Таежная сказка

Наутро случился казус похлеще. Мишка захотел по-большому. Иван поставил алюминиевое ведро и, скрутив из полотенца жгут, устроил сверху по краю «сиденье». — Давай я тебе помогу сесть. — Я сам, — пытаясь безрезультатно принять сидячее положение. — Угу, мой гордый ежик. Куда сам-то, коли даже руками цепляться пока не можешь. Мишку подняли как пушинку и угнездили на ведро сверху, а потом аккуратно вытащили из задницы тампон. Орал он с этого действа громко, практически на всю избу, под истошный вой Вола: псина просто не могла выдержать страдания мелкого человеческого кобелька и все не понимала, почему хозяин не пристрелит мальчишку из великого чувства милосердия. — Пусти, — отдышался потный как мышонок Мишка. — Я при тебе посрать не смогу! Иван отпустил и тут же снова схватил, ибо Михаила резко вместе с импровизированным «горшком» повело в сторону. — Этак ты лежа срать будешь. Нет, дружище, придется мне тебя держать, хочешь ты этого или нет. — Он встал на колени перед сидящим на толчке слабым парнем и обнял того большими лапами. — Если стыдно, просто глаза закрой и представь, что меня тут нет. Мишка уткнулся в мощную грудь гиганта и, услышав, как у того медленно бьется сердце, стал успокаиваться. — Давай, тужься. Не полдня же с тобой в обнимку сидеть? — хмыкнули на красное ухо и, почувствовав, как содрогается от боли тело, погладили нежно по вспотевшей спине. Мишка попробовал напрячься, боль была настолько сильной, что срывало дыхалку, а спазмы живота доводили его до полного отчаяния. Жить откровенно не хотелось. Это что за жизнь, если даже посрать он спокойно не может?! Мишка захныкал в плечо Ивану, обливаясь горькими слезами, и заорал в полный голос, отчаянно тужась на толчке. Роды, мать твою! В заду боль ввинтилась так, что тело скрутило, и парень зарыдал, уже не прячась от другого, откровенно размазывая слезы и сопли у того на груди. — Ну-ну, все нормально. Конечно, больно, они ж тебе там все нутро порвали во все стороны, козлы сраные! Иван успокоил дрожащее тело, одной рукой скользнув к раскрытому анусу, пощупав его состояние и нажимая легонько с боков вовнутрь, дабы помочь парню опростаться от скопившегося говна, а второй рукой надавливая на поджарый живот, как маленькому ребенку. — Давай, еще постарайся, уже наполовину вышло. Ну! Пошел, родимый! Тужься! — А-а-а-а! — заорал, срываясь на хрипы, Мишка, пытаясь, превозмогая боль, выдавить из себя все, что накопилось. Он чувствовал, как Иван давит ему рядом с рашаперенным анусом, помогая испражниться, и даже не поверил, услышав глухой стук о стенки ведра. — Умница, ща, держись. Мишку придержали за талию и, приподняв над ведром, другой рукой полили теплую воду из кувшина на ложбинку между ягодиц. На это он распахнул удивленно глаза, вот подмывать его так еще никто не пробовал. Было приятно и одновременно стыдно, настолько, что хотелось провалиться сквозь землю. Затем Михаила вернули на постель, ведро унесли, а попу снова смазали, поставив туда новый скрученный бинт. — У тебя семья есть? — Иван после туалетных процедур налил ему душистого чая с медом. — Нет, бабка была, померла год назад. — А родители? — Погибли… — Сиротка, значит, — кивнули понимающе в ответ. — Ты сейчас немного поправишься, я к Степану схожу, надо послать сообщение на большую землю, что ты нашелся, а то, может, кто и ищет? — Вряд ли ищут. — Мишка отвалился на мягкие подушки, чувство стыда его постепенно покидало. — Прости, возиться со мной много приходится. Лучше б меня медведь тогда до смерти задрал. — Не будь дураком! Медведь бы задрал. Ишь, чего захотел. На небеса в экспрессе приехать первым классом! Ничего, еще поживешь, землю покоптишь, да и мне зимовать веселей вдвоем будет. Подумаешь, жопу два ублюдка порвали. Ты жив