***
Прохлада серебряных цепочек, стягивающих ее запястья, казалась ей обжигающей, словно в мягкий, призрачно мерцающий металл заключили весь мировой огонь. А поверх них — широкие кожаные ремни с католическими символами и словами из молитв. Со всем этим Гейлавер ощущала себя жуком в коробке. Михаэль в детстве любил ловить всяких насекомых, а потом подбрасывать их старшей сестре в кровать… демонесса усмехнулась воспоминаниям, таким далеким, что казались чужими, кадрами из фильма, который больше никогда не представится возможности пересмотреть. Золотисто–зеленые глаза карателя обвели мрачным взглядом окружающих ее людей. Хотя какие они люди… оболочки. Словно пустая шкурка яблока, мякоть которого уже давно выжрали черви. Только вместо червей — демоны. Мелкие сошки, в сущности, но вот за ними стоит весьма сильная тварь. Тамуз, один из свитских Мундуса, никогда не был доволен тем, что у него есть. Глупости у него, правда, в избытке — возомнил, что сумеет угрозами заставить архонтов присоединиться к Императору. Ананке же считала по-другому. Ее мнение навсегда обезобразило и без того уродливую морду Тамуза огромным ожогом. Но несмотря на то, что Фриндесвайд окружена его шестерками, самого демона она не заметила. Выжидает, с отвращением подумала носящий четвертый чин. Feigling! Женщина повела затекшими плечами, священные воины мгновенно ощерились обнаженными клинками. Лезвия хищно сверкнули в свете факелов. — Entspannen, Jungs. Ich beiße nicht. Vorerst, — усмехнулась Гейлавер. Одержимые намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Пусть это лишь маски, именно в этих масках заключена вся суть. Воспоминания, желания, эмоции. А вот действия и поступки их контролируют засевшие внутри бесы. Это все весьма… весьма расточительно. Души несчастных заведомо причисляются к мученикам, их грехи обнуляются, и они прямиком отправляются в лучшее место. Но зато демоны не привлекают внимания, серебро, святая вода и прочее не наносит им существенного вреда, да и действуют они фактически чужими руками… Гейл не удержалась от тяжелого вздоха, прислушиваясь к стуку каблуков ее сапог по каменным плитам пола. Давно она здесь не была. Очень давно… Талия шла рядом с Катоном, храня почтительное молчание. Никаких бесформенных кофт, разноцветных маек и прочего. Черные узкие брючки, строгая кофта, застегнутая под горла такого же траурного цвета, огненные волосы убраны в пучок на макушке. Девочка словно потухла, потеряла свою яркость и трогательную вульгарность. Она увлеченно слушала Катона, с восхищением глядя на мужчину, который наслаждался ее вниманием, сыто щурясь и расплываясь в ленивой ухмылке. Гейлавер удрученно покачала головой. Если бы не эта малютка, все было бы намного проще. — Даже не верится, что мы так близки… — выдохнул Катон и погладил плечо Талии. — И все благодаря тебе, дитя мое. Я… я скорблю о твоих родных, но ты же понимаешь… — Конечно, — девушка поспешно кивнула, слегка отстраняясь. Церковник насупился и поджал губы. Каратель тихо рассмеялась, наблюдая, как отсветы огня играют на грубых стенах, золотя и смягчая холодный равнодушный камень думает, раз сила Феникса попадет в его руки, то девчушка и подавно? Бедная наивная дурилка. Он даже не представляет, чего его амбиции будут стоить.***
Небо за окном постепенно светлело, близился рассвет, гася звезды и стирая с небосклона наглую хищную улыбку клыкастого полумесяца. Гилвер швырнул окровавленные бинты на стол, откидываясь на спинку дивана. Рана на затылке практически затянулась, оставив лишь едва заметный шрам под снежно–белыми волосами и уязвленное самолюбие. Попранная гордость наемника ныла сильнее, чем физические увечья, нанесенные демоном. Пусть действиями Талии, ее телом управляло очередное исчадие ада… поражение ему, старшему сыну Спарды, нанесла именно она! Девчонка с отвратительно синими волосами, жертва своих собственных амбиций, тщеславная, маленькая дрянь! Мужчина рывком поднялся на ноги, не