В борьбе обретёшь ты... (часть 1)

Одиннадцатилетие Гарри Поттера неотвратимо приближалось, и Вернон Дурсль окончательно потерял покой. Проклятое письмо из Хогвартса иногда даже снилось ему, но и во сне Вернон никогда не успевал прочитать, что же там написано. Хотя, видит бог, Дурсль был бы рад даже такой бредовой подсказке, как вещий сон. Предстоящий разговор с племянником Вернон прогонял в голове несчётное количество раз. Дурсль никогда не полагался на импровизации. Это только в Петуньиных сериалах герои могли безнаказанно нести возмутительную чушь, в реальном же мире такие фокусы не удавались ещё никому. Хорошая репутация в обществе и положительное сальдо в бизнесе есть результат последовательных и продуманных действий, другого рецепта успеха Дурсль не знал и знать не хотел. Тем труднее ему было воспитывать своих детей – существ, как выяснилось, абсолютно непредсказуемых. Даже Дадли, внешне маленькая копия отца, имел характер совершенно несхожий с отцовским. Роднило старшего и младшего Дурслей, пожалуй, только непоколебимое, какое-то бычье упрямство в достижении целей. Проблема состояла в том, что цели у них были разными. Вернон видел долг мужчины и отца в упорном каждодневном труде на благо семьи, Дадли же считал, что настоящий мужчина просто обязан поучаствовать в каждой заварушке, случившейся неподалёку, а в идеале – возглавить её. – Не обижайся, Вернон, – говорила Петуния виновато и лукаво одновременно, – но Дидди очень похож на свою тётку. И не на Мардж, а на Лили. – Не приведи господь, – содрогался Дурсль, вспоминая судьбу Лили Поттер. Господь не слышал Вернона, Дадли рос взрывным, резким в суждениях и регулярно конфликтовал с учителями, иногда совершенно на ровном месте. Увещевания его не брали, а наказания лишь заставляли добиваться задуманного другим способом. Тихий и осторожный Вернон, во всём предпочитавший обходные пути, обзавёлся наследником – прирождённым лидером с явными диктаторскими замашками. Дадли не был дураком, хотя и регулярно им прикидывался, сводя на нет проигрышные для себя конфликты. Однако чужой опыт не имел в его глазах никакой практической ценности, Дадли Дурсль предпочитал до всего доходить своим умом. Ну или своими кулаками – драки так и не прекратились, хотя свидетелей у них не было, а потерпевшие дружно несли всякую ахинею, лишая взрослых возможности доискаться до причин ссоры. Сколоченная Дадли компания из мальчишек его возраста беспрекословно повиновалась своему предводителю – Большому Дэ, как они его звали, дружно игнорируя недовольство как учителей, так и собственных родителей. Вернон выслушал за это немало упрёков и какое-то время очень переживал по этому поводу. Но поскольку Дадли ни разу не был пойман на горячем, Дурслю скоро опротивели жалобы на сына и он, многозначительно поглядывая на горе-психолога Полкисса, публично заявил, что некоторым следовало бы получше следить за собственными отпрысками. Что интересно, совесть Вернона почти не мучила. Единственным человеком во всём Литтл Уингинге, с чьим мнением Дадли Дурсль считался, был его кузен Гарри Поттер. Скромник и тихоня, Поттер никогда не выходил из тени Дадли Дурсля. Мальчик явно предпочитал чтение дракам, и многочисленные подвиги Дадли с компанией вовсе не приводили его в восторг. Гарри частенько выговаривал Дадли, а тот только сопел и переминался с ноги на ногу, хотя будь на месте Гарри сам Вернон, уже разгорался бы небольшой семейный скандал. Старший Дурсль так и не