***
– Здорово, правда? – Гермиона поставила стеклянную банку из-под джема на парту. В банке горел странный синий огонь, греющий руки, но оставлявший стенки банки холодными. – Угу, – сосредоточенно кивнул Гарри и опять потрогал банку. Не нагрелась. – Только странно. Это нужно показать какому-нибудь физику, он оценит. – Я про комнату, – улыбнулась Гермиона. – Удивительно, но мальчики сами привели её в порядок. Видишь, как чисто? Теперь можно заниматься в тишине. Жаль, кресла нет. Нужно поискать в заброшенных классах, вдруг найдётся. – А чем вам не нравится гостиная факультета? – Гарри опять потрогал холодные стенки банки с синим огнём. Не то, чтобы он хоть немного понимал в законах термодинамики, но нюхом чуял, что этот огонь каким-то образом их игнорирует. – Там наверняка полно кресел. – В гостиной очень шумно, невозможно сосредоточиться, – Гермиона принялась выгружать из сумки книги и пергаменты. – Как будто у вас не так. Поттер хмыкнул. Он даже предположить не мог, что сделают префекты с тем, кто посмеет шуметь во время подготовки к урокам. – У нас не так, – сказал он. – У нас Ургхарт, Бёрк и седьмой курс в мандраже перед ТРИТОНами. «Заглушки» висят над каждым стулом. – «Заглушки»? – Заклятия и чары, уменьшающие звук. Существует довольно много разновидностей для разных целей. – А ты их знаешь? – Парочку знаю, только они у меня не работают. Смотри, – и Гарри принялся показывать движения палочкой, нараспев произнося слова заклинания. Гермиона старательно повторяла за ним и уже через полчаса смогла правильно поставить обе «заглушки»: одна гасила звук извне, а вторая не пропускала шум наружу. – Ты сильная ведьма, – с лёгкой завистью сказал Поттер. – Мне бы так. – Ничего, Гарри, – Гермиона утешающе погладила его по рукаву мантии. – Ты очень старательный, у тебя обязательно всё получится. А Малфой так умеет? «Малфой ещё и не так умеет – молча и вчетверо быстрее», – подумал Гарри, а вслух сказал: – Конечно. Это он показал мне эти заклятия. Грейнджер замялась, слегка покраснела и нерешительно спросила: – Драко, он же неплохой мальчик, да? Ты ведь не станешь дружить с дрянью? – Он неплохой хорёк, – мрачно сказал Гарри. – Просто, я бы сказал, образцовый представитель семейства куньих. Не связывайся, мой тебе совет. – Фу, как не стыдно говорить гадости о человеке за глаза! – А в глаза, значит, не стыдно? О, гриффиндорцы! – развеселился Гарри и тут же посерьёзнел: – Гермиона, я заметил твой интерес к нему. Малфой только с виду милый, а перед тобой он даже притворяться не станет, хорь несчастный. Тебе ничего не светит, уверяю. – Гарри Джеймс Поттер! – пунцовая от гнева и смущения Гермиона топнула ногой. – Что за намёки? Никакого интереса! В смысле, мне любопытно, конечно, но ничего такого нет! Ясно тебе?! – Ясно, – Гарри вскинул ладони и героическим усилием удержался от улыбки. – Мне показалось, прости. Но Хорёк всё равно неподходящее знакомство для умной и симпатичной маглорождённой девочки. Тот же Флинт, только на морду приятней. – Это неправда, – упрямо мотнула головой Грейнджер. – Драко столько всего знает и умеет об этом интересно рассказать. Он читать любит! «А ещё у него нормальная температура тела на полтора градуса выше, чем у меня с тобой, – подумал Гарри. – Когда Малфой злится, а злится он часто, вокруг него явственно нагревается воздух. Он дико силён как маг, тысяча лет жёсткой селекции – это не шутки. А значит, магия, чем бы она ни была, здорово его изменила. Не только тело, но и мозги – одно без другого