул? – она стояла прямо напротив него. Ее голос был пропитан пылью, и, подняв взгляд, Дженсен увидел огромные глаза за толстыми стеклами очков. Прическа ее слегка сбилась, а во взоре плескалась бесконечная усталость, которую можно встретить только у пожилых людей. – Я скоро уйду. – Нет, не заснул, мэм,– ответил Дженсен, не глядя перелистнув страницу, перед этим облизнув кончик пальца по привычке, – я уйду вместе с вами. – Смотри, чтобы я про тебя не забыла и случайно не заперла. – Глаза ее едва заметно сузились и почернели от глубоких теней. – Просидишь тогда здесь до утра, пока я не приду и не выпущу. Она вернулась на свое место и посмотрела на часы, стоявшие на столе, покачала головой, что-то пробормотала себе под нос, явно не одобрив чтение так поздно, а Дженсен снова вернулся к книге, но только теперь отчего-то прислушался к звукам у выхода. Скрип перьевой ручки по бумаге, тяжелые вздохи и шарканье туфель по паркету создавали иллюзию, что он не один; честно сказать, он не хотел быть запертым в библиотеке на всю ночь. Женщина шаркала туфлями от стола до стеллажей, от стеллажей снова к столу. Иногда останавливалась у окна или бросала быстрый взгляд на Дженсена, чтобы убедиться, что тот никуда не пропал. А у того перед глазами снова оказался старый моряк, кричавший матросам держать курс прямо, а не наполнять глотки ромом, опускал сети в воду и сжимал вокруг них загрубевшие пальцы. – Дайте книгу, которую я откладывал у вас неделю назад, пожалуйста. Голос был по ощущению как вкус зачерствевшего хлеба с отрубями или трехдневный чай. Такой же сухой и заставлявший непроизвольно сморщиться. Повиновавшись какому-то необъяснимому порыву, Дженсен склонил голову вправо, чтобы наверняка убедиться, что голос принадлежит именному тому человеку, о котором он подумал. Библиотекарь быстро кивнула и, поправив очки на толстой переносице, исчезла из виду. Фигура, окутанная темнотой, словно спрятала лицо и взглянула куда-то вбок, подперев подбородок худой кистью, чья тень мягко падала на стену. Мистер Коллинз. Нарисованный чернилами человек. – Почему вы еще не в своей комнате? Дженсен запоздало вздрогнул, поняв, что тот обращается к нему, и в растерянности открыл рот, как несчастная рыба, по своей глупости выброшенная на песок. Вообще-то ему никогда не везло. Он был из тех людей, у которых на роду было написано попадать во всякие дурацкие ситуации. В библиотеке замерло безмолвие, затягивавшее тугую петлю на шее и уже готовое сделать первый шаг, и только едва слышная возня в глубине стеллажей прерывала все планы. – Я… Мистер Коллинз обернулся и, незаметно оттолкнувшись от стола, встал так, чтобы видеть Дженсена. На его кожу явно пожалели красок, при таком освещении она казалась бумажно-желтой – только тени над веками и под глазами придавали ей живости и сосредоточенности. Он смотрел, не отводя умных глаз и даже не моргая, и под этим взглядом хотелось слиться с креслом, как хамелеону. – И разве так принято сидеть в кресле? – он скривил свои пухлые бледные губы. – Извините, я…– Дженсен не успел договорить фразу до конца, и она замерла на губах или так и долетела недосказанной, как недостроенный мостик. – Вы что? – голос мистера Коллинза был пропитан холодом и отстраненностью. Дженсен замечал это уже не в первый раз, но так и не перестал удивляться, как такое вообще возможно. Он опустил ноги на пол и выпрямился в полный рост, в руках, повисших как две старые занавески на окнах, держа книгу и указательным пальцем зажимая страничку, на которой он остановился. – Извините, сэр, – повторил Дженсен, а в голове с невероятной скоростью уже вырисовывался кратчайший план побега и всевозможные отговорки – лишь бы не оставаться здесь ни секундой больше под таким пристальным взглядом. Он видел, как мистер Коллинз опустил взгляд и в тени комнаты рассматривал книгу в руках, но вряд ли бы он понял, что Дженсен с таким упоением читал – обложка с названием безнадежно была повернута обратной стороной. – Все ученики уже давно в своих комнатах, – сказал мистер Коллинз, снова посмотрев прямо ему в глаза. Как бесконечно мало можно было прочесть на лице напротив. Воздух с трудом заталкивался в легкие, и Дженсен уже