понял причин этого воистину загадочного явления и, жалея свои нервы, решил – магия. Если Гарри смог поджечь кашу, почему бы ему не суметь остудить Дадли? Гарри был бы образцовым ребёнком, не будь он магом. Стихийные выплески стали совсем редкими, но и скрывать их уже не получалось. После того, как мальчики пошли в младшую школу, они почти всё время находились на людях. Синие волосы учительницы заставили Дурслей поволноваться, а прыжок Гарри на крышу – ужаснуться. По счастью, никто не связал эти происшествия между собой, а виноватым в последнем, как всегда, посчитали Дадли. Тот, кстати, даже не возражал. Другое дело, что Гарри стал самостоятельно исследовать свои странности, подчас доводя старших Дурслей до сердечных приступов. Вяло ползающие по столу тарелки и самозакрывающиеся двери, конечно, производили жуткое впечатление, но не были настоящим злом. Гораздо опаснее для окружающих оказались опыты с огнём или игры со змеями. Петуния и Вернон регулярно вели долгие и проникновенные беседы об опасности неизученных явлений и способностей, но супергерой Поттер не унимался. И однажды несчастье всё-таки случилось. Лет с восьми у Гарри обнаружилась повышенная регенерация тканей, и мальчик с энтузиазмом принялся её исследовать. К своему ужасу, Дурсли застали Гарри за тем, что он сам себе наносит мелкие увечья, а потом наблюдает, как происходит заживление. Вернон рвал и метал, наверное, впервые в жизни повысив голос на племянника. – Как можешь ты, будущий врач, – кричал он, – без проверки и без подстраховки проводить подобные эксперименты? Или ты не знаешь, что такое сепсис? Ты ранишь себя ножом, бог знает где бывавшим! Ты по открытой ране водишь немытыми руками! Я был лучшего мнения о твоем уме, Гарри Поттер! Гарри устыдился и присмирел, но опыты не забросил. Он принялся сводить единственный на своем теле шрам, тот самый, оставшийся после страшной ночи своего появления у Дурслей. Формально запрет Дурсля Гарри не нарушил – рана не была открытой. Шрам никогда не беспокоил Гарри, и он с чистой совестью принялся за лечение – встал перед зеркалом, накрыл рубец рукой и сосредоточился на «целебных мыслях». Вернон, по счастью, был дома. Он приехал с работы пораньше и намеревался навести порядок в гараже. Раздавшийся из ванной дикий крик заставил одышливого и неповоротливого Дурсля птицей взмыть по лестнице, одним рывком сорвать дверь с петель и подхватить скорчившегося на полу Гарри. Мальчик громко стонал, из-под ладоней, намертво прижатых к лицу, текла тёмная, почти чёрная кровь. Гарри опять попал в свой любимый госпиталь на Ормонд-стрит, однако с кровати ему разрешили вставать лишь через две недели, когда убедились, что зрение мальчика не улучшается. У Гарри с детства имелась небольшая близорукость, которая почти не мешала мальчику, если не считать несостоявшихся занятий по боксу. Очки он надевал только для чтения или просмотра телевизора. Петуния, помня о том, что отец Гарри тоже был близорук, почти не беспокоилась. Тем вечером где-то на третьей секунде «лечения» шрам взорвался немыслимой болью. Потекла кровь, Гарри в панике попытался её остановить и не смог. Боль тоже не исчезла, хотя и слегка утихла. Первую ночь в больнице Гарри не мог заснуть из-за раскалывающей голову боли, перед глазами мелькали чёрные пятна. Врачи опасались давать снотворное, не поставив точный диагноз и помня об аллергии маленького пациента на сильнодействующие препараты. Наутро боль почти унялась, и Гарри провалился