не бывает. Драко почти нечеловек, Грейнджер. Мутант он, и логика у него нелюдская, и мыслит он иными категориями. Я уже завидую Террористу, тот сумел если не понять Их, то найти с Ними общий язык. Как? Или это Они нашли себе посредника и переводчика? И зачем Их детям я?» – Так себе критерий, – сказал Гарри примирительно, переубеждать Грейнджер было бесполезно. Хотя чисто по-человечески, из видовой, так сказать, солидарности её было жаль. – Нет! Я не спорю, выдохни! Просто предупредил, не жалуйся потом. – Но ты ведь дружишь с Малфоем! – Я бы не назвал это дружбой,– осторожно сказал Поттер. – Уизли зря волнуется, мы слишком разные. – Пожалуй, тебе виднее, – подумав, так же осторожно ответила Гермиона. По лицу её было видно, что спорить ей тоже не хочется. - Мы поговорить с тобой хотели, только ребят профессор Снейп наказал отработкой за сегодняшнее занятие. Котлы, бедные, моют. – Котлы точно бедные, – проворчал Гарри. – Наверняка сами плавятся с перепугу, едва завидев Лонгботтома. Сегодня он превзошёл сам себя, как мы только живы остались. – Но так даже лучше, – решительно сказала Гермиона. – Поговорим вдвоём, без обиняков.***
Шагая назад в подземелья, Гарри размышлял над разговором с Грейнджер. Подумать было над чем – речь опять шла о проклятом Запретном коридоре. Зацикленность грифферов на цербере и охраняемом им люке раньше бесила Поттера до цветных пятен перед глазами. Посмотреть на цербера и впрямь было бы интересно, не каждый день выпадает случай взглянуть на мифическое животное. Но маниакальное стремление умыкнуть неизвестный предмет – или предметы? – из-под охраны цербера казалось хорошему мальчику Гарольду Дурслю чем-то дурным и противоестественным. Кража есть кража, таким вещам не существует оправданий. После разговора со Снейпом всё встало на свои места. Запретный коридор – это квест для героя, своего рода инициация. Гарри с лёгким сердцем поклялся своему декану ни в коем случае не соглашаться на авантюру, с другой же стороны ему было любопытно, что именно служило приманкой для героя. Теперь выяснилось, что «прохождение лабиринта» должно было не только выявить геройский потенциал, но и сплотить команду героя. Гермиона, слегка смущаясь, рассказала о надеждах Уизли подружиться с Поттером по-настоящему – во время преодоления трудностей и опасностей. Гарри похихикал, но вынужден был признать, что рациональное зерно в этих рассуждениях имелось. Например, трудности и опасности общения с упрямым слизнем Поттером и его ненормальной свитой сплотили троих гриффиндорцев так, как и не снилось целой своре церберов. Волей-неволей троица проводила вместе всё своё свободное время и, сама того не замечая, подружилась. Гарри с изумлением узнавал о том, что рыжий Рон, оказывается, яростно защищал Невилла с Гермионой от насмешек собственных братцев, а вчера неслабо отделал второкурсника Маклаггена за «недоведьму» в адрес Грейнджер. И Лонгботтом, кто бы мог подумать, вовсе не всегда мямлил и тупил, а был вполне отважен и крайне рассудителен, особенно если его задевали за живое. – Они очень хорошие ребята, – волнуясь, объясняла Гермиона, – и я совсем не понимаю, почему ты нас избегаешь. – Никого я не избегаю, – замотал головой Гарри и помрачнел: враньё давалось ему всё легче и легче, и скоро в этом подлом занятии он вполне сможет на равных соперничать с Хорьком. – Просто у меня много времени забирает учёба, я не такой талантливый, как ты со своими приятелями. Если я начну ещё и по запретным коридорам бегать, меня попросту