Таежная сказка

— Баня готова. — Мишка зашел в дом и посмотрел на притихших мужчин. Генератор так и не завелся, энергия была на нуле, посему проверить, работают ли остальные приборы, не было никакой возможности. — Ну хоть какая-то радость. — Профессор поднялся с лавки и стал искать в своей котомке сменное чистое белье. — Михаил, с нами не хочешь? — Нет, спасибо, я недавно мылся. — Миша влез в любимый уголок, прикрывшись оптикой. — А то смотри, попарили бы тебя от всей души, — хмыкнул Петр Иванович, собирая, как и профессор, свои шмотки. — Олег, давай, не тормози. Ты с нами! — Еще чего! — огрызнулись в ответ, ибо прекрасно знали, как эти черти парятся в бане, догоняя температуру практически до сотни и лупя его веником по чему придется. — Я лучше после вас. — Ни фига! Это приказ начальника, встал и пошел вперед. — Профессор поднял упирающегося ассистента за шкирку и потащил орущего матом парня за собой. — Талыгин, если передумаешь, приходи! Веники где? — Доцент подорвался следом. — В тазике, я вам уже замочил два березовых, один пихтовый, — откликнулся Мишка. — Ай, молодца! Знаешь толк, — усмехнулся Петруша, исчезая в дверях. Минут через сорок Талыгин заметил, что мужчины забыли стопку полотенец, и, выбравшись из-за стола, подошел с ними к двери. Дверь резко распахнулась, и на него налетел, матюкаясь, Олег, совершенно обнаженный, жаркий после парной. Оба парня рухнули на пол, полотенца живописно рассыпались веером вокруг, причем Мишку еще и основательно приложили по затылку. Меж тем белобрысый Олег, оказавшись сверху Талыгина, сжимая его в крепких объятиях, обалдел от бурной реакции собственного тела. Тихие стоны вырубившегося кудрявого парня под ним вызвали у ассистента конкретный стояк. — Блядь, — ругнулся Олег емко, но блудливых рук не остановил. Он расстегнул рубашку на Мишке, обнажив его небольшие соски на шелковистой коже. — В рот ебать! Совсем как девка. А там как? Может, увидя его член, охладею? — Талыгину ковырнули соски, а затем заскользили к ремню брюк, оглаживая бока. Олег, помацав тонкую талию, резво содрал штаны с Михаила и, увидев его член и яички, сматерился еще более грязно, потому как его елдун и не мыслил опадать, наоборот налился еще сильнее до боли, до острого желания выебать утонченное тело, что безвольно валялось под ним. — Срань Господня… Я ведь не голубой?! Олег помотал мокрыми волосами, а после резко, так чтобы потом не передумать, стянул штаны совсем, выпростав тонкие щиколотки ног кудрявого Талыгина. Мишка практически не реагировал, даже когда ему задрали вверх ноги и, разведя широко буквой М, раскинули в сторону. Растяжка у Талыгина впечатляла. Олег закусил нижнюю губу до боли и посмотрел на сжатое колечко между распахнутых круглых ягодиц. Он коснулся его дрожащими пальцами, отмечая автоматом мягкость и податливость. И совершенно уже не думая ни о чем, так как навалившаяся похоть перекрыла все мозги, протолкнул вовнутрь. Мишка на такие манипуляции с его задницей застонал уже по-другому, прогнулся чуть в талии, разведя еще сильнее худые колени. — Ебаный в рот… Да он с этого прется. Ха! Да я тебя сейчас так поимею, шлюха, небо в алмазах покажется! Олег поправил себе головку члена, сплюнув на нее тягучую слюну, и, подтянув за ягодицы Талыгина поближе, приставил к подрагивающему входу свой пульсирующий фаллос. Еще одно движение, и он будет внутри этого блядливого парня, вытрахивая его до донышка. — Совсем охуел с недотраха?! — на голову ассистента обрушился увесистый кулак доцента, вернувшегося за сбежавшим из бани. Олега сняли с распростертого Мишки и пинком под голую жопу отправил под ноги профессору, что подпирал косяк входа. — Не гомик, значит? — сузил Павел Петрович по недоброму глаза и, зашипев, схватил Олега за ухо, выкручивая по часовой стрелке. — А это как понимать? — Не голубой я! — орал Олег, пытаясь отбрыкнуться от своего научного руководителя. — Это Талыгин педераст! Я ему только один палец в зад вставил, так у него член сразу налился. Петр поднял потерявшего сознание Михаила, ощупал ему затылок. — Кажись, шишак. Причем конкретный. Ты его обо что приложил, прежде чем в заду ковыряться? Не голубой ты наш? — Я на него налетел… — Олег перестал вырываться, но снова взвыл зверем на новый жимок уха, чем привлек внимание Серого, вернувшегося только что с прогулки. Волчонок подрос и все свободное время крутился в округе, забегая домой только пожрать или сопровождая Мишку на всех его лесных вылазках. Он заскулил под закрытой дверью, пытаясь пробраться в дом, но его пока туда не пускали. — И вместо того чтобы привести его в сознание, раздел парня и решил оттрахать, — профессор добавил Олегу под зад ногой и выкинул голяком на улицу, распахнув настежь дверь. Он, пролетая над крыльцом, чуть не столкнулся с волчонком, который тут же проник в дом, как только дверь избы открылась перед его носом. Зверь ощерился на Павла Петровича, понимая, что с Мишкой что-то не так, и попытался тяпнуть доцента, который все еще на руках держал Талыгина. — И где ты был раньше? Защитничек! Твоего хозяина чуть не выебали в зад, а ты все по кустам ползаешь, — проворчал профессор