Нежный бес для падшего ангела

Джей С последней каплей семени из меня вытекла и сила. Я обмяк в руках Дерека, закрыл невидящие глаза и откинул, совершенно неосознанно, голову ему на плечо. Тяжелое дыхание ирландца жгло висок и щеку и растекалось теплом по шее и плечу. Когда он разомкнул руки, удерживающие мое тело, то я безвольно упал на постель, ощутив, как из меня выскользнула часть его. Скотина… Успел, все-таки, кончить. Ирландец лег рядом со мной, обдавая жаром собственного тела… Если бы он обнял и привлек к себе, да хотя бы молча, может, дальше всё было бы по-другому, но он даже не прикоснулся… Жгучая обида затмила мое сознание, моя гордость была растоптана… хотелось свернуться в клубок и ничего не чувствовать, забыть унижение, забыть, что унизил… он… Я хотел… А чего, собственно говоря, я хотел? Я получил то, зачем сюда пришел. Хоть и несколько не в том виде, в каком хотел получить. Что же, это послужит мне уроком… А теперь нужно уходить… Хватит… Дерек Я лежал рядом с хрупким вздрагивающим телом и понимал, что наделал, но исправить это было уже невозможно: Джей не поймет и не примет сейчас от меня ничего… Хотелось протянуть руку и дотронуться до гладкого плеча… Юноша шевельнулся, затем сел на кровати ко мне спиной, вздрогнул, вдохнул прерывисто и замер. Я следил за ним, стараясь даже не дышать, ждал его дальнейших действий. Он делал все молча: встал, подошел к креслу и поднял халат… накинул его на хрупкое тело… Все так же, не проронив ни слова, он направился к двери. Движения Джерома были скованными, шаги аккуратными, юноша будто боялся рассыпаться от любого неосторожного движения. - Джей…- позвал я. Он застыл возле двери, взявшись за ручку, тонкий профиль занавешен прямыми прядями волос и слегка повернут в мою сторону. Поза ожидания… Я не знал, чего он ждет, не знал, что мне сейчас сделать, чтобы не навредить еще сильнее, поэтому начало предложения так и осталось началом без конца. Джей толкнул дверь и выскользнул в коридор. Я тяжело вздохнул и откинулся на постели. Что теперь делать? Что я сделал?! Я изнасиловал человека, которого люблю… Сознательно причинил ему боль… Я впервые в жизни испытывал чувство любви к другому живому существу, и что я же натворил? Унизил его, когда тот сам предложил себя, открылся мне. После того, как схлынула злость, застилавшая глаза красным маревом, я слишком ясно осознал масштаб проблемы, созданной мной само. И о том, как её исправить, у меня не было ни малейшего понятия. Беспокойство не давало расслабиться, от тяжелых мыслей бросало в жар. Я сел на кровати, подтянув к груди колени. Переживая эту ночь заново, я кусал губы, мне было безумно стыдно за свою агрессию, но этот малыш свел меня с ума, лишил тормозов и разбил мой хваленый самоконтроль вдребезги. Я полюбил в нем все: и дерзкую открытую улыбку – так редко адресованную мне – и скандальный, наглый характер, и черные глаза, лишающие меня воли… Рассеяно скользнув взглядом по простыне, я забыл, что нужно дышать, а сердце мое в испуге запамятовало, с какой частотой ему необходимо биться, и пропустило удар… На белом полотне отчетливо розовело смазанное пятно… Губу я все же прокусил до крови. - Госпооодиии! – застонал я, зарываясь лицом в ладони. – Какой же я ублюдок! Я долго смотрел на этот немой укор на белоснежной ткани, гладил его пальцами и холодел от мысли, что моему маленькому Гаденышу все еще больно, и завтра мучения его продолжаться. Мне нет прощения, потому что позволил себе забыть, каково это, когда тебя насилуют… Я сохранил это пятно, как память о причиненной боли любимому человеку... На следующий день моя кровать была застелена свежими простынями. *** - С добрым утром, мисс, - поздоровался я, открывая окно и впуская солнце в темную спальню. Джером зашевелился под одеялом, выпростал из-под него свои тонкие руки, потер ладонью заспанное лицо, потом стал садиться и замер, как вчера в моей комнате, болезненно сморщившись. Мне тут же захотелось отбросить поднос с завтраком, с которым я пришел, и броситься проверять повреждения, при этом гладить любимое тело, успокаивать и заверять, что впредь я буду нежным. Но как ему