отчислят из школы. И куда мне потом? – Ты же герой, как тебя можно отчислить? – Даже знать не хочу, как. Грейнджер помолчала, не глядя на Гарри, тяжко вздохнула и нехотя произнесла: – Прости, пожалуйста, но мне кажется, что мы тебе не нравимся. Ты держишься как-то… Как будто одолжение делаешь, что ли. – Мне цербер не нравится, а вы не кусаетесь, – попытался отшутиться Гарри, но попытка не удалась. Гермиона подняла голову и, внимательно прищурившись, в упор уставилась на Поттера: – А правду? Слабо, герой? – Гермиона, дружба с рыжим грубияном тебя портит, – лукаво улыбнулся Гарри, мысленно благодаря засранца Малфоя за его богатейшую коллекцию фразочек-увёрток. Говорить правду было не слабо, но глупо, и отреагировать на такую откровенную провокацию следовало по-взрослому. – Это не твои слова, и мысли не твои. Ты хорошая и вежливая девочка, получившая нормальное воспитание в нормальном мире, ты не можешь просто так, без всяких доказательств, обвинять человека во лжи. Грейнджер на секунду смутилась и отвела взгляд, но потом решительно поджала губы, совсем как Маккошка, намеревающаяся залепить тролля, и упрямо продолжила: – Теперь я поняла, ты обижен на директора и соратников своих родителей. Но сам посуди, шла война, и у профессора Дамблдора не было времени с тобой нянчиться. Будь сильнее глупых детских обид, Гарри. Видно, до настоящего слизеринца Поттеру было ещё далеко, потому что всю «взрослость» моментально снесло до основания. Гарри только и успел, ведомый каким-то шестым или даже седьмым чувством, деактивировать подарок Дадли. Браслет заткнулся, но и без него затрясло от ярости, и Поттер зашипел, едва не переходя на парселтанг: – Нянчиться? С-сильнее?! Ты с-свихнулась, Грейндж-шер! Та отшатнулась, позабыв про палочку, инстинктивно вскинула руки в защитном жесте: «Гарри!», а Поттера также внезапно «выключило». – Прости, Гермиона, – едва ворочая вмиг потяжелевшим языком, вяло проговорил он. – Мне не стоило терять самообладание. Но объясни мне, ради Мерлина, какое отношение имеют мои детские обиды к вашей компании и запертому церберу. Я уже ничего не понимаю и готов послать вас далеко и надолго. Потому что вы тоже мне врёте. На каждом шагу. Грейнджер резко выдохнула и уцепилась за рукав поттеровской мантии: – Нет, Гарри! Ты всё не так понял! – Повторяю, я вообще ничего не понял – ни так, ни этак. Рассказывай, или это последняя наша встреча. Грейнджер виновато моргнула, сосредоточенно нахмурилась и принялась излагать путаную и донельзя странную историю о Запретном коридоре. Как гриффиндорцы смогли увязать в одно целое щенка цербера, обмолвки Хагрида, газетную статью об ограблении Гринготтса и патрулирование коридора Снейпом, Гарри понять не смог. В отличие от Дадли, детективами он никогда не увлекался, причинной связи между всеми этими событиями не уловил и терпеливо дожидался окончания рассказа, чтобы с чистой совестью объявить гриффиндорские изыскания бредом. Надо отдать должное, троица проделала гигантскую работу – пока Гарри полёживал в больнице, они рылись в библиотеке, спорили до хрипоты и регулярно таскались к Хагриду, выуживая из простодушного полувеликана всё новые подробности. Рона особо обрадовал тот факт, что директорское поручение Хагрид выполнял в присутствии Гарри: в деле появился новый свидетель. Но как раз на этом этапе Поттер упёрся, принялся бегать от доморощенных сыщиков и хамить им почём зря, игнорируя осторожные расспросы и не понимая намёков. – Никогда не мечтал стать полицейским, – пожал