***
Так минул год, а за ним еще один. Вначале казавшаяся налаженной жизнь с каждым восходом солнца теряла для Неи свои краски. Монотонная несложная работа, пустой вечер в тихом одиночестве — вот и всё, что происходило. Загоревшееся желание жить опять потухало, как девушка не держала себя в руках. Усталые улыбки посетителям превратились в вялые, стаканы и тарелки валились из рук, а чуть подвыпившие и галдящие люди стали раздражать. Ненадолго Нею встряхнуло знакомство с одним крайне жизнерадостным пареньком. Тот как-то залетел зимним вечером в их забегаловку: высокий, но еще по юношески угловатый, светловолосый парень с усыпанными веснушками щеками, в запотевших от резкой смены температуры очках. Клацая зубами, он пингвиньей походкой прошел к барной стойке и попросил чего погорячее. Нея, привычная до подачи алкоголя, молча сунула ему бокал с виски. Парень тут же пригубил напиток, не глядя… чтобы через секунду пустить фонтан в сторону. Начав возмущаться, он праведно объявил, что такая милая девушка и спаивает тут всех за подряд, чем задел ее засыпающее самолюбие. Начав спорить, слово за слово, они познакомились. Нея приготовила ему горячий кофе, который тот и подразумевал, попросив горяченького. Паренька звали Фред, он был помощником на почте и курьером по совместительству, ему, как и Нее, стукнул двадцать один год. Он сумел вызвать искреннюю улыбку на ее невеселом лице и немного растормошить своими забавными историями про то, как однажды он перепутал письмо матушке с важной депешей. Нея слушала его, хихикая в кулачок и не забывая обслуживать соседние столики. Фред был забавным, таскался к ней, как только была свободная минутка, и как-то раз тихо позвал ее на улицу прогуляться. Они и до этого изредка гуляли вместе, просто и без цели, разговаривая обо всем подряд, но в тот вечер Фред был подозрительно тихий и смущенный. Нея, озадаченно хмурясь, следовала за ним. А потом он внезапно остановился, попросил ее подождать и куда-то убежал, чтоб через минуту вернуться, безуспешно пытаясь спрятать за спину букет луговых цветов. И Нея всё поняла. Казалось, вот оно счастье, любящий человек, — и хороший человек, что нельзя не отметить, неплохая работа для беженца земель Мария, приличное жильё, но… Как только Нея коснулась яркого и пестрого букета, опустив взгляд на цветы, как в памяти вспыхнуло воспоминание о белоснежных бутонах и почему-то больно саднящем подзатыльнике. Отступив назад, девушка закусила губу и отвернулась. — Тебе не нравятся цветы? — осторожно и озадаченно спросил Фред. — Нет… то есть да. Я не… прости, — зажмурившись, выдохнула она. Искреннее недоумение на веснушчатом лице Фреда говорит само за себя. Нея внутри ругается последними словами, заставляя ответить на признание рядом стоящему человеку, но вместо этого вслух произносит совсем другое: — Я не могу, прости. Нея, не смея посмотреть в глаза юноше, разворачивается и быстро уходит, по щекам вновь текут слезы. «Дура, дура и еще раз дура!» — думает девушка, спиной чувствуя растерянный взгляд паренька. Скорее всего она больше никогда не увидит своего убийцу, она даже не знает жив ли он, ведь может еще три года назад ему не удалось добраться до стен Роза, ведь может, своим теперешним дурацким поступком она теперь навсегда останется одна. «Вернуться и попросить прощения? Начать всё сначала?» Но, зарывшись пальцами в волосы и убито уронив голову на руки в углу опустевшей забегаловки, Нея осознала две вещи: первое — она не попросит прощения и не вернется к Фреду, и второе — она все эти годы по-настоящему любила… Это признание самой себе, столько времени пляшущее перед глазами, но упрямо ей не замеченное, дало трещину в ее внутреннем стержне окончательно. И хоть Нея честно держалась, жила и пыталась радоваться этой жизни, настал тот момент, когда внутри что-то сломалось. В один хмурый день, проснувшись, она поняла, что больше не хочет жить. Испугавшись самой мысли, Нея отмахивалась от нее как от надоедливой мошки. Однако мысль настойчиво возвращалась и въедалась в сердце бойцовским псом. Нея с испугом стала замечать за собой, что с нездоровым интересом глядит вниз с крыши, когда вешает сушиться белье, и думает, будет ли единственный маленький шажок путем к освобождению? Самоубийство — грех. Но жить так невозможно. Это Нея осознавала теперь как никогда ранее. Решение нашлось неожиданно. Глупое, долгое, но зато надежное. Страшно накладывать на себя руки? Пусть это сделают другие. Например, гиганты. Уж им-то и подавно плевать кого жрать. Именно поэтому, нервно озираясь и теребя в руках уже порядком измятую бумагу с заявлением о желании поступить на службу, Нея оглядывалась на других людей, стоявших в очереди. Очередь была весьма куцая, однако, в отличие от Неи, ребята, пришедшие сюда, желали служить человечеству, и они явно не планировали провалиться на первой же миссии. Девушка сжала несчастную бумагу вновь. Который раз она приходила сюда и, испугавшись, сбегала, как только очередь доходила до нее? Жалкая трусиха, желающая поскорее сдохнуть. Вот уж смешно. Но сегодня она твердо решила. Двадцать две минуты ожидания, а затем она подходит к длинному столу, за которым сидит явно скучающий офицер. Он без интереса скользнул взглядом по лицу Неи, принял у нее заявление, дал бумаги на заполнение и, сказав дату, когда нужно будет подойти снова для определения в корпус, в котором она будет в дальнейшем проходить подготовку, отправил восвояси. Уже отойдя от стола, девушка выдохнула. Всё не так страшно, как она думала. Еще три года, чтобы пожить, а потом отправиться на корм титанам. Долго и мучительно, но других вариантов нет. Она, со своим слабым характером, не сможет что-либо сделать и просто продолжит гнить в беспощадной серости их проклятого мира. Еще раз взглянув на выданный бланк и приложенную к нему краткую инструкцию, Нея, не спеша, отправилась домой.Глава 16.
