Football disaster

Луи абсолютно точно не хотел бы выпутываться из теплого одеяла, чувствовать под ногами холодный пол и идти босиком до кухни, чтоб окончательно прийти в себя после долгого сна. Его квартира была пуста и сейчас это казалось не обычной вещью, на которую он раньше не обращал внимания. Было пусто до того, что Луи снова начал задумываться о детях, вспоминая малыша Гарри, который боится посторонних. А Том и правда выглядел крайне напуганным, когда встретил Луи. Мальчик принимал только общество отца и тех, кого видел не впервые. Офисные крысы шептались за спинами боссов, что ребенок "отчужденный, странный, только на отца и смотрит", а Томлинсон мог только презирать их еще больше, если это было возможно. Томми был самым милым и прелестным ребенком из всех, что Луи мог видеть в своей жизни, и он хотел подружиться с малышом, показать, что не все люди плохие. Так ли это было на самом деле — конечно нет, мальчик, возможно, и сам понял это, сторонясь незнакомых, даже когда они заходили в кабинет его папы, но никто не скажет ребенку с такой надеждой в глазах, что нет искренности, нет чувств, и дружба теперь редкость, никто не скажет ему, насколько правильно он поступает, с недоверием смотря на подозрительных типов, потому что никто и не видел детей, которые в свои четыре года готовы были сказать всем "Я обойдусь и без вас, я смогу, зачем мне кто-то, кроме папы?". Семья — единственное, за что есть смысл цепляться мертвой хваткой и не отпускать, даже если Гарри был одним его отцом, и разве это могло бы заставить Тома любить его меньше? Стайлс бы сказал, что эти люди никогда не узнают счастья быть родителями такого чуда, как его сын. "Чистая правда", — подумал бы Луи, но он отмахнулся от очередного наваждения. Еще одной потери в сердце он не вынесет. Томмо открыл холодильник, усыпанный десятками магнитов, только после замечая, что одним из них прикреплена записка. Аккуратный почерк, явно принадлежащий Гарри — ведь кто еще мог быть в его квартире, пока он спал — сложился в короткие предложения, которые Луи быстро прочитал. Прости, что ушел, но я ведь не могу поселиться у тебя и оставить Лиама одного с Томом? Я позвонил Зейну и, знаешь, тебя ждет урок от Малика за то, что тебе плевать на свое здоровье. Не осуждай меня, если я к нему присоединюсь. Надеюсь, ты любишь пасту, она быстро стынет, и я не могу знать, когда ты проснешься, но просто разогрей ее и, пожалуйста, поешь. Я знаю, чем ты питаешься, громкие проповеди директора слышит весь офис, но холодная замороженная пицца не для нормального человека. Приятного аппетита. И сходи к врачу (я волнуюсь за твои синяки, они ужасны) Губы Луи растянулись в совершенно глупой улыбке, и он почему-то подумал, что, возможно, не нужно рассматривать каждую девушку, как потенциальную жену, возможно, не стоит вообще гнаться за тем, что само по себе не случится и пожить немного в свое удовольствие. Может быть — определенно не ясно — но, может быть.

***

Как бы не хотелось этого делать, но, преодолевая отвращение, панику и страх, какими бы он ни были, Луи пошел к врачу, чтобы услышать миллион поучений и упреков. Конечно, взрослый мужчина был недоволен тем, что его давний пациент решил обратиться к нему только когда его раны, вывихи и ссадины начали привлекать внимание других. Вернее сказать другого, но это будет несправедливо по отношению к Зейну. Малик тоже не сидел сложа руки, он давно советовал другу обратиться к специалисту и сделать что-то с синяками, которые пугали окружающих. Еще более огорчающим фактом было то, что Луи придется проходить с гипсом две недели и уменьшить нагрузку на больную ногу. Так же он должен будет тщательно следить за гематомами, и если хоть раз его заметят на поле — никто не исключает, что его не запрут дома на неопределенный срок. День был испорчен, и Луи провел его остаток перед телевизором в своей гостиной, развалившись на диване. Он заварил себе чай, но чашка с остывшим напитком была оставлена хозяином на столике, когда Томмо просто не выдержал и сдался сну, укутавшись в плед. В квартире было довольно тепло, но он мог замерзнуть и в летний зной, несмотря на ужасную жару. Если ему было запрещено тренироваться, Луи решил навестить