плечами Гарри. – Хотели спросить, спросили бы прямо. Да, Хагрид навещал какой-то сейф, семьсот… Семьсот двенадцать, что ли. Или двадцать, не помню. И что с того? – Семьсот тринадцать. В этот же день именно этот сейф пытались ограбить! Теперь мы думаем, что мистер Дамблдор знал, что за содержимым сейфа охотятся, и принял меры. Ты не видел, что за вещь вынес из сейфа Хагрид? – Нет, я в тележке сидел и в сейфовую комнату не заходил. – Тележка? В комнату? – Ах да, ты же никогда не бывала в Гринготтсе. Очень странное местечко и совсем не похоже на обычный банк. Гарри описал свой поход за сотней галеонов, попутно рассказывая о бредовом устройстве магических хранилищ денег и ценностей: – Это целая комната, вырубленная в скале, и снаружи не видно, что там делают. Когда Хагрид вышел, в руках у него ничего не было. – А почему ты с ним не пошёл, Гарри? – В чужой сейф? Где тебя воспитывали, незнакомая мне девочка? К тому же, мне было о чём подумать в этот день, поверь. – Если в руках ничего не было, значит, Хагрид положил эту вещь в карман, – задумчиво пробормотала Гермиона. – А карманы у Хагрида – это… – Стоп, Грейнджер! – Поттер помахал рукой у Гермионы перед глазами. – Я так понимаю, вам в тыквенный сок подливают запрещённые зелья для пущей храбрости. Но сделай усилие и вспомни прежнюю жизнь – слова «ордер на обыск» тебе ничего не говорят? – Гарри, как не стыдно, – вскинулась Грейнджер. – Мы не собираемся шарить по карманам у Хагрида. – Слава Мерлину! – Это бесполезно, ведь вещь уже находится где-то в Запретном коридоре. – О, Мордред! – Гарри, а тебе Хагрид ничего не рассказывал о своём поручении? – А как же! – ядовито сказал Гарри. – Всё рассказал! Как на исповеди. И передай, говорит, Уизли, Лонгботтому и Грейнджер всё в точности, ничего не забудь. Гермиона смерила его почти малфоевским взглядом – смесь досады, тоски и ласковой укоризны. Естественно, Гарри немедленно взбеленился – да что им всем надо-то от него? – Мисс Грейнджер! Официально заявляю, что мистер Хагрид сказал мне самое главное – директор Дамблдор, великий человек, доверяет ему безоглядно. Что вы, первокурсники, сделаете такого, чего не может величайший волшебник современности, Верховный чародей Визенгамота и председатель Международной конфедерации магов? Цербера без вас накормят, и вещь без вас уберегут, расслабься. Гермиона растерянно захлопала глазами. – С чего ты взяла, что твоё участие в этой истории необходимо? – напирал Гарри. – Уизли, он боевик, и башка ему без надобности. Лонгботтом – рохля, ему проще сделать, чем объяснить, почему не хочется. Но ты, Гермиона? Тебе скучно в Хоге, нечем заняться? Правильно я от вас бегал, вы ненормальные. – Не обзывайся, Поттер, – обиженно сказала Грейнджер. – Помогать директору Дамблдору – наш долг. Он немолод, и у него множество забот – как тут уследить за всем? К тому же, директор очень добр и чересчур доверяет людям. Гарри отвесил челюсть. Мистера Дамблдора, победителя двух тёмных лордов, прожжённого политика, сильнейшего легилимента Европы и, Мордред побери, педагога с полувековым опытом работы только что, любя, обозвали старым маразматиком. «Чтобы ты, пикси несчастный, ещё когда-нибудь судил о людях по цвету их мантий! – развеселился Поттер. – Кстати, заметь, чудаков среди магов много. И запомни, герой ты хренов – странный, не значит тупой. Скорее, наоборот». – Ах, если долг, – кротко сказал Гарри, велев совести заткнуться, – тогда, конечно, пасём цербера. Вы уже догадались, что за вещь он