***
После визита к герою магической Британии Драко Малфой понял, что Гарри Поттер в очередной раз поставил его в тупик. Драко ожидал увидеть прежнего обаятельного оборванца, а встретился с аккуратно одетым мальчиком из приличной старой семьи, правда, разозлённым донельзя. Эту злость Драко, в принципе, мог понять. На него тоже иногда смотрели как на дрессированную мантикору – то ли пнуть, то ли погладить. Как же, сын того самого бесстыжего Люциуса Малфоя, богатого и влиятельного сукиного сына, мерлиновым попущением избежавшего Азкабана. Другое дело, что родители Драко оберегали сына от подобных испытаний, Поттер же, видать, столкнулся с народной любовью без всякого предупреждения. Но держался герой просто превосходно, он очень быстро пришёл в себя и успокоился, Драко даже слегка позавидовал такому самообладанию. Одежда, явно пошитая в Косом переулке, тоже заинтересовала Малфоя. Похоже, Гарри Поттер сумел обаять владелицу магазинчика мантий настолько, что та расщедрилась на пошив комплекта одежды по последней моде магической Британии. Но, правду сказать, Золотой мальчик совершенно не был похож на героя. Обаятельный, улыбчивый и чересчур открытый, Поттер казался чувствительным и ранимым. Драко в очередной раз слабо удивился силе своего нерационального желания подружиться с Поттером и взять его под своё покровительство. Газетному облику героя соответствовал только знаменитый шрам на лбу. Аккуратный зигзаг, скрытый непослушными кольцами отросшей чёлки, и впрямь напоминал молнию. Драко даже предположить не мог, что за заклятие могло оставить такую отметину. Тёмный Лорд, если верить редким обмолвкам родителей, действительно предпочитал убивать Авадой. Быстро и аккуратно, ни тебе фонтана крови, ни тебе кишок наружу. Другое дело, что Авада практически не годится для применения в бою – это орудие палачей и наёмных убийц. Чистая и бесшумная смерть, но бить ею следует практически в упор – на расстоянии нескольких шагов. Отец рассказывал, что в старые времена это заклятие использовалось в качестве удара милосердия к поверженным врагам и смертельно раненым союзникам. В свалке боя под градом небезобидной гадости, сыплющейся с разных сторон, Авада попросту неэффективна – её тонкий зелёный луч очень заметен и от него нетрудно уклониться. К тому же он легко рассеивается и не в состоянии преодолеть более-менее массивное препятствие. Спасшихся от Авады, на самом деле, было предостаточно. Только о тех, кто успел вовремя пригнуться или отскочить за угол дома, не писали газеты. Авада Кедавра попала в Непростительные оттого, что относилась к светлым заклинаниям. Теоретически, Аваду мог сотворить любой придурок, обладающий толикой магической силы и имеющий волшебную палочку. Ничего особенного от такого придурка не требовалось – только решимость подойти к жертве почти вплотную и моральная готовность к неизбежной отсидке в Азкабане. Страшилки о «расколотой душе» насаждались среди грязнокровок исключительно затем, чтобы те не убивали друг друга из любопытства и желания «посмотреть, что будет». Именно поэтому никто из старых семей, имеющих в роду хотя бы одного бойца, не верил газетной шумихе вокруг Золотого мальчика. Даже если нападение на Поттеров состоялось, считали они, то Лорд судеб попросту решил оставить ребёнка в живых или не успел его убить. Покойный Джеймс Поттер, каким бы он ни был идиотом, происходил из семьи потомственных «странников» и, защищая жену и ребёнка, наверняка мог устроить принудительную аппарацию кому угодно и куда угодно, например, загнать нападавшего на пару метров под землю или размазать о ближайшую стену. Эта версия лучше всего объясняла разрушение дома молодых Поттеров и бесследное исчезновение Тёмного Лорда. Однако старший Малфой такую причину почему-то даже не рассматривал, и