Кровь Основателя

Когда-то было время, когда Северус Снейп мог провести все лето за тиглем и пергаментами, сосредотачиваясь на какой-то, на первый взгляд, невыполнимой, задаче. Вдохновенно и отрешенно. Выживая месяцами буквально на одном кофеине, комплексе Бодрящих и нескольких минутах сна. Сейчас же вокруг него настолько сбоил общий эмпатический фон, что сконцентрироваться хоть бы даже на одной, самой незначительной, зельеварческой идее было попросту невозможно. Все, что не касалось Избранной, выглядело настолько второстепенным, неинтересным и пресным, что впору было ужасаться. А придется – смириться. Это ведь всего-то значит, что на данный момент у него есть задача поважнее приспособления себя любимого в этом мире и времени. И почему бы, в таком случае, не закатить полноценное исследование привычным способом? Начать, правда, стоило с того, что волшебник понятия не имел, какие именно общие маркеры должны иметь подобные им пары, кроме негативного воздействия друг на друга в случае смерти. Все, что он мог сказать по делу, было до возмутительного субъективным и ничем не помогало. А именно – то, что все происходящее, очень, по факту опасное, сюрреалистичное, отдающее нездоровыми нотками, им самим воспринималось, как самые правильное событие в жизни. Налицо созависимость. И это ни разу вот сейчас не открытие. А своим кровавым Обрядом, с подробностями формирования которого Северус беззастенчиво знакомился, роясь в её мозгах, Мэй и вовсе возвела призрачную, вполне себе человеческую, магическую связку в Абсолют. Про родство душ в ее голове тоже информация нашлась. Правда, речь в памяти Основателя велась о киндрэт. Что логично, ведь он интересовался своими детьми, а не их кормом. И гин-чи-най, среди которых пары Основателю не нашлось. Так что про людей Саломея знала вопиюще мало. И он взялся за книги. Потому что практик-диагност из него оказался так себе. Некоторые книги, кстати, находились не в Британской Библиотеке, куда только и успевала шастать Мэй со списками наизготовку, словно в гости к добрым друзьям, и даже не в Министерских Архивах, а существовали исключительно в ее воображении. И то, что до них вообще получилось добраться, уже считалось за прогресс. Однако, дело двигалось бы в разы быстрее, если бы кое-кто не мешал зельевару работать. Поттер – скотина привязчивая и впечатлительная. Счастливая Поттер – непредсказуемая Поттер. Сделать с этим хоть что-то не было никакой возможности по очевидным причинам. Начать стоило хотя бы с того, что он – ни в коем случае не хотел. А закончить... Степень опасности феномена была не изучена, но на корень всех бед он ежедневно смотрел в зеркало. И никак не мог перестать недоумевать. Вот сколько бы ни смотрел, ни единой детали, по которой можно так сходить с ума, в отражении не находилось. Мысли роились рассерженными пчелами, потому что понять, каким эта ведьма его видит, не получалось. И ладно бы Салли страдала по мертвецу, которого нет рядом. Ладно бы – по профессору, с которым встречалась несколько часов в неделю. Но теперь он был. В ее доме. Сутками напролет. И все прелести его нелюдимого характера Золотая Девочка вкушала сполна. И ничего, тем не менее, не менялось. Хотя Северус, если честно, ожидал, что Избранная, получив свое, очень быстро угомонится, и кошачий охотничий инстинкт, присущий выпускникам львятника, угаснет, как только жертва её гриффиндорства перестанет дергаться. Или как только спасать его надобности уже не будет. В общем, того, чего Северус в глубине души так боялся, не происходило. Даже после намеренных демонстраций. Мэй не то, чтобы игнорировала нелицеприятное, нет. Она просто не заостряла внимание на, с ее точки зрения, не важном. А не важным для нее было все, кроме того, что вот он, Северус Снейп, чертовски в ней нуждается. С таким жадным, восторженным желанием о нем в принципе еще никто никогда не думал. Снейп готов был поручиться, что и вовсе редко в адрес кого-либо из тех, с кем был в своей жизни знаком, улавливал подобные эманации. Саломее словно бы дали разрешение любить, и она теперь упоенно им пользовалась. Краёв Поттер не видела, вины – не чувствовала, делиться желала всем, что