В Бруклине все спокойно

Стив предугадываемо врывается в квартиру спустя всего каких-то полчаса, с диким ужасом в глазах оглядывая пространство, словно Джеймса здесь, как минимум, убивают, как максимум - снова обращают в Солдата, будто Наташа, сообщившая ему о том, что с Барнсом неладно, действительно оставила бы того одного в серьезной ситуации, поспешив обратиться к кому-то за помощью. Но, кажется, Роджерс об этом даже не задумался - примчался спасать, не разбирая причин. И теперь стоит, пытаясь отдышаться, с непониманием глядя на Барнса, целого и невредимого, вышедшего ему навстречу в одном только полотенце, обернутом вокруг бедер. - Наташа сказала, что... - Рисуй, - внезапно приказывает Джеймс, в упор глядя на Роджерса. - Что? - непонимающе хмурится тот в ответ, но щит, крепко удерживаемый обеими руками, все же опускает - опасности действительно никакой, на Баки никто не нападает. - Рисуй, - повторяет Солдат, одним движением сдергивая полотенце. Оно соскальзывает на пол, оставляя Джеймса полностью обнаженным под чужим потрясенным взглядом. - Баки, я не понимаю, - пытается разобраться в происходящем Стив, но Барнс видит, как моментально расширяются его зрачки, как резко дергается кадык от сглатываемой слюны, как взгляд друга против воли скользит по его телу, разгораясь прежним восторгом. - Нравится? - Джеймс не щадит Стива, спрашивает прямо и требовательно, не позволяя увильнуть от ответа, впрочем, Роджерс и не торопится отвечать - молча проходит мимо, сбрасывая на диван куртку и доставая с полки шкафа альбом. Единственное, о чем он спрашивает, прежде чем начать рисовать - действительно ведь хватается за карандаш - это: - Зачем ты так со мной? - и Барнсу на секунду становится стыдно за собственные действия. Но Стив его не пощадил, так почему Джеймс должен проявлять к нему жалость? Но через пару минут и альбом, и карандаш летят в сторону, а сам Роджерс подскакивает с дивана и, стараясь на смотреть на Баки, подходит к нему, поднимая полотенце и протягивая ему. - Не знаю, какого хрена ты тут выдумал, - зло произносит он, - но я в твои игры играть не намерен. Дурацкие шутки, Баки. - А это и не шутки, - Джеймс забирает полотенце, но не прикрывается им, а отшвыривает подальше. - Посмотри на меня. Но, разумеется, Стив не реагирует. Молча стоит, глядя в сторону. Поэтому Барнс повторяет, уже с угрозой в голосе: - Давай, приятель, нам все равно нужно решить этот вопрос, и лучше бы ты сотрудничал. Звучит глупо, но Барнс всегда шутит, если тема действительно серьезная, поэтому Стив, памятуя об этом, все же смотрит на него, как-то по-птичьи задирая голову, чтобы ненароком все то, что находится ниже чужой шеи, не попало в поле обзора. - Идиотизм, - заключает он. И Джеймс внезапно осознает всю провальность своей затеи. И в самом деле, чего он ожидал? Словно в продолжение его мыслей, Роджерс задает тот же вопрос: - К чему все это? - Когда ты рисовал меня прошлый раз, я мечтал тебя трахнуть. - Ну вот, он сказал. Баки мысленно хвалит себя за смелость, чувствуя, как одновременно начинают гореть шея, щеки и уши, и надеясь, что ужаса, охватившего его, Стив не почувствует и не заметит. - Но это же было до того, как ты увидел рисунки, - как-то беспомощно произносит Роджерс, словно это что-то им обоим проясняет, и как-то даже становится ниже ростом от опустившихся плеч, а Барнс закусывает губу от досады, чувствуя себя мудаком, обидевшим ребенка. Внезапно его охватывает злость: он стоит тут голый и пытается прояснить, кто же из них кого обманывал и в чем, а Стив смотрит побитым щенком, словно не он сам заварил всю эту кашу, да и все в целом настолько абсурдно, что и в страшном сне не приснится. Поэтому он не придумывает ничего лучше, кроме как сообщить еще более абсурдное: - А тогда в ванной, когда ты ломился помочь. Я дрочил, вообще-то. И представлял тебя. Лицо Роджерса стоило бы запечатлеть для потомков - настолько выражение его нелепо в своей потрясенности, но Джеймсу ни хрена не смешно. И отчего-то хочется хорошенько встряхнуть Наташу, ставшую причиной этого дурацкого разговора, который и на разговор-то не похож. Скорее, на вечер ломающих дружбу признаний. То же самое читается в глазах Стива, поэтому уже Барнс неловко дергается в сторону выброшенного полотенца, мечтая прикрыться, а еще лучше - сбежать из квартиры, предварительно обнулив друга, чтобы тот ничего не вспомнил, даже если бы захотел. - Ты бы никогда не посмотрел в мою сторону тогда, - Роджерс прикрывает глаза и устало трет переносицу, и Барнс облегченно выдыхает: Стив всегда умел разруливать не комфортные для остальных ситуации. Хорошо, что нашелся и теперь. - Зато ты активно пытаешься этого не делать сейчас, - шутка не удается. Зато атмосфера немного разряжается, потому что Стив снова удивленно смотрит на него, и Джеймс видит на чужих губах робкую улыбку. Ему хочется, как в прежде, подойти и потрепать Роджерса по макушке, но в чем мать родила этого делать явно не стоит, и поэтому Барнс ограничивается ответной улыбкой, а затем серьезно добавляет: - Ну же, Роджерс, сделай уже что-нибудь. Не стой столбом. Дважды просить не приходится. Стив делает шаг к дивану, возле которого валяется разлетевшийся на листы альбом, а потом как-то странно вскидывает голову, смотрит несколько секунд, словно не видя Барнса на самом деле, а затем решительно подходит вплотную. Джеймс чувствует, как бешено бьется чужое сердце, с удивление обнаруживая, что и собственное колотится, как ненормальное. А потом решает: была не была. И целует Роджерса первым.