Мальчик, в котором жили киты

– Ты думаешь, я ей нравлюсь? – со всей детской непосредственностью Джаред вытянул шею, лишь бы зацепиться взглядом за самую переднюю парту, где небольшой кучкой столпились девчонки с раскрасневшимися от возбужденной беседы щеками и щебетавшие только на им понятном языке, словно маленькие птички на самых нижних ветках деревьев. Дженсену пришлось приподняться, чтобы за довольно широкой спиной Джареда среди «птичек» разглядеть Женевьев. – Серьезно? – не скрывая усталости, спросил он. Это было самой очевидной вещью, которую можно было придумать именно в ту секунду, именно в том самом месте. Но, повернув голову, понял, что ошибался – во взгляде Джареда застыло горевшее непонимание, граничившее с нервозностью и желанием принять все как есть, лишь бы услышать правду. Тот сидел так, словно к его стулу непонятным образом было подведено электричество, и каждую секунду поступала новая «доза». – Или шутишь? – Я полон серьезности. – По привычке он зачесал волосы за уши и, не зная, куда деть длинные руки, спрятал их под парту. И без того тонкие губы от напряжения почти не были видны, и, не выгляди он настолько серьезно, Дженсен бы обязательно засмеялся над выражением его лица, но вовремя сумел остановиться. То, как Джаред смущался и неуклюже сидел за партой, чуть ли не каждую секунду бросал взгляды на Женевьев, было забавным, но не тем, на чем Дженсен бы решил заострять внимание, пожелав подшутить. Правда, губы на короткую секунду все же предательски дернулись, прежде чем он взял себя в руки и, открыв рот, бесстрастно, насколько это было возможно, сказал, постаравшись никак не выдать себя: – Я даже не собираюсь отвечать на такой глупый вопрос. Сделаю вид, что меня здесь нет, – он недовольно скривился и всем видом показал свое отношение. Плечи Джареда приподнялись от нервозности, и Дженсену даже показалось, что тот втянул больше воздуха, словно все это время не дышал. Это было забавно, даже слишком. – Джа, не глупи, – скрыть ухмылку в голосе все равно не удалось, как бы Дженсен ни старался. Этот разговор напоминал разговор с Джейсоном двух-трехлетней давности, когда тот был просто без ума от одной девчонки, имени которой Дженсен, увы, уже не помнил, – даже не забивай голову. Просто спроси у нее. – Как ты себе это представляешь? – Джаред оторвал взгляд от Женевьев и покосился на друга, словно на идиота. – А что, если я ей не нравлюсь? – Вот и узнаешь! – Дженсен совершенно точно знал, что и Женевьев нравится Джаред, и тот не замечает очевидного только потому, что слишком много думает. – Она, кстати, записалась в театральный кружок, – снова сказал Джаред. – Тут есть театральный кружок? – Конечно, там учат танцам и актерской игре, – он говорил об этом как о самом обычном деле. – А в ноябре откроют секцию фехтования и шахматный клуб. Брови Дженсена взлетели вверх. – Я про это даже ничего не слышал, – промямлил он, а Джаред издал слабый смешок. – Как думаешь, может, мне попробовать? – Что? Фехтование? Джаред закатил глаза и сморщил нос. – Нет, конечно, – фыркнул он, – я имею в виду театральный кружок. Что думаешь, а? Там вроде «Ромео и Джульетту» ставят, может, попробоваться на роль? – Если ты хочешь, чтобы Женевьев тебя заметила, то не стоит утруждаться, потому что… Дженсен не успел договорить и приободряюще улыбнулся другу, когда краем глаза заметил движение – Женевьев шла в их сторону, каблучки ее туфель тихо постукивали по паркету, и она прятала руки за спиной и мягко улыбалась. Класс был заполнен тяжелым серым светом, и хорошо было бы сейчас оказаться хотя бы в своей комнате, а не каждую минуту поглядывать на часы в ожидании звонка на урок. Дженсен соскучился по солнцу, соскучился по его теплу. Но это не дом, а свет тяжелый и, как кажется Дженсену, тревожно-грустный. Эти мысли со скоростью кометы пролетели в сознании, когда Женевьев села за парту перед ними и развернулась в пол-оборота, и Дженсен снова подавил рвущийся наружу, щекочущий горло смешок, потому что лицо Джареда