охраняет? – Пока что нет, – тряхнула кудрями Гермиона, – но вот-вот догадаемся. Хагрид опять проговорился. Да он же при тебе дал подсказку, ты что, не помнишь? Гарри подумал и помотал головой: – Нет, не помню. – Он сказал: «Это дело касается только Дамблдора да Фламеля», – Гермиона подняла палец вверх и, явно подражая Макгонагалл, негромко подытожила: – Осталось узнать, кто такой Фламель, и задача решена. – А вы не знаете? – вкрадчиво спросил Гарри, после секундной борьбы усмирив вновь накатившее бешенство. – Нет, – с искренним сожалением ответила Гермиона и засмеялась: – Рон, чудной, попросил на каникулах спросить у моих родителей. Шутник! «Не то слово, – мысленно прошипел Гарри, – клоун, сука, просто!» – И Невилл не знает? – на всякий случай уточнил он. – Совсем-совсем? – Увы, – грустно вздохнула Гермиона. – Мы кучу книг перелопатили – ни одного упоминания. Завтра все на каникулы разъезжаются, я попросила ребят продолжить работу, но надежда на них слабая, с каталогами работать они не умеют. Гарри, поможешь мне? – Обязательно, – кивнул Гарри. – Помогу, какой разговор. А парни о чём хотели со мной поговорить? – Это Невилл хотел что-то важное тебе рассказать. Теперь уже после каникул, договорились? – Гермиона робко улыбнулась. – Гарри, мы не враги тебе. Мы очень хотим дружить с тобой по-настоящему, без недомолвок и ссор. Мир? – Мир, – кивнул Гарри и протянул руку. – Но к церберу я не пойду, не обижайтесь. – Как скажешь, – вздохнула Грейнджер. – Тем более, мы так и не нашли способа пройти мимо него. Поттер проводил Гермиону к гриффиндорской башне, продолжая обдумывать недавний разговор и немалым усилием воли сдерживая злость. В магической Британии Николас Фламель – легендарный алхимик, отыскавший философский камень – был известен каждому книзлу. Мэтр почти не появлялся на публике, ограничиваясь перепиской с немногими избранными, но его биография в художественной обработке служила магам книгой для семейного чтения вот уже пару столетий. Сам Гарри услыхал о бессмертном алхимике на третий или четвёртый день пребывания в Хогвартсе из спора Забини с Малфоем. Когда недоумевающий Гарри набрался храбрости спросить, не является ли существование эликсира бессмертия шуткой, Забини окинул его насмешливым взглядом и вернулся к перепалке. Так что, подробности Гарри узнавал самостоятельно из той самой биографии – в библиотеке Хогвартса имелся десяток её экземпляров. Предположим, что шестого Уизли с пелёнок до Хогвартса держали под Ступефаем, и ему неоткуда было узнать, кто такой Фламель. Допустим. Но Лонгботтом-то – парень неглупый, довольно начитанный, и до сегодняшнего дня казался вполне порядочным. Хотя… Если подружиться с героем ему действительно велела бабушка, то дело у героя швах. В бабках у Пупсика числилась некая Стальная Августа, боевой маг и ближайшая сподвижница Дамблдора. Слизеринцы величали её чокнутой, но сплетничали о леди Лонгботтом неохотно и с опаской. Видимо, бабуля была та ещё фея-крёстная и знала, с какого конца за палочку берутся. Внук пошёл не в бабку, точно. Блеет, мямлит, робеет и сомневается, постоянно угрызаемый тем, что у магов имеется вместо совести. Вероятно, именно эти колебания Гарри принимал за порядочность, а Пупсику просто неудобно и лениво было послать их обоих – и Поттера, и бабку. Интересно, что такого важного он хотел сказать? Тут Гарри услышал голоса, эхом отражавшиеся от каменного кружева стен и, по привычке прищурившись, разглядел в конце коридора рыжие патлы Уизела и пухлую фигуру внучка