Таежная сказка

Жора пришел к ним сам. Птичник бывал у Ивана лет пять подряд, ему поводырь был не нужен в этой местности. Он только переночевал у Степана и удивился поутру, когда тот отправил с ним увесистый пакет с продуктами, объяснив, что у Ивана три научника, почитай, уже как две недели зависли. Научники — хорошо, парни — еще лучше, ибо Григорий, он же Жора, предпочитал в постели исключительно парней. Заглядывался он и на Ивана, но, так как любил ебать сам, а не быть выебанным, лезть с таким недвусмысленным предложением к мощному натуралу не стал, чревато для здоровья. Тот сам загнет раком и вытрахает во все дыры, а потом скажет, что так оно и было, тем более хозяйство у молодого егеря впечатляло размером, благо не раз мылись совместно в бане. Вот молодой птичник и рассмотрел все в подробностях. Минет бы такому сделать, да не поймет Иван страсти птичника, еще прихлопнет за приставания к своей персоне, так как знал Жора, что у Ивана была жена. Было обеденное время, когда Жора толкнулся в дверь к Ивану и замер от уюта, что царил кругом, и от дразнящих запахов еды, витающих внутри дома. — Только не говорите, что Иван женился, — ухмыльнулся птичник и, сняв с себя кучу поклажи, заглянул в кастрюльки. Пахло по-сумасшедшему вкусно. — Теперь понятно, почему научники тут на две недели застряли. Я бы тоже на таких харчах окопался тут навсегда. Жора поправил себе соломенные волосы, что при малейшем движении вставали наэлектризовано дыбом, из-за чего приходилось все время их очень коротко стричь, и, оглядев дом въедливыми серо-карими глазами, умно заключил: — На холостяцкую берлогу не похоже. А ведь я всего тут год как не был. Еще прошлым летом все было по-мужски обставлено: добротно, крепко и рационально тупо. Хитрые глаза отметили и цветные занавесочки на окнах, которых отродясь тут не висело, и медвежью шкуру на полу, и скатерть на столе, а также живые цветы в графине. На цветах глаз Жоры задергался, причем сильно. Неужто этого шикарного красавца–холостяка захомутала-таки очередная бабенка? Как дверь открылась, и в нее сначала вкатился зарычавший тут же волчонок, а потом за ним вошел кудрявый, стройный парень. «Блядь, какая лапа… Умру, но сделаю своим!» — простонал мозг, ибо брюнеты утонченного телосложения являлись особой слабостью Жоры. — Вы кто? — вперились внимательным взглядом в коротко стриженного светловолосого гостя темно-серые огромные глаза. — Я? Григорий. Биолог-орнитолог. А вы? Геофизик? — улыбнулись влажно и как-то особо по-блядски, протянув для пожатия руку. Мишу такая улыбка передернула, почему-то вспомнился снова Юра. А ведь после того, как ему было плохо из-за нападения Олега, его первая любовь больше в памяти Талыгина не всплывала, или он вспоминал о нем совершенно спокойно, без напряга. Словно ассистент профессора и доцента вскрыл нагноившийся флюс и выпустил все скопившееся в ране дерьмо вместе с гноем. — Нет — малаколог, Михаил. — Талыгин протянутую руку к себе проигнорировал и, пройдя к печи, положил принесенные дрова, попутно осадив волчонка: — Фу, Серый, это гость! Жора, видя, как парень проверил варево на готовность, тут же сделал не радужный для себя вывод. Его назвали гостем… Значит, этот красавчик живет тут постоянно, обзавелся собакой… И, возможно, да что тут возможно! Неужели он завоевал неприступного натурала-егеря и теперь спит с Иваном? Причем то, что егерь сверху в этой новоявленной голубой парочке, птичник не сомневался. — Давно тут живешь? — Жора решил пойти от обратного. Миша вздрогнул над кастрюлькой, даже половник выронил. — С прошлой осени. А что? — прошептал он, липкий взгляд этого мужчины его напрягал. — Ничего, теперь понятно, почему я тебя не знаю, я тут каждое лето работаю, да не по одному месяцу. — Птичник отошел от заинтересовавшего его парня, чувствуя, что тот сильно напрягся, а потом игриво заметил: — Значит, ты «женушка» Вани? — и, видя, как Михаил покраснел, добил: — Ну и как под нашим натуральным медведем? Сильно, поди, заездил своим мощным членом? Да ладно, не тушуйся! Я сам гей. Только, в отличие от тебя — актив. Так что на твоего Ваньку я не претендую. А вот на тебя, краса… Слушай, подумай, чего ты здесь забыл? Глушь: ни тебе цивилизации, ни тебе удобств, даже света на этом подворье нет. А я могу тебя в элитный заповедник устроить, у нас такая техника — закачаешься: импортная, немецкая. Если хочешь, можно молекулы изучать. Любой биологический каприз. И пока Мишка хлопал беззвучно ртом, не зная, что на это выдавить, подошел ближе и попытался обнять. Но Серый зарычал на чужака, видя, что