Малика в издании и, честно говоря, ему просто хотелось увидеть Гарри, который возьмет сына с собой на работу. Это выглядело довольно мило, но Томлинсон расплывался в широкой улыбке и в самом деле не мог подавить в себе этот порыв. Даже когда малыш плакал на его руках, он хотел быть там, он хотел успокоить его и сказать, что все хорошо, потому что никто не скажет этого достаточно искренне. И, как бы ни было тяжело передвигаться с костылями, Луи, кряхтя и охая от резкой боли, добрался до офиса и был просто рад увидеть лифт. Никакой лестницы, никаких ступенек. Малик не ждал его прихода, да и вообще думал, что после запрета врача заниматься футболом, пока он не поправится, Томлинсон запрется дома и не будет никого впускать к себе, страдая в одиночестве. — Какого черта я вижу тебя здесь? — возмутился Зейн, завидев друга возле Сьюзи. — Ты должен сидеть дома, сжимать в руках огромную подушку и пускать на нее свои девчачьи слезы. Луи фыркнул, услышав крик друга, не видя еще его самого. Малик в мгновение ока оказался напротив него, разъяренно смотря на друга. Он мог бы даже поцокать для полной картины недовольного Зейна, но мулат ничего не предпринимал, просто смотрел на Луи, словно тот был способен почувствовать вину от этого. — Если ты желаешь такого конца для меня, никогда не поздно вернуться домой, — поморщился Томмо, опираясь на высокий стол секретаря. — Хорошо. Ладно, один такой визит я смогу простить, но все остальное время ты должен сидеть дома. Впервые я говорю так, но: никаких тренировок, прогулки крайне редко, и пеняй на себя, если перестанешь разрабатывать ногу. — Ты говоришь так, будто я месяц буду ходить с костылями. Зейн, бесспорно, еще не один час потратил бы на эти убеждения, но возле кабинета директора топтался Лиам, которого Малик довольно быстро заметил. Он что-то пролепетал Луи, говоря о работе, которая не ждет, и буквально подлетел к Пейну, настолько мило улыбаясь ему, что Томлинсон воздухом подавился, пытаясь вспомнить, когда в последний раз Зейн был так любезен с людьми. Возможно, его улыбка не была такой милой, но для Малика это была вершина. Луи хмыкнул, отводя взгляд. Нельзя осуждать его за то, что он пытается быть дружелюбным. В конце концов, не одному Зейну хотелось быть спокойным за друга, знать, что он, может быть, хочет стабильности и покоя. Как бы это ни было непохоже на брюнета, черт с ним, Лиам хороший парень. Может, такое поведение Зейна не должно было значить, что он настроен решительно в плане молодого человека, но Луи знал его не один год. И вот так Малик не смотрел даже на свою бывшую. Повернувшись в другую сторону, чтоб не видеть, как его друг позорно краснеет и бледнеет перед подчиненным, Луи заприметил одну фигуру недалеко от себя. Высокий парень, ссутулившись из-за своего роста, бегал за маленьким мальчиком, который весело топал ножками по полу. Малыш громко смеялся, а вот его папочка покраснел, гоняясь за сыном. Парень просто выпрямился и скривился от боли в спине. Все-таки гоняться за шустрым ребенком по коридорам офиса было не так легко. Брюнет беспомощно смотрел на мальчика, практически умоляя остановиться, но тот ничего не слышал и бежал дальше, пока не споткнулся и вцепился в ногу мужчины, надеясь не упасть. — Том, — вскрикнул кудрявый папочка, подбегая к мальчику, — малыш, отцепись от чужой ноги, это, как минимум, невежливо, молодой человек. Мальчик испугано отстранился от парня, глядя вверх, и с улыбкой обнаруживая, что наткнулся он именно на того самого Луи, которого уже точно знал и не боялся так, как посторонних. — Привет, — тихо поздоровался Гарри, смущенно улыбаясь, — извини, он просто не видел, куда бежит. — Ничего, все в порядке. На самом деле, я рад тебя видеть. Гарри робко осмотрел шатена, который широко улыбался малышу, и с удивлением заметил костыли. — Ты был у врача? — шокировано спросил Стайлс. — Подумал, что это, может быть, не лишнее. И ты прекрасно готовишь. Гарри точно мог чувствовать себя какой-то девицей, весьма впечатлительной — что немаловажно — и не мог сделать ничего с румяными щеками и блеском в зеленых глазах. Он прошептал "спасибо", все же смотря в серые глаза, которые так часто меняли оттенок, иногда доходя до ясно-голубого, а