остался, так живи и радуйся, — завелся ворчливо Иван. — Какая это жизнь, коль я даже посрать нормально не могу, — огрызнулся устало Мишка, сил препираться совсем не осталось. — Ничего, в первый раз всегда больно, в следующий легче будет. Ты уже не орешь так, когда я тебе туда прополис толкаю с медом. А вчера как кричал — всех оленей в округе на километры пуганул. Точно! Ты это мне, парень, брось. Я тебя на руках километров восемьдесят пер бегом, боялся, что скопытишься от потери крови. Да и собаку мою пожалей, весь ведь кобель извелся от твоего нытья и криков. Восемьдесят километров?! Мишка от такой информации просто замер и неверяще посмотрел на этого золотоволосого гиганта с серо-синими глазами. А такое вообще возможно? — Впечатлился? Вот и не дергайся. Лежи, выздоравливай, если надо срать — посрем вместе, ссать — конец твой подержу. Я не брезгливый. А потом, глядишь, через недельку уже и сам обслуживать себя сможешь. Ты кто по профессии? — Биолог, — вздохнул Михаил. Перспектива совместного сранья и ссанья особо не радовала. — Тем паче! Ну разве биолог с медиком не найдут общий язык? — Иван пожал плечами, а потом спросил: — Кстати, ты писать хочешь? И, увидя красные уши Михаила, принес пластиковую бутылку, отвернул одеяло, затолкал его вялый пенис в широкое горло. — Давай, ты еще слаб, в руках не удержишь. — Не могу я при тебе, — отчаянно покраснел Мишка, хотя мочевой уже практически болел от скопившейся жидкости. И как он не обоссался, когда сидел на ведре и тужился?! Сам не понял. — Горюшко ты мое, — застонал от бессилия Иван, он прикрыл бутылку и пенис лежащего Михаила отворотом одеяла и приказал: — Ссы давай, у меня еще дел по горло, — и, почувствовав через пластик горячую струю мочи, улыбнулся. — Ну вот, а говоришь, не можешь. Чего как дите малое упираешься? Я тебя сейчас покормлю и сбегаю, тут недалеко, к ночи обратно буду. Проверить надо, выжил твой косолапый али нет. Михаилу оставили все под рукой: и дополнительный бульон в кастрюльке, и воду с медом, и пустую, помытую пластиковую бутылку. Иван топал по избушке громко под радостный визг Вола. Псу надо было в тайгу намотать десятка с три километров, если не больше, без этого он хирел и становился раздражительным. Он хмуро взирал на причину их сидения дома, а ведь там, на улице, выпал первый снег. Иван, конечно, выпускал того из хаты пару раз в день, но пес без него далеко не ходил, лишь только оббегая подворье, и, пометив свою частную территорию, возвращался обратно. Мишка, слушая веселую болтовню Ивана, поражался, как тот проговаривает вслух даже личные мысли. К примеру, о том, что надо проверить силки на зайцев, забытые на несколько дней сети, смотаться к брошенному Мишкиному оборудованию, и до темноты прибежать домой, ибо Мишеньку покормить надо, перевязать, обмыть и так далее, подробненько так. Со всеми жопными процедурами! Михаил, как и Иван, по первости не мог понять, зачем все говорить вслух, обращаться к вилявшей и путающейся под ногами крупной собаке как равному субъекту, а потом напоследок поцеловать его нежно в висок, словно он дитя малое, проведя могучей пятерней по кудрям. И откровенно радоваться, что у Мишки нет температуры. — Не скучай. И ничего не бойся. Волчьей стаи сейчас в округе нет. Я скоро. — Боже, какой шумный… — пробормотал Михаил, когда Иван, позвав собаку тихим свистом, хлопнул дверью избы и выкатился наружу. Поначалу тишина умиротворенно сказывалась на его издерганных нервах, но через несколько часов стала угнетать. Даже настенные часы, казалось, тикают слишком громко, а собственная слабость пугала и тяготила одновременно. В голову полезли неприятные мысли. А если что случится с егерем? Как он тут застрянет, совершенно неподготовленный и больной, да на всю сибирскую