обращая внимания на легкое головокружение, и подошел к окну. Сквозняк, шаловливо прокравшийся в комнату через открытую форточку, растрепал волосы наемника. Интересно, что с Гейлавер? Когда Гилвер пришел в себя, демонессы рядом не было. Наверняка сбежала. Трусливая мразь, усмехнулся про себя блондин. Сначала ее умудряется обокрасть какая–то соплячка, потом сдает собственный брат и вот, наконец, она убегает, испуганно поджав хвост. Хотя чего он ожидал? Она же демон. Трусость, предательство, лицемерие — все это у нее в крови. Или как там называется то черное дерьмо, что течет в их жилах? Наемник коснулся ладонью холодной поверхности стекла. Все это неважно, мимолетно. Жизнь демонов вообще коротка, хоть иным она и кажется вечностью. Убиваешь их, а на место каждого убитого беса приходит десяток новых. Гилвер прикрыл глаза, сжимая руки в кулаки. Гейлавер нужна ему. Эта демонесса знает многое. То, что хотел бы узнать наемник. И он не будет медлить.***
...Бедный наивный Данте… все это время тебя использовали, тобой прикрывались, знали наперед каждый твой шаг, а ты так ничего и не понял. Ничего не заметил... Мужчина страдальчески сморщился и сделал большой глоток виски прямо из бутылки. Черт, он такими темпами скоро алкоголиком станет. Сначала Талию поминал, а теперь что? Свое сердце или гордость? Тоскливо покосившись на ополовиненную бутылку скотча, блондин со стуком поставил ее на стол. Было ужасно гадко на душе и на сердце. И непонятно от чего. То ли из-за Талии, то ли из-за Гейл... хотя какая разница?! Обе хороши! Дурацкое чувство, когда на душе кошки скребут, и хрен знает от чего. А главное, исправить это уже нельзя, поздно. Хочется просто взять и стереть себе память, чтобы не мучиться лишний раз. И пацан в последнее время ходит как в воду опущенный. Он так и не рассказал охотнику, кто ему тогда напинал. Молчит, пыжится, глазками сверкает, эх... давно ли сам Данте таким был?.. охотник резко встрепенулся, ероша свои волосы. Чего он куксится? Он мужик в самом соку! А Неро еще зелень голимая! Ишь, распустили сопли! Черт, и в самом деле! Это не контора по стильному избавлению от демонов, а какой-то мужской депрессивный клуб! Ну, подумаешь демонессу прищучили. Одной пакостью на земле меньше стало. Подумаешь — Талия оказалась фанатичкой. Одним психом больше стало… Что там еще? Неро девушка бросила? Ей же хуже! Пожалуй, надо сводить парнишку в стриптиз клуб, развеяться, отвлечься... да и самому заодно развлечься. Блондин широко усмехнулся, рисуя в воображении полуодетую прелестницу с копной волнистых черных волос и золотисто-зелеными глазами... да блять!!.. мужчина болезненно поморщился. Гейл же вроде каратель, а не суккуб или там ворожея, приворот на него насылать. Какого тогда черта он забыть о ней никак не может?! Черт, точно нужно сходить развлечься, а то сидит тут, хнычет как влюбленный школьник. Давно он в «Подвальчике» не бывал, с парнями не болтал… да и санди давно себя не баловал, уже похудел весь! Чувствуя, как хорошее настроение постепенно возвращается, Данте улыбнулся своим мыслям, но тут прозрачно–голубой взгляд зацепился за толстый кожаный ежедневник. Записки и пометки Гейл… что ж за день–то такой? Она его использовала, вертела охотником как хотела!.. священники хотят ее убить? Вперед, парни, сын Спарды отправит вам корзину кексов за это! Но руки сами раскрывают ежедневник, и пальцы начинают нетерпеливо листать страницы. Вашу мать, эти фанатики столько народу угробили, семью Талии, а теперь еще и эта херня. Ну уж нет! Если кто и отшлепает этих малышек, то только Данте. Охотник лихорадочно переворачивал страницы, нещадно комкая и сминая листы, исписанные изящным женским почерком. Тут же точно должен быть адрес!.. на последней страницы были торопливо нацарапаны несколько строк. Младший сын Спарды широко улыбнулся. Держись, малышка, он идет! — Пацан! — гаркнул он во все горло, хватая со стола Эбони и Айвори. — Поднимай свою задницу! Мы идем на прогулку!***
