Football disaster

Гарри жмурился и переворачивался на бок каждую минуту, вертясь в кровати, из-за чего простыни скомкались и почти упали на пол. Он все еще спал, но сильно вцепился пальцами в подушку, мгновенно отшвыривая ее, и она попала в кофейный столик, который треснул пополам. Прижав пальцы к вискам, Гарри открыл глаза, все еще чувствуя себя раздраженно и странно, потому что везде было тихо, а его голова разрывалась, словно в нее вонзали миллион игл. Он проснулся, и это было уже хорошо тем, что его состояние во сне чувствовалось в разы безнадежней, когда не было возможности просто открыть глаза и глубоко дышать. Гарри сел, скрестив ноги, и шумно, недовольно задышал, оглядываясь по сторонам. Матрас был влажным от того, что пот градом катился по его телу, из-за чего он чувствовал легкое недомогание. Гарри готов был плюхнуться обратно на подушки, потому что такие ночи были не редкостью, и часто у него не получалось нормально выспаться, но двери, соединяющие две спальни, приоткрылись, и в комнату проник сонный и растрепанный Луи. Потирая глаза, он замер, увидев, что Гарри сидит на постели и внимательно смотрит на него. Усмехнувшись, Томлинсон широко зевнул, забираясь под одеяло. И, кажется, его не смущало ни состояние кровати Гарри, ни то, что Стайлс удивленно таращился на него все время, что он здесь, он просто поправил подушку и укутался с Гарри в одно одеяло. Луи удобно устроился на съехавших простынях, смотря на Гарри, который все еще пялился на раскрытые двери. — Ладно, — он тряхнул головой, приковывая взгляд к Луи, — ты пришел ко мне ночью, думая, что я сплю. Хотя особо не расстроился от того, что я проснулся, завалился ко мне в постель, и? — Мне казалось, что ты неспокойно спишь. Я слышал. Гарри непонимающе нахмурил брови, укрываясь одеялом. — Я говорил во сне или что-то вроде этого? — Ты запустил подушкой в столик. Кудрявый мигом приподнялся на локтях, с сожалением смотря на разбитое стекло. Он выглядел, как маленький ребенок, разбивший дома ценную вещь отца, и сейчас Луи заметил его сходство с Томом — малыш делал точно так же. Сначала он закусывал губу, слегка надувая щеки и избегая взгляда, а потом сам виновато смотрел, тихо бормоча извинения. Гарри вздохнул, опускаясь на кровать. Он повернул голову к Луи, который слишком широко улыбался и провел рукой по щеке Гарри. Немного склоняясь для удобства, Стайлс потерся своим носом о нос Луи, как часто это делал с сыном. Но Гарри точно не поцеловал бы Тома в уголок губ, почти невесомо, уже надеясь лечь на бок и уснуть. Луи ловко перехватил его губы, втягивая в сладкий поцелуй и склоняя голову. Ему не слишком нравилась своя позиция, отчего он, не расцепляя их губы, уложил Гарри на спину, большими пальцами проводя по его щекам. Гарри несмело положил руки на его шею, слабо массируя кожу и закрывая глаза. Он не мог понять, со сна ли его тело было слишком чувствительно к нежным прикосновениям Луи, но он мелко подрагивал и часто выдыхал, и его ноги согнулись в коленях, почти обхватывая Томмо. Луи думал, что им пора спать, и с каждым поцелуем убеждал себя, что следующий — последний, и они просто будут спать. У него хватило духу прервать это, только когда в его штанах стало тесно. Томлинсон поцеловал его в лоб и удобно лег рядом. Гарри успел наспех поправить свои волосы рукой, прежде чем из-за двери послышался сдавленный всхлип. Он не мог понять, что случилось, но вскочил с кровати и понесся в коридор, отчего Луи тоже не смог спокойно сидеть на месте. Они могли, явно могли догадаться, что с Томом что-то случилось, и Гарри едва не обомлел на пороге его комнаты, увидев своего сына. Тело мальчика неестественно выгибалось, он весь дрожал и был покрыт потом, глаза его были зажмурены, и он словно бился в конвульсиях. Гарри почти подлетел к нему, переворачивая на спину, и попытался заставить его проснуться, прийти в себя. Может, он и не спал вовсе, но малыш так сильно