и, протянув к волчонку руку, взвыл от полоснувших его острых зубов. — Черт! Петр, отнеси Мишку на кровать, иначе нас сгрызут заживо. Видишь, мы ничего с ним не делаем. — Миша, — позвал Петр Талыгина и пошлепал легонько его по щекам. Член у Мишки к тому времени опал окончательно, он застонал от прикосновений тормошившего его мужчины и распахнул туманные глаза. — Мишка, пса своего отзови. Он уже профессора покусал. — Серый, фу! Это друзья. — Талыгин попытался сесть, но его резво повело в сторону. — Что со мной? — Ты головой ударился. — Профессор заглянул за занавеску, косясь на рычавшего волчонка. — Он совсем у вас дикий, как волк. — А он и есть волк, хотя похож на лайку, — вздохнул тяжело Миша, опадая на подушки, а потом с изумлением наткнувшись ладонями на свои обнаженные бедра. — А почему я голый? — На тебя Олег с ведром полным воды налетел, вот и пришлось раздеть. — Петр соврал, не подумавши, а потом, увидев кивок Павла Петровича, ушел к Олегу. Как понял доцент по мимике своего шефа, профессору было необходимо поговорить с Мишей с глазу на глаз. — Держи, не голубой герой, — сидящему на крыльце Олегу нахлобучили семейники в малиновое сердечко на его отодранные пунцовые уши. — Это Талыгин голубой, а не я, — буркнули обиженно в ответ, но трусы резво напялили на голый зад. — Ты вроде не идиот. И в математике шаришь, а в физике просто малолетний гений. Но в остальном — полный кретин! — Доцент сел рядом, закурил. — Талыгин педик, а не я! Знаешь, как у него встало, когда я ему в жопу палец вставил! — Талыгин — то, Талыгин — се! Чего заладил-то как попугай? А не подумал ты, гений в физике, что его мужчина тебе яйца за такое вольное поведение открутит? И это в лучшем случае. — Петр затянулся, а потом потушил сигарету о боковину крыльца, не скурив ее даже до середины, добавил: — Надо бросать курить. — Хм, Валентин далеко уже. Да и откуда он узнает? — А при чем тут наш Валька? — удивился Петр Иванович на такое предположение. — А я их в первый день застал на мостках, они там практически целовались. А потом Валька подходил ко мне, лапшу разводил по поводу этого гомика. Мол, Мишенька, не любит, когда к нему прикасаются из-за того, что на него, видите ли, медведь нападал. Лажа все это! — Олег сплюнул злобно в сторону. — Просто не хотел, чтобы я ту же дырку пользовал. Вот и все! — Ты не просто кретин, ты полный уебок. Валька — мужик Мишки? Уха-ха! — заржал вдруг доцент, а потом подмигнул выпавшему Олегу. — Я не знаю, что Мишка делал «там» на мостках с Валентином, но могу тебя заверить, его мужчина сейчас достаточно недалеко и через несколько дней будет здесь. — Какой это еще мужчина? — до Олега тупо не доходила вся гребаная ситуация с Талыгиным. — Бог мой, проснись, Олег! Спустись с небес на грешную землю или совсем проебал свои мозги? А может ты вообще думаешь только тем, что ниже пояса? Егерь Иван — мужчина Талыгина. И я тебе откровенно не завидую, ибо, если тот узнает, что ты щупал его мальчика в заднице — ты труп. Олег побледнел, а потом вообще стал салатовым, теперь до него ситуация дошла быстро. — Блядь… Я в жопе. — Сделать врагом местного егеря — это практически заказ в один конец. — В полной! Миша, кажется, не понял, что ты напал на него. Но если ситуация повторится, то без обид. Я самолично сдам тебя Ивану. — Петр поднялся на ноги, а потом хлопнул по плечу втянувшему белобрысую голову Олегу. — Вставай! Из-за тебя Мишка с шишкой в постели валяется. Так что готовка вечерняя теперь на нас. Миша на ноги встал только на следующий день и то ближе к вечеру. Он практически ничего не ел, только пил воду с разведенным в ней медом. И не потому что гости заваривали в тупую доширак, нет, просто от запаха любой пищи его тошнило. Затылок болел, голова кружилась. Он так и не вспомнил, как на него налетел «с ведром» этот секси-блондинчик. И как с него сняли «мокрую» одежду. С профессором разговор вышел кратким и емким. Тот спросил, что Миша помнит и как себя чувствует, а потом проверил его руки и ноги на рефлексы, а также зрачки глаз, ощупал тщательно затылок. Дома никого не было, все трое научников возились на улице с генератором и аккумулятором. Талыгин выполз из своего закутка и, запинаясь за вертящегося под его ногами радостного волчонка, дополз до печки, где сел на лавку, дрожа от слабости. — Встал?! А я думаю, что так твой хвостатый скулит? Как чувствуешь себя? — Петр заглянул в дом, заслышав резвую возню Серого. Но, увидев, что Мишка вялый, подошел к нему вплотную. Померил температуру, прикоснувшись к потному лбу, и, почувствовав, как вздрогнул парень от чужого прикосновения, убрал резво руку: «Похоже, Валька прав, Миша и правда не переносит, когда его касаются незнакомые люди». — Миш, ты бы в постель шел бы. Мы как-нибудь сами все приготовим. Ты только скажи где что лежит. — Ого! Больной появился, — в дом за исчезнувшим доцентом вошел профессор. — А ну марш в постель! Выглядишь как труп, в гроб краше кладут. Ванька вернется, увидит в каком ты состоянии, прибьет из-за тебя всех. Миша при имени любимого слегка порозовел, но обратно в закуток не пошел: — Мне лучше. — Ага, угу, а то-то мы