зиму? Мишка застонал, попытался сесть на многострадальный зад, вышло коряво с седьмой попытки, но он уже не заваливался как утром. Руки не слушались, были как ватные, да и тело не хотело двигаться ни в какую. Но он заставил себя выпить бульон, разлив немного на покрывало, и даже помочиться в бутылку: последнюю все-таки не удержал в конце, и она у него упала на пол, разливаясь неприятной позорной лужей. Ну вот, снова Ивану работы наделал, а хотел как лучше. Мишка закатил от бессилия глаза к потолку и попытался успокоиться. Ничего не сделается с этим богатырем, если он умудрился отбить его у медведя, да и собака у Ивана мощная, просто огромадная, как крупный волк. Поможет если что. Мысли развернулись в другую сторону, опять напоминая ему о последнем дне и той роковой косе, где он потерял так лихо девственность, что теперь даже опростаться без чужой помощи не может. Интересно, и что теперь эти придурки говорят капитану «Кречета»? Да и на работе будет крупный скандал с его исчезновением. Он ведь как никак аспирант и молодой сотрудник университета. Витька, наверное, всех на уши поднимет. Юрку изобьет до полусмерти, поймет сразу, откуда несет дерьмом, и кто повинен в исчезновении близкого друга. Витька единственный знал об ориентации Мишки и отнесся к этому с пониманием и всей серьезностью. Только никак не мог допетрить, чем ему так сильно этот придурок приглянулся. Не мог, что ли, лучше подобрать себе парня? Сам Витька натуральнее некуда, у него даже девушка была постоянная — Наташа, с которой он встречался уже как полгода. Вот Витька, да, и правда, с ума сойдет, узнав, что Мишка канул. А вот другим будет совершенно параллельно. Ну, еще капитан «Кречета», наверное, ругаться сильно будет, искать возьмется, да только где тут искать?! Когда эти два придурка петляли так, что, наверное, сами обратно еле выбрались на главную речную магистраль. Да и зима пришла. Судя по тому, как теперь топил Иван основательно печку, и как в окне блестел белый девственно чистый снег, а корабль надо довести до базы, негоже с людьми на борту вмерзать в лед посередь реки. Спишут на медведя Мишкину пропажу и отправятся дальше. Мишка был относительно прав. Когда двое придурков, измазанных в Мишкиной крови, ввалились под вечер на борт корабля, крича «Медведь задрал Михаила!!!», капитан им такое устроил — небо с овчинку показалось. Естественно, он тут же вышел в эфир и передал о потере своего подопечного, научного сотрудника, как военным, так и всем егерям, указав приблизительно квадрат поиска. Надо отметить, что Лешка с Юркой немного подшаманили свои показания, дабы никто изнасилованного Мишку не нашел, указав совершенно другое место, нежели где бросили своего товарища. Ибо по трупу было бы точно установлено, что медведь таких жопных повреждений вряд ли оставил парню. А за решетку в колонию насильники попадать явно не хотели. Посему поиски протекали совершенно в другой стороне. И никаких следов ни медведя, ни тем более потерявшегося Михаила никто не нашел. Осложнил поиски посыпавший на следующий день обильно снег. «Кречету» дали команду срочно уходить вместе с командой выше по реке в более теплую зону, а военные продолжили поиски, подключив к ним и принявшего сообщение Степана. Подворье Ивана, как и его хозяина, никто в расчет не взял, слишком оно находилось далеко в стороне от указанной точки, чуть ли не в трехстах километрах. И порешили, что вряд ли подранный медведем парень так далеко уползет. Да и если что, Иван обычно давал знать о происшествии практически сразу. Здесь наложилось сразу несколько факторов. В связи с упавшей резко температурой на третьи сутки Мишку искать перестали, потому как решили, что вряд ли он уже живой, даже если выжил после встречи с медведем-шатуном, замерз насмерть