стало растерянным и мечтательным. – О чем болтаете? Вдали от своей стайки Женевьев больше не выглядела «птичкой», чьи разговоры сводились только к обсуждению нового наряда и парней. Вмиг посерьезневшим взглядом девушка посмотрела сначала на Дженсена, а потом на Джареда. Его предательская улыбка так и не сползла с лица, и Дженсен видел, что Женевьев совсем не борется, чтобы сдержать свою. Возможно, все девчонки, когда объединяются, слегка глупеют, чтобы не выделяться? В ее действиях не было никакого отягощающего смысла, она проста, как стандартное линейное уравнение для пятого класса, и Дженсен искренне не понимал, почему Джаред переживает о взаимной симпатии. Все было очевидно, словно об этом на белом листе вывели огромные буквы густо-черными чернилами и внизу еще несколько раз подчеркнули для большего привлечения внимания, хотя куда еще больше. Она была практически как камень, как стена старого дома на берегу холодного моря, к которой прикоснуться разгоряченным лбом и зажмуриться до мелькающих в черноте под веками пятен мог только Джаред. А он этого совсем не видел и искал проблемы там, где их не было. – Ты как-то взволнованно выглядишь, – сказала она Джареду и слегка покраснела. Дженсен отвернулся от них, сдержавшись, чтобы не закатить глаза, и в этот самый момент зашла мисс Эмори и небрежно оглядела класс. В ее руках – толстый журнал в коричнево-бордовом переплете, куда она, видимо, выставляла оценки по своему предмету. Журнал отправился на массивный деревянный стол, и несколько парней уже обернулись в ее сторону, чтобы оценить стройную фигуру в обтягивающем черном платье с небольшими вставками рюша на юбке. На идеально уложенных локонах – аккуратная декоративная шляпка, и мисс Эмори аккуратно ее поправила, словно желая убедиться, что та еще на месте и никуда не убежала. Ее взгляд остановился на часах, стоявших у окна, и она, прежде чем сесть за стол, поправила юбку и открыла первую страницу. Краем глаза Дженсен заметил, как Джаред улыбнулся и зачеркнул на клетчатом листе, который уже успел вырвать из тетради, тонкой горизонтальной линией ряд ноликов, нарисованных Женевьев, и достал из сумки очередной расчерченный клетками лист. Девушка отстукивала пальцами рваный ритм по столешнице, потерла колени холодными руками и сосредоточилась на новой игре, чуть прищурив большие карие глаза. Дженсен снова посмотрел на мисс Эмори со стороны, но не преследуя цели своих одноклассников – восхититься ее утонченностью и просто порадовать глаз – а скорее найти причины их восхищения. Учительница ленивым взглядом посмотрела на открытые листы журнала, а затем задержалась взглядом на двери. Достала из маленькой сумочки карандаш помады и маленькое зеркальце, не спеша накрасила губы и хищно улыбнулась себе в отражении. Дженсен бы соврал, если бы сказал, что это выглядело красиво. В ней была одна пугающая особенность – она смотрела на остальных свысока и слишком колко, и Дженсен иногда задумывался, как она может кого-то восхищать, но рядом с мистером Коллинзом все это куда-то пропадало, рядом с ним она расплывалась серым пятном, если бы не красные губы. В очередной раз Женевьев выиграла, но Джаред продолжил чертить грифелем ровные крестики, слишком взволнованно сжав карандаш и улыбнувшись сухими губами. – Ты мне поддаешься? – не выдержала она, насупив носик, и Дженсен не смог сдержать смешка, видя растерянное лицо Джареда. Но тот вовремя взял себя в руки, покачал головой, и со своего места Дженсен увидел, как тот вновь сделал ошибку, не там рисуя очередной кособокий ноль. – Нет, конечно, стану я девчонке проигрывать. Женевьев улыбнулась и наклонилась чуть вперед, разглядывая крестик в одной из клеточек. Неожиданно комок бумаги попал Дженсену четко в висок, и на секунду он вздрогнул, не понимая, что только что произошло. Дилан, сидевший не так уж и далеко от него, как придурок зашелся смехом и толкнул своего дружка Тэда, чтобы показать перекошенное лицо Дженсена, непроизвольно сжавшего кулаки. Бумажка лежала где-то