***
Шон... Это был Шон... Мой брат жив, черт подери! Эти твари не смогли поймать его — да куда им в самом-то деле! Спустя несколько секунд я уже вовсю прижимал его к груди. Он цеплялся за мои плечи, словно боясь, что в любой момент я могу раствориться прямо в этом самом тумане, что струился у земли. Я чмокнул его в макушку. Молли не смогла сдержать слез. Я протянул руку и привлек ее к нам (пока мы с Шоном обнимались, она застенчиво стояла неподалеку, не вмешиваясь и тихонько шмыгая носом). Вновь раздался звук открывающейся машинной дверцы, и Сара улыбнулась всем нам, выглянув наружу. Почувствовав, как Шон напрягся, я улыбнулся ей в ответ и повел двух закадычных друзей, доказавших свою взаимную преданность, пройдя через весь этот ужас вместе, к Саре, что уже дожилась нас в машине. По дороге мой младший брат немного хромал, но в остальном выглядел абсолютно здоровым — никаких ран, к счастью, я не обнаружил. Молли тоже держалась достаточно стойко, даже слишком для шестнадцатилетней девчушки, которая побывала в самом что ни на есть подлинном аду, причем все его девять кругов узнав единовременно, как бывает только на настоящей войне в какой-нибудь горячей точке. Немного успокоившись, они принялись наперебой рассказывать обо всем, что им пришлось пережить до нашей встречи. Узнав, что они также направлялись в департамент полиции города, я убедился в верности принятого мною в самом начале решения. — Спасибо, что доставила этого балбеса в целости и сохранности, — сказал я, посмотрев на Молли через зеркало заднего вида. Девочка гордо улыбнулась, но Шон, дурачась, ткнул ее локтем: — Не обольщайся, дуреха, он это всем симпатичным девушкам говорит. Молли показал ему язык, а мой брат попытался за него ухватиться. — Неужели? — подключилась Сара, бросив на меня любопытствующий взгляд. Я посмотрел на нее, и мы все вчетвером расхохотались. Но когда я вырулил на главную улицу, которая плавно переходила в центральную площадь, а затем вновь сужалась до размеров улицы с противоположной стороны, на которой и стоял полицейский участок, от нашего приободренного, я бы сказал, даже вполне счастливого, насколько позволяли обстоятельства, настроения не осталось и следа. Центр города пострадал больше всего, и именно оказавшись здесь можно было в полной мере оценить масштабы той трагедии, что затронула все вокруг, сколько хватало глаз. Ужасающие по своей откровенности и жесткости картины смерти разворачивались буквально повсюду, куда бы мы ни посмотрели. Время от времени мне приходилось объезжать развороченные тела, лежащие посреди дороги в темных лужах запекшейся крови. Двери домов были открыты нараспашку — люди покидали свои обустроенные уютные жилища, торопясь изо всех сил, без сомнений и жалости бросая все то, чем дорожили, спасая единственно по-настоящему ценное — собственную жизнь. Возле некоторых домов маячили одинокие фигуры оживших мертвецов, «зомби», как уверяла Молли, основываясь на своем опыте заядлой поклонницы ужастиков и компьютерных игр всех мастей. Да что и говорить: эта версия, как ни крути, действительно вполне соответствовала всем тем кошмарам, невольными свидетелями и участниками которых стали мы все. Вместе с тем в глубине души я по-прежнему упорно отказывался в нее верить, тщетно подыскивая объяснение сколько-нибудь поубедительнее и имеющее хоть что-то общее с той привычной мне реальностью, в которой не было места сценам из фильмов Джорджа Ромеро наяву. Но каждый следующий квартал убеждал меня в обратном, открывая взору все новые ужасные развязки бессчетных кровавых драм, застывших в финальный миг поистине чудовищных смертей, словно в стоп-кадре. Несмотря на туман, мешавший продвижению, я выключил фары по совету Молли — чтобы не привлечь мертвецов, которые, вообще-то, видят плохо, но источники яркого света манят их, как ночных насекомых. Центральная площадь просто кишела ими. Казалось, что сюда стянулись все и каждая тварь, что за считанные часы в полном смысле слова захватили весь город. Дорога к участку была полностью перекрыта блуждающими и изредка стонущими, как будто бы от боли, полуживыми-полумертвыми телами, и каждый четвертый в этой устрашающей толпе не являлся для нас чужаком. Через площадь напрямую было не пробраться. Оставалось ехать в объезд. Спустя где-то минут двадцать, я остановил джип перед т-образным перекрестком. На указателе, над стрелкой, что была повернута вправо, значилось: «Грин Оукс Стрит». Улица, в самом конце которой стоял наш дом. С полминуты мы сидели в абсолютной тишине, и никто не решался заговорить первым. — Мы едем в полицию, — наконец тихо напомнила Сара, взяв мою руку, — к моему отцу. Он поможет нам спастись. Если кто-то еще и сумел выжить, то они, скорее всего, тоже отправятся... — Конечно, тебе легко говорить, — вмешался Шон, пронзив