от навалившегося раннего морозца. А искать по тайге труп было делом бесполезным и неблагодарным. Если не медведь — волки растащат. Так в конце недели Мишку объявили без вести пропавшим. И в связи с халатным отношением товарищей к пострадавшему завели в милиции уголовное дело с подозрением на смерть от нападения медведя. Команду «Кречета», как и научников, допросили с особым пристрастием. «Если погиб — весной, что осталось от зверья, оттает», — отмахнулся участковый милиционер. Ему хватало и рыбинспекции, проблем с браконьерами, а территория, за которую он отвечал, была такой огромной, и практически каждый год были люди, страдавшие либо от нападения волков, либо от встречи с медведем. И практически половина из них со смертельным исходом. Иван же не мог оставить своего мальчика одного на четверо-трое суток, дабы сгонять до Степана и передать, что нашел Михаила. Военных вызывать тоже не стал, зачем? Найденыш смертельно ранен не был, да еще с такой спецификой ранения, о которой кричать на весь свет не будешь, и шел на поправку усиленными темпами. Посему, решив, что сгоняет к Степану, когда Мишка уже более или менее начнет самостоятельно ползать по дому, Иван успокоился. Даже сейчас, бегая ошалелым лосем по тайге, его душу грело давно забытое чувство, что дома его ждут. И от этого хотелось петь на весь притихший под завалами снега уснувший лес. Морозец завернул до двадцати, охотничьи лыжи в некоторых местах проваливались в пушистое нечто основательно. Снег просто еще не улежался. И Иван сильно измотался, когда уже далеко за обед вышел на тот коварный остров. Мелкие речки оделись в тонкий лед. Он трещал нещадно под лыжами, но держал, пел у края мелодично, гулко, касаясь холодной бурлящей на стремнине воды. Никто после медведя на острове не бывал. Иван перепрятал оборудование подальше от воды в валежник, чтобы по весне его паводком не растащило, пометив для себя, где укрыл вещи, и проследил запорошенные следы подстреленного медведя. Косолапый возвращался обратно несколько суток спустя, видно, искал раненого человека, его следы с прихрамывающей передней лапой вели на северо-восток, в обход по дуге подворья Ивана в сторону Степана. — Надо другана предупредить. Как только смогу, сбегаю. Хотя вряд ли раненый зверь сунется прямо к охотнику, медведь не идиот, на рожон в таком состоянии не полезет, да и Белый не пустит. Лайка Степана была обучена ходить на медведя. С такой мыслью Иван повернул назад, проверяя по пути расставленные им ловушки на зайцев, и, проверив притопленную сеть, вытащил парочку запутавшихся недавно в ней тайменей, а после с богатым зайце-рыбным уловом почапал в свой уютный дом. На подворье он пришел далеко за полночь, ведомый чутким носом Вола. Отдал собаке причитающегося зайца, все остальное спрятал в холодных сенцах и тихо просочился в теплую хату. Хорошо, что он, уходя, подкинул толстых, чуть влажных долгоиграющих дровишек. Хватило на целый день, и его мальчик находился в тепле и уюте. Он, улыбаясь, тихо собрал с пола разлитую лужу. «Вот молодец! Пытался сам все сделать. Значит, идет на поправку», — не укрылся от Ивана и ополовиненный бульон, он допил холодные его остатки. Едой он займется завтра, а сегодня нужно было отоспаться после усиленного бега. Когда было необходимо, Иван становился невидим и не слышим, он тенью скользнул под бок спящего Михаила и, пристроившись сбоку, провалился практически сразу в глубокий сон… Мишка проснулся от ароматных запахов, что носились по дому. «Иван пришел!» — подумал он тепло, на душе разлилась благость, что с егерем все в порядке. Рядом с кроватью сидел Вол и недобро косил на него черный глаз. — Хозяин выгнал? — Миша заговорил с псом и сам удивился, что обратился к нему, как к члену чего-то общего, например, семьи. Но