N минут до часа Х

Нет места укромнее покоев принцессы. Это вам не обычная комната, куда допускается любой желающий. Это целый лабиринт, охраняемый Минотавром. Находящаяся в сердце лабиринта спальня была светлым помещением с жемчужно-голубыми обоями, по которым, играя в воздушных потоках, летали нарисованные ласточки. В центре комнаты стояла большая круглая кровать с невысокими аккуратными ножками и с расшитым золотом покрывалом, пол был застелен мягким ковром, а огромное зеркало в изящной оправе разбавляло воистину скромную обстановку. Из комнаты вели три двери. Это было три произведения искусства: на одинаковом, покрытым белой краской дереве расцветали причудливые цветы, плавали невиданные по своей яркости рыбки и росло огромное дерево с пышной кроной и толстым грубым стволом. Виви была за последней дверью. Если бы мы вошли к её высочеству, то увидели бы прекрасный цветущий сад, среди которого деревьями-великанами вырастали книжные стеллажи и журчали водой причудливые фонтанчики. Виви полулежала на мягких подушках, из её рук выпала книга, брошенная и позабытая из-за горьких монарших дум. Принцессе было не до рукописи, она тонула в своих мыслях, разнеженная и беззащитная, одурманенная сильным ароматом цветущих лилий, и только лёгкий ветерок из приоткрытого окна удерживал девушку на грани яви и фантазии. На тонкой, острой грани между будущей свадьбой и далёкими, неизведанными странами. На тонкой грани, отделяющей долг от свободы. Виви всегда была сильной. Она не сдавалась ни в минуты опасности, ни когда, казалось бы, несокрушимые препятствия вставали на её пути. Она и сейчас сильная. Правильная. Не настоящая. Только в своих покоях она может не держать лицо, только здесь она имеет право лить слёзы, разбрасывать в истерике подушечки по всей огромной спальне или грустно и мечтательно смотреть вдаль, прощаясь с призраком счастья. Он, этот самый призрак, качал головой недовольно, но и уходил не оборачиваясь, не оглядываясь. Иногда останавливался, словно давая последний шанс ухватиться, но, не почувствовав сильной хватки тонких пальчиков, шёл дальше, становясь всё прозрачнее и прозрачнее, постепенно теряя краски. Но ещё не исчезая на совсем, всё ещё маня за собой. Словно ещё была возможность всё исправить. Виви запрокинула голову назад и засмеялась: горько и громко, с прорывающимися истеричными нотками, до покрасневших и остекленевших глаз, до лихорадочно-румяных щёк, до истончившейся пергаментно-бледной кожи. Но в слезах не было смысла, и принцесса успокаивалась, сворачивалась калачиком, словно большая и гордая кошка, и погружалась в апатию. В состояние, когда ты не жив, но и не мертв. Единственное, во что безутешной оставалось верить, так это в то, что этот брак всё-таки принесёт пользу королевству. Что жертва будет не напрасна. Что Виви не зря запечатывает свою душу, надевает узду на свой характер, прощается с романтической юностью. За окном краснеет когда-то ярко-жёлтый солнечный диск, а Виви забывается тревожным и беспокойным сном. Осталось двадцать дней до часа Х.