собирался ответить что угодно, лишь бы не молчать, как языческая деревянная статуя, но мистер Коллинз словно почувствовал приближение библиотекаря и, медленно отведя от него взгляд, посмотрел в сторону стола, рядом с которым спряталась маленькая дверь. Держа в руках книгу в коричневом переплете, больше напоминавшую дневник, женщина положила ее на край стола, прямо перед мистером Коллинзом, и сделала пометку в журнале, жирными чернилами выводя дату и, видимо, название. – Спасибо, миссис Фирс, – спокойно и отстраненно сказал он, и Дженсен понял, что этот холодный голос предназначался только ему одному – больше никому другому. Появилось ощущение, что он стоит не в почти пустом зале библиотеки, а вязнет в болотной жиже. – Вы как всегда предусмотрительны. Женщина неловко поправила очки на носу и поджала сморщенные, потрескавшиеся от времени губы, а Дженсен в этот самый момент понял, что лучше шанса уйти уже не будет. Но как только он собрался отлипнуть от пола и как можно незаметней скользнуть в дверной проем, низкий сухой голос снова ворвался в ушную раковину, вызвав не самые приятные ощущения, сравнимые разве что с досадой и долей страха. – Вы не скажете мне, почему этот молодой человек все еще не в своей комнате? – взгляд мистера Коллинза снова застыл на нем, как и взгляд библиотекарши, которая смотрела с явным предупреждением вроде: «Я же говорила тебе, глупый ты мальчишка». – Нет, признаться честно, я не имею ни малейшего представления. – Дженсен стоял перед ними, переступил с ноги на ногу и виновато опустил глаза, словно нарушил самое важное правило. Да он и не знал о таких правилах, если честно. Чуть ли не каждый день допоздна засиживался в библиотеке и уходил только после того, как миссис Фирс – оказывается, так ее звали – не выключит свет и не закроет массивную дверь на ключ. – Вероятно, молодежь сейчас от книг не оторвать, если не замечают совсем времени. Как бы Дженсен ни пытался, но удивления в глазах ему явно скрыть не удалось, раз бровь мистера Коллинза поползла вверх. Он не ожидал, что миссис Фирс станет его оправдывать и захочет как-то помочь. Дженсен хотел бы отвести взгляд от него и благородно ей кивнуть или сделать что-нибудь такое, чтобы она поняла, как он признателен, но это было невозможно. – Вы так думаете? – отвернувшись от него, мистер Коллинз заглянул в лицо библиотекаря, и та в подтверждение кивнула, слабо качнув головой, словно это была самая что ни на есть чистейшая правда. – Уверена, сэр, – ее пыльный голос звучал твердо, а когда она говорила, то непроизвольно растягивала слоги в словах, отчего на секунду Дженсену даже показалось, что перед ним стоит его любимая миссис Кустоде, в ее простом сером платье, с трудом затянутом на располневшей фигуре, и пучком седых волос. Но он моргнул, и наваждение растворилось и исчезло, вытесненное нервозностью и смятением. – Трудно вам не верить, – спокойно сказал мужчина, выпрямился в полный рост и едва расправил плечи. В его руках уже лежала книга, за которой он пришел, и Дженсен прищурил глаза, чтобы рассмотреть название. Но либо освещение было настолько плохим, либо буквы безнадежно стерлись с обложки – узнать книгу мог только владелец, и разглядеть он ничего не смог, как ни старался. Повернувшись к библиотекарю, мистер Коллинз сказал, едва заметно качнув головой: – До свидания. И отточенной ровной походкой подошел к двери, резко, на пятках остановился, но все так же грациозно развернулся в сторону застывшего Дженсена и сказал: – Не заставляйте меня ждать. Только в эту секунду в его голове проскочила мысль, что мистер Коллинз не помнит его имени, и тут же крепко засела, не дав покоя. И Дженсен не стал бы утверждать, что это его не оскорбило. Задело. Дженсен отлип от пола и неуверенно пошел за мистером Коллинзом, который уже исчез в темноте за дверью. – С вашей стороны было бы глупо наступать на одни и те же грабли дважды. Он не повернул головы, когда говорил это, и Дженсен непонимающе смотрел на его спину, обтянутую изящным, явно дорогим черным костюмом. Они вышли из одного корпуса и направились к другому. Под кожей зудело. Грязь под ногами жалостно хлюпала, наверняка забрызгивая брюки, но сейчас это ерунда совсем не