БЕГЛЕЦ

На самом деле мой день рождения через четыре с половиной месяца. Двадцать четыре года, интересно - это много или мало? Вообще, считаю, что человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. А я чувствую себя как подросток, впервые попробовавший жизнь на вкус. Хотелось делать всякие глупости. Впервые понимаю, почему люди дарят цветы друг другу и подарки. Да, именно подарки. Надо выбрать что-нибудь Шмелю, какое-нибудь украшение на шею. Тут, за углом, в магазине видел подвеску, выполненную в виде тигриной головы с глазами из синих фианитов, на кожаном шнурке. То, что надо! Денег у меня хватит. Украшение должно отпадно смотреться на его смуглой коже. День подходил к концу. Нетерпение кипело во мне, словно молоко на плите, еще чуть-чуть, и наступит предел! Хочу увидеть его. Вот пошли последние десять минут рабочей смены; знакомая машина тормозит у входа. Высокая крупногабаритная фигура в черных штанах и бордовой рубашке плавно вплывает в помещение. Посетителей почти нет, не считая парочки гиен за дальним столиком. Улыбаюсь и смотрю, как он идет ко мне. Большой, сильный хищник с растрепанными огненными волосами. — Ма-а-ар! Привет. Ты еще долго? — Скоро освобожусь, — я смотрю на настенные часы. Восемь минут. Из подсобки выходит Луиза, моя работодательница, окидывает нас насмешливым взглядом. — Привет, Шмель. Что-то совсем перестал заходить, разонравилась наша стряпня? — Ну что ты! — возмущенно вскидывает брови здоровяк. — Просто Мар неплохо готовит на нас двоих. Приучил меня к домашней кухне. — Негодники. Ладно, нечего тут топтаться. Выметайся, Мар, я сама все закрою. — Спасибо! — снимаю фартук и благодарно чмокаю женщину в щеку.— До понедельника, Луиза! — До свидания, — Шмель отвешивает небольшой поклон. — В понедельник не опаздывать! А то премии лишу! — предупреждает женщина грозно. А мы уже почти на улице. Шмель целует меня в губы, прежде чем открыть дверь машины. Я украдкой оглядываюсь по сторонам, ловлю заинтересованные взгляды нескольких прохожих. — На нас смотрят, — говорю я, садясь на переднее сиденье. — Ну и пусть, — Шмель широко улыбается, усаживаясь в кресло, и тянется ко мне снова. — Им остается только завидовать. Поцелуй уже не мимолетный, как на улице, а страстный и глубокий. Я прикрываю глаза и отдаюсь ему полностью. — Сразу домой, Мар?— Тигр заводит машину. — Да. Холодильник полный. Сготовим что-нибудь по-быстрому. Шмель открывает бардачок, что-то ищет, потом окидывает взором заднее сидение и чертыхается. — Слушай, котенок. Придется заехать на лесопилку, я нужные бумаги в кабинете забыл, а за ними Грей зайдет завтра. Ты не против? А я должен? Без него все равно домой не поеду. — Нет. Поехали. Заодно посмотрю, где ты работаешь. — Тут недалеко, пятнадцать минут. И правда, мы долетаем так быстро, что я даже не успеваю как следует поглазеть по сторонам. Лесопилка находится на окраине города, но административное здание совсем недалеко. Охранник на входе пропускает нас без лишних слов. Поднимаемся на третий этаж, здесь бежевые стены и цветы в горшках - обычная офисная обстановка. Все люди давно ушли домой, только гул наших шагов раздается в коридоре. Шмель останавливается около одной из дверей, открывает ключом. Пока он возится, я от нечего делать читаю табличку: "А. Еларин. ДИРЕКТОР". — Шмель, а ничего, что мы в кабинет директора в его отсутствие заходим? Здоровяк посмотрел так снисходительно и, хмыкнув, просочился за дверь. Я за ним. — А кто сказал, что он отсутствует? Я недоуменно огляделся по сторонам. Большой стол, заваленный бумагами, кожаное кресло. Бежевый диван у окна. Вся обстановка выдержанна в бордово-телесных тонах. На стенах висит пара картин с лесными пейзажами. Настенные часы в виде головы тигра. Синеглазка по-хозяйски роется в ворохе папок на столе, и только тут до меня доходит смысл сказанных слов. Застываю на пару мгновений. — Шмель. Так это ты А. Еларин? — Точно, — тигр скалится, весело сверкнув глазами.