затем до цвета чистого серебра. — Тебе спасибо, я не знаю, что бы делал без тебя. — И надолго твой гипс? — быстро перевел тему кудрявый, закусывая губу. — Две недели. Я не могу тренироваться, так что это будут две тяжелые недели, если честно. — Это же хорошо. В смысле мне жаль, но... — Да, я понял, — засмеялся Луи такому порыву парня, — я не упаду за эти две недели на поле. — Точно. Эм, ты здесь надолго? — Не знаю, мне, в общем-то, делать тут нечего. Все это время мальчик с интересом наблюдал то за Луи, то за папой, хлопая длинными ресничками. Он точно не хотел идти на совет вместе с Гарри, но, с другой стороны, что ему оставалось? Малыш нахмурился, вслушиваясь в разговор. — Мне нужно идти к Зейну, он хочет собрать отдел кадров и назвать сроки, в которые мы должны уложиться, — Гарри тяжело вздохнул, понимая, насколько бессмысленным будет совещание. — Я хотел бы послушать, что такого интересного скажет Зейн, — ухмыльнулся Луи. Если Стайлс сдержано улыбнулся, значит, он что-то предчувствовал. И это совсем не строгий взгляд Малика, когда он увидел ребенка на руках у Гарри, потому что Лиам предупредил босса, и тот, неведомо как, но принял малыша и спокойно начал свою речь, где повествовал о том, что сегодня нужно многое, чтобы удержаться на рынке продаж, хотя все надеялись на короткую информацию о последних штрихах. Томми откровенно скучал, сидя на коленях папы. Он дулся на отца за то, что тот не смог придумать что-нибудь, хотя обещал, и сейчас мальчик ерзал на месте, отвлекая Гарри. Кудрявый успокаивающе гладил его по светлой макушке, будучи счастливым, что сейчас в кабинете директора мало человек. Только те, кто непосредственно участвует в сдаче номера. Малыш пытался внимательно смотреть на мужчину с темными волосами, который говорил очень много и не по делу, постоянно сбиваясь, что было на Зейна не похоже, и сразу же отводил от него взгляд, разглядывая Луи. Томлинсон казался ему куда интересней остальных. И когда шатен замечал взгляд голубых глаз, он поворачивался к Тому, незаметно для других корча с ним рожицы. Не совсем незаметно, Гарри знал об этом и всеми силами пытался сдержать улыбку, потому что это выглядело довольно смешно со стороны. Мальчик совсем заскучал, когда Зейн окликнул Луи и попросил его рассказать что-то настолько важное, что он должен был обратить все внимание на Малика. Том тихо постукивал пальчиками по высокому стакану с водой. Хоть что-то казалось ему интересным, и это — наблюдать, как прозрачная жидкость ударяется о стекло, но мальчик слишком увлекся, чтоб заметить, как она перелилась через верх. Стакан со стуком упал на стол, а вода расплескалась так, что капли заканчивались только на противоположной стороне плоской поверхности. И Гарри даже пожалел, что напротив него сидел именно Луи. — Господи, прости, пожалуйста, — затараторил он, подбегая к парню и старательно вытирая влагу с футболки Томлинсона. Зейн удивленно наблюдал за этой сценой, возможно, иногда ему хотелось открыть рот и сказать что-то, но мягкий взгляд Лиама останавливал его, и брюнет просто наблюдал за тем, что происходило. Луи же видел, как дрожат пальцы Стайлса, когда тот был рядом, и шатен просто не мог позволить кудрявому так сильно нервничать. Он успокаивающе шептал ему что-то, что мог слышать только Гарри, и взял его руки в свои, пытаясь унять дрожь. — Думаю, — протянул Малик, — совещание окончено, и мы успели обсудить все. Кудрявый буквально вылетел из зала, врываясь в собственный кабинет. Его охватило непонятное чувство, он и сам не мог понять, что с ним, и от этого только нарастала паника. Том сидел на диване и виновато поглядывал на отца, едва ли не хныча от чувства вины. — Папочка, — всхлипнул малыш, — я случайно. Честное слово. — Нет. Нет-нет, малыш, все хорошо, все в порядке. Просто не делай так больше, я же просил тебя посидеть смирно, и... — Но мне было так скучно. — Я знаю, солнышко. Гарри сдался в который раз без боя под взглядом малыша, в котором плескалось невероятно много вины. Стайлс присел на диван, обнимая мальчика и притягивая его к себе. Он знал, что в такие моменты Том чувствовал себя еще хуже, чем сам Гарри. Он сидел и неспешно покачивал малыша в своих руках, пока не услышал тихий