apples

- у нас кончились деньги, - говорит хёна, стоит только хёнсыну переступить порог и захлопнуть дверь за своей спиной. на ней короткие шорты и хёнсыновская футболка, завязанная узлом на животе, чтобы не болталась и не мешала. макияжа нет, а короткие волосы собраны в небрежных хвост - наверное, весь день просидела дома, а может и вовсе совсем недавно встала, кто ее разберет. хёнсын одаривает ее усталым взглядом, стаскивает кеды, едва умудряясь развернуться в маленьком коридорчике, и проходит на кухню, которая по размерам даже меньше, чем коридор. хёна молчит и снова подает голос, только когда хёнсын уже берется за ручку холодильника, открывая его. - еда у нас тоже кончилась. из холодильника хёнсын достает только банку пива, смотрит на нее оценивающе, а потом убирает обратно, хлопает дверцей и смотрит на хёну: - у нас хоть что-нибудь не кончилось? - ну, воду еще не отключили, - она улыбается, и хёнсын не понимает, что смешного она до сих пор находит в их ситуации. - и то радует. хёнсын наливает стакан холодной воды из-под крана - он бы с радостью выпил и чай, но электричество отключили еще два дня назад, даром, что на дворе лето, - и уходит в комнату. комната, по сравнению со всем остальным, все время кажется хёнсыну просто хоромами - в ней спокойно умещается двухместная кровать, заваленный вещами шкаф и письменный стол. а еще их чемоданы, которые просто некуда убрать и которые служат прекрасной подставкой под единственный в их квартирке цветок. хёна проходит следом, выуживает из какой-то щели пакет, больше похожий на мусорный мешок, и усаживается перед шкафом, вытряхивая из него свои красивые брендовые шмотки - остатки ее былого счастья. - я выставила их на аукционе, и на них нашлись покупатели, так что нужно с ними встретиться и отдать. - говорит она. хёнсын слышит в ее голосе сожаление и холодную ненависть - то ли к нему, то ли к покупателям ее красивых платьев, то ли к их общей судьбе. - все еще не понимаю, как ты во все это вляпалась, - говорит хёнсын, выливая в итоге воду из стакана в цветочный горшок и заваливаясь на кровать. - жила бы себе с родителями в радости и богатстве. хёна не обращает на его слова никакого внимания, и хёнсын запускает в нее подушкой, спрашивая: - ну, вот сама погляди вокруг, на что ты променяла свою семью? - на штамп в паспорте и свободу, - совершенно серьезно отвечает хёна, и подушка летит обратно хёнсыну в лицо. тот ерошит русую челку и криво улыбается. - когда это штамп в паспорте давал свободу? - когда-когда, - ворчит хёна, завязывая мешок и падая на кровать рядом с ним. - когда надо, тогда и давал. и вообще, ты же сам знаешь. родители, родительские рамки, золотые клетки, все дела. - знаю, - устало кивает хёнсын, вылавливая из кармана деньги, которые удалось раздобыть за день и протягивая их хёне: пусть купит чего-нибудь поесть. - но все это лучше, чем голодать и жить без электричества. - да прям, голодать, - тянет она, поднимаясь с кровати и ища под ней туфли. - я, между прочим, вкусно варю рамен! хёнсын смеется и перекатывается набок: - ну да, как же! - а вот куплю, - хёна водит у него перед носом его же купюрами, - и увидишь! она находит наконец туфли, обувается и смотрится в зеркало, распуская волосы и причесываясь тонкой красивой расческой. подмигивает хёнсыну и выбегает в коридор. - ну и купи, - кричит ей вслед хёнсын, удобнее устраиваясь на кровати и планируя хоть немного поспать в ее отсутствие. - ну и куплю, - отвечает хёна из коридора ровно за секунду до того, как за ней захлопывается входная дверь. хёнсын засыпает, улыбаясь и думая, что рамен и отсутствие электричества - это действительно лучше, чем родительские золотые клетки. да и вообще, не так уж плохо им живется - у них есть они, вечные подработки, банка пива в холодильнике и цветок на двух чемоданах, а это, по большому счету, не так уж и мало.