тот слишком близко подошел к его любимому хозяину. — Ну-ну, Пушистик, я его не трону. А ты, Мишенька, поразмысли на спокойную голову. Я скажу тебе как гей гею. Ни один натурал, пускай даже бывший, тебе столько удовольствий не доставит, играя твоей сладкой попкой, как другой мужчина, предпочитающий мужчин. И не поймет, — помахали игриво руками, отступая от серьезно настроенного волчонка в сторону от Талыгина. — Мне нужен только Иван, — сжал зубы Мишка, как на улице послышался забористый мат, а в распахнутые двери сначала влетел Вол, вихрем закрутился под ногами у Талыгина, а потом вполз умученный профессор. — Да чтоб эту гребаную технику! Хуйня полная! — И не говорите, Павел Петрович. Херня, куда ни плюнь, — за ним вполз не менее измученный доцент. — Согласен, херотень абсолютная, — последним вошел светловолосый ассистент. — Ба! Какие люди. — Жора радостно помахал профессору рукой, а потом пожал протянутую лапу. — Привет, орнитолог, снова за своими пичужками прилетел? — Ну, мы не вы! Я на Змеиный кряж уж шестой год приезжаю. Весь его вдоль и поперек исползал не хуже Ваньки, — хмыкнул Жора, огладив себе коротко стриженную голову, изучая при этом молодых мужчин перед собой. Олег его сильно не заинтересовал: птичник, сам являясь блондином, других белобрысых не любил, а вот доцент даже очень. «Неплохой вариант, если Мишенька не согласится стать моим», — подумал он, пожимая руки научникам и представляясь ответно после того, как профессор называл своих коллег в порядке очереди званий. — Вау! Ты чего-то, попугаячник, не в свое время в этом году? Обычно весной нас балуешь или ближе к осени, — в двери вошел Иван, он пожал протянутую руку орнитологу и даже приобнял слегка за плечи. — Хотя, хорошим людям в тайге всегда рады. На такие слова Мишка совсем завис, встретившись с усмехающимся взглядом этого Жоры. Как он понял, его Иван совершенно не знал об ориентации птичника и считал его своим, пускай не другом, но просто хорошим человеком. — Я смотрю, ты женатым стал. Дом на холостяцкую берлогу перестал походить, — схитрил птичник, прекрасно понимая, что ни один натурал не признает свою половую связь с другим мужчиной. «И как ты, Мишенька, отреагируешь, когда Ванечка тебя предаст?!» — но номер, увы, не удался. Ваня тут же пригреб к себе демонстративно Мишеньку и поцеловал в покрасневшую скулу: — Да, ты прав. И мы счастливы. Если противно — держать не буду. Только одному соваться в этом году на гряду не советую. А так — тайга большая, а ты человек бывалый. Я за тебя не в ответе. — Да нет же, я наоборот рад за тебя. Ты как бобыль-мужик вредно-мерзопакостный! Тебе одному жить вообще противопоказано, как данность, — пошел птичник на попятную, удивляясь откровенному поведению егеря и спокойному отношению к обжимающимся парням других присутствующих мужчин. «Походу я много чего пропустил интересного», — подумал Жора и, видя, как Ваня выспрашивает по-детски про обед у Мишки, нежно потираясь о свою половинку, затаился. Форсировать события сейчас было глупо, не зная сложившейся ситуации. Тем более уставшие мужчины умывались и рассаживались за столом, забирая у Талыгина тарелки, полные супа, с радостью и урчанием набрасываясь на горячую еду. — А ты неплохо готовишь, Миша, — похвалил после обеда Жора, уплетая кусок сладкого пирога и завидуя глубоко в душе Ивану. Вот свезло натуралу, ни черта не понимающему в парнях. Красавец, ласковый, нежный, да еще и домовитый, а как пироги печет! Да не каждая баба так умеет. — Чего-то ты в этот раз не налегке, — усмехнулся егерь, он уселся на лавку у печи и, притянув к себе Мишеньку, посадил к себе на колени, как любимую девушку. — Степан обязал провизию доставить цельный мешок. Сказал, что у тебя мужиков куча зависла. — Григорий доел пирог и, подойдя к своим вещам, огромный баул протянул сидящей паре. — Оставь на полу, Миша потом разберет, — кивнул Ваня, не давая Талыгину подорваться в район принесенной провизии. — Отдохни, посиди со мной. — Мишку чмокнули за ушко, огладив любовно локоны волос. Жоре от такого жеста поплохело, но он был не дурак и в открытую борьбу с хозяином этих мест не полез. Мужчина был искушен и знал кучу способов, как охмурить и влюбить в себя понравившегося парня. — А еще вот это, — усмехнулся он, доставая плитку шоколада «Аленка» и протягивая в руки Мишке. — Хм, ну Степан, вечно Талыгина сладким прикармливает. А он ведь не девица. — Иван выпустил все ж таки Мишку из крепких объятий, смотря, как тот кладет плитку на стол для общего пользования, а потом склоняется к принесенному мешку