Однажды (рабочее)

Не ходи ко мне, желанная Не стремись развлечь беду — Я обманут ночью пьяною До рассвета не дойду Ох, встану, выйду, хлопну дверью я — Тишина вокруг села — Опадают звезды перьями На следы когтистых лап. Мельница «Оборотень»

Анна Валериус распахнула окно и перебросила ногу через подоконник. Уходить через парадный выход ей совершенно не хотелось: велик был риск быть замеченной или столкнуться с кем-нибудь в коридоре. Её комната находилась на втором этаже, прыгать было невысоко. В крови принцессы закипал адреналин, луна должна была вот-вот подняться в зенит. Девушка покрепче взялась за подоконник, перекинула вторую ногу за окно и начала аккуратно сползать вниз. Когда она наконец повисла на вытянутых руках и посмотрела вниз, до земли всё равно ещё оставалось пугающе далеко — в поместье Валериусов были высокие потолки. Анна вздохнула и разжала руки. Ветер свистнул в ушах, тело как-то само по себе сгруппировалась, она приземлилась на согнутые ноги, по-звериному мягко — яд оборотня в теле давал о себе знать. Что ей сейчас нужно делать, она представляла смутно. Было ясно одно: нужно выбраться из города. Происходящее казалось ей нереальным. Она шла по улочкам своего города, крадясь вдоль стен зданий как преступница, стараясь держаться в тени и остаться незамеченной. На улице было темно, и люди разошлись — никто не хотел подвергать себя риску, оставаясь вне стен дома после заката. Анна часто опаздывала домой к нужному времени. Не раз ей приходилось идти по тёмным улицам, держа револьвер наготове и вздрагивая от каждого шороха, боясь встретить кого-нибудь из обитателей ночи. Теперь же она сама одна из них. Если ей повезёт и граф сдержит обещание, только на одну единственную ночь. В глубине души Анна знала, что эта ночь будет не единственной. Даже если она получит лекарство, она заплатит за него ценой, которая никогда не позволит больше ей считать себя полноправным членом Совета, люди в котором борются с силами тьмы. И пусть об этом не будет знать никто, кроме неё, она всё равно навсегда будет отрезана от них какой-то невидимой чертой. От них, и от Ван Хелсинга. «Он не имеет права меня судить. У него никого нет. Он не знает, каково это, потерять всех, кого ты любил», — мысленно сказала Анна, будто бы разговаривая с невидимым обвинителем. «Зато ты знаешь, как низко можно пасть из-за собственного эгоизма. Если бы ты хотела освободить Велкана, тебе достаточно было бы его пристрелить. Но ты так боишься остаться одна, что готова забыть о семейной чести, наплевать на все принципы и пойти на сделку с врагом», — голос совести был беспощаден. Морозная осенняя ночь была хороша — на темно-синем небе не было ни облачка, звёзды ярко сияли. Пахло землёй и осенними листьями. Где-то вдалеке слышался плеск реки и шорох крыльев птиц, которые охотятся по ночам. Анна никогда ещё раньше не испытывала ничего подобного: слух и обоняние обострились, глаза отлично видели в темноте, шаги стали мягче и тише. Она посмотрела на небо и прибавила шагу — луна должна была вот-вот оказаться в зените, и к этому моменту Анне хотелось оказаться как можно глубже в лесу. Она не знала, как далеко зашла к тому времени, когда все внутренности вдруг свело судорогой. Девушка остановилась как вкопанная и вскинула голову. Круглая золотистая луна висела в небе заливая лес своим неярким светом, в котором всё приобретало чуть потусторонний вид. Анна ощутила, что кровь буквально вскипает в её жилах, стало очень жарко. Из груди вдруг сам по себе вырвался протяжный волчий вой. А затем была боль. Боль адская. Казалось, что с тела живьём сдирают кожу, а кости сами по себе ломаются и втыкаются острыми краями во внутренние органы, в голове ни одной мысли — только пульсация, будто мозг сейчас взорвётся, нижняя челюсть неестественно вытягивается вперёд, будто бы кто-то невидимый силой пытается отделить её от остального черепа. Какое-то время девушке кажется, что челюсть вот-вот оторвётся, но этого не происходит. Вместо этого то же самое начинает происходить и с верхней. А затем Анна Валериус исчезла. Её личность будто бы растворилась в пространстве, перестала существовать. Её полностью поглотила