объяснить свою непоследовательность, сказать: «Прости, я был груб, но это потому, что люблю до умопомрачения»? Он плюнет мне в лицо и будет прав. Пока юноша завтракал, то не удостоил меня ни взглядом, ни словом. День прошел в тягостном молчании. Все время перед тренировкой по фехтованию Джей провел в библиотеке, туда же и отправился сразу после нашего занятия. Потянулись дни полного отчуждения между нами. Такой живой и щедрый на эмоции мой любимый теперь держался подчеркнуто холодно со мной. Скупые улыбки, которыми он иногда одаривал меня прежде, теперь были под запретом. О н улыбался и был вежлив со всеми: с отцом, с людьми, которых он встречал на приемах и балах - с Бингли в первую очередь – даже с Торнфильдом, который зачастил с визитами. Я внутренне негодовал: неужели граф не видит, что эти двое, рано или поздно, попросят руки Джерома, и как он будет выкручиваться?! У меня сложилось мнение, что отец Джея пустил все на самотек. Почему? Ответа у меня не было, потому что мне четко дали понять, что это - не мое дело. Что же, значит, "не мое", но за те дни, когда я наблюдал за «атакой» двух благородных джентльменов, которой они подвергали юношу, у меня созрел простейший план действий: если дело зайдет в тупик замужества, то я просто выкраду мальчишку и увезу в Америку - там есть, где затеряться. А пока я съедал себя заживо, мучаясь виной, страдая от невнимания самого важного для меня человека, и сходил с ума, наблюдая, как его пытаются очаровать другие мужчины. *** - Мисс Джей, - начал лорд Бингли, смущено опустив голову с каштановыми кудрями, - не могли бы мы пять минут поговорить наедине? Началось! Нет, не «могли бы»! Мне что, уже пора мчаться и бронировать билеты на пароход рейсом «Ливерпуль – Нью-Йорк»?! В библиотеке сегодня нас было трое: я, Джером и Бингли. Граф стал оставлять нас под предлогом «стариковского занудства», на мой взгляд, это было непредусмотрительно с его стороны: такая демонстрация доверия и принятие Бингли как близкого друга «дочери», давала лорду лишний повод думать, что его кандидатура стоит первой в списке потенциальных женихов. - Вы можете говорить при мистере О‘Нелли, - мягко улыбнулся Джером. Роберт вскинул на него большие печальные глаза и виновато поморщился: - Сжальтесь надо мной, я и без свидетелей готов провалиться сквозь землю, - почти проскулил голубоглазый молодой человек. – Обещаю сдерживаться и вести себя достойно джентльмена. - Хорошо. Оставьте нас, мистер О‘Нелли,- сдержано обратился ко мне юноша, слегка повернув в мою сторону свою изящную темноволосую голову. Я вперил в него взгляд, стараясь за холодной маской скрыть все неприятие данной ситуации. Почувствовав мое молчаливое сопротивление, Джей посмотрел мне в глаза и на секунду я увидел его раздражение и досаду. - Мистер О‘Нелли? – юноша вопросительно изогнул бровь и на его лице отразился повисшей в воздухе вопрос: «Ну, и долго ты будешь здесь сидеть?». Я поднялся, слегка кивнул в пространство ни к кому не обращаясь, и, выдав «с вашего позволения», удалился за дверь. Только далеко уходить я не собирался. Оставив дверь приоткрытой, я позволил себе недостойное благородного джентльмена занятие – подслушивать и подглядывать. Да, но я - бастард, поэтому меня это не касается. Я жадно вбирал в себя все происходящее в библиотеке: сидящего на краю кресла Джерома с прямой спиной и красиво сложенными на коленях руками; стоящего перед ним Бингли с видом мученика, приговоренного к распятию на Голгофе; повисшую между ними напряженную тишину. - Что Вы мне хотели сказать, Роберт? – нарушил молчание первым сидящий в кресле юноша. – Говорите же, время идет. Дерек до безобразия пунктуален, поэтому через четыре минуты будет здесь. Я хмыкнул, услышав такую оценку себя из уст Джерома. - Мисс Джей, - замялся покрасневший Роберт, - я уже давно думал об этом, но все не находил в себе сил озвучить свои мысли… Юный лорд вновь замолчал, тяжело вздохнув. - О чем Вы, Роберт? Вот Гаденыш, понял ведь «о чем»! - Я люблю Вас, мисс Джей, - выпалил Роберт с отчаянием, глядя в глаза «своей избранницы». - Вы это знаете. Люблю так сильно, как только может любить