сцепил зубы, что у него мог запасть язык, и он мог задохнуться. — Том! — воскликнул Гарри. — Господи, Луи, что происходит? Томлинсон метнулся к парню, садясь на колени перед постелью, и опустил руку на плечо мальчика, легонько его встряхнув. Том все никак не реагировал, только корчился и громко хныкал. На подбородке было видно тонкий след слюны. Взгляд Гарри метнулся к сжатым губам сына, и он с ужасом заметил, как их покрывает слой пены изо рта. Он практически вцепился в руку Луи, надеясь, что это слишком страшный сон и он скоро пройдет, Гарри проснется и ничего этого никогда не будет. Но это было до того жутко, быть беспомощным, когда его ребенок терпел приступ, что Гарри уронил голову на свои руки, сложенные на простынях. Его тело содрогалось от почти беззвучных рыданий, и Луи не мог просто сидеть на коленях перед кроватью мальчика. Он приподнял голову Гарри, зная, что действовать нужно как можно быстрее. Стайлс смотрел на него, как будто он сам был обречен, и это заставляло Луи винить себя в чем-то слишком сильно. Если долго ждать, малыш мог так и не расцепить челюсть, он мог просто заглотнуть собственный язык, и тогда уже Луи точно не сможет не вспоминать это. — Спустись вниз и принеси что-нибудь, чем можно будет разжать его зубы, — он старался говорить спокойно, — лучше ложку. Обмотай ее бинтом и возвращайся сюда, только осторожно, Хаз. Гарри не мог думать о том, чем это поможет, почему ложка, и он просто вылетел из комнаты, оставляя Луи одного с сыном. Томми становило все хуже с каждой минутой, и Томлинсон винил себя, что не позаботился об этом раньше. Он поднял малыша на руки, и мальчик пытался высвободиться, но Луи крепко держал его, зная, что так нужно. Стараясь прислонить дергающегося ребенка к груди, он несколько раз получил весьма ощутимые удары Тома, зная, что в такой ситуации они намного сильнее. Он проклинал себя за то, что заболел идеей отправиться в Альпы именно сейчас, потому что дома Том пережил бы такое намного легче и без особой опасности, но сейчас они были в горах, на лыжном курорте и помощи, к тому же, так поздно, ждать не стоило. Луи только был рад, что он рядом и не позволит панике Гарри зайти слишком далеко, потому что, да, сложно принять только то, как этот приступ выглядит, потом уже понимая, что причины для него нет. Луи старался укачать бьющееся в судорогах тело, но не удивлялся, когда ничего не происходило и мальчик продолжал брыкаться, иногда царапая ногтями кожу Томлинсона, не прикрытую просторной майкой. Страшней всего было представить, что сейчас творилось с Гарри. Не так давно он еще был в кровати, и единственной проблемой была бессонница, а теперь он вынужден был бороться с истерикой ради своего сына. Он сам испугался этого громкого стука двери, когда распахнул ее, и отдал Луи то, что он просил. Томлинсон уложил мальчика на спину, немного резко сжимая его челюсть, отчего Гарри не смог заглушить громкий всхлип. Луи виновато посмотрел на него, но так было нужно. Гарри покачал головой и отвернулся, не в силах смотреть на то, что сейчас происходит. Но Луи поравнялся с ним и прижался к его лбу своим, пытаясь успокоить. — Ты должен смотреть, — сказал он, — иначе ты не будешь знать, что делать, если это повторится. — Это может случиться снова? — испуганно прошептал Гарри. — Я не знаю, но ты должен быть рядом с ним как можно быстрее. Гарри обессилено кивнул, поворачиваясь и смотря на своего сына. Луи вернулся на кровать, силой заставляя мальчика приоткрыть губы. Он схватил ложку, обмотанную бинтом, и отдернул себя от мысли о том, что может навредить, потому что это был их единственный способ. Обмотанная мягким материалом металлическая ручка не без усилий протиснулась между рядом детских зубов и если можно было вдохнуть воздух, то совсем немного, но этого было достаточно, чтобы мальчик распахнул голубые глаза, непонимающе уставившись на Луи. Томлинсон облегченно выдохнул, поднимаясь