с провизией, доставая из него муку, крупу и прочее, даже сливочное масло. — А это что за прошлый век? — Олег склонился к старому магнитофону, что вытащил из рюкзака птичник. — Кассетный, ладно не с бобинами. — Если бы нашел, притащил бы такой. Чем проще техника, тем она дольше работает на кряже, — усмехнулся со знанием дела орнитолог. — Я в первые годы на Змеином кряже пару таких приборов наикрутых запорол, потом пришлось из своего кармана платить. Приборчики-то импортные! — Значит, на Змеином кряже или гряде тонкая, чувствительная техника вообще не работает? — по недоброму сузил профессор на егеря глаза. — А я думал, вы сразу поняли?! Вы же физик, как я помню, — зачесал затылок задумчиво Жора. — Да и рядом с Ванькиным зимовьем тоже все барахлит и ни черта не пашет. Павел Петрович подошел к лыбящемуся Ивану. — Мог бы сразу сказать, а то мы столько недель черт-те что ищем, высчитываем втупую. Меняем диапазоны, частоты, интенсивность, а оно просто там не пашет. — А я тут при чем? Я ведь говорил, не мое это дело. Физика! Ты — профессор, так и соображай сам! Я же простой егерь, — ответили нависшему над ним злющиму мужику. — Так ты, Жора, всю гряду знаешь? Когда туда отправляешься? — повернулся Павел Петрович к птичнику. — В этом году никто без меня один на кряж не пойдет, — залыбился поганенько Иван. — Это еще почему? — удивленно воззрился на него Жора. — Видишь? — кивок на шкуру медведя. — «Большая Лапа» собственной персоной. — Блядь! — понял тут же орнитолог. — Только не говори, что теперь на его территорию претендуют два медведя. — Именно, и граница как раз идет по гряде, — подтвердили догадку. — Хм-м-м… Херово! Даже ночевать, как раньше, не советую. Не хотелось бы попасть в медвежьи разборки. — Слушай, а ты погост шаманки видел? — внезапно спросил Петр у Жоры, круто меняя тему разговора. — М-м-м? Погост? Вы, ребятки, того, обкурились, что ли, все скопом? Это же сказки бабкины! Ну, ханты с ненцами небылицы разводят. Но вы же ученые мужи? Нет никакого погоста на гряде, я на ней каждый метр знаю, сам обползал. Да и Иван подтвердит, нет на кряже никакой могилы. Хотя поле там, и правда, угнетающее, но опять же кому как. Птиц гряда словно магнитом привлекает, впрочем, как и оленей. Редкие виды пернатых, которых днем с огнем не сыщешь, там в изобилии. Вот и изучаю. Ты чего, Иван, молчишь? Подтверди! — Не могу, в этот раз на погост Валька набрел, геофизик из ихней конторы. Причем в той части, что к нам ближе. Он — парень серьезный, брехать не станет. Да и фантазировать тоже, — усмехнулся криво Иван. — Валька? — охнул профессор. — Наш, что ли? — переспросил доцент. — То-то он мне каким-то пришибленным показался при встрече… — задумчиво подытожил за шефами Олег. — Брехня, пить меньше надо! Для сугрева ничего за ворот не закладывали? — поинтересовался ехидно Жора. — Да пошел ты, — отмахнулся беззлобно Иван, забирая у Мишки тяжелые кульки с крупами и унося их в кладовую. — Если не веришь, то не верь. Но один на гряду не ползай, я тебя штопать, как Степана, не намерен! *** — Мишенька! — Талыгин от этого сладкого голоса подпрыгнул над грядкой, которую пропалывал от сорняков. — Я не тороплю, но подумай. — Я же сказал: я люблю Ивана, а он меня! И думать ни о чем я не буду, — огрызнулся Мишка и даже свободнее вздохнул, когда из-за угла показался Олег. При виде ассистента профессора птичник тактично исчез, помахав при этом приветственно тому рукой. — Чего эта пиявка орнитологическая от тебя хотела? — Олег хмуро посмотрел на Талыгина. Парни, конечно, друзьями вот так сразу не стали, но держали друг с другом нейтралитет. Тем более Мишка в себе разобрался и не возбуждался более на Олега, а тот не проявлял сексуальной активности по поводу Миши, хотя до сих пор пускал слюни на ровные ноги Талыгина и тонкую талию, а еще идеально круглые, упругие ягодицы. Но мозгов теперь хватало пускать эти слюни с огромного расстояния и не в присутствии зловредного егеря. — Ничего. — Мишка снова вернулся к прополке, не удивляясь, что Олег уселся рядом в теньке, посматривая на его кропотливую работу. — Не ври, он на тебя со вчерашнего дня зыркает. Если Иван не заметил, то он конкретно слепой, а я вижу, — возразили тихо. — И что? В отличие от тебя, он руки не распускает, — отмахнулся Талыгин. — И потом, он Ивана давно знает, как я понял, они друзья или хорошие знакомые. — И посему так называемый «друг» или «хороший знакомый» решил тебя увести у егеря. Он гей? — усмехнулся Олег со знанием дела. — Да, он так сказал. А как ты понял? — Мишка удивился меткому выводу Олега. — Он