мужчина, поэтому прошу Вашей руки. По лицу Джея я понял, насколько ему неприятен этот разговор: он уважал лорда, и по этой причине не хотел сейчас опускать того с небес на землю. - Роберт, мне придется отказать Вам, – все же ответил Джером. Бингли обречено опустил голову и сдавлено спросил: - Почему, Вы можете объяснить? - Если я скажу, что мне еще рано выходить замуж, Вы поверите? - вздохнул Джей. - Нет, - усмехнулся Роберт и продолжил, давясь горечью: - Вам пятнадцатого ноября, а это уже через неделю, исполняется семнадцать - самое время думать о замужестве. Так почему Вы мне отказываете? Пришел черед Джея прятать взгляд и опускать голову: - Я открою Вам свой секрет, - произнес он, не поднимая взгляда от скрещенных на коленях рук. - Мое сердце занято, и я жду, когда человек, которого я люблю, найдет в себе мужество ответить мне взаимностью. От удивления и предчувствия мое сердце заколотилось о ребра с неистовой скоростью, а ладони покрылись испариной. - Кто он, этот глупец? – почти бесцветно спросил Бингли. - Я не могу Вам назвать его имя, - смущенно улыбнулся Джером. - Можете это отнести к природной девичьей стыдливости. При этих словах губы моего любимого Гаденыша едва дернулись. Я заметил это, а вот Роберт вряд ли. - Вы его действительно так сильно любите? - Да, хоть он и непростой человек и порой внушает мне страх, заставляя чувствовать собственную никчемность. Это он о ком, обо мне? Или… Убью Торнфильда!!! Если это он! Смерть его будет мучительной настолько, что он позавидует бледнолицым, попавшим в лапы краснокожих дикарей! Я придумаю что-нибудь интереснее, нежели живые муравьи в открытой ране на печени. - Значит, он Вас не любит! – оживился лорд. - Когда любишь, то готов любимого человека на руках носить, пылинки сдувать. Бингли опустился перед моим мальчиком на колени и порывисто взял его руку в свою ладонь, накрыв сверху другой. - Прошу Вас, мисс Джей, этот человек не достоин такого счастья, как Вы… Выходите за меня. Джей слабо улыбнулся и высвободил свою кисть из плена. - Не могу, сердцу не прикажешь. Вы должны это понимать, - Джером поднялся, заставляя встать и лорда. – И если я и выйду замуж, то именно за того, кого люблю, мистер Бингли. Лорд понял, что ему намекают удалиться. - В таком случае я прошу Вас извинить меня за отнятое время и откланиваюсь, - сделав глубокий кивок, Бингли направился к двери. Я шагнул за дверь, и когда она распахнулась, то полностью скрыла меня от взгляда молодого человека. Когда я зашел в библиотеку, то Джером стоял уже возле окна, наблюдая за первым снегом, выпавшим в этом году. Он падал на серую землю и тут же таял, не оставляя надежды на то, что в скором времени вся эта грязь и слизь заменится белоснежным искрящимся ковром. - Вы сегодня изменяете сами себе, - произнес он, продолжая смотреть на кружащие снежинки. - В чем же? – спросил я, подходя к нему вплотную. - Вас просили оставить нас всего на пять минут, - ощутив мое приближение, юноша напрягся, выпрямляя спину еще сильнее. – Где Вы были? - Я? – мне пришлось наклониться, чтобы шепнуть ему в ухо. - Стоял прямо за дверью. Джей вздрогнул и резко развернулся, потом отшатнулся от меня и чуть не упал на спину, но я вовремя обхватил его за талию рукой. - Так ты все слышал? – прошипел он гневно, при этом краснея от стыда. - Все, - подтвердил я, улыбаясь. На его скулах заходили желваки, ноздри раздулись, тонкие брови сошлись к переносице, а глаза… глаза, как всегда, готовы были испепелить меня, но это хотя бы не полное равнодушие. - Отпусти меня, - снова прошипел он. Ммм, моя любимая змея ожила. - Ты же не хочешь этого, попробуй, убеди меня, - сказал я, прижимая Джея к себе и ощущая, как участилось его дыхание. Мои губы коснулись нежной скулы, скользнули по щеке и подбородку, захватили тонкую мочку аккуратного ушка. Мой малыш прерывисто выдохнул, борясь с собой, чтобы не растаять в моих руках. - Ты не убедителен, Джей… Джером резко дернулся, а через мгновение я согнулся от сильной боли в паху. - Все, убедил, - простонал я, пытаясь отдышаться, собрать мысли в кучу и сфокусировать зрение.