на ноги вместе с малышом и прижимая его к себе. Он пока еще не мог унять бешеный стук сердца, но он сделал то, что должен был, и отдал мальчика отцу, по щекам которого все еще катились слезы. — Папочка, почему ты плачешь? — спросил Томми, обхватывая маленькими ручками шею кудрявого. — Не буду плакать, солнышко. — Мне страшно, что только что было? — Ничего, милый, просто тебе приснился кошмар, — Гарри вымученно улыбнулся, поправляя волосы сына. — О, — протянул мальчик, — да, я помню. Поэтому я проснулся и разбудил вас? — Да, но ничего страшного, все хорошо. Ляжешь спать? — Но я не хочу спать. Я хочу остаться с вами. Гарри поднял взгляд на Луи, который улыбнулся ему, подходя чуть ближе. Справляясь с новым потоком слез, Гарри прижал сына к себе, выдыхая ему в макушку. Он не мог до конца понять и осознать все, что только что случилось, но, не будь рядом Луи, все было бы намного хуже. Поцеловав уставшего мальчика в лоб, Гарри уложил его на кровать, укрывая одеялом. Томмо быстро чмокнул мальчика в щеку, шепча ему пожелания спокойной ночи, и вышел из комнаты вслед за кудрявым. Парень стоял в коридоре, прислонившись к стене, и вздрогнул, почувствовав теплые ладони Луи. Он обернулся, ежась от холода, и угодил в объятия Томмо, который поглаживал его по голове. Медленно перебирая кудрявые пряди, Луи прижимался губами к щеке Гарри, и, в какой-то момент, отстранился, беря за руку. — Пойдем. Думаю, нам нужно немного выпить, — объявил Луи, спускаясь по лестнице. Гарри незаметно для него кивнул, думая, не слишком ли часто у него возникает такое желание, как для отца четырехлетнего сына? Луи достал бутылку вина и два бокала, и Гарри подумал, что это как-то слишком похоже на какую-нибудь американскую комедию, которые любит смотреть Лиам. Возле дивана пол покрывал белый ковер с длинным ворсом, и Луи незамедлительно сел прямо на него, подзывая Гарри. Он словно крался, но то, что происходило в течение последнего получаса, не могло не помешать ему настроиться на что-то романтическое. Несмотря ни на что, он просто сел рядом с Луи, который налил им по бокалу вина. Гарри хотел бы спросить, почему именно вино, почему Томлинсон не сделал так как было ожидаемо — почему не впихнул ему в руки бутылку виски, но это ведь Франция, по крайней мере, так отшутился Луи. Приняв бокал из его рук, Гарри не решался даже пригубить вино, он неотрывно смотрел на Луи, смотрел и думал о том, как он теперь благодарен ему, и не успел сказать хотя бы спасибо за все, что он сделал сегодня для его сына и для него. Он откашлялся, точно так же приковывая взгляд Томмо к себе и попытался улыбнуться, попытался выглядеть милым, чтобы сказать что-нибудь. — Я, — начал он тихо, запинаясь, — я хотел бы сказать тебе спасибо. Правда. То есть, ты же спас его, понимаешь? — Не говори чепухи, Хаз, как я мог поступить иначе? Стайлс с минуту помолчал, делая небольшой глоток, и снова посмотрел на Луи, который, кажется, не сводил с него глаз. — Откуда ты знаешь, что делать? — это было то, что он действительно хотел бы знать сейчас. Потому что ему будет сложно поверить, что всему виной лишь интуиция. — С моей сестрой случались такие приступы, — вздохнул Томлинсон, — я знал, что ты обязательно спросишь это, но не был уверен, готов ли говорить. — Я не заставляю. Мне просто интересно, — он скривился на последнем слове, — то есть, нет, это определенно не любопытство. — Знаю, — усмехнулся Луи, — ей было меньше, чем Тому, когда это случилось в первый раз. Около трех, и это было куда страшнее, чем сейчас. Жуткое зрелище, особенно когда не знаешь, как помочь, и она так дрожала, что я боялся даже прикоснуться к ней. Гарри чувствовал необходимость поддержать Луи, потому что еще немного, и в его глазах будут стоять слезы. Томмо до этого практически лежал, опираясь на локоть, а кудрявый опустил голову на его живот, успокаивающе проводя пальцем по нему. Луи слегка улыбнулся, полностью