Драко так и не смог выведать, что отца в этой версии не устраивало. Теперь, хорошенько рассмотрев героя магической Британии, Драко понял – у Джеймса Поттера не было ни одного шанса каким-либо способом уничтожить Тёмного Лорда. Поттеры никогда не были высокими, но Гарри Поттер был совсем уж щупленьким. Знаменитые поттеровские космы загадочным образом завились в крупные кудри, стянутые сейчас резинкой в короткий хвостик, а очки отсутствовали вовсе. Грубоватые и не слишком правильные черты лица, свойственные этому семейству, сгладились и приобрели миловидность. Если высокие скулы и капризно изломанные губы можно было объяснить присутствием в родословной женщин рода Блэк, то огромные, немыслимо зелёные глаза явно достались в подарок от матери-грязнокровки. Красиво, но нехорошо. Ребенок-маг перенимал внешние черты более сильного в магическом отношении родителя, а если мать с отцом были примерно равны по силе, то дитя становилось похожим на них обоих. Например, сам Драко был первым за множество лет Малфоем, не наделённым холодной классической красотой мужчин этого рода. Мать, урожденная Блэк, наградила отпрыска блэковскими высокими скулами, острым подбородком и богатой мимикой, совершенно не свойственной истинным Малфоям. Магическая стихийная мощь Малфоев в Драко дополнилась блэковскими способностями к невербальной магии. Кровную магию Нарцисса преподавала ему из чистого упрямства – Драко не был девочкой, а мужчинам рода Блэк магия крови давалась не слишком хорошо. А уж по характеру младший Малфой был Блэк из Блэков, о чём Люциус не уставал ему напоминать, то с досадой, то со смехом, то с восхищением. В случае Поттера такое смешение черт указывало, к сожалению, что Джеймс Поттер по силе был равен своей маглорождённой жене, в лучшем случае – крепкий середняк. Похоже, что родовые способности Поттеров к «магии пути», как в старину именовали пространственную магию, дали сбой именно на Джеймсе, а его опрометчивая женитьба на грязнокровке, вероятно, окончательно похоронила дар. Драко задумался. Был один нюанс. Иногда, очень-очень редко и совершенно непредсказуемо, в браках, безнадёжных с точки зрения чистокровного мага, рождались полукровки с неимоверной силой и немыслимыми способностями. Люциус посвятил много времени изучению этого феномена, но к определенным выводам так и не пришёл. Не существовало известных магической науке причин, по которым в семье мага-отщепенца и грязнокровки мог родиться такой младенец, как Альбус Дамблдор, при том, что прочие их дети получились откровенно неудачными. Тёмный Лорд, непревзойденный менталист и артефактор, был зачат под амортенцией от союза магла и изгнанной из рода Мраксов ведьмы. Надо ли говорить, что Мраксы никогда и близко не имели отношения к искусству управления разумом, а их магическая сила была гораздо скромнее их же знаменитого гонора. Снейп, крёстный Драко, чьи обстоятельства рождения практически совпадали с Лордовыми, был намного сильнее и способнее своих магических родичей в их исконном родовом умении – зельеварении. К тому же Принцы не имели ни малейшей склонности к боевой магии, тогда как из Снейпа получился очень приличный дуэлянт. Именно Северус Снейп был основным объектом изучения старшего Малфоя, потому что и Дамблдор, и Лорд ревностно охраняли тайны своих биографий. – Ясно, что это какая-то магическая страховая выплата. Но совершенно не ясно, после какого страхового случая её выплачивают и во сколько встанут страховые взносы, – бурчал Люциус. – Дешевле выйдет не рисковать. И гладил по голове сына, зачатого абсолютно правильно и рождённого самым традиционным способом. Мог ли зеленоглазый мальчишка быть «страховой выплатой» Поттеров? Заманчиво, но совершенно невероятно. Тем более, Мраксы и Принцы подарка магии не оценили, а потому сгинули быстро и бесславно, оставив о себе лишь недобрую память. Магия не прощает пренебрежения её дарами, следующего чуда можно и не дождаться. Поэтому, размышлял Драко, не нужно приписывать несуществующих достоинств тому, кто в них не нуждается. Гарри Поттер и без того милый, красивый и добрый мальчик, загадочный и знаменитый. Он должен оценить такого друга, как наследник рода Малфоев. Неважно, насколько Поттер силён магически, Драко сумеет постоять за обоих.***