- За что? - За все хорошее, - ответил спокойно мой Гаденыш и оставил меня загибаться от боли. Джей «За что?» Да за то, что люблю! За то, что давно простил, хоть и не надо было, но чувства и желания сильнее меня. Я когда-то понял, что прощу ему все… и поэтому простил боль, которую он причинил мне. Да, мне было больно, у меня было небольшое кровотечение сразу после… после урока «мужской любви», который мне преподал Дерек. На следующий день у меня болел зад так, будто кто-то пнул в самое «яблочко» острым носком туфли. Но это все не шло ни в какое сравнение с тем, как у меня болело в груди. Меня убивал сам факт того, что он ХОТЕЛ причинить мне боль и не остановился, когда я просил… он все равно продолжил свое «наказание». А за что, спрашивается? За что?! Мне было тяжело сдерживать себя рядом с этим невозможным ирландцем, вести себя отстранено-холодно, когда хотелось, наоборот, прижаться и разрыдаться у него на груди, и чтобы Дерек гладил мои волосы и говорил, что сожалеет, что не хотел причинить боль. Масло в огонь подливали ухаживания барона и лорда: мне хотелось засесть в библиотеке, и чтобы меня никто не трогал. Но постоянные походы по приемам и гостям, чтобы я «не скучал», доводили меня до сумасшествия, а предложение «руки и сердца», сделанное Робертом, было последней каплей. Господи, как же мне хочется закричать, чтобы все оставили меня в покое, потому что они не смогут заменить мне ЕГО, не в их силах дать мне то, что сможет дать мне только Дерек. Но, видит Бог, первым я к нему больше не подойду, я даже словом не обмолвлюсь о своих чувствах. Если в его сердце нет места для меня, значит, так тому и быть. Дерек - Что с тобой, Дерек? – Анриета окинула меня своим цепким взглядом, и серые глаза наполнились тревогой. - С чего ты взяла, что со мной что-то не так? – в свою очередь спросил я её. Этим вечером я, как никогда раньше, чувствовал свою неприкаянность: мне нужно было общество той, которая всегда понимала меня, видела насквозь, воспринимала все мои эмоции, как свои. Именно поэтому я был привязан к этой женщине. Нет, я никогда не испытывал к ней любви и какой-то маломальской влюбленности, и она не обманывалась на этот счет. Ей было уже сорок три, и Анриета давно не испытывала иллюзий и не позволяла себе заблуждаться. Смотреть на мир сквозь розовую дымку для хозяйки борделя было бы непозволительной ошибкой. Когда мы познакомились, мне было тринадцать, я год как сбежал из монастыря, где меня насиловали с одиннадцати лет, оставив там окоченевший труп одного жирного ублюдка. В Англию я приплыл, как корабельная крыса, в трюме, потому что оставаться в Ирландии не видел смысла: там меня пугало все. Мой детский разум был поврежден настолько, что я предпочел неизвестный мне доселе мир, нежели родной остров, который вывернул меня наизнанку. Все, что происходило со мной в Англии, я воспринимал как должное, меня не пугали трущобы и нищета, не пугали многочисленные «хозяева», на которых я «работал», подставляя свою худосочную задницу… и не только. Я был так худ, что, казалось, кости прорвут натянутую на них кожу, вены проглядывали так сильно, что меня можно было выставлять в анатомическом театре. Никого не интересовало то, как часто ест маленький полудикий зверек с обветренными и потрескавшимися в уголках губами. Я был в скорлупе, был закрыт наглухо от мира, всё, что происходило, происходило не со мной, а с моей телесной оболочкой. Я просто существовал. Мне повезло, что я встретил Анриету. Эта женщина просто выкупила меня у предыдущего хозяина. Год я лишь жил у неё, отъедался и восстанавливался. Способность обманывать себя никогда не была моей сильной стороной, поэтому я не удивился, когда моя новая хозяйка привела для меня первого клиента спустя год, как подобрала на улице. К тому моменту я стал другим: на мне была качественная одежда, созданная для соблазнения, я был чист, и от меня всегда хорошо пахло. Внешностью я больше напоминал нежную, хрупкую девушку, был очень тонок в талии и носил кудри до лопаток. Клиентов у меня было немного, и все они являлись постоянными. Мои услуги были дорогостоящими и клиентуру составляли исключительно «благородные джентльмены». Мне