опускаясь на ковер и убирая бутылку вина подальше. Одну руку он подложил под голову, второй аккуратно перебирая мягкие локоны Гарри. — И мы вызвали врачей. Они прибыли не так быстро, но, все же, успели спасти мою сестру. Знаешь, я часто думаю, есть ли моя вина в том, что ей пришлось ждать хоть какой-то помощи так долго. — Конечно нет, Луи, — он немного приподнял Томлинсона, коротко прижимаясь губами к чувствительной коже внизу живота. — Господи, сколько тебе было тогда? Что ты мог сделать? Что я мог сделать сегодня, если бы не ты? — Мне было восемнадцать. Не так много, чтобы не впасть в панику от того, что на моих глазах ее тело так выгибается и она вся трясется, а эта пена изо рта? Врачи забрали ее на обследование и сначала подозревали, что это эпилепсия. Если бы этот диагноз подтвердился, думаю, приступы продолжались и сейчас. Но нет. Знаешь, я не вспомню и одного заумного слова, что они говорили, но я помню, как бегал в аптеку и покупал ей лекарства. Не скажу, что лечение состояло только из них. С возрастом это должно было уйти, потому что было много шансов, что организм самостоятельно справится с этим. Маме пришлось ограничивать ее в большинстве вещей, которые необходимы подростку. Лагерь, частые поездки с друзьями куда-то. Лотти очень злилась, поэтому, каждое лето, стоило ей завести разговор о веселом отдыхе или как ее подруга собирается в лагерь, мама приходила в ярость. Она думала, что Шарлотта ее в чем-то обвиняет, и приходила ко мне в комнату каждый вечер, чтобы поговорить. Я знаю, что у меня самая заботливая мама на свете, и она просто не могла после того, как доктора подтвердили, что эта болезнь отступила, отпускать Лоттс куда-то одну. Хотя сейчас все вполне нормально. Может, моя сестра не самая популярная девушка в школе, но, думаю, одного верного друга ей хватает. — То есть, с каждым приступом ты лучше знал, что делать? Ты был готов? — Да. Поэтому ты должен был это видеть, и прости меня еще раз, но ты должен знать. — Конечно. Все хорошо, — выдохнул Гарри, подтягиваясь чуть выше и ложась на грудь Луи. Восемнадцать лет. Надо же, они оба пережили эти переломные моменты в одном возрасте. И пусть Гарри согласился на еще один бокал вина, чтобы не вспоминать тот год, память подбрасывала новые и новые картинки из прошлого. Он не мог смотреть в зеркало, не мог видеть себя таким бледным и истощенным, не мог спокойно смотреть на свою маму, которая днями ходила расстроенная и сломленная. Поэтому он собрал вещи, написал записку, хотя не считал это необходимым, и уехал в Манчестер. Он вспоминал, как сидел у себя в комнате, просто смотря в стену, и лил слезы, потому что не знал, что ему делать. Потому что не сказал отцу Тома ни слова, потому что это был страх и паника, которые заставили его бежать от самого себя. Гарри сдавленно всхлипнул, заглушая этот звук ладонью, прижатой к губам, но мимо его воли одна слеза упала на грудь Луи. — Хаз, что такое? — приподнялся он, смотря на то, как Гарри пытается сделать невозмутимый вид. — Малыш, все нормально. Слезы — тоже нормально, что случилось? — Просто неприятные воспоминания. — Расскажи мне, — Гарри только покачал головой, ложась рядом с Луи и утыкаясь влажным носом тому в шею. Стоит ли говорить об этом сейчас, и стоит ли говорить об этом вообще — он не мог понять, что ему делать. А эта осточертевшая ему легенда о его девушке, которая умерла после родов, не давала свободно дышать. Но никто ведь не поймет. — Том очень дорог мне, — начал он, — он мой сын, в нем моя жизнь. Я никогда не буду тем, кого он не захочет во мне видеть. — Мне жаль, что его мама так и не узнала, какой у нее малыш, — Луи вздохнул и обхватил рукой плечи Гарри. — Нет, — его тело пробила дрожь от того, насколько сложно было об этом говорить. Что лучше уж убивать себя внутри, чем быть смелым и начать этот разговор, потому что они теперь, возможно, в отношениях. — Боже. Никогда больше не верь в