Четыре оттенка серого или тысяча и один способ удовлетворить Итона

Четыре не было до утра следующего дня. Сказать, что я волновалась — это ничего не сказать. Каждый мой орган напоминал мне, что Эрик может сделать с ним всё что угодно: начиная обычным выговором, а заканчивая убийством. Но больше всего мучила неопределённость. Я даже не знала, что такого мог сделать Фор, что после этого Эрик узнал, где он находится и оторвал от такого важного дела. Моё состояние только ухудшилось. Каждый выдох через рот приносил нестерпимую боль, будто все внутренности, что находятся внутри, провернулись несколько раз вокруг своей оси и оставили заживать. Хотелось просто умереть и никогда не вспоминать об этой дикой рези в глотке. Ссадины, что оставила на мне Кристина, почти зажили. Осталась лишь одна царапина на животе и пару синячков на ногах. Осторожно поднявшись с кровати, я решила обойти санчасть и посмотреть, есть ли кто, кроме медсестёр. Каждый маленький шаг отзывался слабым дискомфортом на уровне живота (та царапина давала о себе знать). Выйдя из небольшой комнатки, я оказалась в общем коридоре. Множество дверей вело в разные отделы этой мини-больницы, а из некоторых даже слышались приглушенные вскрики. Слабый ветерок обдувал моё тело, прикрытое мешковатым платьем, которое надевают на каждую больную данной больницы. Взглянув на ближайшее зеркало, я ужаснулась: волосы превратились в некрасивый и ужасно скудный пучок, что находится на макушке, синяки под глазами делали меня похожей на панду, а про цвет лица я вообще молчу. Конечно, кормят меня тут супчиками на овощах, вот и загнулась. От самоисследования меня отвлек грубый мужской голос, похожий на голос начальника папы. Поняв, что меня тут не будут рады видеть, я спряталась за ближайший угол и «навострила ушки». — Будто ты не знаешь, чем это может закончиться, — проговорил грубый голос, остановившись у одной из дверей. — В конце концов, он убьет кого-нибудь за эту девчонку, если это произошло с Эриком. Её нужно убрать, причем срочно. — Вы же представляете, насколько это будет проблематично, — произнесла девушка ужасно неприятным, писклявым голоском. Чёрт возьми, это же Кристина! Почему она ходит по этому отделу, если должна сейчас тренироваться? Прикрыв глаза, я вновь прислушалась к идущему разговору, стараясь дышать как можно тише. — Мне наплевать, я больше волнуюсь не за ваши задницы, а за своего сына. Я его воспитывал не для того, чтобы в конце концов он стал афракционером, — произнес мужчина, возобновив движение. — Думаю, мы поняли друг друга. После этих слов он оставил Кристину одну, ускорив шаг. Как только он пронёсся мимо меня, я быстро вышла из-за своего укрытия и направилась к Кристине. По её виду можно было понять, что она не ожидала моего появления. И только после того, я как оказалась рядом с ней, я поняла, что натворила. Я осталась один на один со своим врагом. — На твоём месте я бы сидела рядом со своим Четыре и ждала ближайшего своего конца, — проговорила та, натянув улыбку. — Думаешь, мы говорили не про тебя? Ох, какая ты глупая, Стифф. Задев меня плечом, она скрылась за поворотом, оставив меня наедине со своими мыслями, которых была куча. Но всех их перебивал нереальный страх. Страх не за свою жизнь, а за жизнь Четыре. Он ведь совершенно не знает, что происходит за его спиной, а самым обидным для него будет то, что я, почти самый близкий для него человек, ничего не сделала, чтобы всё это предотвратить. Находясь в неком шоке, я отправилась обратно, в свою маленькую палатку, в которой до сих пор остался запах моего психа. На самом деле, мне даже не страшно, что я скоро умру. Если так суждено, значит так и будет. И пусть я ничего не сделаю для того, чтобы этого не случилось. Мне всё равно. Сейчас я инвалид, который никому не сдался. Либо я буду афракционеркой, либо умру не без помощи Миллер. Одно из двух. В состоянии простейшего, я вновь легла на разобранную кровать и укуталась в тонкое и жёсткое одеяло, словно в кокон. Пусть всё будет как будет. Мне плевать.