на полу, и Дженсен, не сдержавшись, за секунду поднял ее и отправил обратно, попав четко в кривой нос Тэда, отчего тот фыркнул, а Дилан вскочил со своего места и быстрым шагом направился в их сторону. Женевьев со своей правильностью, видимо, не могла не вмешаться. Она вскочила настолько быстро, что Дженсен и Джаред даже не успели вовремя среагировать. В одно мгновение забыв, что ее очередь ставить крестик, она самым серьезным голосом буквально зашипела: – Дилан, что ты тут забыл? Показательно посмотрела на мисс Эмори, которая все так же лениво поднялась с места и, не отрывая взгляда, взглянула на них, но, тем не менее, ничего не сказала. На лице Дилана отразились гнев и досада, но в этот самый момент в класс зашел мистер Коллинз, совсем не обратив на них внимания. Он улыбнулся мисс Эмори и легко коснулся пальцами ее плеча в привычном жесте приветствия. Дженсен с непонятной самому нервозностью подумал, что они выглядели до противного похожими, находясь рядом – чересчур элегантны, наверняка всегда пьют только красное вино из бокалов с длинными узкими ножками и кажутся нереальными, окруженные тонкой завесой горького табачного дыма. На мистере Коллинзе был привычным завсегдатаем иссиня-черный пиджак с узкими лацканами и резавшая глаз белая рубашка, выбивавшаяся ярким пятном на фоне серого класса. Красные губы мисс Эмори растянулись в улыбке, когда она посмотрела на него из-под полуопущенных век, и Дженсен понял, что только сейчас она не скупа на эмоции. Его присутствие окатило ледяной волной, и Дилан тут же сделал шаг назад к своей парте, не забыв напоследок гадко улыбнуться. Дженсен посмотрел на друзей, а те недовольно встретили его взгляд, словно копируя друг друга, поджав губы. – Это начинает раздражать, – подал голос Джаред, нахмурив брови и прочертив клеточки для крестиков-ноликов. Женевьев согласно кивнула. Дженсен, отведя взгляд от вошедшего мистера Коллинза, открыл рот в тот самый момент, когда прозвенел звонок. Женевьев, извинившись, пожала острыми плечами и, легко ступая по полу, пошла к своей парте. Естественно, первой, где всегда сидят правильные девочки-отличницы. Джаред грустно посмотрел ей вслед, а Дженсен все еще ощущал слабый аромат ее духов. – Начнем, – стоило мистеру Коллинзу отойти от мисс Эмори на расстояние чуть больше метра, как на ее лице снова появился пугающий оскал, едкий, словно кислота, оставляющая ожоги на не прикрытых одеждой кистях рук, и досада. Но именно в этот момент внимание Дженсена приковывало совсем не это. Мистер Коллинз медленно шел к окну в самом начале комнаты, совсем не замечая, что весь класс краем глаза наблюдал за ним. Он прислонился к подоконнику и каменным взглядом прошелся по каждому учащемуся, мистической силой, как подумал Дженсен, приковывая к месту. Холодный свет проникал сквозь тонкое стекло и подсвечивал его фигуру колюще-синим. – В чем-то все-таки Дилан был прав, – прошептал Джаред, слегка наклонившись к Дженсену. – Выглядит он самым настоящим снобом. – Мне так не кажется, – Дженсен этого не видел, как ни старался. Мистер Коллинз скорее пугал его своей величественностью: он был действительно красив, он высок и статен. – Не думал, что ты поведешься на слова этого идиота. – Я и не повелся, – шепотом возразил Джаред. – Просто он смотрит на всех так, словно ему ничего не стоит щелкнуть пальцами, и все попросту исчезнут. – Ты преувеличиваешь, – прошептал Дженсен. – Вовсе нет, да ты только посмотри на него! – Падалеки, – словно имея третий глаз на затылке, мисс Эмори отвернулась от доски в их сторону и сложила руки на груди, предусмотрительно положив мел, чтобы не запачкать идеальное платье, – поделитесь с нами своими мыслями по поводу сегодняшней темы, будьте добры. Джаред в растерянности открыл рот. – И встать не забудьте. Неуклюже приподнявшись, Джаред бросил на Дженсена растерянный взгляд, полный мольбы помочь, и тот бы помог, если бы слышал, о чем учительница говорила минуту назад. – Поделиться мыслями? – переспросил Джаред, оттягивая