эту чушь, потому что это абсолютная выдумка и ничего больше. — Он не твой сын? — Мой, — Гарри вцепился рукой в шею Томлинсона, — даже не представляешь, насколько мой. Я родил его, я его выносил. Луи замолк и, кажется, даже не пытался ахнуть или вообще дышать. Его рука на плече Гарри дрогнула и с минуту или две он ничего не говорил, не шевелился. Он повернулся к Гарри, ложась на бок, и приподнял его лицо, чтобы видеть глаза. Стайлс чувствовал этот чертов ком в горле и холодные, совершенно ледяные слезы, но от чего-то мог говорить. — У него два отца. — Господи, — выдохнул Луи, — как это возможно? — Я не знаю, — в отчаянии заскулил парень, — не знаю, но это реально. Я какой-то... — Боже правый, Гарри, ты особенный. — Особенный? — выплюнул кудрявый. — Да я похож на какую-то ошибку. Такого не должно было случится, это невозможно. — Ты такой глупый, — возмутился Луи, чуть резче потянув его за кудри, — невозможно глупый. Гарри, ты сам выносил своего ребенка, пусть я шокирован и взволнован сейчас этим, но это полностью твой ребенок. Томми — самый удивительный маленький мальчик, которого я знаю. Он быстро развивается, много понимает уже сейчас, и ты не смеешь жалеть о том, что тебе одному выпала такая возможность. — Я люблю его, — прошептал Гарри, улыбаясь, несмотря на слезы, — больше всего люблю. — Когда ему пять? — Через два месяца, двадцать четвертого апреля. Томмо сдавлено хохотнул, улыбаясь чему-то своему. — Что? Что такое? — Я родился двадцать четвертого декабря. Гарри усмехнулся вместе с ним, быстро целуя в шею. У Луи по телу разносилось странное тепло, и он прижал парня к себе, неожиданно чувственно целуя его. Гарри удивился, но прикрыл глаза, сомкнув пальцы на затылке Луи и неспешно двигая губами в ответ. Он громко вздохнул, когда спиной почувствовал мягкий ковер, а к полу его прижало тело Луи, и несколько бокалов вина спустя он не смог бы остановить этот поцелуй, хотя, возможно, он в любом случае не отказался бы от него. Это было совсем по-другому, то есть, даже если они целовались всего один раз, это все равно чувствовалось, как что-то особенное. Как что-то, к чему они очень долго шли. Как признание в любви спустя несколько лет, как чувство художника, который закончил свою работу. Гарри зажмурился и не хотел отпускать эти ощущения, потому что Луи был слишком сладким, чем-то нежным и, в то же время, сильным, как надежная броня, которая не даст отважному солдату погибнуть на войне. Они не особо старались оторваться друг от друга, но Луи иногда заканчивал поцелуи и с влажным звуком отстранялся, вдыхал немного воздуха и возвращался к Гарри, массируя его кожу на стройных бедрах. Кудрявый случайно откинул руку назад и услышал глухой звук бьющегося стекла и смех Луи, который подозревал, что стоило убрать бутылку и бокалы подальше. Но Гарри выглядел так мило, словно провинившийся ребенок, второй раз за ночь, за последние, может быть, два часа. Сегодня ему явно не везет с его осторожностью. Парни все так же лежали и не сводили глаз друг с друга, Луи протянул свою руку и сплел пальцы с пальцами Гарри, на которых чувствовалась влага и, наверно, на него попало немного вина. Шорох с лестницы казался бушующей пургой за окном, а тихие шаги — хрустом снега на улице. Но любопытный взгляд голубых глаз Гарри не мог объяснить никак, поэтому поднял голову, смотря на сонного Тома. Парень неловко отстранился от Луи, садясь на ковре и скрещивая ноги. Он быстро поправил волосы и, незаметно для сына, вытер тонкую полоску слюны со своих губ, чувствуя игривый взгляд Луи. — Почему ты не спишь, милый? — спросил он хриплым голосом, подзывая к себе мальчика. Томми подошел к нему, сжимая в руке плюшевую уточку размером чуть больше его головы. Малыш плюхнулся рядом, садясь между папой и Луи, тревожно смотря на Гарри. — Я боюсь, что кошмар повторится, — сказал он, чуть ли не плача от растерянности. — Ох, мой малыш. Нужно было сразу прийти