не видим! — Профессор хотел подойти ближе, но волчонок зарычал особо агрессивно, скалясь на перевязанную руку. Почему-то именно Павла Петровича Серый выбрал в свои противники. Может потому, что именно он перегородил ему дорогу в тот момент, когда волчонок пытался добраться до Мишки, которого на руках держал Петр. И теперь Серый не подпускал близко к своему больному хозяину седовласого мужчину, совершенно нормально относясь к Петру и не обращая особого внимания на Олега. В дверях показался бледный ассистент, он оглядел сидящего с нездоровым румянцем Мишку и силком отвел от него глаза. Даже в таком жалком состоянии Талыгин его возбуждал. И то, что перед ним парень, Олега не пугало. Член в штанах ожил, шевельнувшись, как стрелка компаса, и Севером, к ужасу студента, был выбран Михаил. А в голове подумалось: «А даст ли он мне себя трахнуть добровольно, если я попрошу его? Или нет?! Ведь на мостках он был с Валентином. Хотя, как утверждает Петрушка, он подстилка егеря. Может он перед всеми раком встает, кто попросит?». Задница Мишки была настолько мягкой и манящей, а дырка… М-да, Олег не просто понял, что эту дырку трахали! Судя по разработанности, Талыгин вел очень активную половую жизнь. Так почему он должен был ее вести только с одним человеком? Почему бы Талыгину не играть на два фронта? — Олег, держи! — Профессор всучил своему ассистенту картошку, заставив ее почистить. — Петр, отведи Мишку на лежанку, а то его волчонок сгрызет все мои ноги. И чего ты меня, Серый, невзлюбил? Павел Петрович протянул руку к волчонку, но тут же резко отдернул, увидев агрессивный оскал. Мишку, как бы он ни упирался, все-таки уложили в четыре руки, не подпуская Олега. Ну а еду готовили втроем. А потом Петр влил силком в Талыгина мясной бульон, потому что Павла Петровича волчонок так к постели хозяина и не подпустил. Только через сутки мужчины перестали усиленно опекать Талыгина, видя, что он полностью оправился и утром, повязав фартук, встал обыденно у печи, готовя с удовольствием еду на всех. После полива огорода Талыгин присел под березкой и, оперевшись на нее спиной, прикрыл глаза. Слабость еще сказывалась, но Мишка ждал своего Ванечку и хотел, чтобы по их совместному хозяйству было все в порядке. По идее, егерь должен был вернуться сегодня к вечеру, либо ночью. И Мишка молился, чтобы за это время Олег оставался, как и раньше, на расстоянии от него и желательно большом. Сон сморил Талыгина внезапно, как и тогда на мостках. Он и не заметил, как к нему подкрался следивший за ним Олег. Парень дождался, когда волчонок, успокоенный тем, что Мишка на ногах, убежит проверять свою территорию, и, присев между разведенных ног Талыгина, прижал к себе. — Ваня… — тихо позвали сквозь сон, но, почувствовав по чужому жамкающие тиски жадных рук, забарахтались, сопротивляясь. Олег зажал Мишке рот ладонью и полез сразу в трусы. За пальцы укусили, тяпнув до крови, а когда белобрысый, шипя, освободил рот, заорали: — Отпусти меня! Ебнутый козел! — Еще чего! У тебя снова стоит. Как тогда, когда ты упал затылком на пол. Хоть себе не ври, я тебя возбуждаю! А если ты дашь мне сзади, я твоему ебалю ничего не расскажу, какая ты похотливая сучка, Талыгин. — Мишку оперативно раздевали, выкручивая, заламывая болезненно руки, не обращая внимания на ответные взбрыки парня, который пытался хотя бы ногами отбросить насильника. — Отпусти его! — сзади Олега послышался не просто голос, ему показалось, что в этом скрежете не было ничего человеческого. Ассистент повернул голову и увидел настоящего Дьявола в виде взбешенного егеря, причем тот целился в него из ружья. У ног Ивана, припав к земле, беззвучно щерились два волка, скаля клыками и ожидая только приказа. — Я… — замигал тупо Олег, отпуская полуголого Талыгина и теряя сознание от Мишкиного емкого удара по опухшим яйцам. — Петрович, твою мать! — заорал егерь и набросился на вылетевшего из-за бани очумелого от крика профессора. — Какого хера тут творится? Я же тебя предупреждал! Павел Петрович идиотом прикидываться не стал. И так понятно было, за чем застал только что вернувшийся егерь обоих возбужденных парней. Только вид растерзанной одежды Мишки чего стоил. Да и Олег в полном отрубе с нехилым бугром в штанах подтверждал догадку профессора. — Черт! Не углядел, прости. Егерь посмотрел зверем сначала на прикрывающего свою наготу Талыгина, причем Иван прекрасно видел, что у Мишки стояк, а потом глянул на валяющегося по-блядски смазливого Олега. — Держи эту падаль подальше от моего мужчины, а то пристрелю! — Мишку подняли на руки, и начхав на кинутый в траву багаж, унесли прямиком в баню. — Вещи занести в дом. И нас не беспокоить, — расставил точки над i озверевший егерь. А, утащив Михаила в баню, набросился на своего мальчика голодным похотливым кобелем. — Он тебя трахнул? — Мишке полезли в задницу сразу всеми пальцами, щупая как снаружи, так и внутри. — Нет, я сопротивлялся, как мог, — охнули на болезненные манипуляции, прекрасно видя, что Иван ревнует. — Херово сопротивлялся, у тебя встало на этого придурка. — Мишку загнули жестко раком и, разведя половинки, обследовали анус на