другая — волчья. Горьковатый аромат ночных трав пьянил, ощущение собственной силы наполняло радостью всё её существо. Снежно-белое животное, слишком крупное для обычного волка, поднялось на лапы, сделало несколько осторожных шагов, привыкая к новому телу, стряхнуло с себя остатки разорванной в клочья одежды, вскинуло морду к небу, громко протяжно завыло, а затем, одним прыжком преодолев трёхметровое расстояние, понеслось через лес. Это был бег ради самого бега. Движение было жизнью. Движение было наслаждением и любованием своими силой и скоростью. Страх, боль, угрызения совести — всем этим спутникам Анны с волчицей было не по пути. Осталось только пьянящее чувство свободы. Она пришла в себя и поняла, что лежит на земле где-то в лесу. Первое, что она увидела, были свои собственные руки, человеческие, без когтей и не покрытые мехом. — Ну наконец-то, — театрально провозгласил где-то вверху знакомый до боли мужской голос, — я уж думал, ты тут до утра валяться решила. Анна приподнялась на локте и увидела Дракулу, со скучающим видом прислонившегося к стволу старого дуба. В голове шумело, во всём теле была какая-то тошнотворная слабость. «Устала, — мысленно констатировал вампир, — Так устала, что уже даже не боится». — Уже…всё? — спросила она, не будучи уверенной, что хочет услышать ответ. — Всё, — равнодушно произнёс Владислав, — больше ты превращаться не будешь. А вот с твоим братцем это будет происходить ещё много раз…если ты, конечно, ему не поможешь. Анна прикусила губу и поёжилась. Земля была холодная, как и воздух. Пальцы и ступни замёрзли и плохо слушались, было ощущение, что они просто превратились в льдинки. «Что угодно сейчас бы отдала за сапоги и тёплое пальто», подумала принцесса… и вдруг осознала, что на ней нет одежды. Никакой. Вообще. Впервые в жизни Анне Валериус захотелось исчезнуть. Просто раствориться в окружающем пространстве. Или хотя бы невидимкой стать. Никогда в своей жизни до этого момента ей ещё не приходилось краснеть, а сейчас она буквально чувствовала, как к щекам приливает кровь. Никогда ещё в своей жизни ей не приходилось ни перед кем раздеваться, единственным человеком, который видел её в ночной сорочке, была её пожилая няня, а сейчас Анна сидела совершенно голая в лесу в обществе своего заклятого врага, не имея возможности ни одеться, ни хоть чем-нибудь прикрыться. А Владислава ситуация забавляла. Он смерил её с ног до головы пристальным взглядом, от которого щёки Анны ещё сильнее покраснели, а сама она как-то неловко попыталась прикрыть рукой грудь. Насладившись её смущением, вампир скинул плащ и протянул его девушке и демонстративно отвернулся. В общем-то, он и смотрел на неё исключительно для того, чтобы смутить. За то время, пока она была без сознания, он уже вдоволь успел налюбоваться на волнующие изгибы женского тела и прийти к выводу, что он бы с удовольствием изучил их подробней, не только глазами. Анна встала и как можно быстрее накинула на себя плащ. Владислав был выше неё, да и в плечах намного шире, поэтому она буквально утонула в чёрном одеянии свободного покроя. Стало чуть теплее, хотя ступни уже замёрзли настолько, что она их почти не чувствовала. С руками была та же беда, непослушные окоченевшие от холода пальцы с трудом завязали пояс плаща, чтобы он не распахивался при каждом её движении. Анна подняла руку к глазам, быстро сжала пальцы в кулак несколько раз, пытаясь согреть их, и вдруг заметила, что три ногтя на правой руке сломаны, а под остальные набилась какая-то тёмная грязь, очень похожая на… «Кровь?» — Анна похолодела. Она совершенно не помнила, что делала, пока была в теле зверя. — Я…- голос предательски вздрогнул, — Я на кого-то напала? Вампир фыркнул и неспешно повернулся к ней. Взгляд из скучающе-равнодушного превратился в какой-то ехидно-весёлый. — И не только… — О господи… — вырвалось у Анны, — неужели я кого-то убила? — Целых девять… — Владислав сделал театральную паузу, во время которой сердце принцессы ухнуло куда-то вниз, а затем добавил, стараясь сдержать смех: — …кур передушила. — Каких ещё кур? — ужас Анны сменился недоумением. — Деревенских кур, — уточнил вампир, — Знаешь, по-моему, тебе