стук. Дверь распахнулась, впуская Луи, который незамедлительно закрыл ее за собой, опускаясь рядом с кудрявым. Томлинсон хотел что-то сказать, но Гарри опустил палец на его губы, тем самым неожиданно прося помолчать. Луи покорно замолчал, хотя он даже не успел сказать что-то, наблюдая за засыпающим мальчиком. И это — второй раз, когда он видел, как Том проваливается в сон. И второй раз, когда это случалось из-за слез малыша. Томмо встряхнул головой, замечая, что мальчик уже, видимо, крепко спит. И это оказалось весомым поводом сесть в кресло вместе с его папочкой. Луи внимательно наблюдал за спящим Томом, который совсем тихо посапывал, и его щеки покрывал румянец. — Извини, что так вышло, — прошептал Гарри, — мне очень жаль. — Гарри, ты говоришь о футболке, — Луи чуть было не засмеялся, но не мог позволить себе разбудить ангела, — о простой футболке, но так, будто ты переехал моего кота на машине. — А у тебя есть кот? — непонимающе спросил Стайлс, только после осознав, что сам выглядел как ребенок в этот момент, и тихий смешок Луи дал ему это понять. — Прости. Просто, знаешь, я чувствую себя ужасным родителем, который не может строго сказать сыну, что кабинет Малика — это и без того проклятое место, и ронять там стаканы с водой на друзей директора запрещено. Что вообще обливать кого-то водой нельзя. Он вроде бы слушается, но потом происходит это, и я ведь говорил ему? Несвязная речь Гарри внезапно оборвалась, и юноша неожиданно затих. Он никогда не говорил кому-то, кроме Лиама, как ему приходится тяжело одному с малышом, с его озорным характером, и каким бы умным не был мальчик, он должен что-то вытворить, что-то, за что папа потом будет строго смотреть на него и показывать на его комнату. Но не более. Гарри никогда не мог повысить голос на Тома. Он не из тех, кто криком добивается желаемого от ребенка. Он вообще презирает тех, для кого понятие о воспитании и применении силы полностью совпадают в своем значении. — Ты не должен винить в этом себя, — возмутился Луи, — ты прекрасный отец, Гарри. По крайней мере, я так думаю. У меня столько младших сестер, что тебе и не снилось такое количество женщин в одной семье. И, когда отец ушел, я должен был помогать матери в их воспитании. А ты для Тома два родителя в одном лице. Я несколько лет не мог заставить девочек чувствовать себя как обычно, будто все хорошо и папа с ними. Ты смог понять, как сделать это, с рождения сына. Разве нужно что-то еще? Ты просто не видишь, как общаешься с ним со стороны. Гарри непонимающе посмотрел на парня, не в силах объяснить самому себе смысл последней фразы. Луи неспешно пробирался рукой между спинкой большого кресла, в котором поместились двое парней, и телом Гарри, в конечном итоге робко опуская ладонь на талию юноши. Стайлс едва сдержал себя, чтобы не вздрогнуть от прикосновения теплых пальцев. Он видел, что Луи хотел поддержать его, и, возможно, это было просто благодарностью, но Гарри обволакивало чувство заботы, будто Томлинсон хотел помочь. — Я не смог сделать так, чтобы у него была полноценная семья, — сорвался Гарри, все так же тихо шепча, но по щеке парня скатилась слеза, — ему всегда будет чего-то не хватать, я знаю. Знаю, но я ничего не могу сделать. Томмо прижался ближе к парню, укладывая его голову на свое плечо. И Гарри уже беззастенчиво уткнулся носом в изгиб шеи Лу, тяжело дыша. — Никто не может заставить тебя сказать все. Я тоже не могу принудить тебя быть искренним, если ты этого не хочешь. Я не знаю, что творится у тебя в голове, но я хотел бы, — сказал Луи, хмуря брови, — ты можешь заставить меня принимать лекарства и следить за своим здоровьем. Зейн говорит, что ты хорошо на меня влияешь. Просто, я не знаю, тебе тяжело. Я не собираюсь заставлять тебя переживать это в одиночку. Луи замолчал, а Гарри просто замер, практически не дыша. Он пытался решить, правду ли говорит шатен, можно ли верить ему, но он снова тяжело задышал, как только вдохнул воздух, и слезы опять покатились по красным щекам, и он опять прижался к Луи, позволяя обвить себя руками и поглаживать по спине. Он ненавидел себя, ненавидел все секреты и тайны, о которых нельзя просто забыть. Невозможно в одиночку нести такой груз на душе.