Магнус Нотт со стоном упал в любимое кресло и принялся стаскивать сапоги с гудящих от усталости ног. Левый никак не желал сниматься, Нотт помянул гениталии Мерлина, рванул сапог посильнее и взвыл в голос. Дракклов Боул перед тем, как влепиться спиной в стену замка, всё-таки достал своего будущего сюзерена. Нога у Нотта явно распухла, и голенище упрямого сапога наверняка скрывало огромный синяк. Магнус скривился и щёлкнул пальцами. На зов явился старший домовик и принялся бережно снимать сапог, тихонько причитая над «ножкой доброго хозяина». Магнус с наслаждением пошевелил пальцами здоровой ноги и взглянул на ушибленную. Ну так и есть – багрово-чёрный кровоподтёк разлился от лодыжки до колена. Беда с этими молодыми тёмными семьями, никогда не знаешь, чем именно и насколько сильно тебя приложат. Домовик исчез, а затем появился с какой-то склянкой и принялся легкими движениями морщинистой лапки натирать синяк мазью. Вонючее снадобье заставило Магнуса поморщиться, запах дёгтя он ненавидел. Небрежным взмахом палочки Нотт призвал кувшин с ледяным молоком, сделал несколько жадных глотков прямо из кувшина и под неодобрительное бормотание домовика босиком похромал к камину. – Паркинсон! – гаркнул он в зелёное пламя. – Ты дома? – Кто там? – недовольно отозвались из камина. – Салазар Слизерин, – заржал Нотт и опять отхлебнул из кувшина. Жрать хотелось невыносимо, но прежде нужно было поговорить с Паркинсоном. – Что за… – начал было хмурый Паркинсон, но переменился в лице и ахнул: – Нотт?! Что случилось, кто тебя так?! Нотт фыркнул, представив, как выглядит, и прижал запотевший кувшин к виску – он даже не успел отследить, от кого из двух поганцев прилетела плюха в голову. – Ты ужинать будешь? – спросил он у встревоженного Паркинсона. – Приходи в гости, разговор есть. За ужином Паркинсон извертелся, дожидаясь, пока Нотт расправится с огромным куском едва прожаренной дичины. Магнус не любил пустой болтовни, а потому сразу приступил к делу: – Слушай, ты же в финансах сечёшь, да? Паркинсон завёл глаза и цокнул языком: – Нет, конечно. Просто я каждое утро прошу Мерлина о помощи, и он откликается, добрый старец. – Научишь, – развеселился Нотт, – будем хором просить. У Ковена внезапно завелись деньги, Паркинсон. Много денег. А управлять таким делом меня никто не учил, нужен, э-э-э… счетовод. – Откуда у Ковена завелись деньги? – подозрительно спросил Паркинсон. – Неужели Монтегю за ум взялся? Но у него и на своих-то дармоедов едва галлеонов хватает. – От Малфоя, – сказал Нотт. – Не делай такое лицо. – Какое получилось, – возмутился Паркинсон. – А у Малфоя откуда деньги? Он же профукал почти всё, что ему оставил Абрахас. – Я не спрашивал, – пожал плечами Нотт. – Может, клад нашёл. Магнус был больше чем уверен, что Люций, паразит брехливый, давным-давно клал на Статут с прибором и теперь вовсю грабит маглов. И провалиться на месте, если у скользкого Малфоя нет подельников по обе стороны Барьера. Паркинсон совсем не дурак, он тоже скоро всё поймет. – Ну, согласен? – спросил Нотт. – Рассказывай, – упрямо мотнул головой Паркинсон. – Я очень уважаю тебя, Нотт, и всегда мечтал оказаться в Ковене, но вслепую больше не пойду. Прости. Нотт тяжело вздохнул и начал рассказывать. Паркинсон слушал молча, а потом долго думал. – Понятно, – наконец сказал он. – Детям не