какая они с Иваном семья? Так, два мужика, рядом обстоятельств сведенные на время вместе и… Волк? А может все-таки собака? Вол на это хмыкнул практически по-человечьи и отвернулся, мол, с тобой — сосунком, и разговаривать не о чем. А за занавеску заглянул радостный егерь. — Проснулся? Давай-ка попробуем встать. Он подскочил к Мишке и потянул того за лежащие сверху одеяла руки. — Я голый, — вспыхнули аж за ушами. — И что? Я не девка, — продолжая тянуть Михаила из-под одеяла. «Оно, конечно, так. Но в этом-то и проблема», — подумал про себя Мишка, но отдался силе Ивана. Его таки вздернули на пол и обнаженным поставили на шатающиеся ноги. — Равновесие ты еще не держишь. — Иван хотел отпустить Михаила, но, чувствуя, как того ведет резко в сторону, усадил на кровать. Сидел он уже прилично, не заваливаясь. — Что ж, сначала баня, потом еда. Он замотал Мишку в байковое одеяло и сам, как был, вышел на улицу. Морозец завернул примерно градусов пятнадцать, не более того. Иван шел босиком прямо по снегу, оставляя вытаины от горячих ступней, и чувствовал, как дрожит его ноша. — Холодно, что ли? — не понял он реакцию Михаила. — Нет, — ответили сухо, с ужасом думая, а куда прятать основательный стояк. Иван протопал в предбанник и, посмотревшись в зеркало, игриво спросил: — Как думаешь, сколько мне лет? — Сорок, — не думая совершенно, ляпнул Мишка, кутаясь в байковое одеяльце и пытаясь сильнее отодвинуться от горячего гиганта. — Что, совсем так плохо? — Иван посмотрел в зеркало и решительно достал ножницы с опасной бритвой. — Я тут один совсем зарос. А ведь я тебя ненамного старше. Работая ножницами и игнорируя заинтересованный взгляд в спину. Опасную бритву подарил ему Степан и научил ею пользоваться. «В тайге Джилеттов не найдешь, да и не напасешься. Учись, пока я жив, — поучал старший товарищ младшего, брея в первый раз Ивана. — Или отращивай бороду, как я», — под конец выдавая философски все возможные варианты. Сначала он, и правда, брился практически каждый день, просто привык чувствовать гладкий подбородок. Потом реже, затем вообще закинул. И с бородой проходил уже пять лет, не меньше. — Тебе самому-то сколько? — не отвлекаясь от процесса бритья, спросил Иван у притихшего Мишки. — Двадцать два, скоро будет двадцать три. — Скоро, когда? — Десятого декабря… — буркнули нехотя в ответ. — Что ж, подарок за мной, — ловко работая бритвой после того, как основную массу срезал ножницами, а потом, ополоснувшись, повернулся к изумленному Михаилу. — А теперь сколько дашь? — Двадцать пять… — выдали, проглотив голодную слюну. — И снова неверно, мне тридцать два. А вот в тайгу я попал примерно твоего возраста. Отучился в медицинском, потом армия на два года, я же был военным врачом, а вот в двадцать пять приехал сюда. И, почитай, уже семь годков здесь тружусь. Дом новый поставил, баню сробил. Нравится? Мишка покрутил головой, отмечая, что, и правда, все сделано с душой и размахом на крупного человека, баню явно делали под себя, а потом еще и любовно обшили доской. — Да-а-а-а, — протянул, соглашаясь, Мишка. Оказывается, Иван не просто отпадный красавец, не просто настоящий мужик, а еще и трудяга, и работяга отменный. Ему стало стыдно, вот он сам ведь тоже мужчина, ну и что, что голубой или гей, а ведь к обычной жизни совсем не приспособленный. Единственное, что умел делать Мишка, это вкусно готовить, ибо с раннего детства жил с бабкой, а потом вообще один мыкался по общагам, когда учился. А теперь мало того, что свалился Ивану подранным и разбитым на шею, так еще и секс-фантазий напридумывал себе, причем с ним в главной роли. — Я спросить хотел, — начал Михаил издалека. — Почему у тебя нет жены? — Почему нет? Да как сказать… Была, — усмехнулись, снимая с себя одежду. — Ларисой