беспокоила. – Ученики не должны покидать второй корпус после того, как стемнеет. Если бы такое было возможно, то голос этого человека, как медицинский скальпель, уже бы разрезал несколько душ своей холодной резкостью. Дженсен не знал, что сказать, да и не понимал, нужно ли вообще, но, чтобы лишний раз не получить едкого замечания, пробормотал: – Я понял, сэр. Мистер Коллинз остановился у деревянных дверей, и, чуть приподняв острый подбородок с мягкой ямочкой, скользнул взглядом по почерневшим окнам комнат, подчеркивая свои слова. Дженсен виновато посмотрел на его обнаженную шею, не укрытую накрахмаленным воротничком белой рубашки, боясь поднять глаза выше и снова наткнуться на обжигающе холодный взгляд. – Я могу идти? – Да. Дженсен слишком поспешно открыл дверь, запутавшись в ногах и чуть из-за этого не споткнувшись, проскочил внутрь, почувствовав взгляд на своей спине. Если бы было возможно, он бы никогда не хотел вспоминать этот странный вечер или уже ночь, не хотел совсем думать и разбирать на куски, как делал каждый раз, когда встречал новых людей или зубрил новые предметы. Всю ночь он ворочался и досадливо смотрел в окно, то закрывал глаза, то снова открывал их в надежде, что сон все же решит посетить и его. Ближе к утру, когда дождь хоть на секунду прекратился к восходу пряного солнечного божества, Дженсен укрылся с головой и закрыл уставшие глаза. И через несколько минут услышав долгий звон будильника, разнесшийся по коридорам с таким звонким остервенением, что поднял бы любого из могилы, он обреченно отодвинул одеяло и поднялся, разминая шею и спину. – Отвратно выглядишь. – Ричарда без сомнений можно было назвать прямолинейным. Он говорил то, что видел, и совсем не задумывался о последующей реакции. Если Джареда это и могло задеть, и тот не раз кидал раздраженные взгляды на Ричарда, но Дженсен на это не реагировал. Он в ответ лишь зевнул и поставил поднос с завтраком за стол, за которым уже устроились Мэтт и Роб. – Ты хотя бы час спал? – спросил Мэтт с набитым ртом, и Женевьев, которая только подошла к их столику, сморщила носик от отвращения. – Настолько сильная тяга к знаниям? Дженсен пожал плечами и опустил ложку в тарелку с кашей, которая тут же к ней прилипла и потянулась вслед, стоило эту самую ложку поднять. – Нет, скорее, я хочу доказать сам себе, что какую-то жалкую литературу ответить достойно я способен. – И сдалось тебе это! – Ричард ухмыльнулся своей хитрой улыбочкой, готовой появиться на лице при любом удобном случае. – Лучше бы латынь так зубрил, больше пользы бы было. Видишь, Роб от учебника отлипнуть не может. Ты только посмотри! Дженсен и вправду заметил, что на коленях Роберта лежал достаточно увесистый томик с множеством разноцветных закладок, на каждой из которых чернилами было что-то выведено. Тот в ответ покачал головой, но на его губах все равно появилась улыбка. – Если ты думаешь, что это из-за мисс Эмори, то мне придется тебя огорчить, потому что… – Оправдывается! – Мэтт засмеялся, и Дженсен не смог не подхватить его хохот, потому что смех Коэна был по-особенному заразным. – Ну и как, уже успел впечатлить ее своими знаниями? Роб посмотрел на него как на самого настоящего идиота, и новая волна смеха разлетелась по всему кафетерию, что было довольно странно в такую рань. – Зато я не усеян ссадинами и синяками, – шутливо парировал он, и Мэтт слишком эмоционально запрокинул голову. Синяки на его коленях, которые Дженсену довелось наблюдать на уроке физкультуры, где всем парням выдали однотипные хлопковые безрукавки, такого же цвета шорты и кеды, – результат разучивания сложных акробатических трюков на крутых лестницах школы. В нем затаился бесконечный поток энергии, и синяки на коленях – модное дополнение к его образу. – Ну и ладно, – плечи Мэтта все еще тряслись от смеха. – Так я выгляжу как самый настоящий хулиган. – Мэтт, все знают, что ты слишком неугомонный и неуклюжий. Дженсен устало посмотрел на друзей, но все равно улыбнулся. Глаза ужасно заболели, и так хотелось закрыть их всего на несколько секунд, чтобы этот нестерпимый зуд прошел, но он боялся, что если сделает это, то заснет прямо на стуле, схватив одной рукой вилку, а другой