***
Определить истинные размеры зала Тысячи Отражений, что был расположен в самом центре хитросплетенного лабиринта, никогда не представлялось возможным: зеркальные стены, потолок и пол, — слишком сильно искажали пространство. Вызывал жаркие спор и вопрос о том, сколько же источников света находится в зале. Одни говорили, что светит лишь одинокая чаша, а всё остальные — это её искаженные отражения. И призваны они путать и сбивать с пути тех несчастных, кто оказался по воле злого рока в древнем лабиринте. Другие твердили, что освещают залу тысячи светильников, ибо лишь ярое пламя Одинаково Острова не было подвластно жестоким чарам Стеклянной Башни, что возвышалась на далеком Тангийрэ — Ирнэс. Холод зеркальной гляди стен, пола и потолка, холод тысячи отражений и холодное пламя множества светильников. Все было пропитано замораживающим холодом, что со временем изгонял из несчастных всякие эмоции. И холодная тишина, при которой слышится собственное дыхание. Холод, что господствует в зале Тысячи Отражений, тонкими струйками проникает в самое сердце, и медленно сковывает его тонким, но достаточно крепким льдом. Безжалостно отнимает способность чувствовать… Ненавидеть… Любить… В самом центре зала Тысячи Отражений находится невысокий постамент, на котором стоит чаша из сверкающего хрусталя. Ярое пламя импульсивно танцует в ней. Оно манит к себе тех четверых из превеликого множества несчастных, что сейчас громко спорят в проеме одного из коридоров, беспомощно наблюдая, как пятый медленно идет к постаменту. — Пустое… — протяжно произносит худощавый юноша, чье лицо пересекал ужасающего вида шрам. — Мы вечные пленники Стеклянной Башни, что возвышается на затерянном в туманах Тангийрэ — Ирнэс. И наш удел лёд безразличия… — Финнэллах, если есть вход, ведь нас сюда каким-то образом смогли заключить, — говорит дева в черных, в истлевших от времени безобразных лохмотьях, стоявшая рядом с юношей, — Значит, есть и выход. — Морриган должна быть права, — с небывалым жаром говорит, грозного вида муж, что опирается спиной о зеркальную поверхность длинной стены. — Строители башни ведь смогли отсюда как-то выбраться? — В том то и дело, что нет, Ронайвинн, — в свою очередь отвечает низкорослый старик, теребя свою пышную бороду. — Мастер Самилданах* остался здесь. Такова была грозная плата за строительство темницы, из которой невозможно будет сбежать. Такую плату взяли Звездоподобные* за свой весьма щедрый дар. — Не удачная шутка Найер Скейяк*, — слишком уж зло посмотрев на старика, произносит грозный муж. — Не смешно! — Я не знаю что такое смех! — в ответ восклицает Найер Скейяк. — Но ведь есть древняя сказка из далекого детства… И я уверена, что каждый из нас хорошо её помнит… — поддерживает вспыльчивого друга Морриган, которая ещё живет пресветлой надеждой выбраться из зеркального лабиринта башни. — Значит Мастер Самилданах смог как-то передать её в Тот мир. — Он являлся своей маленькой правнучке лишь в туманных грезах, когда еще что-то чувствовал, — протяжно произносит Финнэллах, — И его сердце не было сковано льдом безразличия. — Замолчи! — теряет терпение Ронайвинн, и зеркало за его спиной покрывается мелкими трещинами. — Не желаю этого слушать! — Да кто ты такой, — сощурившись, тихо вопрошает юноша, — Чтобы мне приказывать? — Он сын Ронайтайрэ, младшего из Принцев, — яро говорит Морриган, встав между спорящими. — Разве этого не достаточно? — Не для меня, — тихо бросает юноша. — Довольно! — останавливает очередную перепалку престарелый Найер Скейяк, дрожащей рукой показывая в центр зала Тысячи Отражений. — Смотрите, у него получилось! Смотрите, сам Мастер Самилданах явился услышав его зов! Смотрите! Разгоряченный Ронайвинн не смирившийся с вечным заключением, хладнокровный Финнэллах, покорившийся злому року, и покорно принявший свою горькую судьбу, и еще полная пресветлой надежды Морриган переводят свои взгляды туда, куда указал им старый Найер Скейяк.***