ко мне, — Гарри поднял малыша на руки, принимаясь неспешно укачивать его. Он что-то тихо шептал, может, даже напевал какую-то колыбельную, но мальчику с трудом удавалось расслабиться. Том тихо хныкал, обнимая игрушку, и Гарри прижался губами к его лбу, проверяя температуру. Все было хорошо, если можно было так сказать о ребенке, пережившем приступ. Гарри был взволнован, и от Луи это скрыться не могло. Он тихонько подошел к нему, так, что Стайлс немного вздрогнул, посмотрев на Томмо. Шатен легко улыбнулся, проводя носом за ушком, успокаивая кудрявого. — Позволь мне, — прошептал Луи, осторожно сжимая ручку Тома. Гарри забыл, как дышать, но передал сына на руки Луи, и Томми, кажется, не хныкал больше. Томлинсон медленно убаюкивал малыша, вытягивая губы и строя ему рожицы, если мальчик открывал глаза. В основном он старался послушно и тихо лежать, держа в руке лапку уточки. И Луи подумал, почему именно утенок, когда большинство детей везде таскают с собой плюшевых медведей или огромных Микки Маусов, а Томми берет с собой только эту игрушку, и, насколько успел заметить Луи, всегда спит с ней. Гарри чувствовал себя ненужным в какой-то степени, просто стоя и наблюдая за тем, как Луи качает его сына, иногда останавливаясь, чтобы вытереть след от слюны на подбородке малыша. Но поразил его тот момент, когда Томлинсон перевернул Тома в вертикальное положение и поцеловал его щечку, убирая игрушку и протягивая ее Гарри. Стайлс улыбнулся и принял утенка, пока Луи прижимал к груди почти уснувшего мальчика. Они оба вздохнули, когда маленькая ладошка Тома прижалась к ключицам мужчины и он что-то невнятно забормотал, вертя головой. — Папочка, — вскоре тихо сказал он, и Луи приоткрыл от удивления рот, смотря на Гарри. Его реакция была несколько странной. Томмо думал, что это будет обида, но парень широко улыбнулся ему, так, что его глаза заблестели в кромешной темноте. И, все же, Луи не мог сказать, как себя чувствует. Последние несколько лет он мечтал обрести семью, девушку, которая родит ему троих детей, и иногда было сложно сказать, собирался ли Томлинсон любить ее. Он готов был жениться на девушке, которую знал всего месяц, только ради того, чтобы в один прекрасный день она подарила ему детей. Не более, возможно, они бы разошлись потом, но своего ребенка Луи не отдал бы никому, и сейчас не хотел отдавать тихо сопящего Тома в чужие руки, кроме Гарри, разумеется. Этот тихий голосок малыша, когда он назвал Луи папой, и Томмо почти был уверен, что, все-таки, проронит одну слезу. Потому что он в самом деле захотел вернуться назад на несколько лет и заслужить эти слова, хотел, чтобы это было правдой. — Нам тоже пора спать, — сказал Гарри, поднимаясь по лестнице. Он ничего не сказал, зная, что Луи идет за ним, и зашел в свою спальню. Его пробивала паника при одной мысли, что эти судороги у Тома могут повториться, поэтому он не хотел разлучаться с ним на ночь. Гарри лег в кровать, накрываясь одеялом, и Луи вскоре лег рядом вместе с малышом. Том был спокойным, когда шатен укладывал его на подушку, когда ложился рядом с ним и водил пальцем по его раскрытой ладошке. Гарри с трудом все еще не закрывал глаза, но Луи отдернул его ото сна, тихо спросив: — Он видел отца? — Нет. Почему ты спрашиваешь? — Он должен, Хаз. Посмотри на него — он обязан знать настоящего второго отца. Гарри приподнялся на локтях, недоуменно смотря перед собой. Он выглядел расстроенным. — Ты против того, что Том назвал тебя папой? — Нет, — слишком громко ответил Луи, из-за чего Стайлс тихо зашипел, — нет, прости. Но я знаю, что ему будет сложно потом. В любом случае, это твое дело, и я поддержу тебя. Кудрявый тепло улыбнулся, плюхаясь на подушку. Он не мог не думать о том, что Тому может грозить, не мог не обратить внимание на то, что он и Луи держали мальчика за руку, и просто закрыл глаза, чтобы этот кошмар не заставлял его вздрагивать, глядя на спящего сына.