ни разу не пришло в голову обвинить Анриету в том, что она вернула меня к проституции. Я был сыт, обогрет, у меня в кои-то веки не было вшей и не текло из носа. И то, что за все это мне приходилось перепихнуться с какой-то четверкой мужиков за неделю, я считал малой ценой. В пятнадцать я ударился в рост, мой голос начал ломаться, плечи раздались вширь, и только слепой и глухой мог назвать меня тогда девочкой. Моя клиентура сменилась с любителей «сладких мальчиков» на предпочитающих «древнегреческих Адонисов». «Адонис», надо признаться, был из меня тот еще: длинный, худой, с большими кистями и ступнями, почти с полным отсутствием развитой мускулатуры. Именно тогда я познакомился с банкиром Чарльзом Фаррелом. Это был импозантный брюнет сорока лет, обладающий несомненной харизмой. Он посетил меня четыре раза за месяц, в отведенное для него время, после чего изъявил желание купить «рыжего юнца». Анриета была против, аргументируя это тем, что, будучи купленным этим банкиром, я не смогу отвечать за свою дальнейшую судьбу. Но я бросился в омут с головой. Спасибо моей хозяйке за то, что поняла и отпустила меня. Судьба была благосклонна ко мне в этот раз, и жизнь у Чарльза стала для меня откровением. Фаррел учил меня настойчиво, не вслушиваясь в мое постоянное нытье, а когда я смог самостоятельно читать и писать, то избавить меня от мучительной жажды знаний не мог уже никто. Благодаря Фаррелу я получил превосходное образование и, наконец-то, осознал себя человеком, а не вещью и игрушкой. Я понял, что в жизни есть и другие занятия, помимо торговли собственным телом. Впоследствии я был посвящен в банковские и финансовые дела своего опекуна, знал, в скольких колониях открыты филиалы его фирмы и их ежегодный доход. С семнадцати лет, когда мое тело окрепло и налилось мускулами, в нашей с Чарльзом паре я перестал быть нижним. Настолько близкие отношения между нами длились еще три года. Пять лет назад у Чарльза случился первый сердечный приступ, два года назад - второй. Он превратился в больную развалину, но продолжает держать всех своих подчиненных стальным кулаком за яйца. Не без моей помощи, естественно. Фаррел - бездетный холостяк, я - единственный близкий ему человек, поэтому свое завещание он оформил на меня… Жить ему осталось совсем мало: врачи сказали, что третьего приступа он не переживет… Буду ли я сожалеть о его смерти? Ответ: "да". *** - Ты прекрасно знаешь, что я чувствую тебя, - сказала моя бывшая хозяйка, слегка наклоняясь вперед в кресле напротив меня. Я неосознанно отметил тонкие бледные пальцы, лежащие на подлокотниках, фривольный домашний пеньюар, темные волосы, собранные в аккуратном «беспорядке». Анриета всегда создавала тщательно продуманную небрежность в своем образе. - Знаю, - кивнул я в ответ, - за это я тебя и ценю. Хозяйка борделя широко улыбнулась и откинулась назад, вольготно устраиваясь в кресле. - Раз ценишь, расскажи, - потребовала она. Я рассказал все, как есть. Брюнетка слушала меня внимательно, не перебивая, её тонкие брови то взлетали вверх, то сходились на переносице, но она молчала до тех пор, пока я не закончил свое повествование. - Любишь, - только и сказала она. - Люблю. - И что ты собираешься делать? - А что я могу сделать? – буркнул я раздраженно. – Он теперь не подпускает меня к себе, недавно чуть яйца не отшиб напрочь. Анриета рассмеялась своим лающим смехом, который всегда рушил иллюзию «мягкой, сладкой женщины», полностью отражая её резкий и дерзкий характер. - Дурак! – заключила она в итоге. Эта женщина никогда не отличалась корректностью. – Дерек, ну какой же ты дурак, причем с большой буквы «Д»! Мальчишка просто обижен. Неужели ты думаешь, что он решился на такой шаг просто из праздного любопытства? - Но… - Никаких «но»! Ты должен слегка поднажать на него, но только не так – пришел, увидел, победил, - а нежностью, лаской. Прояви терпение и твой малыш оттает. - Он такой упрямый, а я вовсе не умею быть ласковым, - возразил я, потому что действительно не знаю, как это «быть ласковым». - Ты должен гордиться, что у него есть стержень, - Анриета встала и подошла к моему креслу. Я