свирепой леди. Наверняка возвращались из подземелий, с отработки у Снейпа. «На ловца и снитч летит», – злорадно подумал Гарри и решил, что на каникулах надо бы порепетировать перед зеркалом. Была в коллекции Малфоя одна ухмылочка, кривая и невесёлая, которая как нельзя лучше подходила для трудных разговоров перед дракой, однако Поттеру она пока не давалась. Интересно, что завидев у Драко эту ухмылку в первый раз, Флинт хлопнул себя по ляжкам и восхищённо присвистнул: «Сука, как живой получился! Ты не можешь его помнить, колдографии остались, что ли?» Гарри не стал спрашивать, кто из покойных УПСов улыбался таким манером – вот ещё! – но саму гримасу перенять стоило. – О, Гарри, привет! – заулыбались придурки, но вмиг скисли, разглядев выражение лица Поттера. – Благородство, отвага и честь, – холодно сказал Гарри, загнав нетерпеливое бешенство поглубже, чтобы не всплывало в неподходящий момент. – Во плоти. Итак, суки вы чистокровные, кто такой Фламель, не подскажете? Поттер даже залюбовался, до того потешные выражения лиц сделались у грифферов – смесь стыда, досады, раскаяния и горячего желания овладеть аппарацией немедленно. – Прекрасно, – процедил Поттер и сделал вид, что хочет обойти «друзей» и продолжить свой путь. – Гарри! – рыжий Рон заступил ему дорогу и, виновато моргая, сказал: – Ты нас не так понял. – Я, Уизел, с некоторых пор вообще ни хуя не понимаю, – нехорошо улыбаясь, сказал Гарри. – С дороги! – Гарри! – ага, это очнулся Пупс, красный, с бегающими глазками. Заикается, гадёныш. – Мы хотели… – Да насрать, что вы там хотели, – Гарри холодно улыбнулся. – Ещё раз ко мне подойдёте – пожалеете. И отстаньте от девочки. Увижу кого-нибудь из вас рядом с Гермионой, отравлю. – Да послушай же, Гарри, – проскулил Лонгботтом. – Мы не нарочно. Гарри по-снейповски скрестил руки на груди и насмешливо уставился на завравшихся придурков. – В смысле, нарочно, но не со зла, – торопливо поправил приятеля Уизли. – Честное слово! – Верю, – кивнул Гарри. – Шуточки над грязнокровками – это не зло, а так, развлечение. Бездна, блядь, остроумия. Пошли вон. – Прости нас, Гарри, – Лонгботтом едва не ревел. – Гермиона, она… Ну, ей же нравится учиться. Мы просто думали, что ей приятно будет самой… – Коряво, – оценил Гарри. – Следующая попытка. Рыжий, твоя очередь. – Да чего там, – мрачный Уизли ковырнул пол сбитым носком ботинка. – Думали, что Гермиона обязательно тебя в библиотеку потащит, и вы, два умника, за книжками подружитесь. – Ага, – Поттер потёр шрам, – а мы враждовали? – Гарри, прости, – Пупсик кусал губы. – Дурацкая была идея. – Что за вещь охраняет цербер? Или нам с Гермионой в библиотеку сходить? – Гарри, не сердись, – Лонгботтом безуспешно пытался совладать с заиканием. – Мы действительно не знаем, что там может быть. Да это и неважно. Главное, чтобы эта вещь не попала в руки Снейпу. Он явно за ней охотится. – Вам надо мадам Помфри показаться. Обоим, – Гарри так устал, что даже злиться не получалось толком. – Я Гермионе ничего не сказал, незачем её огорчать за день до каникул. – Спасибо, Гарри! – хором выкрикнули два идиота, Поттер только поморщился. – Там разберёмся, – буркнул он, нервным жестом запахнул мантию и торопливо зашагал в подземелья.***
