Живая мертвечина

Реальность разбивалась на множество кусочков, переворачивалась на сто восемьдесят градусов и собиралась снова, атакуя глаз неправильными, несуществующими цветами. Тело лихорадило, но в груди разливалось тепло, более яркое, более сильное, чем когда кто-то родной заключает в объятия. Катцу крепко прижимал Тетрадь к груди, опираясь спиной на запертую дверь своей комнаты. И это казалось правильным. Как будто его вечные авантюры в стиле «делай добро и беги» были чем-то незначительным по сравнению с этим. И тогда демон, которого он никогда не слышал, наконец-то смог заговорить с ним. - Ка-атцки. Темная, призрачная, не видимая людям ладонь, покоилась на черной обложке, как и руки Катцу. Мальчик опустил глаза на Тетрадь, пытаясь, но не находя в себе сил нахмуриться. Такую эйфорию он чувствовал, наверное, только когда встретился с матерью после трех месяцев в спортивном лагере. И то, наверное, не так сильно. - Ты кто? – шепнул он в темноту. Дуновение ветра – словно кто-то погладил его по голове. - Покойница, которая хочет отомстить. Голос был почти как у него... как если бы он был девчонкой. - Тебя убили? Ты знаешь, кто это был? – он продолжал большим пальцем поглаживать надпись на обложке. - Нет. Я не помню его лица, только глаза. Так ты поможешь мне? Поможешь сделать так, чтобы таких, как я, стало меньше? Катцу не хотел становиться Богом – звания волшебника из кондитерской ему вполне хватало. Убивать кого-то он тоже не хотел, и демон – призрак невинно убитой когда-то девочки это чувствовал. Голос с грустью продолжил: - Я никому не желаю пережить то, что было со мной. Мне было всего шесть лет, Ка-атцки. Катцу отчетливо понял, что девочка не вдается в подробности не потому, что сама не хочет это вспоминать, а потому, что не хочет, чтобы ему снились кошмары. И тогда он подошел к столу, включил лампу и открыл Тетрадь на первой странице. - Что ты хочешь сделать? И пока призрак, управляя его рукой, включал стоящий на столе лэптоп, Катцу подумал, что, пожалуй, знает, с чем можно сравнить то чувство, которое возникало у него, когда он прикасался к Тетради Смерти. Такое же горячечное счастье он бы, наверное, ощутил, если бы его настоящий отец, вызывающей формулировкой «неизвестен» отмеченный во всех документах Катцу, нашел его и захотел познакомиться. *** «Сегодня много лет находившийся в розыске по подозрению в многочисленных убийствах Хикава Ичиро сдался полиции...» «У самых жестоких убийц мира наконец-то проснулась совесть?» Катцу, проглядывавший заголовки в Интернете, тяжело вздохнул. Их было вызывающе много. Тота-сан и все посвященные в дело Киры со дня на день поймут, что к чему, но пока что у Катцу была фора. Все-таки, Кира, который пытался «очистить мир» до этого, специально оставлял следы и хотел, чтобы люди о нем знали. Катцу же считал, что наличие образа таинственного борца за справедливость в массовом сознании полезно исключительно с точки зрения падения уровня преступности. В остальном же от хлесткого «Новый Кира» в новостях были бы сплошные проблемы. Призрак, большую часть времени управлявший его рукой, когда Катцу работал с Тетрадью, отказался назвать свое имя, но соглашался на условия мальчика. Например, когда они писали условия смерти, всегда добавлял пункт «самоубийство наиболее безболезненным из доступных способов», хотя бывшей жертве маньяка очень хотелось, чтобы они умирали максимально мучительно. Предыдущий Кира просто прописывал всем сердечные приступы. Катцу со своей призрачной подельницей прописывал всем условия «сдаться полиции» и «честно отвечать на все вопросы», и только потом, после выяснения всех обстоятельств – смерть. Шеф Мацуда разрывался между противоречивыми эмоциями: радовался как ребенок количеству раскрытых дел и подозревал что-то нехорошее. Пока что только подозревал: прошло лишь два дня с тех пор как Катцу подобрал Тетрадь, так что ни один убийца еще не умер. Он временно прятал Тетрадь в потайном отделении сумки, ходил в школу как обычно, стоял на кассе в кондитерской во второй половине дня, и казалось, что ничего не изменилось, пока вечером он не залезал в раздел криминальной хроники на CNN. И вот, на третий день сюрреалистичных вечеров в компании призрака, пользовавшегося его телом, лэптопа и Тетради Смерти, произошло то, что ни он, ни призрак не предвидели. В комнате Катцу появился шинигами. Шинигами с летными очками поверх маски-черепа на всю голову, большими, черными «птичьими» трехпалыми стопами, острыми когтями на руках, ярко горящими угольками глаз в провалах глазниц маски и Тетрадью Смерти на поясе, похожем на ковбойскую набедренную кобуру. Этот шинигами вообще, если исключить детали нечеловеческой физиологии и чудовищную, давящую что на безымянную мертвую девчонку, что на Катцу, ауру, был похож не то на шерифа с дикого запада, не то на вполне современного детектива из отдела шефа Мацуды. Да еще и очки эти, и крылья с серыми перьями... Не бог, а воплощение стимпанка. Но над странным подбором гардероба смеяться не хотелось. Этому типу вообще не хотелось перечить. Девчонка аж притихла и не высовывалась, оставив напарнику честь разбираться с хозяином Тетради. *** Третий день пошел... Гама решил, что уже можно показаться тому, кто подобрал Тетрадь, и спустился в мир живых. Токио ему не понравился совершенно: слишком много небоскребов, слишком много дорог, слишком много шума… всего «слишком». Связь с Тетрадью тянулась к нему тоненькой, раздражающе натянутой леской, и Гама полетел на зов. Ниточка тянулась к одной из квартир в жилой высотке в относительно тихом районе. Трассы не настолько далеко, чтобы до них долго добираться, но и не так близко, чтобы раздражать своим вечным шумом. Нужные окна были угловыми, прямо под крышей. Пальцы сомкнулись на пожарной лестнице, и Гама ступил на балкон. А затем бесшумно вошел в комнату сквозь стену. Мальчик расположился за письменным столом, что называется, со всеми удобствами: сложил ноги на стол, поставил рядом ноутбук и большую кружку с крепким кофе – по всей комнате разносился терпкий горьковатый запах. Раскрытая Тетрадь Смерти лежала у него на коленях, и он, просмотрев очередное досье, записывал в Тетрадь очередное имя. - Кажется, моя Тетрадь пришлась тебе по душе. Мальчик вздрогнул, обернулся и предсказуемо свалился со стула. Гама подумал, что он рано или поздно все равно бы упал – стул-вертушка выглядел весьма неустойчиво. Мальчик поднялся с пола, внимательно оглядывая пришельца, и попытался улыбнуться. Гама почти видел, как сердце панически колотится у него в груди. - Здравствуйте. Вы пришли за этим? – максимально приветливо, протягивая Тетрадь. Человечек мог храбриться сколько угодно, но... у него даже костяшки пальцев побелели – так сильно он сжимал Тетрадь. И – ох, у мальчишки же все буквально на лбу написано! – не хотел расстаться с ней, причем не как со средством достижения цели, а чем-то, имеющим какое-то сентиментальное значение. Шинигами позволил себе хриплый смешок. Странный человечек ему попался. - Я пришел не за Тетрадью, а за развлечениями. Мир Богов Смерти – довольно скучное место. А Тетрадь теперь твоя. Светло-карие глаза мальчика удивленно распахнулись. - Моя?.. И что вы за это хотите? Гама ничего не сказал, только ухмыльнулся. И почувствовал, как нижняя часть маски, прикрывающая губы и подбородок, осыпается на пол не видимым для людей пеплом. *** Немного привыкнув к вязкому давлению ауры шинигами (Гама успел сложить крылья и с любопытством просмотреть две дюжины имен и подробно описанных обстоятельств смерти) и поняв, что забирать опасную тетрадку у него не собираются, Катцу смог относительно расслабиться и даже вспомнил о хороших манерах. - Вы присаживайтесь, Шинигами-сама. - Катцу указал на удобное кресло у окна. – Может быть, вы чаю хотите? Шинигами внимательно посмотрел на него, да так, что ему стало неловко, и сложил руки на груди. - Спасибо, конечно, но у меня нет дурной привычки по части ублажения своих вкусовых рецепторов, - Гама подумал, но все-таки решил прояснить вопрос относительно субординации. – И давай обойдемся без этого «шинигами-сама», а то я чувствую себя старым как... – он прищелкнул когтистыми пальцами, подбирая сравнение, и уперся взглядом в пылящийся в углу стационарный компьютер. – Как тот твой Макинтош. Катцу хохотнул, а про себя подумал, что солидарен с Богом Смерти в этом вопросе, но по другой причине. Если шинигами чувствовал себя старым, то Катцу в голову начинали лезть ассоциации с мангой «Соул Итер». А он уже много лет не любил всю медиа-продукцию, в которой были персонажи шинигами, спасибо отчиму. - Гама меня звать, и давай без постфиксов, - шинигами машинально, очень человеческим жестом протянул мальчику раскрытую ладонь. - Катцу, приятно познакомиться, - он улыбнулся и пожал руку. И подумал, что теперь, пожалуй, знает, почему шеф Мацуда так дергался, когда Катцу в далеком детстве смотрел при нем «Блич».