предмет траха. Сначала пальцами, потом языком и, шибко не растягивая, натянули на огромное полыхающее естество. — Тебе меня мало, что ли?! — Иван не дал Мишке привыкнуть, качнул мощно бедрами, пропахав всю задницу вдоль и поперек. — Ванечка, прости… Я, ах-х-х! Ваня мне больно! Ух-х-х!.. — Талыгин попытался слезть с мощного члена, но тонкие бедра удержали в руках, сжимая до синяков. А чуть позже от слова «больно», приходя резко в себя, останавливая жесткий процесс вытрахивания горящей попы, сжамкали в железных объятиях. — Миша, я тебя люблю больше жизни! Не позволяй никому к себе прикасаться. Как ты? Я, наверное, тебя порвал? — Иван аккуратно достал из него возбужденный член и вздохнул с облегчением, не обнаружив на нем следов Мишиной крови. — Прости, Ваня, я сам виноват. — Мишка зарылся на груди своего огорченного мужчины и сквозь слезы горечи прошептал: — Я тоже безумно люблю тебя. Но этот Олег меня возбуждает. Я даже не знаю почему, он совершенно не похож на мою первую любовь — Юру. Возможно, разве что, только своим навязчивым поведением. Мне так стыдно перед тобой, что мое тело реагирует на этого придурка, когда душа противится этому. Талыгин прогнулся в талии, открываясь перед задумавшимся над его словами Иваном, и развел себе ноги пригласительно в стороны. — Ваня, я так сильно хочу тебя своим телом, душой и сердцем. Всем своим существом! Возьми меня. И Иван взял, шепча нежно в покрасневшие уши слова любви, обещая доставить своему возлюбленному столько приятных часов острой близости, что никто другой больше Талыгина возбуждать не будет, совершенно не волнуясь о том, что их страстные крики и стоны слышно на всю округу, а под боком аж три благодарных слушателя, причем в первых рядах. — Если ты подойдешь еще раз к Михаилу — я тебе вырву яйца с корнем! — Иван посмотрел на бледного Олега, что курил нервно на крыльце. — Тебя спасает лишь одно — договор с вашей конторой, и я отвечаю за твою сраную безопасность. Но отрыв яиц в договоре не прописан, так что, думаю, никто особо не заметит, приехал ты со своими похотливыми мудями или без них. Олега при этом с силой задели плечом, входя в дом, но открыто не нападая. Как ни было противно егерю, но он держал себя в руках. Тем более пятичасовой бурный секс с Мишкой сделал свое благодатное дело, и Иван успокоился, уняв кипящий гнев. Талыгин после потрахушек цвел как девица на всю округу и, запекая пирог с мясом, насвистывал веселую мелодию. Его милый пришел раньше времени, обратный путь явно проделав бегом, и после основательно выполненного супружеского долга на данный момент отсыпался. У Мишки теперь уже между ног ничего не свербело, Олег его более не привлекал, а профессор и доцент умудренно молчали. Пятичасового представления в виде страстных охов и вздохов обоим мужчинам хватило с лихвой. Они не были геями, но и не были половыми инвалидами. А вот женщин в тайге на сотни верст не наблюдалось ни одной. И это была настоящая проблема. Издерганные мужики сидели за столом и бросали хмурые взгляды то на прихрамывающего особой вихляющей походкой Талыгина, то на дующегося, забравшегося ото всех на печку Олега. — Я так стану импотентом, а ведь еще и женат не был, — пожалился доцент своему профессору. — Ты думаешь, я, что ли, мертвый? Да у меня такой колун в штанах, что хоть паши. Могу дать пощупать, коль не веришь. Рукой такое однозначно не снимешь. Мужчины переглянулись понимающе между собой, а потом глянули на спину обиженного блондинистого ассистента, который, сделав из себя мирового страдальца, отвернулся от всех, отгородившись своей каменной спиной. — Нет, не прокатит, пизды нет, — покачал головой умученный Павел Петрович. — И сисек тоже, — поддакнул Петр Иванович. — Может дров наколоть?! Или тяжесть какую-нибудь потягать, как думаете? — Миша! Тебе в баню воды наносить? — нашел выход профессор и, увидев согласный кивок покрасневшего Талыгина, сматерился про себя. — Айда, Петруша! Физический тяжелый труд, говорят, в этом деле весьма помогает. И утянул озабоченного доцента за собой. Три дня прошли тихо и без каких-то эксцессов. Любовники прилюдных больше сцен не устраивали, а уходили для «этого» в тайгу. Причем все гости прекрасно понимали зачем, так как Мишка приходил обратно счастливый и помятый с вновь прогрессирующей хромотой. А иногда его на руках, как девицу, утраханного вусмерть, приносил обратно Иван. Если мужчины не трахались при научниках, то не значит, что егерь оставил в покое Олега. Он каждый раз при виде этого чертового блондина демонстративно прижимал тающего от близости Талыгина к себе. Правда, кроме как посадить прилюдно на колени или обнять за тонкий торс, дело, слава Богу, не заходило. Но Олега и это дергало весьма, хотя и хватало ума игнорировать вызывающее поведение озверевшего «самца» Мишки, слишком уж разные у них были весовые категории. — Сам виноват. Предупреждали же, — ухмылялся на такое «самцовое» поведение профессор, а у него хватало забот кроме всего этого балагана, что творился вокруг Талыгина. Наконец-то завели чертов генератор и, зарядив аккумулятор, готовились к походу к Змеиному кряжу. Останавливало лишь