зовут. И дочка у меня есть, ей уже девятый пошел. Маришечка. Славная красавица, волосы, как у меня, золотые. А почему была… Так в глушь поехать не захотела. Понимаешь, Миша, женился по любви еще в студенчестве. Я же питерец по рождению, у меня там квартира трехкомнатная есть — родительская, в ней сейчас друг живет с семьей. Пустил на постой, а чего жилплощади пропадать? А до этого жена жила, пока не развелись. Нашла себе по душе другого мужа: более обеспеченного, богатого и с нормальными мозгами — то бишь без всякой романтической чепухи. Думал, она меня поймет, вместе свой дом в тайге построим. А оказалось, что мы и не знали друг друга, совсем разные были. Иван снял с себя семейники и оказался совершенно обнаженным перед Михаилом. «Черт, какой же он красивый...» — простонал про себя Мишка, член дернулся с болью, наливаясь кровью и распрямляясь на всю длину. Тут, и правда, было на что посмотреть: хоть Иван и был по природе высоким, но настолько ладно сложенным и изящным, что башню срывало напрочь. Широкие плечи сочетались с узкими бедрами и утонченным торсом, а длинные, сильные ноги оказались ровными и красивыми. Но то, что было между ними и украшало низ живота и паховую область, обрамленное золотыми завитками, вообще не давало возможность оторвать или отвести глаз. «Как экзотический цветок», — подумал про себя Мишка и изумился собственным мыслям, он впервые сравнивал мужской член и яйца с цветами. А то мощное хозяйство, что свисало у Ивана, вряд ли походило на орхидею. «Кажется, я влюбился… Кусок идиота. И опять в натурала — полный кретин», — обозвал себя Мишка и насилу отвел взгляд от обнаженного Ивана. Егерь же совершенно не обратил внимания на странное поведение своего гостя. — Я сейчас себя вымою и займусь тобой. Ох, и отхожу веничком, сразу вся хворь выйдет, — пообещали щедро Мишке, скользнув в жаркое чрево бани. — Ага, и дурь… — пробормотал в спину Ивану Мишка. «Я заморыш по сравнению с ним. Одни мослы и кожа. И нет у меня ни пухлых бедер и толстых увесистых грудей. И там… — Он глянул себе под байковое одеяло на ноющий налитой стояк. — Не нежные лепестки женского бутона». Мишка сплюнул в сердцах на пол, обругав себя за ботанический сдвиг в голове. Надо ж было член Ивана сравнить с цветком. Угу — ага! Калл, бля, аспарагус, ебнутый на всю башку. Или еще хлеще — початок кукурузы в цвету! Да как ни крути, он на фоне Ивана сорняк-сорняком — одуванчик его за ногу, чертополох, выкинутый на обочину жизни коварством судьбы. Меж тем в парилке раздавались радостные охи и вздохи, Иван явно с любовью охаживал себя веничком. — Лучше бы ты меня не веничком отходил, — в сердцах проговорил Мишка и круглыми глазищами уставился на вышедшего из парилки разгоряченного Ивана. «Я так импотентом стану, — пискнуло сознание. — Или грохнусь в обморок от спермотоксикоза». Мишка и не думал, что так будет реагировать на другого мужика. После своего никудышного признания он на других мужчин боялся посматривать, хотя, куда деваться. Тянуло, конечно, да и гормоны молодые никуда не денешь. А тут такой шикарный экземпляр под боком прыгает, хочешь не хочешь — втюхаешься по самое не балуй. Иван подмигнул зажавшемуся Мишке и рухнул со стоном блаженства рядом на лавку, хлопнул весело по плечу гостя: — Ну что, готов? Теперь я тобой займусь, веник уже ждет. И с удивлением заметил, как дернулся от него Мишка. Вроде бояться его он не должен? Иван, кажется, давно уже настроил парня на положительный к себе лад, уверяя всеми способами, что он не насильник. Он протянул руку к дрожащему Мишке и нежно коснулся его скулы. — Ты все еще меня боишься, маленький? — Не-е-ет, — помотал косматой головой гость, а сам подумал: «Сейчас он увидит мой стояк, и сказке конец. Наверное, станет противно, что