11 сентября 2014 г. в 12:56
Глухие раскаты грома казались одновременно столь же близки, как и далеки, где-то там явно начиналась гроза. Но где оно, там? Наверху? Снаружи?
Она бы затруднилась ответить, да и разницы никакой, мысли путались, но чертово сознание оставалось при ней, и надо было хоть как-то отвлечь себя от пульсирующей в каждой клеточке тела боли. Любой вздох отдавался мучительной волной. Темнота вокруг только усугубляла, но если поначалу вспыхнула паника, то теперь хотелось чтобы все просто закончилось. Когда оказываешься погребенным заживо, мысли о смерти навязчиво, но неисполнимо обвивают тебя холодными змеями. И сейчас Нея отчаянно хотела умереть.
Провалившись вместе с верхними этажами вниз, девушка ошиблась, что все закончится, как только верхние палки добьют ее окончательно, — вместо этого она, вместе с грудой обломков, прошибла нижний этаж и, переколошматив собой полки с запасами, Нея свалилась в подполье, безвольным телом шлепнувшись на что-то рассыпавшееся по каменному полу. Казалось, вот она — смерть. Но боль от переломанных костей и содранной кожи мешает забыться, ожидание, когда же сверху приземляться на нее обломки дома и раздавят своей массой, становится бесконечным, а дым, который мог лишить кислорода, скопился где-то наверху, оставляя шансы на новые вздохи, коих девушка не желала.
В горле булькала кровь, алой нитью стекая по подбородку, глаза не видели ничего, жар сверху давил, но чертова жизнь не покидала искалеченное тело. Сгореть заживо после всего пережитого… Нея не могла вспомнить, где так нагрешила.
Сколько она пролежала там изломанной куклой, девушка не помнила, но вскоре после того, как сладостное забытье, наконец, смиловалось, накрыв Нею мягким одеялом, ей предстояло очнуться вновь.
Далеко не в загробном мире. И даже не в Стране Чудес.
Распахнув глаза, первое, что увидела девушка, был низкий деревянный потолок какого-то подгнивающего дома. Сперва в голове не находилось ни единой мысли: кто она, что здесь делает, как оказалась, — сплошной туман. Потом же воспоминания начали постепенно возвращаться, но сил на эмоции почему-то не было. А попробовав пошевелиться, Нея вообще пожалела, что пришла в себя, — вулкан резкой боли тут же взорвался внутри, растекаясь по венам горящей лавой. Мучительный стон сорвался с ее губ. Где-то резко отодвинулась табуретка, расплывающимся зрением Нея увидела, как к ней приблизился прихрамывающий силуэт, чьи-то руки бережно приподняли ее за голову и поднесли к губам чашку, наполненную раствором ароматно пахнущих трав.
Почувствовав жажду, девушка неосторожно глотнула и тут же обожглась.
— Ну-ну, не торопись, — посоветовал очень знакомый ей голос.
Проморгавшись окончательно, Нея сфокусировала взгляд на говорившем и изумленно дернулась:
— Папа?!
— Я рад, что ты очнулась, доченька, — мужчина тепло, но в то же время грустно улыбнулся. — Пей, это снимет боль.
Не сводя глаз с отца, будто боясь, что он исчезнет, девушка послушно выпила содержимое чашки и осторожно откинулась обратно на кровать. Мужчина отложил опустевшую посуду и присел рядом на край постели. Нея молча глядела на него. Признаться, она думала, он тоже погиб. Но радость от того, что это не так, отдавала горечью. И вроде всё было в отце так же, но, казалось, что сидящий перед ней это не пышущий здоровьем торговец, а согнувшийся под тяжестью веков старец: в волосах с большим преобладанием виднелась седина, появившиеся морщины отпечатались невидимым горем на веках, сутулая спина устало сгорбилась.
— Признаться, не думал я о таком… — сказал он вдруг сам себе.
— Пап?
— Гнал лошадей как мог, но не успел, — мужчина медленно достал что-то из кармана и с бесконечной нежностью, но страданием в глазах положил на ладонь.