имела, ругаться с ней смысла не было. Да и, опять же, не хотелось. Однако, требовать от себя привыкнуть в мгновение ока было бы самонадеянно даже для Пожирателя Смерти, много чего в жизни перевидавшего. Как, во имя Мерлина, можно адекватно, спокойно воспринимать то, что, скажем, в полночь в его голове могло зазвучать: «- Смотри, фонарики!» И комната вмиг размывается безбашенным восторгом, и – вот уже машина летит, сверкая фарами, прямо на ведьму, чьими глазами он смотрит. Ведьму, восторженно аппарирующую из под колёс в упор её не видящего водителя. Картинка того невероятного, адреналинового перелива желтого света в синюю темноту, которой с ним так щедро и искренне поделились, размывается. И Снейп не знает, чего в нем больше. Её простодушной эйфории или своего собственного желания схватиться за сердце. И он совсем не уверен, что с ним не случился ненароком ментальный инфаркт вот прямо сейчас. А Поттер тем временем, быстро ощутив, что что-то неладно, действует на опережение. И на все невысказанные претензии ему в голову летит какое-нибудь очередное бредовое, но – очень уверенное утверждение. Вроде того, что после поездки на Восток ей открылось ее предназначение, и она – шахид. С детства. Что на это отвечать, Декан Слизерина даже не представлял. Разве что – в матерном эквиваленте. Но этот самый эквивалент, тем не менее, глушил в себе очень тщательно. Просто из принципа. …Когда она впервые вернулась с алеющими глазами, когда она явилась на порог с окровавленным ртом, Снейп с непривычки перенес, не поменявшись в лице, этот ее облик с трудом. И очень четко осознал, что все ее прежние оскалы – просто детские ужимки. И вот оно. Настоящее. Страхолюдиной она, конечно, смотрелась той ещё. Но в последующие разы волшебник научился держать в узде не только внешние реакции, но и – эмоции. Исключительно чтобы её не расстраивать. Потому что видеть грусть и неуверенность в глазах Мэй было совсем уж невыносимо. В самом деле, она ведь играючи могла вывернуть его наизнанку в любой момент! Но, тем не менее, в отличие от него, в чужую голову не лезла. Поттер предпочитала верить. Даже если сомневалась. А это чего-то да стоило. Для гриффиндорца – так и вовсе самый настоящий подвиг. С ее голодом надо было тоже что-то решать. В идеале. Мастер Зелий уже примерно понимал, в каком направлении двигаться, чтобы обмануть организм вампира, пусть и – Высшего. Но это не было первостепенной задачей. Потому что обязательно, и в самый неожиданный, как же иначе, миг, происходили приступы, которые – действительно пугали. Правда, исключительно тем, что в воображении Снейпа грозили перерасти в статичную тенденцию и шириться до тех пор, пока приобретенное с таким трудом не будет им утрачено. Возможно, они были теперь более редки, чем это случалось с Избранной ранее, но от этого понимания Северусу было ничуть не легче. Он – боялся. Хотя, по утверждениям самой Саломеи, предпосылок к тревоге не было. И если бы что-то было не так, то на пороге уже бы толпились Нософорос. Ну, допустим. Однако… Зеленоглазое бедовое Народное Достояние будто бы иногда проваливалось обратно, в свое собственное восприятие мира, такое, каким оно было в ее прошлом. И понять, как ее оттуда вытащить, было невозможно, уж не то, что это сделать. Единственное, что Северус, к своему сожалению, знал и в чем был уверен, так это то, что безумие – не лечится. Его можно отвлечь, обмануть, перекрыть, усыпить. Но – не убить. Разве что с носителем. А этот вариант был неприемлем. Мэй, в конце концов, справлялась с собой сама. По большей части. Да и ничего критичного не происходило. Разве что девушка вдруг замирала, словно облитая патокой, и все вокруг вдруг серело. И как ни касайся, как ни зови – ничего. Оставалось только ждать… Расстроенно моргая, Поттер качала головой. И считала потерянное время, приблизительно сознавая, что к чему. Но, так или иначе, после каждого провала неизменно и жадно, почти что с маниакальной тревогой вопрошала, существует ли он. - Я тебя точно не выдумала с горя, как Лигамент – Саломею? Ты точно настоящий? - Что, опять? И Меченая совсем по-ребячески раскидывала руки и обезоруживающе, смущенно улыбалась, как