я возбуждаюсь на него, как баба». — Тогда! И Мишка даже вздохнуть не успел, как оказался голым и на коленях разгоряченного после парной Ивана. Он как можно сильнее подтянул к своему носу колени, пытаясь себе тонкими бедрами спрятать от Ивана стояк. Если бы его бедра были толще! Ага! «Если бы ты вообще был бы девкой!» — съязвило подсознание. Иван, естественно, заметил такой колун у Мишки. Он осторожно развел дрожащие бедра худого парня и уставился на качающийся перед его носом налитый елдун. — Проблема. Но это хорошо. Значит ты совсем у меня скоро здоровым будешь, — по-своему объяснил Мишкин стояк Иван. — Себе сам ты не отдрочишь, руки, вон, совсем никакие, просто закрой глаза, представь, что сам это делаешь, а я тебе помогу. Мишка готов был рухнуть с колен Ивана и заржать истерично на всю баню. Боже! Да он даже мечтать не мог, что Иван ему будет дрочить. Он уткнулся в шею егерю, вдыхая его разгоряченный пряный запах помытого тела, и застонал оттого, что огромные руки мужчины стали водить вдоль всего ствола, гоняя нежную шкурку. — А у тебя красивый член, изящный. Не то что моя оглобля. Бабы всегда жалились, что слишком большой. И я им там все крушу к едрене фене. «Я сошел с ума! — пищал про себя Мишка, вслух же только охал и ахал на нежную ласку Ивана. — Он соображает, что говорит? Хотя, конечно, он ведь не знает, что я гей. Черт, черт, черт, че-е-е-ерт!» — изгибаясь на Иване дугой и сливая ему на грудь и лицо убойной струей. — Лихо ты. Много накопил, — усмехнулся Иван и неосознанно облизнул себе заляпанные Мишкиным семенем губы. Серо-синие глаза ошарашенно уставились в поведенные страстью темно-серые. А рука не обманула: у Мишки и не думало опадать после оргазма. Более того, зажатый член Ивана между бедрами налился от сексуальных песнопений Михаила и елозенья на его коленях упругих ягодиц. И хорошо, что колени были сведены, а он сидел на самом крае лавки. И огромное его хозяйство, налившись, расправилось, найдя свободу снизу его мощных бедер, а не уперлось Мишке в его молочный зад. Осознание того, что он хочет мужчину, убивало наповал. Он же не такой, как те два урода, что изгалялись и изнасиловали сидящего на его коленях и дрожащего от возбуждения парня, сердце которого просто оглушало своим ритмом, но и сердце Ивана не отставало от него ни на шаг. — Только не говори, что тебе нравятся мужчины?.. — простонал Иван, хватаясь себе за горячий лоб. — Иначе у нас большие проблемы. — Вам противно? — Мишка уткнулся ему в грудь, пряча раскрасневшееся лицо. Еще пару минут, еще один вздох, чтобы запомнить на всю жизнь запах этого красивого божества. Пусть сказка не кончается никогда, пусть он посидит еще немного на этих горячих и удобных бедрах, потрется о такую широкую, мощную, настоящую мужскую грудь. — Чуши не городи. — Иван оторвал от себя прильнувшего Мишку и требовательно заглянул ему в глаза. — Если бы мне было противно, разве я тебе бы дрочил? Или в зад твой бы лазил, пытаясь тебя вылечить? То-то и оно, что нет. Я просто с мужиками ни разу не кувыркался, хотя чисто теоретически и знаю, как заниматься анальным сексом. Спасибо медицинскому образованию. Но я анал даже с бабами не пробовал. Незачем было. У Мишки распахнулись от изумления глаза, он прикусил себе губу и, как сопливый мальчишка, шмыгнул носом: — У меня опыта тоже никакого. Там, на косе, был мой первый раз. И, как видишь, во что это все вылилось. — Первый?! — охнул Иван и оглядел более внимательно своего мальчика. — Ты красивый. Я, конечно, не знаю, как с точки зрения геев, но в Питере у нас на курсе училась парочка, так я бы не сказал, что они были привлекательные, ты намного краше. — Ну, спасибо, утешил, — усмехнулись криво у Ивана на груди и, поерзав ягодицами, посмотрели ошарашенно круглыми