то, что приборы как взбесились и несли откровенную чушь, хотя мужчины проверяли их возле дома, а потом откровенно матерились уже вслух, анализируя показатели. — Херня… — Петр готов был шибануть ебнутый прибор прямо о пол. — Не херня, а хуйня! — более убийственно охарактеризовал ситуацию профессор. — Если так пойдет, то и на гряду нечего идти. Ведь все проверяли до выезда, так почему такие косяки? Олег, ты рассчитал поправку? — Да, вот. Но это полный абсурд. — Ассистент подсунул под нос своим шефам листок с расчетами и, зыркнув на лыбящегося откровенно егеря, вопросительно поднял брови. Мол, тебе-то чего так весело? Иван, оскалившись в лицо Олега, привлек в свои крепкие руки проходящего мимо Михаила. Прижал властно к себе и, усадив покрасневшего мальчишку на свои колени, зарылся в темные кудри. Талыгина такое поведение сначала очень смущало, но, видя, что профессор и доцент на это смотрят сквозь пальцы, он успокоился и просто принимал знаки внимания своего любимого мужчины, радуясь, что уже не возбуждается при виде озабоченного Олега. — Хи-хик! — прыснул Иван, а потом, улыбаясь, спросил: — Подсказать или сами догоните? — Ванька, если знаешь, то лучше скажи! — возмутился издерганный Петрович, дернув себя за серебристую бороду. — Ладно, мужики, но с таким оборудованием вам на гряде делать нечего. Если оно у вас здесь ведет себя черте как, там от него головешки останутся. У Вальки тоже зашкаливало, но не так сильно. Посему съемка все-таки удалась. А ваше, видно, слишком чувствительное, раз его выбивает даже то поле, которое окружает мое подворье. — Поле? — до доцента стало доходить. — Ага! Степан же говорил вам, что старое зимовье находится вообще на другом берегу реки и в пятидесяти километрах от моего нового. Я его иногда использую зимой как ночлежку. Дом там добротный, до сих пор все в рабочем состоянии. — А чего сюда переехал? — сузил глаза Петрович. — А мне местные подсказали, что земля тут благодатная. И место прекрасное, вот и отстроился. У меня неурожайных годов не бывает. Раньше здесь всегда ненцы и ханты останавливались, когда на Змеиную гряду хаживали к шаманке. Так что делайте выводы сами. — И насколько простирается эта земля? — осклабился Петр, глядя в смеющиеся глаза Ваньки. — Километра три, не более того, и мы в самом центре. Как бы на полуострове. С одной стороны река, с другой практически весь этот треугольник отделяет весьма большой ручей. Я и генератор не завожу отчасти из-за этого. Здесь вообще вся техника выходит из строя быстро. Зато все живое процветает и очень быстро восстанавливается. Раны заживают практически мгновенно, болезни тело покидают. — Хм-м-м, пойдем-ка, Петруша, пройдем по речке несколько километров с приборами… — Профессор прихватил куртку, а потом практически свистнул, как собачке, замершему Олегу: — Ассистент, подъем! В следующей жизни отдохнешь! Пропали мужчины на три часа, кои наши влюбленные провели с делом, а именно: потрахались всласть в собственной постели. — Ты сочинил эту сказку специально, чтобы они нас оставили наедине? — Мишка сладко потягивался на обнаженной груди Ивана. — Хм-м-м… Если скажу тебе правду, поцелуешь? — усмехнулись синими глазами. — Я поцелую тебя и просто так, — возмутился встрепенувшийся Мишка. — Ладно, целуй! — а после долгого и страстного поцелуя, чуть не перешедшего в новую спираль потрахушек, ответили: — Я сказал правду, единственное умолчал: поле похоже, и правда, на треугольник, мужики пошли на юг, как раз в его угол. Так что ходить им придется долго, проще было бы выбрать направление на северо-восток или на юго-восток, а самое радикальное — переправиться через реку, выбрались бы быстрее. — Значит, мы не посередине треугольника? — усмехнулся понимающий ситуацию Мишка, с геометрией он дружил с детства. — Ну да. Во-первых, треугольник неравнобедренный, и мы находимся на самой длинной стороне, в самом центре. Я же сказал, его ограничивает вода, могли бы и догнать, дом стоит на берегу как-никак. Все-таки Павел и Петр со степенями, умудренные мужи! Да и этот смазливый уебок с мозгами дружит, я его ум в науке не отрицал. Жаль от тебя отрываться, но мальчики скоро придут обратно, причем не в самом лучшем расположении духа. — Мишу жарко поцеловали и, поднявшись с кровати, начали одеваться. «Мальчики» пришкандыбали, и правда, не в лучшем расположении духа, уставшие как черти и весьма задумчивые. — Иван! Почему ты не сказал, что треугольник с неравными сторонами, и мы на ребре? — начал профессор. — Я бы сказал — на гипотенузе. Вы не стали расспрашивать, а понеслись проверять очертя голову, хотя я одним из дома не разрешал выходить, а только со мной. Нужен геморрой на ретивые жопы — получайте, только потом не стоните. И не жальтесь на свое тугодумие, профессора, вашу мать! — хищно оскалился Иван в ответ. — Судя по Мишке, ты не был в большом накладе при нашем долгом отсутствии! — огрызнулся Павел Петрович, видя, как краснеет под его внимательным взором Талыгин. — И что? Это вас не касается. Он — мой мужчина, и я его ебу, когда мне надо! Так что идите полем и лесом со своей сраной моралью. Не нравится — убирайтесь! Скучать