— Александр Еларин. — Ты русский? — Мама и отец были эмигрантами из России. Приехали сюда, обжились. — А почему все зовут тебя Шмель? — Имя Александр сокращается до Саши, а мама звала Шура. Второе имя Майкл. Кличка Шмель прилепилась еще в детстве. Я прикинул в уме, сопоставляя начальные буквы, задумчиво почесал бровь. — А я думал, что прозвище связанно с твоей второй ипостасью. Рыжий и полосатый. — Ну и это тоже. Я урожденный оборотень, отец был тигром, мать человеком. Я родился тигром. В таких парах кровь оборотня всегда побеждает. Ребенок никогда не рождается человеком, всегда перенимает оборотничество. — Твои родители живы? — Нет. Мать умерла, когда мне было тридцать пять, а отец погиб чуть больше десяти лет назад. Я смутился. Наверное, бестактно было задавать такие вопросы, но хотелось узнать о нем как можно больше. — Шмель, а сколько тебе лет? — этот вопрос интересовал меня очень сильно. Мужчина наклонился над выдвинутым ящиком стола, чуть не забираясь в него целиком. — Сто сорок два. — Сколько?! — я обалдело смотрю на него, а это чудо поднимает голову и победно трясет папкой в руке: — Нашел! Подхожу ближе, всматриваясь в лицо мужчины. Улыбка у него становится настороженной. По-новому окидываю взглядом фигуру, задумчиво приподнимаю бровь и с философским видом изрекаю: — Для старичка ты очень неплохо сохранился. — Ах ты... — тигр рывком прижимает меня свободной рукой к себе, целует в нос, я недовольно фыркаю. — Кто тут старичок - это еще вопрос. Вон Сайдо вообще за двести перевалило. Я вспоминаю серебристые глаза и силу вожаков верлеопардов. Ничего удивительного. — А сколько лет Дику? — Около ста. Точно не знаю. Стоим обнявшись, я с наслаждением втягиваю аромат кожи любовника, трусь носом о рубашку. Его рука поглаживает спину в неторопливой ласке. В животе раздается громкое урчание, заставляя меня покраснеть. — Поехали домой, Мар, ты голодный. — Поехали. Умиротворенный Завтра полнолуние. Пора вставать, но так не хочется. Мар сопит в шею, щекоча кожу теплым дыханием. Котенок. Улыбаюсь, смотрю на взъерошенные черные волосы, поглаживаю нежную кожу. Он ерзает недовольно, сползает вниз так, что я чувствую все его соблазнительные изгибы. Что ж ты делаешь, Мар? Горячая волна поднимается в теле, сосредотачиваясь внизу живота. Парень на мгновение замер и продолжил сползание, активно ерзая. Изменившееся дыхание показывало, что спящих в комнате не осталось. — Мар, — тихо позвал я. — Ты смерти моей хочешь? Парень вскинул голову, сверкнул зелеными глазищами и хищно улыбнулся. — Нет, Шмель, я хочу совсем другого, — пропел он шепотом и скользнул вниз, задевая мой член прохладными пальцами. Я сжал зубы, скрывая стоны, когда теплые губы поцеловали головку, а пальцы оттянули нежную кожу. Влажный язык прошелся по всей длине плоти, вызывая дрожь во всем теле. Глаза сами собой зажмурились от удовольствия. Ну уж нет! Я хочу видеть это. Приподнимаюсь на локте и слежу, как Мар вбирает меня в рот, неторопливо двигается, посасывая и облизывая. Я большой, он может взять меня только до половины, но как же хорошо! Зеленые глаза с пьяной дымкой, поглядывают на меня, розовый язык ласкает нежно, медленно. Я часто дышу и облизываю губы, наблюдаю за великолепным зрелищем. Ласковые пальцы гладят бедра, сжимают яички, теребят рыжие волоски в паху. Стон срывается с губ сам, не могу сдержать! Мар прерывается, выпуская меня из плена губ. Похотливо облизывается, не отводя глаз, и ползет вверх, выгибаясь всем телом, соприкасаясь кожей, по пути целуя живот и облизывая по очереди соски. Хищник, требующий ласки. Тяжело дышу и откидываюсь обратно на подушку, поглаживаю Мара по спине, по рукам. Вот мы снова нос к носу, близко, целуемся, распаляя страсть. Наши члены трутся между телами. Возбуждение все возрастает. Нашариваю так необходимую смазку и проникаю скользкими пальцами в Мара. Он сидит на моих бедрах, раздвинув ноги. Не перестаю целоваться с ним, ласкаю кольцо мышц, проникая глубже. Котенок вцепляется в мои плечи, томно стонет, извивается. Да, мой хороший, все сейчас будет. Мар отрывается от моих губ, выгибается назад, с тихим выдохом насаживается на пальцы, в шальных зеленых озерах плещется желание. — Шме-е-ель... Пожалуйста... Улыбаюсь многообещающе. Убираю пальцы, вызывая протестующий вздох. Смазываю себя, зеленоглазый помогает, наши руки соприкасаются в процессе. — Давай, Мар, я помогу. Брюнет нервно облизывается, приподнимается, я направляю себя в его тело, придерживаю за бедро. Медленно, нам не нужна боль, только удовольствие. Тугие мышцы обхватывают плотным кольцом, Мар почти полностью впустил меня. Замирает, опираясь на грудь. Тяжело дышим. — Давай котенок, я весь для тебя, — голос хриплый от возбуждения. И он начинает двигаться. Вверх и вниз, взлетая и насаживаясь. Объезжает меня, как норовистую лошадь. Кровь кипит в жилах, я ласкаю грудь и бока моего мальчика, пока он скачет