глазами. — У тебя стояк на меня… — Я и говорю, что ты красивый, — поддакнул Иван и обалдел оттого, что Мишка соскользнул неумело с его колен, а потом попросил взглядом и прикосновением слабых рук, развести бедра в сторону. Налившийся крупный фаллос Ивана радостно закачался, вырвавшись на свободу, а сам его обладатель с удивлением прочел в глазах Михаила настоящее восхищение его мощью. Мишка не мог налюбоваться представшим перед ним видом. Неужели это чудо встало на него, и Иван хочет его таким, какой он есть? Михаил никогда не делал минет, но тут потянулся губами, всем своим телом, к бархатистой головке и погрузил ее себе в горячий рот. Осознание того, что ему разрешили взять в рот, что он сосет член любимого человека, возбудили его так, что он повторно слил, не прикасаясь к себе, задыхаясь от мощной струи спермы Ивана. Член у егеря изливал семя долго, он залил всю глотку Мишки, радостно давящегося вязкой субстанцией, все его лицо и грудь. «Конь», — возникла в голове ассоциация у Михаила. «Захлебнулся поди!» — охнул про себя Иван, он поднял к себе на колени обратно измазанного своим семенем парня и крайне удивился, найдя подтек спермы у Мишки на животе. — Ты кончил во второй раз только из-за того, что сосал у меня? — обалдел Иван от такого расклада. Мишка рвано кивнул, услышав радостный хмык. — А ты, и правда, гей. Мне даже жена никогда не сосала. Бабы другие до женитьбы пару раз делали минет, да только орали, что больно семени много. — Ничего, мне нравится, что ты так возбудился на меня, — отпыхивался на его груди Мишка. — Да кто бы не возбудился? Ты так стонал. — Я мужик, не баба. — Я заметил. — Иван зачерпнул семя Михаила, что было размазано у него на впалом животе, и, к удивлению Мишки, лизнул. — Медовое. М-м-м, а я думал, мне показалось. Здорово ж я тебя медом и прополисом накачал. Михаилу улыбнулись, а потом, нежно поддев подбородок, властно поцеловали. Мокро, взасос, шуруя в ошарашенно приоткрытом рту горячим языком. — Спасибо за минет. Я, почитай, как здесь живу, нормальным сексом совсем не занимаюсь. Так, дрочу, когда совсем прижмет. Так что вот мои любовницы последние семь лет, знакомься: правая рука, — помахал он комично широкой ладонью перед изумленно хватающим воздух ртом Мишкой. — И левая рука. — Иван, ты ведь натурал, у тебя только женщины были, — прошептал Мишка, он не хотел быть заменой бабы. Как бы ни был влюблен в Ивана и ни желал его близости. Ведь замена это что, появись любая бабенка на пути, и пшел в жопу, сраный педик! Баба — это сиськи, пизда и дети в мягком, упругом животике и никаких болтающихся мудей. Иван нежно улыбнулся: — Думаешь, я тебя с женщиной путаю? Или способен наброситься на любого мужика, дабы ему подрочить? Миша, я не затворник, у меня здесь гостей хватает: и биологов, и геологов. Летом вообще напасть, народу как на Бродвее. И я еще ни одному молодому парню в штаны не полез. — А девушкам? — спросил осторожно Мишка. — Ну, девицы на меня ведутся, не спорю, но как узнают, что я ради их красивых глазок и смачных прелестей на большую землю не поеду — теряют всякий интерес. Так что обхожусь по старинке — руками. Правой и левой. — Хм-м-м? Они у тебя что, по-разному дрочат? — усмехнулся вдруг повеселевший Мишка. — А ты как думал? У каждой свой характер. Левая шустрая, но нежная и ласковая, а правая — медлительная, зато основательная. Сомневаешься? Мишка захихикал и выдал на бис: — Ты мне нравишься со своим гаремом. А бабы — дуры! — Кто спорит, что не дуры. А мужики — идиоты и козлы. Но без женщин дети не родятся. Как ни крути, тебя тоже женщина рожала, хоть ты и предпочитаешь в постели мужчин. Все, хватит пока дебатов, а то баня остынет. Михаила подняли бережно на руки и понесли, как пушинку, в горячее пышущее чрево парной.