не будем, — а потом, резко остыв под печальным взглядом Михаила, поинтересовался: — Как приборы? — Как только вышли за грань, стали работать как швейцарские часы, — огрызнулся профессор. — Нам надо несколько дней, чтобы отрегулировать чувствительность перед тем, как идти на Змеиный кряж. — Да хоть все лето до первого снега, мой дом — ваш дом! — гыгыкнул зловредно Иван. — Муки я принес, спасибо, Степан на ваши рыла закупил и крупу тоже. А мясо в лесу бегает. Край знатный, богатый. — Поля, значит, разные?! — начал втыкать Павел Петрович в бредовую ситуацию, злясь на друга егеря уже в открытую. — Умничка, ставлю пятерку! И по эффекту и по интенсивности. Так что будете делать? Могу на кряж хоть завтра отвести. Только ночевать на нем не советую, чревато по здоровью выйдет, — хмыкнули злобно в ответ. — Опять шаманка? И байки про трехпалого оленя? — вклинился Олег в спор шипящих друг на друга друзей, он устал от съемки как ломовая лошадь, в принципе шефы его так и использовали чаще всего. — Заткнись, уебок! Я с тобой вообще разговаривать не буду. Ты только проблематичная приставка к своим хозяевам, совершенно безмозглая, — оскалился, снова заводясь, Иван. — Ваня! — крик Мишки остановил подорвавшегося с места любимого с одновременным возгласом Павла Петровича. — Олег! Стоять! Профессор вместе с малакологом влезли между натянутыми молодыми мужиками и развели их силком в стороны друг от друга. Еще секунда, и был бы мордобой, из которого студент навряд ли вышел бы живым. — На сегодня хватит дискуссий, ложимся спать, а завтра решим что и как! — разрулил ситуацию профессор, кивая доценту на печку и за шкварник пихая в том же направление своего ассистента. Ситуация была очень опасна. Страшнее разъяренного егеря в лесу зверя нет. — Всем спать! На следующий день Иван повел всех троих гостей в сторону Змеиной гряды, оставив Мишку с Серым дома. — А как же еда? — попробовал сопротивляться решению своего любовника Талыгин. — Ничего, дошираками разговеемся. Но тебя я туда не потащу, мне спокойнее, когда ты в безопасном месте. И этим все сказано! Иван с прошлого раза прекрасно помнил, в каком состоянии на него налетел Валька. И, судя по всему, шаманка не забыла, что они беспардонно вторгались на ее территорию. Мужчины исчезли на несколько суток, пришли обратно злые, голодные, издерганные. — Талыгин, забери своего озабоченного самца! И пока не протрахаешься с ним часа четыре — обратно не возвращайтесь, — начал сразу с порога злющий профессор. Энергия кончилась в аккумуляторе слишком быстро, егерь, как последняя сволочь, радовался неудачам научников, открыто злорадствуя. Естественно, до гряды они пешком не дошли, лишь издали посмотрели на ее великолепие, отметив разгуливающего на поляне здоровенного медведя. Разбили лагерь ближе, чем в первый раз, с первой стоянки забрав кинутые Валькой и Светкой консервы. Ими и питались, разогревая на костре. Миша осмотрел замурзуканных мужиков и, кивнув на печь, взял за руку хищно скалившегося в лицо профессора издерганного егеря: — Вы покушайте, все готово. Ваня, пойдем! — И увел ржущего в открытую на неудачи научников Ивана прямиком в баню. Талыгина зажали сразу, как только закрылась в предбаннике за ними дверь. Подняли на руки, разминая ягодицы и призывно постанывая, а потом, прямо стоя, высвободив себе член и оголив податливую задницу Мишки, ввинтились внутрь по самые горящие яйца. — Вот теперь я дома, и мне хорошо, — емко задвигался егерь в жадной дырке своего мальчика, который хватался за его плечи руками, обнимая ногами за талию, и стенал от остроты близости, полностью отдаваясь власти внутренних мощных толчков. — Хорошо-то как! — Я, Ваня, мне стыдно, я так кричу громко… Когда ты меня… А-а-а! — выстреливая вязкой спермой на живот и грудь Ивана. — Закуси. — Мишке сунули в зубы полотенце и, схватившись за его бедра, поддерживая снизу, задвигали еще сильнее, яростно увеличивая амплитуду и выбивая страстные стоны из своей возбужденной любви, пытавшейся совершенно впустую заглушить похотливые крики махровой тканью. Часа через три егерь был во вменяемом состоянии, он принес спящего, ополоснутого после горячего секса Талыгина, завернув его в чистую простынь и уложив на топчан за занавеской, приступил к поздней трапезе под суровые взоры трех настроенных злобно мужиков. — Ну вот, теперь с тобой и поговорить можно, — начал профессор, видя, что егерь после поебушек с Талыгиным в благостном состоянии. — Угу, я слушаю, — едко улыбнулся тот, с удовольствием вкушая суп, приготовленный Мишкой. — Остыл, я рад за тебя. Мишка, видно, поработал попкой на славу, — огрызнулся все еще вздернутый Павел Петрович. — Может, подскажешь, что не так с грядой? — И не подумаю. По мне, так вообще туда пускать людей нельзя. Тем более вас — научных коршунов, — ухмыльнулся нагло Иван и, отставив от себя пустую миску, в блаженстве вытянул длинные ноги под столом. — Как дома-то замечательно! — Иван! — зарычал Павел Петрович. — Я хуеву тучу лет как Иван! И потом, я не научник. Не физик-ядерщик, не химик, не математик. Так что увольте! В контракте не прописано, чтобы я помогал вам, ученым