время неизвестно для чего. Он неловко одернул рукава своего синего пиджака и виновато опустил голову, посмотрев на ботинки. – Именно. Мыслями. – Думаю, что… – На латыни, пожалуйста, – ее слова рубили всякую надежду на более-менее хороший ответ. Мистер Коллинз совсем не испытывал никакого интереса к уроку, раз сложил руки, обтянутые рукавами черного пиджака, на груди, отвернулся и внимательным взглядом, чуть подернутым поволокой, прожигал «синий сад» за окном. Дженсену на секунду показалось, что его губы дернулись в слабой улыбке, когда Джаред с трудом ворочал мертвый язык и пытался что-то сказать, но, моргнув, понял, что показалось, и на лице у того не отражалось ничего, кроме холода. – Может, ваш сосед вам поможет? – трудно было понять, издевается она или нет. Дженсен поднялся из-за парты и сказал: – Извините, мы прослушали, – чувство стыда захлестнуло и не уступало. Дженсен видел, как мистер Коллинз, оторвавшись от созерцания вида из окна, медленно повернул голову в его сторону. Прищурился. Аккуратно уложенные волосы подсвечивались синим светом. И снова Дженсен стоял по колено в болотной жиже, только теперь не в старой библиотеке, а в центре класса. И с каждой секундой, пока мистер Коллинз смотрел на него, его затягивало все глубже и глубже. – Прискорбно, – она даже не скрывала, что довольна – подловила учеников и теперь явно наслаждается. – В качестве воспитательной меры, – она противно растягивала гласные в словах и даже не поленилась пройтись по классу, нарочито медленно ударяя острыми каблуками о пол, – вы оба должны остаться сегодня после уроков. Задание придумаю на месте. Джаред пробормотал что-то вроде «такое могло произойти только с нами», и они молча сели, переполненные досадой и стыдом. Женевьев не поленилась повернуться и слабо покачать головой, показывая свое сожаление. По правде говоря, Дженсен ожидал, что фантазия у мисс Эмори окажется намного богаче, чем оказалось на самом деле. Она просто, натянуто улыбнувшись, заставила их выдраить класс, чтобы буквально каждая дощечка на полу блестела, и если Джареду это казалось чем-то унизительным, то Дженсен привык – приют научил выполнять черную работу без возражений. На них обычно уходило больше времени, чем на само наказание. Он заученными движениями елозил шваброй по полу и двигал стулья, чтобы не мешали работе, смотрел, как мистер Коллинз, разглядывая мисс Эмори, стоял, облокотившись об острый край письменного стола, и вполголоса рассказывал ей что-то об учебном плане, который наверняка ей был совсем не интересен. Джаред в скрюченной позе то и дело убирал за уши мешавшие волосы и копировал его движения в конце класса. – Вам доставляет какое-то удовольствие выделяться на всеобщем фоне? – резко сказал мистер Коллинз, отвлекшись от разговора с мисс Эмори, которая недовольно повернула голову в его сторону. Джаред тоже распрямился и хотел ответить, но Дженсен его опередил: – Нет, сэр. – Со стороны все выглядит именно так, – его голос звучал ярко и отчетливо, ударившись о потрескавшийся деревянный пол и немедленно рассыпавшись миллионами черных точек. – Это уже не в первый раз? – в наигранно удивленном голосе мисс Эмори Дженсен видел только ничем не прикрытую фальшь. – Не в первый, – мистер Коллинз выжидающе смотрел на него, и под этим взглядом хотелось провалиться под пол, миновав первый этаж, подвал, который наверняка есть в каждой школе и пропах тяжелым запахом плесени, и уйти глубоко под землю. – Этого больше не повторится, сэр, – сказал Дженсен, а Джаред, стоявший в противоположном конце класса, кивнул, совсем не поняв, что произошло. – Не бросайтесь словами на ветер, Эклз. Не удивлюсь, если вы нарушите обещание, как только ваша нога переступит порог этой комнаты. Его голос был трескучим, будто звук ломаемого хвороста – глубокий, мерный, затягивающий, как трясина, не оставлявшая шанса, и Дженсен не знал, чего хотел больше: доказать, что он человек дела, а не слова, или что подобные ситуации происходят с ним только здесь. Он даже не