спинку сиденья Сары огненным взглядом, — в полицию, означает, к твоему папаше, а ведь мы понятия не имеем, что с НАШИМИ родителями! — Шон, — проговорил я грозно. — Сара точно в таком же положении, как ты или я. — Все нормально, — примирительно сказала Сара, успокаивающе поглаживая большим пальцем тыльную сторону моей ладони. — Какого черта, Лиам? ТАМ, — он махнул рукой вправо, — могут быть наши родители, которым, возможно, нужна наша помочь! А ты собираешься бросить их, потому что ОНА так сказала?! Ярость сотрясала все тело Шона. Он вцепился в свое кресло так, что костяшки его пальцев (я заметил, что его руки по-прежнему обернуты боксерским бинтом) побелели, а обшивка даже жалобно затрещала. Молли молчала, отведя взгляд в сторону. — Как и мы, — тяжело вздохнув, снова заговорил я, — она может лишь надеяться, что ее отец все еще жив, поэтому... — Да чтоб он сдох! — в сердцах рявкнул Шон и, потянувшись к дверной ручке, дернул ее на себя. — Выпусти меня! Выпусти немедленно! Я сам спасу маму с папой, если для тебя важнее плясать под ее дудку! Еще какое-то время он метался на месте, потом беспомощно забился в угол и тихо заплакал. Мне было стыдно смотреть Саре в лицо, но я все же пересилил себя и вопросительно взглянул ей в глаза — сейчас мне как никогда нужна была ее поддержка. Какое бы решение мы ни приняли. Сара быстрым движением утерла предательскую слезу и понимающе кивнула. Я наклонился вперед, чтобы поцеловать ее, а затем, надавив на педаль газа, уверенно повернул руль направо.Глава 3. Воссоединение и прощание ( Часть 1 )
6 мая 2014 г. в 23:08
Бежавшая немного позади Шона Молли оглянулась на уже почти скрывшееся в тумане старое здание церкви, напоминавшее о себе только острым черепичным шпилем, когда в звон колоколов неожиданно вмешался крик невыразимой боли. Сердце Молли сжалось в груди, а на глазах выступили слезы: ей показалось... нет, она была уверена, что узнала голос человека, умиравшего в эту самую минуту в муках, что назвать ужасными значило бы сильно преуменьшить, — и которому она, видимо, была обязана собственной жизнью. Белый шпиль церковной звонницы вдруг напомнил ей Башню из слоновой кости на единственном оставшемся островке земли, что стала последним убежищем для обитателей волшебной страны Фантазии, уничтоженной злом под названием Ничто, в «Бесконечной истории» Михаэля Энде. Однако, в отличие от сверкающей башни из детской повести, этот белоснежный оплот не выстоял в реальной битве с не менее реальным злом, хотя и кажущимся какой-то дикой галлюцинацией. Пал во спасение двух жизней, и от этих мыслей девочка вдруг заново осознала происходящее: крупицы надежды на то, что все это не происходит на самом деле, были окончательно развеяны. Сказочного счастливого конца не будет... Просто не будет... если даже за это, как она безотчетно думала всего пару минут назад, чудесное спасение кому-то пришлось отдать жизнь. Настала пора распрощаться со сказками, — а вместе с ними и с детством как таковым. Дабы прекратить обманываться их радужными, столь приглядными в тяжелой ситуации истинами и канонами, в которые даже взрослые, склонные к прогматизму люди порой готовы отчаянно верить, оказавшись в беде. Мерилом надежд на «и жили они долго и счастливо» выступает лишь степень плачевности положения; как заядлые атеисты, что внезапно обращаются к Богу на смертном одре. Прекратить обманываться! Ради выживания, своего собственного и тех, кто тебе дорог, а иначе... Проще говоря, рассудила, глотая слезы, Молли, наивность — даже самая робкая — вот-вот станет строжайшим синонимом для скоропалительной смерти, — и правильнее всего будет избавиться от нее поскорее. Нет ничего хуже боли разочарований, неизбежно приходящих в итоге, верно? Что ж, так было раньше...
Теперь разочарования всегда приходят бок-о-бок с трагическими потерями...
Внезапно Шон, который бежал впереди, вскрикнул, ослепленный лучами фар, внезапно выплывших двумя пятнами света из дымки, и шарахнулся влево. Споткнулся о незамеченный тротуар и повалился на спину.
Молли бросилась к нему на помощь.
Авто, оказавшееся местным полицейским джипом, тем временем резко затормозило.
Передняя дверь распахнулась, и из салона выбрался человек. Высокий мужчина. Голова коротко обрита. Спортивная куртка с капюшоном на хорошо развитых плечах, надетая поверх белой майки...
— Лиам! — завопил Шон, не помня себя от счастья. Паренек попытался встать, но, взвыв от пронзившей ногу боли, снова упал в объятия Молли, которая, вспомнив, чему учили ее родители, бегло осмотрела его лодыжку, диагностировала обычное растяжение и вздохнула с облегчением.
— Полегче, Шони, — укоризненно порекомендовала ему девочка, хотя сама была близка к тому, чтобы расплакаться, увидев знакомое и, что немаловажно в сложившейся ситуации, ЖИВОЕ человеческое лицо.