*** – Ох ты и суров, Поттер, – за спиной раздался негромкий смешок, Гарри чуть не подпрыгнул от неожиданности, а из-за ближайшей колонны вышел Люциан Боул, держа руки на виду. – Я думал, Круциатусами начнёшь кидаться направо и налево. Грозен и свиреп, жуть просто. Гарри покраснел: – Хватит издеваться. Ты откуда? Боул закатил глаза: – Так, охрана, Поттер. Ты всерьёз решил, что Ургхарт отступится? Гарри застонал. Накануне у него случился большой скандал с префектом. Ургхарт после истории с зеркалом наотрез отказывался выпускать Гарри из подземелий к гриффиндорцам без сопровождения. Поттер же, помня не столько о зеркале, сколько о Флинте, настаивал на снятии охраны хотя бы на время встреч с троицей. Они долго мотали друг другу нервы под насмешливыми взглядами нейтралов, пока Ургхарт нецензурно не пожелал Поттеру сдохнуть где-нибудь в заброшенном коридоре и не рявкнул на своих, публично запрещая им даже смотреть в сторону Поттера. Малфой был явно недоволен, Гарри ожидал разборок ещё и с ним, но Драко быстро взял себя в руки и остаток вечера вёл себя как ни в чём не бывало. Оказывается, дракклов Ургхарт просто взялся за дело всерьёз. Он поручил проследить за Уизли, Грейнджер и Лонгботтомом и через пару часов уже знал о местонахождении очередного гриффиндорского «логова». Комната, которой так гордилась Гермиона, была обыскана лично Ургхартом в паре с Флинтом. – В одном из шкафов гнездо докси нашли, Поттер, – наставительно сказал Боул и грозно потряс указательным пальцем. – А мог и боггарт случиться запросто, в том классе лет двести никого не было. – Потом расскажешь, что за пакость, – вздохнул Гарри, понурившись. – И вы за мной ходили скрытно, да? – Чего там скрытничать, – хмыкнул Люциан, – ты и по сторонам толком не смотришь, умник. Тебя в клетке надо носить, как сову. Попросись у Теренса к нам на тренировки, раз на факультатив не записался к Снейпу. – Опять издеваешься, – грустно сказал Гарри. – Из меня боец тоже, как из совы. – Научишься прятаться правильно, падать вовремя и не мешать бойцам. Отец говорит, большинство цивилов в панике гибнет, по глупости. Ургхарт не откажет, не трусь. – Я подумаю, – пообещал Гарри, прикидывая, что свободного времени не останется вовсе. – А Ургхарта сдал почему? – Выволочку твою послушал, задушевно вещаешь, – засмеялся Боул. – Парнишка, думаю, неглупый, скоро догадается – будешь перед ним стоять, как обоссанный, и блеять, мол, из добрых побуждений прятался. Но охрана нужна, герой. Не знаю, как у маглов, а у нас мелкота всегда под присмотром. – Люк, ты всего-то на пару лет меня старше, – фыркнул Гарри, – хоть и вымахал, как тролль. Ты ещё сам мелкота. – У меня два меньших брата, а это человеку немало годов прибавляет, поверь. А почему ты подружке своей не сказал, что эти ослы её дурят? Неужто из-за Рождества? – Гермиона плохо ладит с людьми. Если Невилл и Рон не станут с ней дружить, она останется совсем одна на факультете, – Гарри передёрнуло. – Врагу не пожелаю. Только получается, что я ей тоже соврал. Из добрых, блин, побуждений. Ничем я не лучше. – Все врут, – утешил его Боул. – Главное, не попадайся. В гостиной и спальнях царила суета. Студенты спешно собирали вещи, готовясь к отъезду на каникулы, и настроение у Гарри упало окончательно. Он мрачно зыркнул на хохочущих Малфоя и Забини, залез на кровать, задёрнул полог и достал из-под подушки «Физиологию человека». Из всех слизеринцев в Хогвартсе оставался один Гарри. Даже Пьюси, обычно проводивший зимние каникулы в замке, ехал в гости к Булстроуд. Гарри был рад за него, но себя всё равно было очень жалко. Завтра он проводит Малфоя, Пьюси и Гермиону на Хогвартс-экспресс, а послезавтра наступит худшее Рождество в его жизни. Поттер закрыл «Физиологию», уткнулся носом в подушку и заревел.