мужам, разгадать загадку Змеиной гряды. Моя задача — охрана и обеспечение едой. Мне за это деньги платят! А все остальное — ваше дело, — завелся снова егерь. — Ваня, — вздохнул тяжко профессор, прекрасно понимая, что егерь им ничего не расскажет, просто тупо будет водить на место, пока им не надоест. — Ладно, ребятки, я спать. Завтра опять на гряду? — усмехнулся Иван, проскальзывая к Мишке за занавеску. — Нет, завтра мы тут поковыряемся, обмозговать все надо, — покачал сокрушенно седой головой ученый муж. — Ну-ну, поковыряйтесь, обмозгуйте… Нашим же проще, — поддакнул егерь из-за занавески. Два волка улеглись синхронно рядом с занавесью, показывая всем своим видом, что их хозяев до утра лучше не беспокоить. Утром профессора разбудил запах Мишкиного хлеба и усиленный подогрев снизу. Талыгин знакомо расхаживал в фартуке около печи, готовя еду. — Миш, где твой строптивец? — Павел Петрович, заметив, что волк только один, спрыгнул с печки. Раз нету рядом Вола, значит и Иван где-то куролесит. — Иван ушел на охоту, мясо практически кончилось, а ртов много, — покачал сокрушенно головой Талыгин, обидевшись на то, что его любимого обозвали «строптивцем». Он, понимаешь, их едой обеспечивает, а они. — Извини, не дуйся. Я против Вани ничего не имею и тем более ваших с ним нежных отношений. Просто он меня за эти несколько суток до белого каления довел своими подъебками. Я уж и подзабыл, какой он был злоебучий в прошлом. — Иван не злоебучий и не строптивец, — ровно ответил Миша и передернул плечами. — Ну, так и должно быть, коль он тебя любит, — усмехнулся седовласый профессор. — Это с тобой он белый и пушистый, а вот с другими… — А он и не обязан со всеми быть, как вы сказали, «белым и пушистым». — Миша сложил себе изящные руки демонстративно на груди. — Если он так себя ведет с вами, значит тому есть очень веская причина. Иван просто так ничего не делает. — Причина?! Но ведь он взъелся не из-за Олега, хотя, не спорю, у того совсем сорвало крышу из-за тебя. — Профессор похоже сложил руки, становясь напротив Талыгина. — Значит дело в гряде. Так что с ней не так? — Спросите Ивана. Я вам в этом не помощник. — Спрашивал, без толку. Может ты чего знаешь? — Павел Петрович, да не скажет он вам ничего, — с печи слез позевывающий доцент. Они с Олегом, открыв глаза и пялясь друг на друга, слышали весь утренний разговор между профессором и малакологом. Когда бурные речи зашли в тупик, Петр решил вмешаться, только еще не хватало против себя настроить Мишку. Тогда вообще суши весла! Егерь их живьем сожрет вместе с говном и потрохами за своего любимого мальчика. — Доброго утречка, Миша! — Петруша потянулся и отправился к умывальнику. — Доброго, — буркнули в ответ, накрывая на стол, а потом уходя демонстративно из избы. Снова было накрыто только на троих. — И на кой ты влез, Петруша? — хмыкнул, садясь за стол, голодный профессор. Несколько дней на консервах, и желудок только от запаха Талыгиной стряпни делает радостные кульбиты. — А вы хотите лишиться поддержки единственного человека, которого слушается Иван? — ехидно спросил доцент. — Ничего я не хочу. — Вот тогда и не лезьте с расспросами к Талыгину. Олег, хватит валяться, все равно не спишь. Кстати, в этом и твоя вина тоже. Не хер было бравым стояком на Мишку махать! — Петр Иванович сел напротив своего шефа и под хмурый его взор притянул тарелку с едой к себе. — Как же здорово мальчик готовит! Был бы девицей, верняк, все послал бы к чертям и отбил у Ивана. А спустя два дня снова была гряда и вновь неудавшаяся съемка. Через неделю у Олега после Змеиной гряды заболел живот. Понос был обильным и громким. — Сегодня недалеко поползаем. А ты отлеживайся, студент, — пробурчал недовольно Павел Петрович, подходя к летнему туалету, что стоял кабинкой на берегу речки, вернее, над ней, и все дерьмо уносило ее бурными водами. Ивану вся эта поносная история была не по нраву, оставлять Олега с Мишкой не хотелось, но он смолчал, только хмуро зыркнул в сторону зеленоватого на вид блондинчика и повел ученых мужей на север по берегу реки. Олег отчасти играл. Понос, конечно, у него был, но к обеду все уже пришло в норму, и он тут же пристал к Талыгину, зажав его прямо на крыльце. В этот раз Олег действовал нахраписто и четко. Выебать кудрявого парня стало навязчивой идеей. Мишка сопротивлялся активно, зовя Серого, но когда Олег, хряпнул его нечаянно головой о перила крыльца, ставя обнаженную задницу раком, услышал такое, отчего у самого белобрысого поднялись волосы дыбом. — Юра, отпусти меня! Не надо… Я не хочу! Леша, мне больно, не надо в зад… Там медведь, Юра… Ваня! Спаси меня! Мишку трясло: он снова был на той судьбоносной косе, где два мужика-натурала взяли его силой. И Олег не смог… Не был ассистент профессора насильником, и, как ни хотел трахнуть парня, но, когда тот оказался в невменяемом состоянии, просто не смог. — Миша, прости дурака! — Олег поднял обнаженного Талыгина с колен и, увидев совсем обезумевшие глаза, похлопал по щекам. — Это я, Олег! — Юра, не трогай меня… Не надо в зад, мне больно! Там кровь, много крови, я жить не хочу, мне срать больно! Леша, я задохнусь, у