не только на тебя смотрел, еще и на Петра. Этот говнюк явно неравнодушен к брюнетам, — пожал тот плечами. — Я бы не сказал, что Петр Иванович брюнет. Темно-русый скорее, — поправил Талыгин Олега. — Но и не блондин, как я. Или твой Иван. «Твой Иван», — усмехнулся Талыгин про себя и посмотрел внимательно на притихшего под боком Олега. — Чего? — поднял тот себе брови домиком. — Ничего. Просто удивляюсь тебе, — теперь Мишка усмехнулся уже открыто. — Почему? Просто я думал раньше, что ты доступный. Вот и лез сдуру, — потупили себе взор. — А теперь? — переспросил Талыгин, поднимаясь с колен. — Понял, что ошибался, меня Валька сбил с толку, — пояснили свое поведение, совершенно при этом не раскаиваясь. — Рад, что понял. Лучше поздно, чем никогда! Держи, — и Мишка всучил в руки Олега увесистый пучок лука. — И что, не расскажешь Ивану, что его дружок под тебя клинья подбивает? — Лук взяли в руки и безропотно потопали за сексуальной задницей следом, увязавшись преданным хвостом. — Пока не лезет — говорить не буду. Не хочу влезать в отношения между приятелями. — Ну и дурак! Тебе кто ближе: Иван или этот пиздюк Жора? — Что за пиздюк Жора? — на крыльце их встретил смурной Иван. Он осмотрел Мишку на повреждения и, видя, что его одежда в полном порядке и он спокоен, отодвинулся, давая пройти в дом, но тут же перекрывая дорогу Олегу, как только Талыгин исчез внутри. — Если ты слеп и без глаз — доктора тебе уже не помогут! — огрызнулся Олег, шибанув плечо Ивана, впрочем, безрезультатно. Егерь был куда массивнее и сильнее. — Ты сам хорош, а пиздюком хорошего человека называешь, — оскалился Ванька, отодвигаясь в сторону. — Окончательная клиника! — огрызнулись в ответ из дверей. Лук весь ушел на тушение оленины, а еще огромное количество чеснока, перца и лаврового листа. Мишка все это смешивал с огромным количеством мелкорубленого мяса, добавляя крупную соль. — Талыгин, это супер острое нечто для кого? — Доцент поднял брови, с удовольствием принюхиваясь. — Для вас всех, посчитай, это на пять мужиков на несколько дней. Тушенка. Потом будете у костра разогревать и поминать меня добрым словом. — Мишка все это закрутил в огромном казанке, в котором обычно не готовил, и поставил на медленный огонь. — Ваня, хлеб я испек, — вздохнул он сурово, смотря на вылупившуюся кучу круглых мужских глаз. — А чего раньше не делал? — профессор подошел с другого бока. — А с чего? Я мясо только вчера принес, — усмехнулся егерь. — Раньше хватало только на пожрать дома. А вчера я угробил сразу двух оленей, вот и тушенка. Или вам доширак краше? — Нет!!! — четыре глотки рявкнули дружным хором. — Я так и понял. Завтра на кряж. Эй, попугаячник, пойдем, покурим, погутарим. Год все ж таки не виделись. Жора передернул плечами, как знал, что разговор будет не супер, но вышел согласно во двор и сел рядом на завалинку. — Почему раньше не говорил, что предпочитаешь парней? — начал Иван сразу в лоб. — И ты бы так это спокойно воспринял? Год или пять назад? — оторопело переспросил Жора. — Мне, честно, все равно. По девочкам ты, мальчикам или зайчикам. Пока не лезешь ко мне, к моему мужу или моим гостям. — Егерь закурил заначку, а потом сразу сжамкал, вспомнив, что бросил. — И как только заметил? Раньше ты вообще ничего дальше своего носа не видел, — усмехнулся птичник, закуривая следом. — Сам таким стал, вот и просек сразу. Если полезешь к моему Мишке или к Петру — кастрирую! Понял? — стреганули глазами. — А чего не понять. Ты ведь здесь хозяин тайги. По «зайчикам» — ну ты брат загнул, мне ни один на хуй не налезет, да и не такой уж я извращенец, чтобы зверьем баловаться, — ответили грубо в ответ. — А ты не остри! — рыкнули. — А ты не колупай! — гавкнули. На этом и порешили. *** На следующий день на привале, намазывая Мишкину тушенку поверх хлеба, все вспоминали Талыгина с откровенной любовью. — Вкусно-то как! Да ты, Иван, сука еще та… Такого парня пригрел на своей горячей груди, — усмехнулся Жора, уплетая мясо с хлебом за обе щеки. — От суки слышу, — огрызнулся Иван, смотря, как все остальные ожесточенно жуют мясо, постанывая от вкусноты ощущений. — Черт! Даже по вкусу как высококлассная тушенка из банок, — простонал Олег, облизывая пальцы. — Где ты такую вкуснотень пробовал, да еще и в банках? Язык проглотишь! У меня мамка тоже тушенку домашнюю делает, так эту и не сравнить с той. — Петр сыто откинулся на сосну, потянувшись. — И не говори, доцент. У меня вообще жена так готовить не умеет. Хотя, не спорю, супы у нее класс. — Профессор сладко закатил глазки. — Но до Мишки ей