в сон безо всяких лекарств. Он проспал двое суток и проснулся от сильного голода. Голова не болела, но с глазами творилось что-то странное. Первый же врачебный осмотр выявил сильную близорукость – минус шесть диоптрий. Гарри было велено лежать смирно и не делать резких движений головой и глазами. Две недели Гарри пролежал как бревно, не поднимаясь даже в туалет, но зрение так и не восстановилось. Врачи разводили руками и объясняли плачущей Петунии, что современная медицина не в состоянии с достоверностью предсказать последствия давней черепно-мозговой травмы. – Мы надеемся, что всё обойдётся, миссис Дурсль, – пожилой врач качал головой, – но мальчик нуждается в постоянном врачебном контроле. Грядёт половое созревание, а большинство проблем со здоровьем выявляется, увы, именно в этом прекрасном возрасте. Рассказать Дурслям о том, что он буквально своими руками лишил себя зрения, Гарри набрался смелости только после выписки из госпиталя. Вернон даже не стал ничего говорить, только обречённо вздохнул. Зато высказался Дадли: – Поттер, ты идиот. Ты же телекинезом владеешь, болван, ты вполне мог сам себе случайно мозги наружу вынести. Гарри виновато кивал, поправляя тяжёлые очки с толстенными стёклами, но кузен не унимался: – Зачем тебе книжки твои умные? Чтобы поступить наоборот? Ты бы почитал сначала, что ты собираешься сделать и насколько это опасно, бестолочь! Гарри уже вовсю ронял слёзы, и Вернон не вытерпел. Он привлёк к себе обоих мальчишек и каждого чмокнул в макушку: – Тихо, дети, ваша мать уже устала плакать. Туни, милая, прими лекарство. Я вас очень прошу, обоих – берегите себя и хорошенько думайте перед тем, как что-либо сделать. Договорились? С того самого дня Гарри зарылся в свои книги целиком, вдумываясь в каждое слово. Эксперименты над собой он не прекратил, но ограничивался только заживлением случайных синяков и царапин, тщательно записывая результаты в тетрадь. Свести гематому с лица Дадли Поттер посмел только через год, когда у него уже была целая серия опытов на кошках старухи Фигг, а «лабораторный журнал» перекочевал в тетрадь потолще. Дадли, избавленный от улики, изобличившей бы его участие в одной крайне неприятной истории, торжественно наградил кузена званием «экстрасенса» вместо детского и несерьёзного «супер-героя».

***

День рождения Дадли отметили весело – походом в зоопарк, нечаянным освобождением питона и дружным распитием сердечных капель старшими Дурслями. После казуса с самолечением Гарри стал относиться к своим странностям намного серьёзнее, и никаких спонтанных магических выбросов у него больше не случалось. Дурсли не замечали даже мелкого бытового волшебства, казалось, мальчик целиком погрузился в теорию медицины. Тем неожиданней оказался «змеиный квест», как выразился Дадли, нашедший своё очередное призвание в играх на приставке. Испугались Дурсли вовсе не питона, хотя и его немного тоже, а возможного разоблачения Гарри – народу вокруг было полно, и многие фотографировали разорённый террариум. Этим же вечером испуганный Гарри устроил истерику. Он кричал и плакал, клянясь, что никогда-никогда не станет больше пользоваться своими способностями. Кроме целительских – от них Гарри отказаться не смог. Дурсль обрадовался бы, не знай он, что меньше чем через полгода Гарри придётся пользоваться всеми своими умениями и не факт, что их ему хватит для учёбы в загадочном Хогвартсе. – Петуния, мы не имеем права больше молчать, – сказал он жене на