будто ничего и не было. - Я тут просто собралась тонуть в твоих глазах, как любая честная девушка. Ничего такого. И ему только и оставалось, что убеждать ее в том, что все хорошо. В целом, он даже и не врал. Беспокоиться стоило о частностях. А она тут же восторженно принималась что-то ворковать у него на плече, теребя пуговицы сюртука. Ни единого дракклова слова Северус не понимал. Это был точно не английский язык. И даже не человеческий. А Саломея, кажется, опять, как и со змеями прежде, не сознавала. И она просто продолжала говорить, хлопая своими длинными ресницами и строя ему просто невозможные глазки. Растекаясь в руках. Доверчиво, словно ребенок. А Снейп тем временем во имя собственного успокоения фиксировал длительность провалов и высчитывал динамику. Пока что цифры не сходились ни в какую систему. Радовать могло только то, что приходила в чувство Меченая неизменно быстро. *** Вероятно, удивление – это то чувство, которое стоит теперь записать в перманентные состояния. В сумеречной темноте осенние листья вихрились под ногами. Кожу холодил стылый ветер, влажными поцелуями намекая на близость конца осени. Минутой ранее, ощутив небывалое счастье и умиротворение и мигом приревновав, незнамо к кому и чему, он аппарировал наугад. Буквально наощупь, попросту ориентируясь на ощущения. Впервые за все это время сделав шаг за порог. Саломея Поттер всего-то пристально смотрела на ветви деревьев, кривые и мёртвые. - Красиво. Ничего категорически, совершенно совсем ничего красивого Северус в осеннем лесу не видел. Но женщина, повернувшись к нему и как-то странно вздохнув, еще более уверенно повторила: - Красиво. Уже, и он точно это знал, не имея ввиду природу. Нахмурившись, зельевар, тем не менее, очень быстро сделал вывод согласно своему разумению. И, решив что-то для себя, облегченно прикрыл глаза. - А я то думал, гадал. А у тебя просто-напросто отвратительный вкус. А минутой позже он уже держал её, закутавшуюся в его мантию, в руках, и – был счастлив, очень легко наплевав на все умозаключения, которые только что сподобился сделать. Она была здесь. Заведенная с пол-оборота, искрящаяся восторгом. И источник этого восторга – он. Волшебство, да и только. Дрожащие пальцы, мутные глаза, искусанные губы, тяжёлое, надсадное дыхание. И ни бешенства во взоре, ни тоски в лице. Самомнение возносилось на небеса, и было как-то даже плевать теперь на разодранную мантию и вырванные с мясом пуговицы, как и на общий, все повышавшийся градус женской неадекватности. Он – причина этого состояния. Кто бы мог подумать, что именно какой-то там профессор Зельеварения, не так давно носивший на предплечье Темную Метку, может заставить вампиреныша желать жить. Собой. Его самолюбие буквально расцветало в лучах её восхищенного, мурлычущего воркования. Речь была путанной, язык – неведомым, но общий посыл все таки примерно можно было считать из головы. На самом деле, то, что зельевар он один из лучших, да и маг – не из слабых, Северус Снейп и так знал. Он, на минуточку, всю жизнь в этом направлении работал, чтобы так оно в итоге и было. Но вот в остальных моментах в себе здраво сомневался. А тут внезапно выяснилось, что он, оказывается, и самый умный, и самый – вот ведь издевательство – красивый, и вообще – аналогов ему в мире нет. Спорно, субъективно и – откровенно нелепо. Но – очень греет душу. И раз уж именно та, которая ему и была нужна, таким его видит, все – даже отлично. А Мэй всем своим видом выказывала покорность. Мол, делай с ней сейчас, что в голову взбредет. Голова на провокацию велась, и взбредало в нее много чего. Но – ничего цензурного. Спасибо Моргане, цензуры как раз и не требовалось. Счастливые маленькие снежинки весело кружились в темноте. Мир был прекрасен, и свое довольство миром Избранная щедро транслировала в него, смело стирая изнутри ту палитру черно-белого, что ей так приглянулась. Северус никогда не имел такого взгляда на жизнь. Не умел, вот хоть убейся, видеть красоту в обыденном. Его ранее и восхищала Лили в основном этим умением. И Эванс, как настоящий ало-золотой вдохновенный товарищ, упорно требовала и от Снейпа научиться видеть то, что видит