Нея пригляделась, и слезы подступили к ее глазам. В руках отца лежало почерневшее обручальное кольцо.
— Сперва думал, что потерял вас обеих, от дома-то ничего не осталось… — продолжал говорить он, не глядя на дочь. — Если бы дождь не погасил пожар, то дочку бы свою не вытащил. Как разгребал вход в подолье, спускаюсь, и вижу, лежишь: ни жива, ни мертва, пеплом засыпана, как снегом, так сам умер… А потом вижу — дышишь, тихонько так, еле видно. Диану-то мою еще наверху нашел.
Нея, уткнувшись в ладони, тихо плакала. Мистер Райнесс, увидев это, спохватился.
— Прости, не подумал. Тихо тут, ты ж неделю без сознания была, все никак не определялась где ты: тут или уже там… Вот я и начал сходить с ума. Ты лежи, я сейчас поесть принесу. И не вставай: у тебя сломаны обе руки и бедро. Врач говорил еще что-то про ребра, так что ближайшее время у тебя постельный режим.
Девушка устало закрыла глаза.
— Спасибо, пап.
Веки налились свинцовой тяжестью. Сосущая пустота внутри изморила ее окончательно. Едва откинувшись на подушку, Нея сразу же провалилась в сон.
Позже девушка выяснила, что нашедший ее отец возвращался с противоположной от прорванной титанами части стен. Он и несколько его помощников не успели отъехать далеко, поэтому едва весть о гигантах заполонила округу, мистер Райнесс, не слушая убедительные доводы о том, что бежать туда, где уже прошлись монстры, не очень умно, все же кинулся к своей семье. На его ужас и сомнительное счастье, титаны уже прошли дальше, в сторону второго круга стен. Увидев на месте своего дома пепелище, он едва не сломался от горя, но нашел в себе силы в одиночку переворошить то, что осталось от него, и тем самым спас Нею, ее едва теплившуюся в груди жизнь. Бережно погрузив дочку в телегу, мистер Райнесс двое суток стегал лошадей, обходными путями добираясь до стены Роза. Удачно наткнувшись на отряд солдат, эвакуирововавших непострадавшие селения по другие стороны, ему удалось протащить себя и дочь внутрь. Там же, сняв на последние деньги самую дешевую комнату в самой дырявой гостинице и купив необходимые для лечения Неи лекарства, бывший торговец осел до настоящего времени.
Шли недели, девушка постепенно приходила в себя, кости срастались, раны заживали, и только кривой шрам на плече да ожоги на ногах оставили на ее здоровье воспоминания о случившемся.
Мир тоже потихоньку отходил, только вот теперь в городе витала затхлая и напряженная атмосфера.
Отец и дочь едва сводили концы с концами: через три месяца после того, как Нея встала на ноги, мистер Райнесс слег с тяжелой болезнью. Местные врачи качали головами, а денег едва хватало на еду, что говорить о более высокопоставленном лечении. Бедная девушка разрывалась на нескольких работах, едва успевая метаться туда-сюда, отцу же становилось все хуже. Возможно, если бы не пошатнувшая его потеря жены, болезнь не была так ему страшна.
Но однажды, вернувшись в их временную обитель после тяжелого дня, она поняла, что осталась совсем одна. Добитый болезнью, мистер Райнесс, встретил ее уже коченеющим под тонкими одеялами…
И не смотря на то, что прокормить только себя стало легче, как бы кощунственно это ни звучало, Нея начала потихоньку гаснуть сама. Та зима унесла много жизней, да еще последовавший за ней бессмысленный поход за «отвоевание у гигантов земель Мария» заставил опустеть многие дома.
Вскоре Нее повезло устроиться официанткой в местной забегаловке: пожилой хозяин с теплотой и пониманием отнесся к девушке, что значительно облегчило ее жизнь. Постепенно эта сама жизнь налаживалась, за пасмурной весной наступило лето, вновь расцвел урожай, страх перед титанами угасал под суматохой дней, и Нея полностью окунулась в нее, отодвигая всю свою прошлую жизнь далеко вглубь.
После смерти отца она не раз вспоминала о Ривае. Жив ли он? Успел ли тогда выскочить из горящего дома? Где он сейчас, если пережил это? Нея так и не узнала. Поначалу она долго всматривалась в лица прохожих, ходя по улицам, ища знакомую темную шевелюру в толпе, но не находя. Бегая с одной работы на другую, как бы невзначай спрашивала у незнакомцев, видели ли они когда-нибудь невысокого странного парня со скверным характером, но те лишь пожимали плечами: если уж и видели, то сомнительно обратили бы внимание — Ривай не самая яркая личность, бросающаяся в глаза.
Постепенно, зарываясь вопросами куда жизненно необходимее, чем поиски призрачной песчинки в океане, Нея начала забывать убийцу, его лицо, поначалу крепко осевшее в памяти, день изо дня затуманивалось и становилось расплывчатым и вскоре всё, что она могла вспомнить, — это угольно черные волосы, невысокий рост и безразличная к миру сталь серых глаз.