следующий день, отправив мальчишек на улицу к приятелям. – До дня рождения Гарри осталось немногим больше месяца, мы должны всё ему рассказать. Петуния опять расплакалась, но возражать не стала – дальше тянуть и впрямь было некуда. Дурсли назначили день разговора и принялись к нему готовиться. Петуния взяла рецепт на успокоительные средства и затеяла генеральную уборку. Не то чтобы дом в ней нуждался, но работа помогала отвлечься. Вернон же посетил банк, сделал несколько переводов и снял значительную сумму наличными. Всё это время Дурсль продолжал репетировать свою речь и раз за разом не мог её закончить. Он был готов к любой реакции Гарри, надеясь, впрочем, что его племянник не станет на них сердиться. Но вот, справившись с ситуацией, Гарри спросит у него: «Дядя Вернон, как мне быть дальше?» Ответа на этот вопрос у Дурсля не было. Отправлять Гарри в Хогвартс было страшно. Первое время, после появления Гарри, они с Петунией, обмирая, ждали гостей из магического мира. Дурсли никак не могли поверить, что маги ограничатся письмом за подписью директора школы, в которой ребёнок будет обучаться лишь через десять лет. Но никто не пришёл. Никто не поинтересовался, жив ли мальчик, здоров ли и хорошо ли к нему относятся опекуны-магглы. Через пару лет Дурсль понял, что родных в магическом мире у Гарри либо не осталось, либо они ничего о Гарри не знают. Или не желают знать, во что Дурслю верить не хотелось. Потом он сообразил, что за их семьёй могут следить со стороны, и, по мере сил, попытался вычислить магического соглядатая. Ясное дело, у него ничего не вышло. Подозрительных личностей в Литтл Уингинге хватало – от чокнутой старухи Фигг с её блохастой свитой до мистера Милтона, перекопавшего каждый пустырь городка в поисках руин неведомого римского поселения. Дурсль успокоил себя тем, что шпионаж – не его стезя. Всё-таки он торговец дрелями, а не Лоуренс Аравийский. Некоторое время спустя Дурсль окончательно бросил ломать голову над загадками магической заботы о сиротах, потому что для худо-бедно правдоподобных предположений отчаянно не хватало информации. Петуния много помнила о магах, но все её знания носили отрывочный характер и касались, в основном, «магглорождённых» – магов, у которых оба родителя были маглами. Петуния знала, где находится вход в Косой переулок, и даже один раз побывала в этом самом переулке, но понятия не имела, насколько велик магический Лондон и сколько магов там живёт. Она знала названия некоторых предметов, изучаемых в Хогвартсе, но не представляла, как именно организовано обучение, насколько ценится диплом этой школы и нет ли в Англии других магических школ. Петуния знала о трениях между «магглорождёнными» и «чистокровными» магами, но ничего не могла рассказать об общественном и государственном устройстве магической Британии. И так во всём – кусочки знаний, не соотносящиеся друг с другом и не дающие хотя бы смутного представления о том, что ждёт их племянника. Единственное, что Дурсль твёрдо усвоил из рассказов Петунии, – от магов не скрыться. Они умеют мгновенно перемещаться в пространстве, и расстояния для них не помеха. Мало того, некоторые из магов умеют читать мысли и воздействовать на память. Узнав об этом, Вернон стал вести дневник и пару раз в месяц скрупулёзно сверял собственные воспоминания с теми, что изложены в дневнике. Бережёного и бог бережёт. В общем, Дурсль не знал, что Гарри ждёт впереди, и не мог дать ему ни одного толкового совета.