говорили? Правильно, нечего. Я согласен. У меня тоже есть деньги, Нотт. Дочке только отделю приданое, на остальное можешь смело рассчитывать. Магнус озадаченно вытаращился на Паркинсона, и тот проворчал: – А если с Малфоем что-то случится? Нужно несколько источников финансирования, я займусь. Так кто тебя отделал-то? – Деррек с Боулом, – засмеялся Нотт. – Я про них сразу вспомнил, когда новых бойцов стал набирать. Когда их семьи успели стать тёмными, ведь там не больше пятнадцати поколений? – Сейчас это быстро, с такой-то жизнью, – грустно сказал Паркинсон. – Моя Панси тоже ни в меня не пошла, ни в жену. Похоже, обрела какой-то тёмный дар, знать бы ещё, какой именно. Будем женихов среди твоих вояк искать, вдруг кто подойдёт. – А сколько дочке лет? – спросил Нотт с интересом. У его людей, по большей части, были сыновья, обычное дело для боевых магов. Дар передавался от отца к сыну, а жён брали со стороны, из светлых родов – младших дочерей без особых способностей, а то и вовсе полукровок, чтобы не «разбавлять» дар. Девчонки у таких пар рождались крайне редко и просватывались едва не с пелёнок – заполучить ребёнка, сочетающего материнские способности к боевой магии с исконными родовыми умениями, считалось удачей для всякой семьи. С тёмными же невестами дело обстояло гораздо сложнее, слишком непредсказуемыми были результаты такого союза. К тому же с некоторых пор брак с боевым магом обещал проблемы с Министерством, скудные доходы и, зачастую, раннее вдовство. Родители одарённых девушек не желали им подобной судьбы. Поэтому респектабельный Паркинсон, решивший искать мужа для своей дочери среди «вояк», не на шутку озадачил Нотта. На его памяти только Белла Блэк предпочла Басти Лестрейнджа, прирождённого бойца, хвастуна и задиру, отказав хорошим богатым мальчикам из почтенных старых родов – Гарри Монтегю и Алексу Фоули. Но это Блэки, им можно всё. – В Хогвартс в этом году идёт, – ответил Паркинсон. – Твоих там много. Может, глянется кто? – А почему ты решил, что дочка у тебя тёмная? – Говорю же, ни на кого из семьи не похожа, вернее, похожа на всех одновременно. И сильная, уже сейчас мой Петрификус за две минуты сбрасывает. Сама не может объяснить, что при этом делает. Нотт, по привычке думать на ходу, живо вскочил и тут же, скривившись от боли в ноге, сел на место. Да, есть шанс, что у девицы Паркинсон имеются зачатки какого-то тёмного дара. Грех упускать такое сокровище из Ковена. – Ты зелья из принципа не принимаешь? – спросил Паркинсон, глядя на страдания подбитого лорда-дракона. – Вылакали всё за неделю, – засмеялся Нотт, – а свежие аптекарь только завтра доставит. Да переживу, не впервой. Почему ты дочь за боевика хочешь отдать? – За твоего боевика, заметь, – поднял палец Паркинсон. – Мне леди Малфой посоветовала. Сказала, не пожалею. Нотт присвистнул, леди Малфой – это серьёзно, в таких делах её авторитет неоспорим. – Замётано, Паркинсон. В кого из моих обормотов твоя дочь пальцем ткнёт, тот и будет её мужем. Обещаю.***
Теодор Нотт, утомившись слушать старших парней о летних подвигах на тренировочной площадке, зевнул и отвернулся к окну. Ему надо было подумать. Битком набитое купе совершенно ему не мешало, сколько Тео себя помнил, вокруг него всегда была прорва шумного и энергичного народа. Один его папаша стоил семерых в обеих номинациях. Теодор улыбнулся. Папани будет не хватать, точно. Особенно Тео будет скучать по отцовскому заразительному хохоту. Смеялся старший Нотт много и охотно, даже когда дела шли хреновей некуда. Особенно если дела шли хреновей некуда, сейчас Теодор это прекрасно понимал. Тео запрокинул голову и прикрыл глаза. Быть сыном самого Магнуса Нотта нелегко, но деваться некуда – в своё время Теодор должен будет принять Ковен, не дрогнув и не посрамив чести почти