далеко. — Ну что, отдохнули? Впечатлились? Наелись? Тогда подъем, нам еще пилить и пилить, — егерь поднялся первым и, закинув на хребет свои котомки, побежал в путь. — Даже отдохнуть не дал. Я уж не говорю, чтобы переварить, — вздохнул птичник, подрываясь следом. Все остальные, охая и ахая, вставали в цепочку и шли вперед, до гряды оставалось еще километров двадцать. — Где ты здесь птиц видел? — вздохнул на следующие сутки Павел Петрович, садясь устало рядом с Жорой. — Да везде до хрена, а на кряже вообще — куда глаза ни кинь. Профессор и доцент переглянулись недоуменно друг с другом и посмотрели удивленно на Ивана. — А что я? Я не птичник. Оленей на Змеином кряже много, да вот сегодня несколько стад видел, пока вас водил, как бычков на веревочке. А птицы? Может они мелкие, мне почем знать. — Егерь пожал плечами. — Ты в этом уверен? Мы и оленей сегодня не видели. — Петр осмотрел сначала егеря, потом орнитолога и перевел глаза на вспотевшего Олега. — Олег, а ты чего заметил? — Ничего, на кряже вообще тишина мертвая. Да мне и некогда было по сторонам особо глядеть. Мне ваши олени по барабану и птицы тоже. — Белобрысый зевнул, а потом добавил: — Хотя оленина в приготовлении Михаила очень даже ничего. Петр вдруг начал догонять: — Вань, а ты хоть одного оленя на кряже убил? — Я не смертник! Кряж — место заповедное, святое, на нем оленей убивать нельзя. Или думаешь, у меня глюки на тучные стада оленей? — приподняли соболиную бровь. — Все может быть, по данным Вальки, здесь поле может влегкую любые глюки устроить человеческим мозгам. Отсюда сны наяву. Вальке шаманка пригрезилась, ибо дурью этой голову себе забил, Григорию его вожделенные птицы, а Ивану олени, — начал обрисовывать ситуацию доцент. — Не сходится. Оленей многие видят, — начал Иван. — И при этом издалека. — Ну, это как раз просто объясняется. Кто видит оленей? Ханты, манси — такие же охотники, как и ты, Иван. И потом, может поле действует и здесь, даже в этом лагере? А вот ты, Жора, хоть одну запись поющей птицы сделал на гряде? Или в силки поймал? — Нет… Либо помехи странные, либо полный запор всего оборудования. С фотоаппаратами та же фигня. Чего только не пробовал: и зеркалку, и цифру, и пленочный. Все впустую. А силки на утро все исковерканы, как будто специально кто портит, — сокрушенно покачал головой Жора. — Я весь свой научный материал только вокруг насобирал, далеко от гряды и от Ванькиного дома. — Снова не состыковка! Я не убивал оленей на горе, но находил скелеты и видел на них следы медвежьих когтей и волчих клыков, — усмехнулся анализирующий свои мысли егерь и обалдел от непонятной просьбы доцента. — Отведи туда, где видел. — Тогда выйдем в пять утра, пилить придется на самую середину гряды, а спать на ней мне не улыбается совсем. Да и Вол, видел же, вон как хвост поджимает. В полдень следующего дня, пройдя по всей гряде замысловатым зигзагом, пятеро мужиков тупо смотрели на десятка два нетронутых скелетов оленей, которые живописно лежали в небольшой ложбинке на изумрудно благоухающей травке прямо посреди гряды. — Прямо мистика какая-то… А почему их звери не растащили? — у Жоры задергался глаз. — Они что, недавно появились, я их раньше не видел. — Как не видел? — приподнял брови егерь. — Да они тут лежат, почитай, все года, как я здесь. Мне Степан их показал. А некоторые белеют — так с того времени, как он мальчишкой по лесам местным бегал. Вот только эти три в этом году появились. Глядите! Иван показал следы на уже выбеленных костях, отметины когтей и глубокие борозды. — Это медведь, глаз даю, наверняка тот же, что Мишку моего полосовал своими когтями. Вол отводил глаза от белых костей и воротил нос, он вообще не захотел спускаться в эту долбанную ложбинку и лег на самом ее краю, терпеливо ожидая, по его мнению, ненормальных людей. — И потом, волки, али собаки дикие, тут не ходят, не любят они гряду, а Вол здесь только ради меня. — Но, и судя по тому, как лежат нетронутыми кости, медведь мясо этих оленей не ел. Такое ощущение, что они сюда умирать пришли от нанесенных ран, — сделал заключение Жора. — Тут и биологом не надо быть, чтобы это понять, — хмыкнул Петр, он наклонился над одним из черепов, но рукой прикоснуться не посмел, как будто почуял, что это будет святотатством. — Пойдемте-ка с этого кладбища обратно, а то мурашки по коже, и не по себе как-то, — поддакнул Павел Петрович и повернул из ложбинки назад. — Профессор, нам, вообще-то, туда! — Иван мотнул головой в другую сторону от выбранного направления ученого мужа. — Почему это? Ведь солнце… — начал