Исполинская статуя женщины стояла на почетном возвышении, воздев руки к сводчатому потолку. Кремово-белый мрамор местами потрескался и раскрошился, однако, это совершенно не портило величавой красоты идола. Тонкие золотые пластинки, сияющие в свете факелов, огибали холодное каменное тело статуи, и казалось будто руки, ноги и живот статуи осваивают прищуренные языки пламени, льнули в своей обжигающей ласке. Талия остановилась у подножия изваяния Ананке, глаза идола из белого золота одарили девушку тяжелым невидящим взглядом. Из-за витающего в храме полумрака и пляшущих отблесков ей казалось, что Ананке смеется, гримасничает, хмурит брови и вновь заливается беззвучным смехом. Каменные и, по сути, недвижимые черты идола были так же изменчивы, как и сам огонь. — Странно, что тут ничего не растащили, — заметила Талия, оглядываясь по сторонам. Годы сделали свое дело — пыль лежала толстым слоем, паутина таилась в углах, свисая невесомыми тонкими нитями, фрески выцвели и осыпались. Но все равно… здесь какая–то… своя атмосфера. Жуткая. Гнетущая. Пугающая. Но до ужаса интригующая! — Это место хорошо защищено, моя милая, — Катон шарил жадным взглядом по залу, едва заметно облизываясь. Неужели… это все не сон? Неужели он действительно сейчас в святая святых, в храме архонта огня! Видит Господь, он столько об этом мечтал, грезил об этом с семнадцати лет, и вот, наконец, свершилось! Осталось лишь протянуть руку и… — О да, защищено, — проворковала демонесса, по–кошачьи щурясь и мягко поводя плечами. Цепочки, стягивающие ее запястья, тихо звякнули, словно соглашаясь с ней. — А знаешь почему тебе удалось пройти сюда, священник? Почему тебя не испепелило сразу на пороге храма? — каратель глубоко вздохнула, когда ее грубо ударили рукоятью серебряного кинжала по лицу. Брызнула кровь, окропившая каменные плиты пола святилища, тонкими струйками исчертила подбородок и губы Гейлавер, попала на снежно–белую ткань мундира, но даже боль не стерла с черт Фриндесвайд самодовольное наглое выражение. Талия рванулась к ней, но Катон удержал ее за плечо. — Не стоит. Это всего лишь демон. А демоны любят лгать, — мужчина осклабился и провел рукой по каменному алтарю. Глубокая трещина разделила его на две неровные части, но вырезанные в его центре контуры небольшого солнца были нетронуты. Катон церемонно протянул руку Талии, и девушка вложила в его раскрытую ладонь кулон. Звезда Мирты горела ярко–алым, кожа священного воина зашипела при соприкосновении с раскаленным металлом, в воздухе разлился аромат паленой кожи горелого мяса, но Катон продолжал счастливо улыбаться и дрожал, давился слюной от счастья и возбуждения. Гейлавер напряженно следила за ним, снимая кончиком языка капли крови, повисшие на ее губах. Сердце, которого все демоны, по слухам, лишены, бешено колотилось, его стук эхом отдавался в ушах. Глаза демоницы вспыхнули расплавленным золотом, когда человек вложил ключ в замочную скважину. С окровавленных губ сорвался смешок, но это заметила только Талия. Дочь архонта метнула на карателя сердитый взгляд, но вдруг пол и стены сотрясла неведомая сила. Несколько «воинов» не удержались на ногах, с потолка посыпалась каменная пыль. В чаше, которую статуя Ананке держала в руках, вспыхнуло ало–золотистое пламя, тонкие извивающиеся языки касались грубых потолочных сводов. Голова изваяния с оглушительным скрежетом повернулась в сторону, и из пола, кружась, «вылез» мраморный постамент, украшенный резьбой. Над его поверхностью в облаке тускло–золотого сияния витала рукоять без кнутовища. Острые изогнутые края грозили ранить, впиться в плоть любого, кто дерзнет к ним притронуться. Катон, наконец, отдернул руку от ключа. На ладони красовался сильный ожог. — М-м-м, шашлычком пахнет, — хихикнула Гейлавер, поведя носом. Ее шутка прозвучала невероятно громко в повисшей тишине, и она потонула во всеобщем безмолвии. Катон, прижимающий обожженную руку к груди, двинулся к постаменту.