на мне, облизывая губы в удовольствии и тихо постанывая. Я только для тебя, только с тобой сейчас бьется в унисон моё сердце, и поет душа. Ласковый мой, затрахаю тебя до потери сознания. Ты будешь кончать снова и снова, будешь стонать для меня. Будешь умолять взять тебя. И я буду брать, владеть твоим телом, прислушиваться к биению твоего сердца, ловить губами вздохи. Как мне нравится держать в руках извивающееся от удовольствия тело. Собирать языком соленый пот с кожи, вдыхать умопомрачительный запах. Чувствовать, как ты сжимаешь меня внутри, скользишь в рваном ритме, как твои руки царапают мою грудь чуть выступившими когтями. Сердце моё. Все смешивается в коктейле диких ощущений, подаюсь навстречу бедрами, рычу, врываясь в податливое тело. — Алек...сан..др... Саша-а-а... Са-а-а... шень... ка-а-а... — тянет Мар на выдохе. От звука имени, произнесенного его голосом, я теряю последний контроль. Мар ласкает себя рукой, мне хватает этого зрелища, чтобы сорваться за грань, толкнуться сильно, забывая об осторожности. Его глаза широко раскрываются, черные от бушующей страсти, тело выгибается дугой, а губы выдают томный стон. Белые капли выплескиваются на смуглую кожу, а сам он падает мне на грудь в изнеможении. Наше хриплое дыхание оглашает комнату, мы потные, удовлетворенные и счастливые. Как хорошо просыпаться утром в выходной. — Как ты, сердце моё? — спрашиваю, поглаживая лежащую на мне тушку. — За-ме-ча-тель-но, — тянет котенок. Я не вижу его губ, но чувствую улыбку. — Сегодня надо приготовить все необходимое для полнолуния. — Ммм? Огласи список, пожалуйста. — Надо проверить замки на дверях и окнах. Сходить в подвал, убедиться в прочности решеток на вентиляционных отверстиях. Съездить в магазин, купить сырого мяса в достаточном количестве. — Мы в подвале переждем? — Да. Но если хочешь, можем к Сайдо пойти. — Нет, давай дома. Я нежу теплое тело на мне ласковыми поглаживаниями, а сам думаю о предстоящих делах. Оборачиваясь в полнолуние, мы становимся довольно кровожадными и дикими. Особенно самые молодые из нас. Зову Луны невозможно сопротивляться. Наш тихий городок вымрет на сутки. Закроются все магазины и увеселительные заведения. Простые люди запрутся в своих домах и не будут выходить на улицу. Многие оборотни уедут подальше в лес, где будут охотиться. В основном волки. Леопарды в этот раз решили остаться. У нас существует очередность на Лунную охоту. Кланы, чье количество превышает сотню, вносятся в список. Так как город не большой, и самых крупных кланов всего три: волки, гиены, леопарды. Каждые три месяца оборотни имеют возможность устроить себе пир. Мелкие кланы: лисицы, собаки, рыси, вольны охотиться каждый месяц, но на строго определенной территории. Вся местность рядом с городом давно поделена на охотничьи угодья, каждый клан знает свою территорию. В случае её нарушения, если возникает конфликт, виновного лишают возможности охоты на следующие полгода. Поверьте, для оборотня это очень серьезное наказание. Те, кто остаются в городе, автоматически берут на себя обязательства не покидать своего дома или помещений, где оборачиваются. У Сайдо под клубом огромный подвал, туда могут прийти все желающие из клана, там же есть несколько зарешеченных камер, куда помещают очень молодых, не умеющих себя контролировать оборотней. Под полицейским участком точно также, там могут отдохнуть волки. Гиены облюбовали подвалы местной администрации. Птички всех сортов и видов вообще никогда не прячутся, летают себе по просторам. За убийство человека на почве жажды крови, оборотень уничтожается. Расстрел серебряными пулями и отрубание головы действуют на всех. Мы вовсе не бессмертны. Случайное ранение человека во время полнолуния, без заражения того оборотничеством, карается тюремным сроком. С заражением, по желанию пострадавшего, либо тюрьма, либо ликвидация – всё по обстоятельствам с учетом всех нюансов. Уже восемьсот лет прошло с тех пор, как оборотни вышли из подполья, по причине взаимодействия с людьми были приняты законы, которые усовершенствовались за долгие годы. Правила защищают не только людей от оборотней, но и наоборот. Охота на оборотней карается законом. Содержание в неволе осуждается очень строго. Если имело место издевательство и насилие, то человека ждала смертная казнь. Сложнее обстояли дела внутри кланов: абсолютная власть вожака была неоспоримой. Тут все зависело от людей и степени их испорченности.