ничего не понимающий Павел Петрович и осекся. — В зените оно, Павлик! В зените. — Ваня тихо подошел к профессору и за руку повел прочь от костей. И все побрели за ним, думая, а планета эта, на которой они сейчас стоят, точно Земля? Или вообще другая галактика? Вол радостно встретил мужчин и повел с гряды только ему ведомой дорогой. Только через час, когда группа спустилась с гряды на болотистую местность, профессор снова взглянул на ставшее там, в этом странном месте, совершенно чужим светило. — Ну, вот теперь солнце совершенно нормальное, — вздохнул ученый муж, бредя за прочной и осязаемой спиной егеря. — Так оно и там было такое же, — усмехнулся Ваня, прекрасно осознавая, что увидел Петр, и рассмеялся заливисто на всю округу, услышав громко ворчащее сзади бормотание птичника. — Это ж надо! Ни разу не видел. Лежат, как будто сотни лет этим скелетам. Даже этого года кости белехоньки. — Уха-ха! А говорил, всю гряду вдоль и поперек исползал, а, попугаячник? — Иван подмигнул стриженному птичнику и прибавил шаг. Не по себе ему было, не любил Ванька водить посторонних в самое сердце гряды. Не нравилось это шаманке, и он прекрасно это знал. Этой же белой ночью на парусине палаток были видны тени оленей. А утром вся их стоянка была в следах раздвоенных копыт. — Ну что, проверять будете, на гряду они пошли или мимо? — Иван усмехнулся, а потом подскочил к вскрикнувшему громко Олегу. Тот белым сидел на поджаром заду и показывал пальцем на аккуратный растроенный след. — Херня! Просто олень дважды топнул в одном месте, чуть ногу сместив, — хмыкнул, подошедший Жора. — Странное па для оленя. — Петр почесал затылок и поправил очки. — Сместить в аккурат на полкопыта в сторону, при этом оставив заднюю часть на месте. Он же не человек, который носком ботинка повилял в разные стороны. Хм, нашел балерину! — Угу, причем несколько раз, — ответил профессор, указывая еще на пару четких расстроенных следов, ведущих в сторону Змеиной гряды. — А давайте, ребятки, сегодня к Талыгину вернемся, погостим, так сказать, дома, отдохнем. Чет я соскучился по любимому! — Егерь встал с колен, отряхнулся, и лихо, не дожидаясь ответа, стал сворачивать лагерь. — И то верно, тушенка кончилась, — подорвался солидарный с ним Олег. — И хлебушка охота с пирогами, — поддакнул профессор. Птичник же переглянулся с доцентом, и они молча приступили к свертыванию неработающего вновь оборудования. Палаток было три — две Ивановы, а третья, рассчитанная на одного человека, даже не палатка, а так навес — Жоры. Снялись оперативно и за радостно трусившим домой Волом практически бегом понеслись к Ванькиному подворью. И только перейдя через ручей, вступив ногами на заповедный треугольник, вздохнули свободно. — Слышь, Иван, я так и не понял, на кой ты перебрался на это заколдованное место? Ведь старое зимовье до сих пор в прекрасном состоянии. — Жора, почесав затылок, на привале рассматривал цветущий нежно-лиловым вереск. — Так решил и переехал, — отмахнулся запыхавшийся Иван. — Ага-угу! Хату с нуля поставил, баню и все остальное, когда старое, пусть и поменьше габаритами, но в нормальном состоянии, — ухмыльнулся птичник, он бывал на старом зимовье и даже жил на нем, делая вылазки по округе. Там аппаратура не барахлила и даже генератор свой был, причем рабочий, пусть даже с перебоями из-за своего древнего возраста. — А если я трудоголик? И потом, на старом месте волки замучили. Как зима или весна — вечно приходили, в дом стучали, жрать просили, ну как домашние песики, ей богу. Мяса на них не напасешься. Да и мочи! Приходилось, как псу, все столбы по периметру зимовья метить, чтобы на мою территорию не совались. — Иван вытянул счастливо ноги, но дальше объяснять въедливому орнитологу не стал. — И потом, я им и сейчас пользуюсь. Там у меня всегда недельный запас еды, дров и прочего. Да и на постой иногда кого располагаю, когда те за своими попугаями и курями по нашему лесу шароебятся. — Ну, спасибочки! — прыснул Жора, но теперь за этот вопрос уцепился Петр, понимая прекрасно, что Иван чего-то недоговаривает. — А если серьезно, почему? — А кедры мне на этом берегу нравятся. Раньше приходилось за шишкой за пятьдесят километров бегать, а теперь выходишь из дома, а она тебе осенью сама, родимая, по башке лупит. Кра-асо-ота! Думаю, пару касок у военных заказать для себя и для Мишутки, — выдал новую побасенку егерь и откровенно по-издевательски подмигнул вытянутому лицу доцента. — А чего генератор оставил на старом зимовье? — усмехнулся игривому настрою Ивана профессор. — А ты его видел? Он еще