посмотрел на неё снизу вверх. Женщина подняла руку и провела ладонью по моей щеке, а затем взяла в плен прохладных пальцев мой подбородок. – Если ты и вправду любишь, то найдешь в себе нежность. Анриета склонилась и поцеловала меня в лоб. Я на мгновение прикрыл глаза… Иногда мне этого не хватает... Не хватает нежности… - Если тебе нужен на сегодня мальчик, то имей в виду, Жорж теперь недоступен, - вдруг сообщила она. Я удивленно заморгал, озадаченный этой репликой. Как я могу спать с кем-то, прикасаться к кому-то, после того, как держал в своих объятиях самое прекрасное существо на земле?! - Нет, Анриета, - мой голос звучал резко и раздраженно, - мне не нужен мальчик. - Я просто проверила, не сердись. - Убедилась? - Да-а-а, - протянула она, возвращаясь на свое место. Старая лисица! - А что с Жоржем? – вернулся я к чуть не ускользнувшему от меня моменту. - С Жоржем? Да, ничего, просто появился богатенький постоянный клиент, который не хочет, чтобы его игрушку трогал кто-то еще, - хозяйка борделя пожала узкими покатыми плечами. - Хорошо платит? - Очень хорошо. - А что Жорж? - Ну-у, он и счастлив и напуган одновременно, - усмехнулась она. – Этот джентльмен пугает мальчика, а факт, что его долгое время не будут интенсивно трахать, несказанно радует. - Чем же пугает Жоржа этот человек? Извращенец? Любит причинять боль? – мне когда-то попадались такие скоты, которые получали плотское удовлетворение, прижигая мою кожу и слушая, как она шипит. - Нет, ничего подобного за ним пока не наблюдается. Да, ты и сам знаешь, что я своих не даю на растерзание. Это правда, все увечья на моем теле были мной получены до нашей с ней встречи. Мне пришлось когда-то быстро освоить приемы владения ножом. Моим спасением был эффект неожиданности – никому и в голову не могло прийти, что такой тощий заморыш, как я, может быть опасным. - Тогда что? - На его лице почти не отражаются эмоции, взгляд холодный, скуп на слова, - ответила мне Анриета. – А еще он заставляет Жоржа надевать дамское белье и корсет. - Не он первый, - рассмеялся я. Хозяйка весело хохотнула, разделив мое веселье: - Это точно. Джей Я стал ненавидеть фехтование, потому что мне полтора часа приходилось находиться с Дереком нос к носу. Это все равно, что поставить передо мной любимый черешневый джем и пирог с патокой, предварительно дня два поморив голодом, и сказать: "Не ешь"! Мне хотелось прикасаться к нему, запутывать пальцы в красноватых спиралях, целовать яркие губы, говорить всякие сентиментальные глупости и млеть от таких же глупостей в ответ. Ага, как бы ни так! Будет он мне говорить сентиментальные глупости, скорей, ткнет лицом в подушку и снова отымеет. На сегодняшнюю тренировку я шел с замирающим сердцем, а когда вошел в оружейный зал и услышал щелчок замка за спиной, сердце рухнуло в живот, а потом кузнечиком подскочило к горлу. - Джей…- тихий, гипнотический голос донесся от двери. Что-то подсказывало мне, что именно урока фехтования сегодня не будет. Я боялся повернуться к нему лицом, потому что был совершенно не готов дать ему отпор. Я истосковался по этому невозможному падшему ангелу, по его грубым, настойчивым ласкам, и если мой ирландец сейчас будет слишком убедительным, то я с позором сдам свои позиции. Шаги за спиной… Сердце билось так сильно, что от притока крови к вискам, я почти ничего не видел, а может, это от того, что мне приходилось прислушиваться к происходящему позади меня. Широкие ладони легли мне на плечи, такие горячие, что я даже сквозь ткань блузки чувствовал их тепло. Пожалуйста, не надо… Я не смогу проигнорировать его ласки. Дерек провел руками по моим, потом положил ладони на талию, скользнул вперед на живот и прижал меня спиной к своей груди. Я напрягся. - Чего ты хочешь? – мой голос был хриплым и дрожащим, выдавая волнение. - Скажи, что ты чувствуешь ко мне? Мое сердце сделало просто невероятный скачок, такой, что у меня подкосились коленки: - С какой стати я должен тебе что-то говорить? – я пытался скрыть свое смущение под возмущенными нотками. Дерек развернул меня к себе лицом и склонился надо мной. - Скажи, здесь и сейчас, что ничего ко