тысячелетнего рода. Осталось только тихо, но убедительно молить Салазара, чтобы это время наступило лет через двести. Парни загалдели ещё громче, Причард обозвал Флинта троллем, Ургхарт привычно рявкнул на обоих и сказал Нотту: – Тео, я в вагон старост. Присмотри за ослами. Справишься сам? Нотт, не открывая глаз, кивнул. Папаша ещё пару лет назад взвалил на Тео обязанность растаскивать детей Ковена по углам. Сначала было страшно и совестно, а потом Тео наловчился и привык. Теперь его совершенно не парили мелкие разборки между его будущими вассалами, а дуэльный кодекс вызубрился назубок сам собой. И то сказать, дня не проходило, чтобы кто-нибудь с кем-нибудь не сцепился языками или ещё чем. Последняя стычка была вчера из-за того, что новенький Деррек посмел усомниться в размере мужского достоинства Флинта. Поганец Флинт тут же взялся подтверждать непристойные слухи и, жмыров выкидыш, не заметил Деррековой сестры, прогуливающейся неподалёку в сопровождении старенькой домовухи. Девица Деррек, надо отдать ей должное, только присвистнула, хотя сам Тео на её месте, скорее всего, грянулся бы в обморок. Домовуха, вереща от ужаса и возмущения, помчалась на доклад к миссис Деррек, а потому помирающему со смеху Перегрину Дерреку пришлось вызывать на дуэль слегка смутившегося Маркуса Флинта. Маркусу, ради приличия, следовало тотчас же проиграть, но Деррек с ходу ошарашил его чем-то незнакомым, и бой затянулся на полчаса. В конце концов, запыхавшийся Флинт вспомнил о приличиях и сдался, пав на одно колено перед взахлёб хохочущей девой. Получив прощение, Флинт тут же поволок соперника на тренировочную площадку – смотреть, каким гадостям учат в этом проклятом Дурмштранге. А потом всех детей вызвали к главе Ковена – получать наставление сюзерена перед новым учебным годом. Единственным первокурсником в этом году был сам Теодор. Двойняшек Дерреков перевели из Дурмштранга на третий курс. Распределение они прошли при переводе и попали, понятное дело, в Слизерин. Мелкие Причард, Блетчли и Бэддок едва не ревели, они оставались в замке Нотт-мэнора. Их старшие братья шикали и делали страшные лица, негоже бойцу хныкать об учёбе. Ещё один новенький в Ковене – третьекурсник Люциан Боул – был давным-давно знаком парням по Хогвартсу. Оказывается, его отец тоже ходил под Меткой, только в отряде братцев Лестрейнджей. Обычно наставления лорда были короткими и формальными, отцовскую власть старший Нотт уважал и без крайней нужды в семейные дела не вмешивался. Однако на этот раз папаня, пребывая в глубоких раздумьях, долго ходил взад-вперёд по гостиной и отчего-то явственно прихрамывал на левую ногу. Наконец Магнус Нотт остановился и улыбнулся своей знаменитой мальчишеской улыбкой: – Все знают, какой нынче сложный будет в Хогвартсе год. Про Поттера, небось, все уши вам уже прожужжали, да? Студенты угрюмо заворчали. Не то слово. После пары лет непрерывного восхваления Поттера и завуалированных угроз змеиному дому у всех слизеринцев имелись некоторые счёты к всенародному герою. Не нужно было быть провидцем, чтобы сообразить, что в этом году факультетские баллы будут добываться с боем. Особенно переживал Флинт, капитан квиддичной команды. До его сведения неоднократно было доведено, каким несравненным игроком в квиддич был покойный, прокляни его Моргана, Джеймс Поттер и как похож на папу его необыкновенный сын. Маркус с тоской понимал, что победы Слизерина в квиддиче закончатся, им просто никто не даст выиграть, даже если мордредов Поттер будет не летать на метле, а лежать в центре поля. Магнус Нотт вскинул руку, и шум мгновенно стих: – Теперь слушайте внимательно. К Поттеру не цепляться, а если встречи не избежать, при первой же возможности быстро смываться с извинениями. Я не пошутил. С героем обращаться как с