удивился, что мистер Коллинз знает его имя, видимо, репутация в его глазах у Дженсена не самая хорошая. – Это не повторится, сэр, – снова повторил Дженсен, а Коллинз равнодушно пожал плечами и отвернулся к мисс Эмори, забыв о его существовании. Дженсен краем глаза смотрел на него, пытаясь мысленно прикинуть, на сколько лет тот выглядит – выходило не больше тридцати, и то с натяжкой, да и в целом только из-за тонкой сетки морщинок вокруг глаз и резко прочерченной носогубной складки. Под взглядом мисс Эмори и мистера Коллинза Дженсен одернул рукава своего пиджака и поудобнее перехватил тяжелую, покрытую занозами и зацепками деревянную палку швабры. Самое противное – он уже в третий раз выглядит недоразумением в глазах мистера Коллинза, чье мнение здесь, очевидно, считается очень востребованным. После наказания, идя по темному коридору, Джаред снова вернулся к разговору о театральном кружке, прося пойти с ним, потому что если он придет туда один, то будет выглядеть очень странно. – Там учат танцевать, Дженсен, – добавил он. – Весной будут танцы, ты же не хочешь опозориться перед девчонками? Тот поджал губы в ответ. Идея научиться прилично танцевать не казалось такой уж и плохой, все равно навыки, приобретенные в кружке по фехтованию, вряд ли бы пригодились в жизни. И, может, если он будет проводить время в таком унизительном кружке, неудача его обойдет? – Ладно, уговорил,– обреченно вздохнул Дженсен, а на губах Джареда расцвела широченная улыбка от одного уха до другого. – Вот и отлично! Сейчас же туда и пойдем, – как ребенок, он начал загадывать планы на будущее, совсем не требуя, чтобы Дженсен что-то на это отвечал. – Только мне надо захватить из комнаты письмо, хорошо? Джаред кивнул. – Это твоей воспитательнице? – неловко спросил он, и Дженсену осталось только ответить согласием. – А как ты ей его передашь? – Я решил сходить к мистеру Отису, – сказал Дженсен. – Он мне передал письмо от нее, я подумал, что он сможет передать и мое письмо ей. – Логично. – Или старик передаст его человеку, который оплачивает мое обучение здесь, – тихо добавил Дженсен. – Ты выяснил кто это? – Нет, даже не пытался, – честно признался он. – Точнее, я спросил у Отиса, кто дал ему письмо, но тот отмахнулся, и я не счел нужным расспрашивать. Может, этот человек не хочет, чтобы я знал его имя? Зачем тогда пытаться? – Ну, не знаю, – сказал Джаред. – И зачем ему все это? – Ты меня спрашиваешь? – Дженсен не сдержал смешок. – Если бы я знал, я бы тебе ответил! Джаред пожал плечами, но на его лице появилась ухмылка. – Кто тебя знает, ты же ничего не рассказываешь о себе. Возразить было нечего. Взяв с письменного стола в комнате толстый конверт, они в тишине шли по саду к небольшой пристройке у первого корпуса. Стоило Дженсену занести руку над тяжелой деревянной дверью, как она мгновенно открылась, показав за собой ссутулившегося мистера Отиса с закатанными по локти рукавами рубашки и в фартуке. Запахло сушеной травой, жжеными спичками и крепко заваренным чаем. – Здравствуй, Дженсен, – тот улыбнулся и посмотрел на неловко стоявшего рядом Джареда. – Здравствуй. Тот немедленно кивнул. – Зайдете? – старик изучал стену дождя позади и недовольным взглядом прошелся по их внешнему виду – волосы намокли, а ботинки были просто чудовищно изгвазданы в мокрой земле. – Нет, спасибо, – Дженсен протянул письмо, которое все это время прятал в полах пиджака, чтобы не намочить. – Сможете это передать? Рассматривая ковер, мистер Отис кивнул и улыбнулся. – Конечно! У меня чай остывает, уверены, что не хотите присоединиться? Дженсен посмотрел на Джареда, а тот в растерянности пожал плечами. Отказываться было очень неудобно, а тепло комнаты так манило, что они кивнули, а мистер Отис снова улыбнулся в ответ. – Обувь оставьте у порога. – Мы только ненадолго. Дженсен разглядывал неровные стопки книг о морских путешествиях, примостившиеся возле стены; вещи, лежавшие, кажется, на всех горизонтальных поверхностях; пачки фотографий, перетянутые бежевыми