мне не чувствуешь, - попросил он все так же тихо, а в глазах на миг промелькнула тревога. Я сглотнул пересохшим горлом и продолжил молча смотреть на него. - Скажи, - прошептал мой рыжий ангел мне в губы. Я сделал слабую попытку отстраниться, уперев ему в грудь ладони. Но мой протест смели горячим поцелуем. Любимые черешневые губы ласкали мои собственные нежно и осторожно, язык дразнил рот, робко проникая внутрь и сразу же исчезая. Когда он ускользнул от меня в очередной раз, то я не выдержал и потянулся за ним с тихим стоном. Услышав это, Дерек обхватил мое лицо ладонями, прожигая меня полубезумным взглядом. - Прости меня, малыш, - он стал осыпать меня поцелуями, легко прикасаясь к векам, щекам, лбу, а потом снова завладел ртом, превращая нежный поцелуй в глубокий и страстный. - Прошу тебя, я больше не могу… так. - Почему? – мне, в свою очередь, хотелось знать, что я для него значу. – Почему я должен прощать тебя? Дерек посмотрел на меня и сказал: - Потому что я люблю тебя. В такой важный для меня момент я стоял и глупо хлопал глазами. Все слова застряли где-то по пути до рта. - Я знаю, что я - тяжелый человек, - продолжил он, отпуская меня и отступая на шаг. Любимое лицо закаменело. – Знаю, что не достоин тебя. Я - бастард, половина моей жизни прошла на улице, в грязи и нищете, где об меня каждый вытирал ноги и имел так, как ему вздумается. Я продолжал хлопать глазами, чувствуя, как деревенеют мои ноги. - Я до пятнадцати лет продавал свое тело и не знал, что в жизни я могу чего-то да стоить, пока меня не забрал к себе один… человек, - его речь была спокойной, будто он излагал голые факты, не углубляясь в эмоции. А я продолжал стоять истуканом, боясь дышать, холодея от ужаса. Дерек шагнул ко мне и схватил за плечи, встряхнул и зло спросил: - Что ты молчишь? Я спросил тебя, что ты чувствуешь ко мне? Я судорожно всхлипнул, обнял его за талию и уткнулся носом в широкую грудь. Меня прорвало, и сейчас я рыдал, пачкая его рубашку. Он обнял меня, но как-то неуверенно: - Ты чего ревешь? – в голосе Дерека слышалось напряжение. - Жаааалкооо, - протянул я, захлебываясь слезами. Он замер, а потом попытался отстранить меня от себя: - Мне не жалость твоя нужна, - сказал он севшим голосом, - не смей меня жалеть… Не знаю, что на меня нашло… Забудь. - Дууураак, - продолжал я реветь, - мне жалко тебя, потому что люблюююю. Рыжий ирландец снова взял мое мокрое лицо в ладони и заставил смотреть себе в глаза. Его взгляд был требовательным, а пальцы нежными, когда он одной рукой стирал мои слезы. - Любишь? Даже после того, что я рассказал тебе? Я кивнул, не в силах произнести ни слова. Мне плевать, что было раньше: я не идиот и предполагал, что в жизни этого жесткого человека не все было гладко. Дерек поцеловал меня в губы так трепетно, что я снова начал реветь. А потом прижался к моим губам сильно и властно, словно печать свою ставил. Пусть ставит, пусть хоть клеймит как племенного жеребца, я все стерплю, потому что хочу быть его… Я прервал поцелуй, потому что мне нужен был ответ на мучающий меня вопрос: - Зачем ты открылся мне? Зеленые глаза смотрели серьезно, без тени присущей им всегда иронии: - Я хотел, чтобы ты знал, с кем связался, а иначе будет нечестно, с моим-то прошлым, - ответил он, а потом сжал меня крепче и приподнял на руках так, что наши глаза оказались почти на одном уровне. – А теперь, когда ты сказал, что любишь, зная о том, кем я был, назад пути нет. Не смогу отказаться от тебя, потому что я - эгоист до мозга костей. Тебе не страшно? - Нет, - сказал я уверено, - попробуй только отказаться от меня. Про рапиры мы так и не вспомнили, потому что полтора часа целовались как одержимые. А мы и были одержимыми… друг другом. Во мне кипела кровь, требуя большего, я стал дрожащими пальцами расстегивать на нем жилетку, при этом требуя поцелуев. Закончив с жилеткой, я стал срывать пуговицы с его рубашки. Я ХОТЕЛ! Хотелось чувствовать горячую кожу Дерека на своей, хотелось закинуть голые ноги на его поясницу… - Успокойся, - прервал меня ирландец, слегка отстраняя мои руки, - не здесь, не сейчас. *** Я еле дождался ночи, окружающий