при царе-горохе изготовлен, мне его даже на санях не утащить, если вас всех, оглоедов, в них впрячь. И потом, спасибо лучше бы сказали. Так бы пришлось до Змеиной гряды каждый раз километров за девяносто бегать, — съерничал Иван, поднимаясь на ноги, давая тем самым понять, что привал закончен. — Спасибо тебе, мил человек! Хозяин ты наш! Ласковый! — Павел Петрович поднялся и картинно поклонился низко в пояс Ивану. — Ага, спасибочки! — поддакнул доцент, слыша, как все остальные, ворча, поднимаются с мест. Ноги уже не несли, да и спать хотелось конкретно. — Да за всегда пожалуйста. Приезжайте еще! Хорошим людям в тайге всегда рады. Иван поднял на плечи свои котомки и, не дожидаясь всех остальных, насвистывая и постукивая по стволам деревьев палкой, направился домой. Мишка их встретил пирогами и распростертыми объятьями: — Как думал, что сегодня придете. — С чего это? — огрызнулся валящийся с ног Олег. — Так стадо оленей в вашу сторону вчера утром проскакало, — пожал плечами Талыгин, накрывая на стол. — Я и баню вам затопил. — Баню!!! — вскричали все мужики хором. — Ну да, и веников запарил на каждого, — кивнул своим мыслям Мишка. — Я с тобой и Иваном! — отмер первый Жора. — С головой, что ли, не дружишь? — поинтересовался профессор, видя, как его доцент и ассистент посмотрели на птичника, как на ненормального, говоря как бы — с чего вдруг влезать в дела влюбленных? — С нами пойдешь. — Вот и идите! А я после всех один сползаю, под занавес… — начал юлить Олег, видя военный настрой шефов. — Ага, сейчас! Ты тоже идешь с нами. — Петруша просто за шкварник потащил упирающегося ассистента из хаты. — Чего это он? — не понял всего расклада Жора. — Так, нервный, мыться не любит с детства, — оскалился хищно профессор, доставая постиранное уже здесь чистое белье. Когда Иван и Миша остались один на один, егерь заржал, а потом пригреб к себе озадаченного Талыгина: — Ой, не могу! Профессор-таки нашел в лице Петра единомышленника по банным пристрастиям. Ща, такой цирк будет! Вот увидишь. — Мишку посадили на колени, располагаясь как на премьере убойного спектакля в заказанной ложе и пододвигая под руку горячие пирожки заместо попкорна. Сначала было относительно тихо, все-таки и баня сроблена на славу, посему слышимость была не очень. Потом послышался грохот и отборный мат. В дом влетел голяком ошпаренный Олег и, осмотрев пространство безумным взглядом бледно-зеленых глаз, шмыгнул за занавеску. По следам сбежавшего шел серьезно настроенный Петр. Красавец мужчина без очков, поигрывая мускулатурой на ногах и руках, в чем мать родила и с шапкой ушанкой на голове вопросительно взглянул на голубую пару обжимающихся парней. — Где?! Иван хохотнул, слыша краем уха, как в бане продолжает орать во всю глотку Жора, и кивнул в сторону занавесок. Петр зашел за них, послышался снова грохот, матюки и возня. Олега вытащили за щиколотку и молча волоком поперли до бани, тряся грозно мудями и совершенно забив на брыкание хрипящего к тому моменту ассистента. — Заноз ему на жопе не навставляй, — хохотнул егерь доценту. — Он сам как заноза в заду! — хмыкнул Петр, утаскивая, как черт в преисподнюю, свою жертву в парную. — Нельзя ж так издеваться над людьми, — покачал головой Мишка. — А чего? Это же просто баня! Не спорю, когда Павлик парится, из парилки люди, как крысы с тонущего корабля, бегут в разные стороны. Даже я не всегда выдерживаю. А его доцент — молодца, настоящий мужик, коль ему такой пар только в кайф. Думаю, час в нашем распоряжении есть. Мишеньку подняли на руки и унесли на топчан, уцеловывая, шепча нежно на красное ушко: — Хочу тебя. Я так скучал. — Я тоже, — простонали в ответ, отдаваясь полностью своему любимому... *** — С легким паром! — Егерь только вышел из бани и сразу наткнулся на крыльце на пришедшего наконец-то в себя Жору. — Ну как тебе Петруша? Уже не встает на него? — А ты как думаешь? Да пошел этот натуральный зверь вместе со своим безумным профессором лесом, полем, а потом еще раз лесом! Это же гестапо чистой воды, — рвано сплюнули, закуривая снова. Сзади рассевшихся мужиков в дом проскользнул помытый Талыгин. Мишка решил не привлекать к себе внимания, тем более после хорошего секса вместе с возлюбленным и парной хотелось прилечь. Покурили молча, вернее, смолил только Григорий. — Я у тебя про скелеты спросить хотел. — Жора поменял тему разговора, прислушиваясь краем уха к тишине дома. После бани все остальные мужчины решили залечь на печи, по примеру Талыгина, и подремать с устатку. — Спрашивай. — Егерь оперся о перила, расслабился, здесь, около