***

– Интересно, о чем отец собрался поговорить? – Дадли лежал на траве, закинув руки за голову. Мальчишки устроились на пустыре, неизменном месте сбора Дадлиной «банды». Сейчас, однако, они были одни, Большой Дэ уже распустил по домам своё воинство. – Не знаю, – тихо ответил Гарри, – но тётя была сама не своя. Ты ничего не натворил, Даддерс? – Подрался, я же тебе рассказывал, – Дадли зевнул. – Нет, что-нибудь необычное, – Гарри подумал. – Например, табачную лавку ограбил или у старухи Фигг кошку похитил. – Забавные у тебя идеи, Поттер, – Дадли скосил глаза на кузена. – А говорят, это по мне тюрьма плачет. Гарри помолчал, а потом тихо выдохнул: – Плохо. – Спасибо, брат, – с чувством сказал Дадли. – Всегда знал, что ты меня любишь. Гарри слабо улыбнулся: – Если у тебя всё в порядке, значит, мы будем говорить о моей школе. – А что с ней не так? – Мне кажется, дядя не отдаст меня в медицинский колледж, – Гарри закусил губу, стараясь не удариться в слёзы. – Не ной! – привычно скомандовал Дадли. – С чего ты взял? – Это очень дорого, даже дороже твоего Вонингса, – Гарри всё-таки начал всхлипывать. – Я понимаю, конечно, лишних денег у нас никогда не было… Но я потом всё отдам – врачам очень хорошо платят. Честное слово! – Сдурел? – ошарашенный Дадли приподнялся на локте и во все глаза уставился на Гарри. – Да папа для нас никогда ничего не жалел, а уж на хорошую школу последнее отдаст! Да хватит реветь уже, сколько можно! Откуда в тебе столько воды берётся? Гарри сердито зажмурился. Он всегда был тонкослёзым, мог разреветься от чего угодно, как тётя Петуния. Дадли дразнился нытиком, а дядя называл Гарри меланхоликом и обещал, что с возрастом всё придёт в норму. Гарри очень на это надеялся, невозможно же так жить – всегда глаза на мокром месте. Тем временем Дадли, из которого вышибить слезу было не легче, чем из булыжника, продолжил: – Чем хочешь поклянусь, Гарри, дела у нашего старика идут хорошо. Он даже новых людей набрал – будет расширяться. «Компания «Граннингс» – лучшие дрели в Суррее!» Каково? – Круто, – улыбнулся Гарри. – Тогда почему? – В смысле? – не понял Дадли. – Почему тебя уже зачислили в среднюю школу, а меня ещё нет? – спросил Гарри грустно. – Уже июль, дядя молчит, а тётя плачет. Тебе вот даже форму купили. Дадли проворно перевернулся на живот и протяжно застонал в сложенные ладони: – Про форму молчи, Поттер, понял? У Гарри мигом поднялось настроение – форма была что надо. Кургузые штаны, бордовый сюртук и прикольная шляпа со смешным названием «канотье» – в ней кузен напоминал циркового медведя. Гарри давненько так не веселился. Дадли же мрачно зыркал из-под твёрдых полей своей замечательной шляпы и грозился убить каждого, кто посмеет хоть что-нибудь сказать по этому поводу. Все и промолчали. Но хихикали ещё долго. – Не дрейфь, братец, – сказал Дадли. – Никуда от тебя твои клизмы с пробирками не денутся. Будешь личным доктором Самого Главного Чемпиона, Великого и Ужасного Большого Дэ! – Спаси и сохрани, – вздрогнул Гарри. – Я лучше санитаром в морг. – Ну, или так, – не стал спорить Дадли.

***

Ужин не задался. Ни у кого, кроме Дадли, не было аппетита. Вернон хмурился, Гарри нервничал, а Петуния то и дело промакивала покрасневшие глаза салфеткой. Наконец, посуда была вымыта, и семья переместилась в гостиную. Вернон занял своё любимое кресло, Петуния присела на краешек стула, а мальчишки с ногами забрались на диван. – Гарри! – решительно начал Дурсль. – Я не пойду в медицинский колледж, – обречённо продолжил Гарри. – Да, – ошеломлённо сказал Вернон, – не пойдёшь. Гарри оцепенел, а Дадли еле слышно присвистнул. Поттер всё-таки экстрасенс. Надо будет попросить его подслушать мысли Люси Милн, может, она не прочь сходить в кино с одним крепким и симпатичным