подперев голову, перед всей школой. Послышался стук чашек, вновь и вновь соприкасавшихся со столешницей, звон посуды, громкие разговоры, звучавшие на периферии сознания. – Ты себя изводишь. – Дженсен повернул голову в ее сторону, и Женевьев покачала головой. Джаред рядом с ней выжидающе смотрел на него, а Дженсен даже и не заметил, когда он вообще присоединился к их компании. Видимо, выглядел он совсем неважно. – Мы можем сказать, что ты плохо себя чувствуешь, и ты поспишь нормально. Дженсен улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Не надо, все в порядке. Он положил в рот ложку каши и тут же ее проглотил, решив, что пробовать ее на вкус будет не самой лучшей идеей. – Я серьезно. – она такая правильная, с идеальной прической, идеально отглаженной формой и идеальной жизнью. – Я тоже, Женевьев, – он не поднял взгляд и снова отправил в рот кашу, подчеркнув свое нежелание продолжать бессмысленный разговор. – Не делай вид, что тебе все равно, что мы о тебе заботимся, – продолжила она, и отчего-то от ее слов резко захотелось спрятать лицо в ладонях. – Мы тут теперь друг за друга отвечаем, мне кажется, и постарайся от этого не отнекиваться. – Извини, – поднять взгляд все же пришлось, и Дженсен выдавил даже слабую улыбку. Женевьев кивнула и отвернулась к Джареду, совсем тихо что-то ему рассказывая. Как только Дженсен вышел из кафетерия, кто-то зацепил его пальцами за пиджак, словно все это время только его и ждал. И, повернув голову, Дженсен увидел мистера Отиса. Уловив запах жженых спичек и мокрых листьев, Дженсен сразу понял, что тот только что закончил свою работу и сразу поспешил к нему. – Здравствуйте, – глаза продолжали слипаться, и Дженсен дал себе мысленную пощечину. – Здравствуй, – мистер Отис отодвинул полу темно-коричневого пиджака и из внутреннего кармана достал толстый, слегка смятый конверт. На его руке можно было разглядеть выцветший рисунок: когда-то синий кит рассекал дряблую кожу, буквально впитавшись в нее, став неотъемлемой ее частью. Дженсен не сразу отвел взгляд от татуировки, с неподдельным интересом ее рассматривал и смущенно взял конверт, заметив пристальный взгляд на себе. – Я раньше был моряком, – ответил мистер Отис на незаданный вопрос. – Она напоминает мне о море. Он подслеповато щурился и по привычке провел кончиками морщинистых пальцев по тонкому контуру, рассеянно улыбнувшись. – Так почему же вы оставили море и теперь работаете здесь? – непонимающе спросил Дженсен. Мимо проходили ученики и странно косились в их сторону, но мистер Отис, кажется, совсем этого не замечал. – Здесь у меня гораздо больше воспоминаний, – Дженсен поджал губы. Как можно было променять бесконечный океан на серый город, а успокаивающий шум волн на гудки машин и вечно туго затягивавшееся кольцо голосов вокруг? Но мистер Отис кивнул в сторону конверта и продолжил: – Тебе передали. Думаю, это от твоей опекунши. – Спасибо, – Дженсен рассеяно кивнул, а в груди все завибрировало. Наконец-то! Он так долго этого ждал и надеялся получить любую весточку из дома. – А кто передал? Этот вопрос сейчас показался очень важным, и не задать его было бы равносильно преступлению. – Я не думаю, что это важно, – мистер Отис насмешливо улыбнулся и в знак прощания несильно хлопнул его по плечу. – Надеюсь, что в письме хорошие новости. Его надежды оправдались. Сидя в том же самом кресле после уроков в библиотеке и вчитываясь в строчки, Дженсен чувствовал запах сушеного сельдерея. Видел, как миссис Кустоде наливает из старого чайника с чудовищно нарисованными розами на левом боку в детские чашки теплый чай, видел в ее описаниях своих друзей и улыбался, когда она рассказывала о неудачах Джейсона и еще нескольких ребят, с которыми он дружил. Она писала, что скоро резко похолодает, и как всегда выделила один абзац для напоминания, чтобы он по несколько раз обдумывал свои решения, прежде чем что-то делать. Дженсен читал и понимал, что слишком сильно по всему этому скучает. Но эта мысль выбежала со скоростью тринадцатилетней девчонки, только что признавшейся в любви парню, как только в библиотеку зашел мистер Коллинз и бросил на него быстрый взгляд, лишенный всяких эмоций, но пробиравший до костей.