министром магии – сдержанно, почтительно, издалека. Всё ясно? Студенты ошарашенно пялились на лорда Нотта. – Ковен ждут непростые времена, – продолжил Нотт, – и я надеюсь на ваше хладнокровие и благоразумие. На факультете в споры не вступать и в стычки не встревать. Слышал, Флинт? Лишние враги нам не нужны. С остальными домами – по ситуации, но не попадайтесь. – Теренс, – обратился лорд к младшему Ургхарту, – тебе вручили значок префекта, это очень кстати. Глаза и уши держи открытыми, пиши отцу как можно подробней. Остальные помогают Ургхарту и выполняют его распоряжения споро и добросовестно. Вопросы? Чудесно. Лорд Нотт с явным облегчением повалился в своё замечательное кресло, взмахом руки подозвав сына к себе. – Здорово, наследник, – сказал Нотт и дёрнул Тео за руку, усаживая к себе на колени. Теодор вывернулся, отошёл на пару шагов и с обидой уставился на отца. Нашёл карапуза, ещё бы в лобик чмокнул. – Прости, – засмеялся лорд, – постоянно забываю, что ты уже вырос. – Это точно, – буркнул Теодор. – Жениться тебе надо. – Зачем? – опешил Нотт. – У меня появится мелкий братец, – объяснил Теодор, – а ты вспомнишь, как выглядят настоящие младенцы. Так вот, нянчиться нужно с младенцем, а взрослому сыну следует рассказать, что такого происходит в замке и отчего все бегают, будто их мантикора в жопу ужалила. – Следи за языком, – посоветовал Нотт, – в Хоге будут не в восторге от твоих манер. – Не увиливай, – Тео исподлобья посмотрел на отца. – Манеры как манеры, до Флинта мне ещё далеко. Лорд Нотт вздохнул: – Что бы ни происходило в замке, ты будешь находиться в Хогвартсе. А там сидят два сильнейших легилимента Британии. Поэтому рассказывать я ничего не буду. Амулет я, конечно, тебе вручу, но нет никакой гарантии, что эти замечательные люди не продавят его защиту. – А второй кто? – спросил Теодор, поразмыслив. – Ты не поверишь, – Нотт потёр лоб, вспоминая собственное изумление по этому поводу, – Снейп. – Охренеть! – восхитился Теодор. – Это ж как Мордред своих выползней щедро одаряет, обзавидоваться. Ещё и легилимент, гадина. – А ещё он шпион Дамблдора, – невесело оскалился Нотт. – Дамблдор, Метка, Малфой, дом Слизерина… Как эту тварь ещё не порвало в клочки, не пойму я. Точно, гадина. – Ядовитая, – согласился Теодор. – Мы будем осторожны. – Вы будете предельно осторожны, – сказал Нотт. – И ещё одна просьба, сынок. Попробуй подружиться с младшим Малфоем. – Как?! – возмутился младший Нотт. – Ты колдографии этого поганца видел? Он же противней своего папаши в три раза. – Папаша лучше, чем кажется, – признался Нотт, скривившись. – Я не требую, сын, я прошу. Ну, а вдруг? Теодор пожал плечами и кивнул. Теперь, под мерный перестук колёс Хогвартс-экспресса, младший Нотт сосредоточенно размышлял обо всём увиденном и услышанном. Деньги у Ковена появились в неслыханном количестве и, можно было смело ставить последний кнат, тут не обошлось без старшего Малфоя. Амулеты на все случаи жизни выделили всем студентам и велели на людях утыкать глазки в пол и помалкивать в тряпочку. Семьи бойцов переехали в замок Нотт-мэнора, не все, но многие. Тренировки шли почти непрерывно: срабатывались с новичками и отрабатывали бои в группе. Что-то затевалось. Как бы не новая война. Неужели сплетни о возвращении Тёмного Лорда вовсе не сплетни? На перроне Хогсмида Ургхарт хлопнул Тео по плечу: – Тебе в лодку. Встретимся в Большом зале. – Не потопи там никого, – заржал Флинт. Нотт отмахнулся, и тут раздался рёв какого-то хрена с фонарём: – Первокурсники! Первокурсники, сюда! Гарри, ты здесь? – Здесь! – раздался звонкий голос позади Нотта. «Ну, вот, – подумал Тео, – началось. Спокойнее, Теодор, ты обещал. Ты грохнешь этого поганца после выпуска». И Теодор Нотт, поминая Мордреда и сына его Поттера, зашагал в темноте к лодкам.