Ничего личного

– Нему! Подойди-ка сюда. – Да, Маюри-сама. Она всегда была рядом, безмолвная покорная тень, готовая тут же исполнить любое сумасбродное поручение. Удобная вещь, живое оружие, игрушка, в конце концов. Гениальный изобретатель наблюдал своё творение всю его, творения, можно сказать, жизнь, от комочка протоплазмы в пробирке до взрослой соблазнительной девицы. И за все эти годы дня не прошло, чтобы Маюри не пытался понять, что с ней не так. Он явно где-то допустил ошибку. Нет, это Нему сама была ошибкой. – Что это за тряпка на тебе? – Маюри-сама, это… – снова оправдывается, мямлит. – Заткнись. Мне неинтересно. Контур его правой руки обозначился слабым свечением. Несколько взмахов, и халат упал на пол кучей бесполезных лоскутов. Маюри называл эту технику «духовный скальпель» и не использовал её при посторонних. Должно быть, опасался плагиата. – Спасибо, что не задели меня, Маюри-сама. – больше никакой реакции. Она, что, совсем ничего не чувствует? – Исчезни, пока я не пожалел об этом. Не успел он закончить фразу, её уже не было рядом, только хаори колыхалось от поднятого ветра – это Нему использовала «мгновенную поступь». Она всегда понимала приказы буквально. Конечно, он не задел. Секрет «духовного скальпеля» состоял в том, что плотность частиц «лезвия» можно было регулировать произвольно, заставляя его рассекать одни материалы и проходить сквозь другие, не причиняя вреда. Изучение наследия квинси не прошло даром. По дороге в основной корпус, учёный в очередной раз отдался воспоминаниям о том дне, когда «скальпель» был впервые испытан. Минус одинадцатый этаж. Строжайшая секретность. Полная изоляция. Если бы Совет Сорока Шести прознал бы о том, чем капитан там у себя занимается, его немедля засадили бы обратно в «Гнездо». Закон о создании новых техник кидо никто пока отменять не собирался. Размышляя об этом, Маюри расплылся в блаженной ухмылке. Кажется, он тогда чуть не отрезал себе руку, неверно задав частоту. Везде была кровища, на полу, на приборах, на колбах с экспонатами. Даже потолок забрызгало. Впрочем, крови эти стены видели достаточно. Потом он сидел на полу, перетянув пострадавшую конечность поясом от кимоно, зашивал жуткого вида рану, и только одна мысль крутилась в голове: «Работает! Менос меня задери, работает!!!» Сколько же было Нему? Пять или шесть лет. Уголки губ поползли вниз, превращая ухмылку в оскал отвращения. Эта жалкая дура умудряется портить настроение, даже когда её нет рядом. Вот это талант. Пожалуй, единственный, которым она обладает. Надо было убить её тогда.

***

Одна из обязанностей Нему состояла в переводе архивов НИИ из бумажного в цифровой формат. Относительно простая монотонная работа, и, в тоже время, нельзя доверить кому угодно. Она читала, не вдумываясь, и печатала, не глядя. Она была далеко. Снова и снова возвращалась в пустоту. По ту сторону барьера, как и предсказывали расчёты, не было ничего. Само её сознание сжалось до нулевой точки, до бита информации, и, неспособное воспринять небытие, обратилось внутрь себя самого. Время исчезло, и только единственный вопрос повис в бесконечности: «Кто я?» У пустоты не было ответов. А потом случилось нечто странное. Она снова оказалась в лаборатории, но смотрела на всё происходящее под каким-то немыслимым углом, будто через объектив потолочной камеры наблюдения. Первый раз за всё время существования она почувствовала себя свободной. К чему возвращаться в это нелепое уродливое тело? Зачем снова терпеть то, что делает с ней этот шинигами с синими волосами и жёлтыми злыми глазами? Она может быть везде, где захочет. Может даже отправиться в мир живых и поселиться там, разделив судьбу одного из смертных. Можно стать ребёнком и прожить жизнь с начала. Можно даже мальчиком. Как? Она что-нибудь придумает. А кто это там, у капсулы, напряжённо вглядывается в показания датчиков? Ей захотелось увидеть его лицо в последний раз, узкое, бледное, с тонкими плотно сжатыми губами. Увидеть взгляд, задумчивый, печальный, вечно встревоженный. Увидеть сквозь маску холодного безразличия и, возможно, понять, кто он, шинигами, который рос вместе с ней, был дорог ей как брат. Больше, чем брат. Но стоило ей мысленно спуститься ниже, приблизиться к своему бывшему, – о, как она надеялась, что бывшему, – телу, ловушка реальности захлопнулась. Остался только вопрос. И смутное желание найти ответ. "Кто я?" Пустота открыла жадную пасть. Нему падала бесконечно долго вниз, назад, в собственное прошлое, и в непрерывном падении видела сны.