своего дома, он чувствовал себя защищенным, несмотря ни на что. — Я до сих пор в шоке. Как вспомню, как они лежат, и тишину вокруг давящую. А ведь я там столько раз ходил, прямо той самой тропой, — покачали сокрушенно головой. — А по той ли самой? — усмехнулся Ванька, приоткрыв один глаз и скосив его в сторону птичника. — То есть? — Ну ладно мужики, хоть и ученые, но впервые на гряду пришли, но ты-то уже шестой год, почитай, как сюда приезжаешь, а никак не поймешь. Нет постоянных троп на кряже и не было никогда. А к тем скелетам можно прийти только в полдень, не раньше — не позже, и причем когда снег сойдет. Летом то бишь. И только, если знать пару определенных знаков. Степану эти знаки ненец старый показал, а он мне, как преемнику этих мест. Вот ты думал, почему я вас так замудрено зигзагами к тому месту вел? Ведь по идее можно напрямки, как мы обратно оттуда ломанулись. А вот и нет! Нет там прямой дороги. Вернее, туда напрямки не попадешь, как ни старайся, если определенные ворота не пройти. Хоть цепочкой военных выставляй и прочесывай всю гряду. А ведь несколько лет назад так и было, когда они своего парня потеряли и искали. — Неужели прочесали? — Ага. И гряду и болота в ее округе, и ни черта не нашли. А ведь шли, почитай, плечом к плечу практически. А ты же видел собственными глазами: впадина не маленькая, такую обойти невозможно. Да и деревья вокруг нее не растут, настоящая плешь посреди векового леса. Снова помолчали: Иван вновь прикрыл глаза, Жора раскуривал очередную сигарету. — Мистика, неужели галлюцинации у всех пятерых одни и те же и сразу? — Галлюцинации? Это слишком просто! Хотя не спорю: птиц, о которых ты целые баллады поешь, на кряже я не видел. Там вообще тишина смертная — ни чириков, ни хлопанья крыльев. — А оленей так видел? А они не глюки? — криво улыбнулся орнитолог. — Олени — нет. Не глюки, как и их следы, и помет. Я их, почитай, каждую зиму прикармливаю и соль приношу на свой конец гряды. Или, думаешь, глюки будут тебе веники объедать, соль слизывать и гадить орешками? Хотя на середине, где скелеты лежат, ни разу ни одного оленя не видел, даже они туда, в самое сердце, и не суются. Только по оконечностям пасутся и чаще всего с нашей южной стороны, где прикорм. — Ага, ты еще про гроб расскажи на возвышении и дерево желаний, увешанное веревочками да лентами, зеленую травку и прочее… — усмехнулись, растягиваясь под боком. — Не дождешься. Если увидишь — значит, судьба твоя. А если нет — тут ничего не попишешь, радуйся да живи дальше, — Иван говорил тихо, не открывая глаз, задумавшись о своем. — Брехня все это! Сказки, — вздохнули под боком. — А скелеты? Или думаешь, тот олень как в балетной школе па копытом своим выписывает? Каждый на гряде свое находит. Ты — птиц! А искатели мистики — сказки! Уфологи пару лет назад вообще инопланетян с тарелками видели. Про прямой контакт рассказывали. — Хм-м-м, а ты впрямь, как братья Стругацкие в одном лице. В сказочника или сталкера записался? — Ну, судя по своей работе, я и есть — сталкер, который дурных, непослушных детишек, ищущих приключения на свои рафинированные жопы, в Зону водит и чудеса всякие показывает. А ведь я столько раз говорил: кроме оленей и медведей на кряже никого нет. Так никто не слушает. И птиц я там ни разу не видел. — Да полно там птиц! — не выдержал орнитолог в Жоре. — Ага, а еще инопланетян! — Иван поднялся на ноги, решив переползти под бок Талыгину и поспать. — Но ведь прошлая партия смогла снять показания со Змеиного кряжа? — Смогла кое-что снять. Только вот за достоверность данных я не в ответе. У Валентина так прибор зашкаливало, что даже я, не сведущий в физике, понял, что все, что он отснял непосредственно на кряже — херня полная. А ведь Валентин ничего и не заметил, хотя датчики здорово орали. Да и были мы там всего несколько суток. А так бы тоже приборы крякнули. Света вообще на гору не совалась, мы ей пробы земли и воды из луж на временную базу приносили, посему химия более или менее сделана достоверно. Да и базу разбивали в тот раз намного дальше, чем в этот, а то хер бы ее кондовый ноутбук пахал бы там. Так что делай свои выводы сам, попугаячник. Ты ж, как-никак, тоже доцент. Кандидат биологических наук. А не у меня совета спрашивай. Я простой егерь-проводник, кормилец. Я как хозяин этого края — встречу, накормлю, спать уложу, провожу до нужной точки, но за свое волшебное хозяйство я не в ответе. Иван потянулся сладко во весь свой немаленький рост и ушел в дом, оставляя задумчивого орнитолога докуривать кончающуюся пачку сигарет.