бы больше пошло быть лисичкой. — Причём тут вообще куры? — возмутилась девушка. У неё было ощущение, что Дракула просто издевается над ней. — Не имею ни малейшего представления, — развёл руками тот, — Тебе виднее, почему ты так не любишь бедных птичек. Может, перейдём, наконец, к делу? «Ну вот и настал этот момент, пути обратно уже нет», — с тоской подумала Анна, задаваясь вопросом, а что бы сделал Дракула, если бы она отказалась отвечать? Внушил бы ей сказать правду, а потом убил бы? И что, всё-таки, там произошло с курами? — Ван Хелсинг хочет выехать завтра двумя каретами. Одна, пустая, отвлечет внимание на себя, а другая, с монстром, тем временем постарается уехать незамеченной, — неохотно ответила она. — Трюк старый, как мир, — рассмеялся Дракула, — хотя, не могу не согласиться, действенный. В какой из карет поедет монстр? — Не знаю, — пожала плечами Анна и тут же испуганно отступила назад, потому что вампир неожиданно оказался вплотную к ней. Холодные пальцы взяли её за подбородок, и девушке пришлось встретиться глазами с их обладателем. — В какой карете поедет монстр? — в голосе Дракулы послышалась угроза. — Я не знаю. Мы ещё не решили. — Неужели дня было мало, чтобы обсудить этот маленький вопрос с Гэбриелом? Или ты просто не хотела ни о чем знать? — процедил вампир. — Его не было весь день. Он исследовал замок Франкенштейна, — ответила Анна. — Вот как? — в голосе Дракулы послышалось весёлое удивление. — И что же хотел найти наш друг в замке Франкенштейна? — Я не знаю, он мне ничего не говорил. Только спрашивал про Илину… — Что спрашивал? — Владислав непроизвольно ещё сильнее приблизился к девушке и она уловила в его глазах…смятение? Волнение? Злость? Анна так и не поняла, что это было, но это совершенно не вязалось с образом бесстрастного и бесчувственного существа. — Спрашивал, кто она такая, когда жила и что с ней стало. Лицо Владислава помрачнело, а в глазах сверкнула откровенная ярость. — Значит, он всё забыл, — процедил вампир, — что ж, надо будет ему напомнить при случае. Поднявшийся откуда-то липкий страх вернул Анне способность соображать, она резко оттолкнула руку Дракулы от своего лица и сделала шаг назад. Владислав будто очнулся от своих мыслей, рассеянно посмотрел на девушку и отрывисто сказал: — Свободна. «Ну наконец-то», — с облегчением подумала принцесса, сделала несколько шагов, затем замерла и обернулась. — Я неясно выразился? — холодно поинтересовался вампир. Анна облизнула губы и, помявшись, сказала: — Я не знаю, где мы. Дракула почувствовал возрастающее раздражение. Ему хотелось остаться одному, и девчонка сейчас была совершенно не в тему. Стальные пальцы схватили Анну за локоть, и потащили за собой. Дракула шёл быстро, она еле успевала за ним, замёрзшие ноги плохо слушались, способность видеть в темноте исчезла вместе с проклятием оборотня, лес ночью казался совершенно незнакомым. Когда она в четвёртый раз споткнулась и упала, вампир рывком поставил её на ноги и просто взял на руки. Анна испуганно замерла. Ни один мужчина никогда не носил её на руках. Она оказалась пойманной и прижатой к чужому телу, а вампир быстрым шагом шёл через лес, будто бы и не чувствовал совсем веса девушки. Тепло её тела он ощущал даже через одежду, а стук её сердца успокаивал. Анна старалась не шевелиться. Эта внезапная, навязанная ей близость привела её в полное смятение. Дракула донёс девушку до окраины леса, поставил на ноги и сказал: — Надеюсь, мы обойдёмся завтра без глупостей? Анна молча кивнула. Самую большую глупость — сделку с врагом — она уже совершила. Дальше ей оставалось только надеяться как-нибудь выкрутиться. В предрассветном сумраке она кралась к своему дому, надеясь остаться незамеченной. Больше всего Анне хотелось разбудить Лизу и попросить её приготовить горячую ванную, но этого делать явно не стоило. Её появление дома в шесть утра да ещё в мужском плаще на голое тело могло бы вызвать слишком много лишних вопросов у пожилой служанки. Вместо этого Анна неслышно проскользнула в свою комнату, скинула плащ и завалилась в постель, укрывшись с головой тремя одеялами и надеясь не заболеть в который раз за осень.