меня это в глотку не влезет, меня вырвет от твоего немытого хера… Пустите меня! Там медведь, он же меня когтями порвет, а-а-а! Ваня! Где ты, любимый?! Только через минут десять Талыгин стал адекватно взирать на мир, когда Олег его уже успел одеть обратно и облить холодной водой, что стояла в сенцах. — Миша, это я! Олег! — как молитву повторял испугавшийся до смерти студент, вытащив из Талыгина что-то грязное, запредельное, что тот давно похоронил в себе. — Олег?! — темно-серые глаза узнаваемо посмотрели в светло-зеленые. — Мне как-то нехорошо… Я хочу спать… Олег поднял легкого Михаила на руки и отнес в постель, задумавшись всерьез. А что пережил этот Мишка Талыгин, коль его так затрясло только от чужих прикосновений к обнаженному телу. Тот, трясущийся на крыльце, и этот, спящий теперь за шторкой — были совершенно разными людьми. — Михаила насиловали? — Олег спросил Ивана прямо в лоб, как только мужики, уставшие и вновь неудовлетворенные съемкой, вошли в дом. — Ты что с ним сделал, паршивец?! — Ванька тут же сграбастал за грудки Олега и поднял влегкую на вытянутой руке в воздух, душа. Только совместными усилиями профессор с доцентом оторвали взбешенного егеря от своего ассистента. — Ничего я не сделал, он спит в кровати! — отплевался полузадушенный Олег. Егерь скользнул за занавеску, оставив вспотевших трех мужиков отпыхиваться всем скопом. И тут уже профессор налетел на Олега: — Охуел совсем?! Или мозги напрочь слились в яйца, окончательно разжижившись?! — Я, правда, ничего Талыгину не сделал… Вернее, не смог! Я не насильник, в конце концов! — оправдываясь, заорал Олег и осекся, увидев совершенно волчий взгляд вернувшегося Ивана. — Именно, не смог! А теперь говори и честно, что между вами произошло. От этого твоя жизнь зависит! Прочувствуй своей дурной жопой это до конца. Потом сидели все вчетвером на крыльце и курили. — Ты — похотливая сука, Олег, — вздохнул тяжко Петр. — Я сам был не рад, когда услышал, как он кричит надрывно и просит его не трогать. А еще зовет вас… — Олег, и правда, был сам не свой, когда рассказал всю правду. Иван на него замахнулся, но, видя, как, он вжал боязливо взмыленную голову в плечи, ударить не смог, сплюнул брезгливо, только прошипев сквозь зубы — гнида! — Значит, Талыгина изнасиловали его же друзья, этот Леша и Юра? — подвел черту профессор, глядя задумчиво на помятых мужиков. — Да какие они ему друзья! Сослуживцы, в одного из которых Талыгин был в студенчестве влюблен. Вот этот парень — Юрий, его и подставил, знал, что Миша гей. А потом всего в крови кинули, изнасилованного, как только на них медведь напал. Ну а я отбил его у косолапого, вот вся и история. — Ваньку трясло, когда он вспоминал события на косе практически годовой давности. — И ты промолчал и ничего не рассказал в милиции? — Петр поднял вопросительно брови. — А чего рассказывать? И так Мишка нахлебался по полной. Только такой славы парню и не хватало. Тем более про него в новостях на всю страну говорили, что он чудесным образом спасся из медвежьих лап. Мишенька наконец-то все забыл, а ваш говнюк все снова из него вытащил, расковыряв старые раны. — Да почем я знал, что из него такое полезет! Я вообще думал, что он доступный, всем подставляется! Вот и тогда я Вальку с ним видел у реки, они чуть ли не целовались, — и тут же осекся, столкнувшись с убийственным взглядом егеря. — Валя запал на Мишку только потому, что видел, как его бандиты обнаженного тискали при нем. Талыгин отвел внимание от Светланы, подставив себя. Но мой мальчик верен только мне! Так что, если я еще раз увижу, как ты его лапаешь, из тайги живым не выйдешь. Видал сколько у Змеиного кряжа болот? Вот там и утоплю, ни одна собака не найдет! Ни военные, ни милиция, и ни черта не докажут, — прошипели сквозь зубы свою любимую присказку. — Вань, я, конечно, с биологами не работал. И наша организация совершенно другая, подвязанная с военными, но в этом университете у меня есть пара хороших друзей-докторов. Можно сделать так, что этот Юра и Леша вылетят оттуда с треском, — предложил Павел Петрович, отводя удар от вновь проштрафившегося Олега. — Не стоит, тут же все всплывет наружу. Мы и так со Степаном еле от участкового отвертелись. На этих пиздюков дело заведено ведь было. А наш милиционер не лыком шит и так понял, что мы что-то скрываем от него и недоговариваем. Он вообще думает, что Талыгин с ними из-за бабы подрался, а потом напал медведь, и те сбежали, оставив Михаила одного на растерзание зверю. — М-да, досталось парню от всех щедрот судьбы. И еще ты, ебаль! Нашел доступную девочку, идиот. — Доцент, сидящий с ассистентом рядом, емко зафигарил студенту подзатыльник. — Больно! Черт! — простонали от удара. — Спасибо скажи, яйца целы! — хмыкнул профессор. — Спасибо, — буркнули в ответ, поникнув головой. — И еще, мужики. Если эта история пойдет дальше моего подворья — я каждого найду из вас в отдельности. Особенно тебя, блондинчик, это касается! Понятно? — Егерь поднялся на ноги, уходя в дом. — А то непонятно. Кастрация, откручивание башки и вечное погружение в болото, — подвел свои нерадостные итоги затюканный Олег.