Кто верит в Пандору?

Пробуждения после очередного путешествия в розовый туман никогда не были особенно приятными, но конкретно это показалось ей каким-то уж совсем нехорошим. Хели со слабым стоном попыталась поднять голову и тут же опустила ее обратно. Какой троян уже успел огреть ее чем-то по черепу? Из растревоженной раны где-то в районе височной доли на глаза покатилась струйка крови. Кажется, их с Дэйвом все-таки поймали. Хелен протерла глаза кулаком и с опаской приоткрыла, пытаясь сориентироваться в обстановке. - Дэйви? - негромко позвала она и поняла, что на деле не произнесла ни звука. Голосовые связки отказались слушаться, ужасно за что-то на нее обиженные. Как и всегда после слишком большой дозы. Спустя секунду Хели поняла, что ей не подчиняется не только голос, но и слух. Весь мир накрыла белая подушка тишины, сквозь которую смутно, как звуки подводного мира, доносились чьи-то шаги по каменному полу и болезненно тяжелое дыхание. - Мама? - выдохнул где-то справа голос, в котором сквозь странное искажение она с трудом узнала Дэйва. Малыша, кажется, стукнули сильнее, чем ее. Какого бы черта тут делать леди Маркус, исчезнувшей семнадцать лет назад без следа? Насколько Хели знала, за все это время она даже ни разу не поинтересовалась, как там ее сыночек живет у отца-непоседы. И вообще никто ничего о ней не знал, не слышал и не помнил. Однако, открыв глаза, Хелен действительно увидела именно ее – роскошную, взрослую, неуловимо грозную в полумраке неосвещенного коридора. Ничего общего со смешной девочкой со старых голофото. Кэрол Маркус молча открыла дверь темницы, и Дэвид пошел за ней, послушный, как теленок. Может, его задело не так уж и сильно, но все равно достаточно, чтобы отключить соображалку. - Куда ты? - хотела было возмутиться Хели, но голоса все еще не было. Дверь с грохотом закрылась, оставив ее страдать от головокружения наедине со своим собственным измотанным телом. Или?.. Она покрепче ухватилась зубами за отворот измазанного кровью рукава, подавила желание сплюнуть железный вкус и дернулась в попытке подняться на ноги. Грудь пронзила острая боль, и больше от едва сознательного испуга повредить протезы в спине Хели поспешно легла обратно. Секунды ползли бесконечно долго, как в высочайшем варпе, когда пространство и время искажены настолько, что их становится невозможно отследить. Улитки. - Где мы? - гулко пронесся, отдаваясь от каменных стен, хриплый выдох Дэйва, - Все еще на Хадесе? Тишина. Одна улитка, две улитки, три улитки… - Тиурруль. Марево боли хотя и не покинуло девушку, но притупилось и померкло от одного звука этого голоса. Знакомо, как знакомо, как, черт возьми, очевидно! Два месяца назад, когда Энтерпрайз в своих путешествиях случайно разворошила самое темное и самое гадкое осиное гнездо на ничейной территории, Хели удалось под шумок зачистки спасти четверых контрабандистов за объемистый пакет порошка и несколько нелегальных чертежей, невесть откуда украденных или, как она предпочитала думать, купленных у какого-нибудь сумасшедшего инженера на планете-тюрьме. Сами контрабандисты уверяли, что «позаимствовали» чертежи в заброшенном научном лагере на планете Ехо-III, но последняя экспедиция, летавшая туда, была биологической, и Хелен слабо верилось, что те люди могли создать что-то подобное. Звуковые валики высочайшей точности, варианты имитации человеческой кожи, механизмы опорно-двигательной системы. Сделать из этого человекоподобного андроида – раз плюнуть, все уже расписано до деталей. И никакого простора для творчества. Хели ограничилась только говорящей головой, слепленной на досуге. Голова вещала голосом предположительно Саавик – просто так, из баловства, – однако никогда, даже в самых мощных приступах вулканистости, когда особенно доставали толпы переполненных гормонами мальчишек, работы наваливалось слишком много и не было времени даже просто выпить чаю, та не звучала настолько… Пусто. В живом голосе не может быть полного вакуума, там всегда что-то есть – пусть тихое, неуловимое, пусть это даже будет просто легчайший отпечаток личности, но оно есть всегда. Кому же еще вы, гады, продали копии своих драгоценных чертежей? Кто прикрывается именем древнего университета и творит свои грязные дела на планетах, к которым без чрезвычайной необходимости не приблизится ни один нормальный звездолет? И почему эти люди смастерили не кого-нибудь, а пропавшую без вести Кэрол Маркус? На Хели напал тот самый приступ кипучей жажды деятельности, когда из головы пропадает абсолютно все, что не касается дела. Так подростки вскакивают по ночам и бросаются кто вязать колье из ириса, а кто писать стихи своей первой возлюбленной, поспешно пристроив лист с домашней работой на завтра на краешке заваленного мусором стола и выводя пришедшие на ум строчки черными чернилами прямо поверх аккуратно выполненного задания. Протезы? К дьяволу протезы. Если их уже кто-нибудь сломал, то это не поправишь. Если хватит сил выпрямиться – значит, быть жизни еще часов четыре-пять. Хватает. Хелен сильно прикусила губу