веревками, напоминавшими миниатюрные версии корабельных канатов. Мистер Отис, гремя чашками, поставил перед ними чайник и принялся рассказывать задушевные истории о странах, в которых никогда не был, но о которых ему рассказывали матросы с других кораблей. Татуировка то и дело мелькала перед глазами, и Дженсен видел, как осторожно рассматривал ее Джаред, боясь проявить неуважение. – Сколько лет вы провели в море? – спросил Джаред. – Намного меньше, чем мне хотелось бы. Мистер Отис принялся рассказывать, как однажды, сидя на пристани, пил яблочный сидр с опустившимся на самое дно в своей карьере художником. Этот художник рисовал суда, море в период шторма и всякую морскую тварь, за которую посчастливилось зацепиться глазом в затишье; вспоминая, он то и дело давился выпивкой, и его грустные глаза обращались к океану за спиной. – Он говорил, что видел китов, – прищурившись, продолжил мистер Отис. – А вы? – перебил Дженсен. – Я? – тот усмехнулся. – Нет, не доводилось, если честно. Не буду врать. Знаю о них только по рассказам художника, вот и все. Он вроде бы даже ездил вместе с какой-то экспедицией изучать их в Атлантическом океане, а на прощание сказал, что живет все это время словно внутри одного из тех китов, которых рисовал тогда. Наталкивает на размышления? Казалось, что дождь стал громче стучать по портику, и Дженсен инстинктивно подвинулся ближе, чтобы не упустить ни единого слова. Мистер Отис продолжил: – Сейчас я его понимаю, как никто другой, – трясущейся рукой он поднес чашку с горячим чаем к потрескавшимся губам и сделал маленький глоток. – Понял спустя столько лет. Просто мой кит решил, что снаружи мне будет лучше. В комнате повисла тишина. Джаред задумчиво смотрел перед собой, грея руки о чашку, мистер Отис, казалось, тоже ушел в глубокие размышления и возвращаться не собирался. Накатило одиночество, и Дженсен понял, почему идея остаться тут на несколько минут показалась такой правильной. О мистере Отисе забывали. Может, кому-то и казалось, что он стал частью этой школы, этого сада, но это было ложью. Тот был здесь чужим, даже если знал каждый сучок на дереве и каждый листик опавшей листвы. Мысль была такой яркой и волнительной, даже непонятно, почему. – Вы красиво рассказываете, – нарушил тишину Джаред. – Спасибо, – на губах мистера Отиса появилась грустная улыбка. – Редко доводится поговорить. – Мы можем прийти завтра? Морщины вокруг потухших от времени глаз побежали в разные стороны, по потрескавшейся коже век, щекам, распустились вокруг уголков побелевших губ. На секунду показалось, что даже до того чересчур сутулые плечи расправились. – Буду рад, – с хрипотцой в голосе сказал он. – Но приходите вечером, мне нужно отправить письмо по адресу. Уже выйдя из небольшой пристройки под холодный дождь, Джаред сказал, что никогда не замечал мистера Отиса, подтвердив догадки. История про художника потрясла его и заставила замолчать на какое-то время. Прикрывая макушки, они шли в нужный корпус, и по своей задумчивости Дженсен не поднял голову, когда открывал массивную дверь, и тут же столкнулся с человеком, стоявшим в проходе. Горький аромат парфюма, влаги и можжевельника ударил в нос, а глаз резала белоснежная рубашка, контрастировавшая с черным пиджаком. Дженсен поднял голову, сделав шаг назад, и увидел свое расплывчатое отражение в глазах напротив. – В поисках приключений, мистер Эклз? – дождь замер за спиной, и Дженсен отрицательно качнул головой и пробормотал извинение. – Помните, что вы обещали сегодня утром. Даже когда они зашли в комнату, где проводился театральный кружок, и попросили записать их в постановку, Джаред не светился таким энтузиазмом, как в самом начале, а тихо выполнял все указания, вел Женевьев в танце и даже не задумывался о вероятности наступить ей на ноги. Дженсен неловко держал светловолосую одноклассницу за тонкую талию, копировал танцевальные движения, но никак не мог избавиться от ощущения, что в носу все еще стоит аромат можжевельника и горького парфюма.