мир меня не интересовал. Я ждал… своего падшего ангела. Ждал, когда он придет и вознесет меня до небес, потому что там, где он, для меня не может быть Ада. Я сел на кровати, когда он зашел и закрыл мою комнату на ключ. Я знал, что сегодня все будет не так, как в прошлый раз - все будет по-другому, наполнено чувствами и эмоциями. Я зачаровано следил за тем, как Дерек освобождается от одежды, стоя возле моей постели, как постепенно оголяется его совершенное тело. Я дождался, когда мой ирландец избавится от всего, оголив свое возбуждение, и встал в кровати на колени, а потом одним движением стянул с себя ночную рубашку. В комнате было прохладно, и длинные волосы холодили спину, но замерзнуть я не успел. Мой рыжий ангел забрался ко мне и встал на коленях напротив, вплел пальцы в волосы на моем затылке и запрокинул голову, подставляя для поцелуев мои губы. *** Жарко… Как же мне жарко… Все тело горит от поцелуев и дерзких рук… Горячие ладони с нажимом скользят от лопаток к пояснице, ложатся на ягодицы, сжимают. По телу проходит волна, вызванная сильным желанием. Моим собственным рукам сегодня позволено все, и они, ненасытные, скользят по мускулистому торсу, оглаживая и изучая каждый дюйм. Пальцы натыкаются на шрамы на спине, путаются в волосах… Этих ласк мне уже мало, я хочу, чтобы он был во мне… двигался. - Хочу, - прошу я, утягивая Дерека на простыни. Любимый подчиняется, и мое разгоряченное тело накрывает его – тяжелое, но от этой тяжести сладко ноет в низу живота, я обхватываю его талию ногами и схожу с ума от прикосновения его рук к моим бедрам. Мягкие губы ласкают мои ключицы, поднимаясь к горлу, вынуждают выгибать шею, открываясь. Хватит со мной играть… - Пожалуйста, - сдавлено хриплю я. Дерек отрывается от моей шеи, целует плечо… и встает с кровати. Что..? Он снова рядом, но в руке зажата бутылочка. Он склоняется ко мне, на лице шальная улыбка: - Будет нести, как от садового куста. Я хмурюсь сначала, не понимая, а вспомнив то, что наговорил ему в первый вечер нашего с ним знакомства, смеюсь: - Согласен! По крайней мере, я буду самым счастливым садовым кустом. По комнате разносится запах роз, обжигающие ладони подхватывают меня под ягодицы, пачкая их маслом, и тянут вперед, заставляя замереть в предвкушении. Мое дыхание участилось так сильно, что грудь ходит ходуном. Лицо в окружении спутанных моими пальцами кудрей серьезно и сосредоточенно, когда я чувствую проникновение. Задерживаю дыхание. Секундная боль. Преодоленное сопротивление… и эйфория. Из меня вырывается сдавленный, дрожащий рык, в полузабытье обхватываю его ногами, устраиваясь удобнее, открываясь шире. Оказывается, я успел закрыть глаза. Распахиваю их, потому что хочу видеть прекрасное существо, которое владеет мной безраздельно. Вижу, как перекатываются мышцы на плечах под влажной и блестящей кожей, смотрю между нашими телами, и новая волна возбуждения прокатывается внутри меня. Сейчас мы одно целое…Нет его, нет меня, есть только мы… Зеленые глаза, слегка прикрытые длинными, прямыми ресницами, смотрят нежно, и в тоже время я понимаю, как ему хочется двигаться, удовлетворяя свое собственное возбуждение. Гладкий лоб прочертила выпуклой линией, от кромки волос к переносице, вена «гнева», превратив моего ангела в первобытное божество. Смотрю на него умоляюще, а еще выдаю тихий жалобный стон, потому что не могу уже говорить. Рыжее божество улыбается и целует меня жадно, пленительно, стискивает мои бедра пальцами, и я растворяюсь в движениях… Меня здесь нет, есть только ненасытное существо, которое стонет и извивается, прижимается всем телом к совершенному идолу… «Не сотвори себе кумира», - эта заповедь теряет для меня смысл… Влажная кожа… рваное дыхание… бесконтрольное желание…тела, пронзаемые запредельным наслаждением… - Скажи…- прерывающийся шепот, - скажи, что любишь… - … люблю… - … Скажи, что мой… - … твой… Шаровые молнии прошивают тело одна за другой, мир меркнет, оставляя лишь жаркую кожу, вздымающуюся грудь и стук сердца под ухом. Мои пальцы зарылись в кудрях, накрутив на себя рыжие спирали. Последнее, что я услышал, засыпая: - С днем рождения…