и, зажмурившись, осторожно расправила плечи. Это можно терпеть. Хотя по ней совершенно точно от души прошлись хорошими добротными сапогами, и если бы не железки в позвоночнике, быть бы ей сейчас инвалидом, а то и трупом. От одного взгляда на решетку по ее губам расползлась нехорошая, злая, досадующая на идиотизм противника усмешка. Вертикальные прутья на расстоянии друг от друга не менее, чем в три мужских кулака. Может, для Дэйва это и тюрьма, а для нее, последние две недели живущей исключительно на аэронуме, свободнее разве что центральный проспект в Глазго. Мелкое от природы тело, от которого давно уже остались лишь кожа да кости, проскользнуло между прутьями, оставив на полу россыпь пуговиц с рубашки. Слух постепенно возвращался, голова мало-помалу перестала гудеть и начала работать хотя бы сколько-нибудь разумно. В лаборатории они увидели искаженную, едва узнаваемую пародию на Генезис. Где Генезис, там биохимия. Где биохимия, там вытяжки. Дэйв их сколько насчитал на Хадесе? Двенадцать, по стандарту Федерации, верно ведь? Раз он смог посчитать их в молочно-белом плотном тумане, находясь в половине километра от здания, значит, они ой какие крупные. Раз здесь стоит точно такая же установка, значит, и здание такое же, и вытяжки тоже. Этим можно воспользоваться. - Мама, что происходит? Почему мы здесь? Хели неслышно фыркнула себе под нос. Мужчины никогда не взрослеют. Никогда не понимают, что в любом случае, мама там или не мама, если ты проснулся на полу, основательно отпинанный чьими-то ногами, надо подхватываться и бежать куда глаза глядят. Тем более если речь не об объекте федерального значения, а о левой лаборатории, в которую даже такие обалдуи, как они с Дэйвом, пролезли без проблем и могли бы вылезти незамеченными, не сложись так неудачно обстоятельства. Пока парень провожал малоосмысленным взглядом скрывшуюся среди труб Генезиса андроидную Кэрол и, подчиняясь своему вечному внутреннему ученому, изучал творческую интерпретацию собственного изобретения, Хели, пользуясь патологической неосвещенностью помещений (они что, столько средств вгрохали в андроида и установку, что на лампочки уже не хватает?), пробралась вдоль стены к сваленному в дальнем углу железному мусору. Стол, на нем тумбочка, на ней табуретка, все завалено деталями, обрезками труб и густым слоем белой осыпавшейся штукатурки. За ними по стене железные скобы для ремонта – спасибо, федералы, за ГОСТ, а то ведь эти пофигисты и этого бы не сделали. Когда слегка агрессивного вида седой мужчина, перебросившись с Дэйвом пару слов, опустил наконец пистолет, которым размахивал с самого своего появления, она уже была готова. - Но вы напрасно стабилизируете наше положение, мистер Кирк, - начал было этот маньяк, - Нас интересует именно уничтожение данной планеты... Былой силы в руках у Хелен давно уже не было, но Дэвид был сыном Джима Кирка и обожаемым приемышем Спока. Ему хватило всего мгновения, чтобы обернуться, увидеть, кто схватил его за руку, и все понять. Она давно не бегала так быстро. Тело, казалось, окончательно потеряло последний вес, и ноги развили скорость, какой она сама от себя не ожидала. Вверх, вверх, скорее. Главное – сбежать, главное – выжить. Табуретка вылетает прямо из-под ног, выбитая ювелирно точным лучом фазера. Сейчас будет падение, будет больно, возможно, снова пойдет кровь или все-таки доломается многострадальный позвоночник… Дэйв поймал ее легко, как ребенка – а как иначе, если она и вправду весит как младенец? – и рывком подкинул в сторону скоб. Зуб, конечно, треснул, если не отломался, но это ничего, это Одуванчик восстановит в минуту, только бы добраться до базы, а там настучать как следует куда-нибудь… Профессору Споку, например, вот уж кто точно знает, как поступать в таких ситуациях… Они ползли по вытяжке и оба – Хели точно знала – молились, чтобы она не сузилась к концу. Выше, дальше. Вот, наконец, поворот, и уже чувствуется утренний едва прохладный ветерок… Решетка. - Пусти-ка, - тихо коснулся уха теплый голос Дэйва, и она отпрянула в сторону, сама не зная, выполняла ли просьбу или просто отшатнулась от непривычно близкого контакта, какой раньше позволяла только Сулу и Саавик. Костяшки пальцев у малыша тоже, конечно, серьезно пострадали от этого удара. Но он уже здоровый взрослый парень, как-нибудь переживет, а препятствие зато вылетело из пазов, как будто его специальными инструментами выбивали, и спустя несколько секунд звонко стукнуло о твердую землю где-то внизу. Свобода. Осталось только спуститься вниз и бежать отсюда к такой-то матери куда-нибудь, где можно скрыться и обдумать положение. - Смотри, - показал Дэйв, и в лучах двух солнц она впервые заметила, что лицо у него разукрашено синяками, ссадинами и грязью, - Вон там, видишь горы? Где горы, там пещеры. Что ж, пещеры так пещеры. Не в их положении привередничать. Запоздало спохватившись, Хели нащупала секретный карман в воротнике… И едва не повернула обратно. Как и где, черт возьми, она могла обронить дорогущий и вдобавок уже давно жизненно необходимый наркотик?!