парнем. Между тем, старший Дурсль собрался и продолжил: – Гарри, нам с твоей тётей нужно многое тебе рассказать. Самое главное ты уже знаешь – мы очень любим тебя. Гарри явно пытался сдержать слёзы, Дадли посерьёзнел и придвинулся к кузену поближе. – Ты родился в семье магов, Гарри. Ты и сам маг. – Дядя, – Гарри вежливо улыбнулся. – Я уже не маленький. У нас денег нет, верно? – Неверно, – сказал Дурсль. – Послушай меня, не перебивай. Он поудобнее устроился в кресле, собрал всю свою храбрость и неспешно начал рассказ: – В ту ночь Дадли очень плохо спал из-за простуды, хныкал и часто просыпался. Только поэтому мы с Петунией услышали чей-то тихий плач у порога…

***

Гарри смотрел на лист плотной желтоватой бумаги, похожей на тонкую кожу, мокрыми от слёз глазами. Мелкие буквы с причудливыми завитушками почти стёрлись на сгибах листа, как будто этот лист несчётные разы складывали и разворачивали. – Я это дурацкое письмо наизусть знаю, – сказал дядя Вернон, – но так ничего и не понял. – Значит, мои мама и папа умерли в ту самую ночь? – дрожащим голосом спросил Гарри. Петуния уже давно перебралась на диван и, плача, обнимала обоих мальчишек. Дадли молчал и не поднимал глаз на отца, а Гарри судорожно стискивал в руках письмо Дамблдора, вручённое ему в доказательство правдивости истории. – Тел мы не видели, – Дурсль слегка охрип от долгого рассказа, – но никаких вестей от них больше не было. Я полагаю, что Лили и Джеймс Поттеры действительно мертвы. – Но почему их убил Этот-Который? – мальчик вытер слёзы рукавом и посмотрел на Дурсля. – Что они ему сделали? – Мы не знаем, Гарри, – немного виновато сказал Вернон. – Честное слово, не знаем. Я могу только предполагать, что тебя у нас спрятали. Есть только это письмо. Ни единого гостя из твоего мира за все эти десять лет к нам не приходило, клянусь. – Но почему вы рассказали мне об этом только сейчас?! – Через три недели тебе исполнится одиннадцать лет, – Петуния погладила Гарри по голове. – В этот день придёт письмо о твоём зачислении в Хогвартс. – Откуда оно придёт? – Гарри выскользнул из-под руки тёти и пересел на стул, недоверчиво глядя на опекунов. Вернон пожал плечами. – Твоей маме письмо принесла сова, – Петуния сжала пальцами виски. – Но я не знаю, откуда она прилетела. – Сова?! – Да. Письмо было привязано к лапке. Волшебники используют сов для доставки почты, правда, сама я видела их всего несколько раз. Лили на каникулах получала письма из Хогвартса с расписанием занятий на будущий год, – Петуния говорила, будто через силу. – Однажды она взяла меня с собой в Косой переулок, сама бы я не смогла пройти в это место. Мы покупали учебники для Лили. Там очень странно, скажу я тебе. – И я теперь должен учиться в этом Хогвартсе? – Гарри опять уставился на письмо Дамблдора. – А как же колледж? – В Хогвартсе обучают магии, – сказал Вернон. – Тебе это нужно, ведь ты волшебник. Но мне, честно сказать, страшно отпускать тебя в магический мир. Гарри облегчённо перевёл дух, он почти решил, что Дурсли пытаются избавиться от него. Новости, честно сказать, никак не укладывались в голове. Большую часть рассказа дяди Вернона Гарри слушал, ожидая, когда тот не выдержит и признается в розыгрыше. – А если письмо не придёт? – спросил он и тут же сам в это поверил. Ну какой из него маг? Тарелки двигать – это ерунда, индийские йоги, например, и не такое умеют. – Я пожертвую на церковь и дам праздничный обед с танцами, – буркнул Вернон. – Но кажется мне, это горе нас не минует. – Я… – Гарри замялся и ещё крепче стиснул письмо. – Мне надо подумать. Он поднялся с места и направился к лестнице. Затем обернулся и спросил: – Вы ведь не шутите? Петуния всхлипнула, а Вернон молча помотал головой. Шутник тут был только один – чёртов Дамблдор.