она. А он, не имея возможности это сделать, смотрел на рыжую – и радовался. Сейчас все, все абсолютно, было иначе. Поттер ничего не требовала и не ждала подвигов, на которые, она точно знала, мужчина был не особо способен. А он – не смотрел на Саломею. Все было намного, намного проще. Так, как не бывает. Волшебник получил возможность видеть её глазами. Чувствовать её сердцем. И велик был соблазн раствориться в этом навсегда. Раствориться без следа, как исчезает первый снег, касаясь теплой кожи. Он впервые смотрел на мир и видел, действительно видел, его красоту, впервые открывал для себя обыденную остроту вещей через призму её восприятия. И не мог насмотреться. Потому что магия – это одно. А волшебство – совсем другое. И та странной манеры околесица, которую она несла, вынырнув из Зеркал, начинала обретать смысл. Серый мир не перестал быть для леди Блэк таковым, не заиграл радужными красками. Нет. Она попросту нашла в нем смысл, а с ним – и красоту. Красота в глазах смотрящего. И эту простую истину стремительно взрослеющий зеленоглазый ребенок постигал стремительно и бурно, восторженно вручая свое открытие тому, кто запустил ее остановившиеся часы. Саломея Поттер каждую минуту отвечала самой себе на вопрос, зачем вообще ей в этом мире сдался живой и здоровый Северус Снейп. И совершенно того не скрывала. *** Мей наблюдала. Вполне привычное для нее занятие. Но столь увлекательное – впервые. Если честно, так Меченая с первого курса не увлекалась. С тех самых пор, когда Золотая Троица всерьез играла в детективов и следила за то и дело закатывавшим глаза Деканом Слизерина, изо всех сил и не очень удачно игнорировавшим их многозначительные шушуканья. И вот, спустя много лет, она опять наблюдала за все тем же человеком. Только теперь сбежать ему, пугающими крылами развевая за собой мантию, было некуда. Он сомневался. Ежесекундно и во всем, молчаливо подвергая разбору любое, даже самое незначительное, событие, раскладывая на отдельные составляющие каждое чувство. Рон бы сказал, что Ужас Подземелий загоняется с нихуя. Но Рона – не было. Эта мысль в который раз вогнала в ступор, заставляя застыть на месте. С трудом выныривая из очередной темной ямы сознания, Поттер неизменно наталкивалась на тревогу, искрящую в черных глазах. И грешным делом опасалась, что рано или поздно этот аспид махнет на нее рукой, устав волноваться. Да, поначалу ведьма переживала. Но очень быстро поняла, что это – просто такая манера жить. И в целом, ни на что, на самом деле, не влияет. Пожалуй, без этого невроза он и знать не будет, что делать. И, подвергая все на свете критическому анализу, Снейп таким образом банально обретал уверенность в себе. В итоге творя ровно то же, что и собирался, но уже убежденным, что иначе – нельзя. И все таки Поттер иногда срывалась и задавала вопросы. Дурацкие, если честно. - Ты меня не простишь, да? - За что из?.. - Ещё и варианты... Кхм. Обливейт. Вот я про него. - Очевидно, нет. - У меня есть шанс объясниться? - Зачем? То, что ты – бесстыжая и совершенно не чтящая чужого хамка, я и так знаю. Это ничего не меняет. - Оу... Ладно. И каждый раз эта ядовитая гадина смотрела недоуменно. И недоумение не прятала. А ведь ему действительно было не суть важно, что она там натворила раньше. И что еще натворит. А он был уверен, что так оно и будет. Снейп отметил, запомнил, забывать не собирался, отложил в сторону. И искренне не понимал, к чему это обсуждение. Вот только поэтому, пожалуй, Саломея не спорила. В конце концов, Портрет он свой спалил, видимо, попросту не выдержав того, что Меченая время от времени косится в сторону пустой рамы. Поттер стойко промолчала, подтверждая его право наводить в доме любые порядки. Язвил Северус по-прежнему. И это вряд ли было излечимо. Даже в те сакральные до божественного секунды, когда она прокатывала его имя на языке, одаряя душную темноту рычащими и шипящими. Но сквозь все заслоны, понавешанные на его сознание, теперь нет-нет, да просачивалась правда. Точнее, Избранной позволяли это чувствовать. И она научилась не слышать, а слушать. И впервые в жизни, как бы это смешно не звучало, чувствовала себя Избранной по настоящему.