Цветок Гондора

— Забавное место, правда? — Далрин шагнула из ниши в стене тронного чертога навстречу вошедшим королю и королеве. Она указала рукой на трон на ступенчатом возвышении и подмигнула Арагорну. — Когда мне было семь, я однажды сидела там. И была наказана, да, — со смехом добавила тут же она, глядя на короля без официального почтения, а по-старому, по-дружески, как многие месяцы назад в походе братства, когда он всё ещё был простым следопытом, а она девушкой из высокого гондорского рода… Только вот теперь он король, а она — она уходит навсегда. — Твоё детство прошло под сводами этих залов, — не то спросил, не то констатировал факт Арагорн, — завидная судьба для девы из числа людей… — И безмерно скромная для той, чей отец был эльфинитом, — добавила Арвен, взяв Далрин за руку. — Твоя судьба лишь подтверждение того, что чудеса случаются, пусть и в самые тёмные для нас часы. — Мы можем сделать что-то для тебя? — спросил король. — Теперь, когда всё закончилось? Далрин посмотрела на него пристально, снизу вверх, потом перевела взгляд на королеву, и мимолётная улыбка осветила её лицо. — Большего дара, чем мне был дан, уже быть не может, — коротко отозвалась она, — корабль уйдёт в срок, но ни одного из вас там не будет, я же займу ваше место. Примите же мою преданность и простите, что не могу более ничем послужить вам. Далрин поклонилась королевской чете и зашагала к выходу из чертога. Уже на Фонтанном дворе, на самых ступенях крыльца, она наткнулась на самую странную пару, какую только можно было представить: на ступеньках сидел король Рохана, рядом с ним же стоял гном, и голова его была вровень с головой Эомера. — В таком случае, мне понадобится секира, — со вздохом сообщил Гимли, уже собираясь куда-то идти, но Далрин остановила его. — Враг сокрушён, зачем же секира, о Гимли, сын Глоина? — Размолвка у нас вышла с государем Эомером, — проворчал Гимли, махнув рукой. — Боюсь, решится она в поединке. — В чём же спор? — полюбопытствовала Далрин. — Господин гном защищает честь Владычицы Лориэна, — отозвался Эомер, потирая лоб, — всё дело в том, что я не смог признать её первой красавицей. Но посуди сама, разве не королева Арвен первейшая красавица у нас из всех? Далрин рассмеялась. — Эх, вы, — наконец вымолвила она, — спорите о том, чего не понимаете. А я скажу, что первая красавица на весь мир одна — и имя ей Эовин, принцесса Рохана. — Вот как? — заинтересованный Эомер бросил быстрый взгляд на девушку. — И что же, ты тоже прикажешь послать за своим мечом? Далрин пожала плечами, а потом вдруг сказала: — Не выйдет у меня с вами битвы. Ты, Гимли, выбрал утреннюю звезду, а ты, Эомер, вечернюю, меня же пленило дневное солнце. И оно не закатится до тех пор, пока не придёт вечер. Закат окрасил стены Башни Эктелиона, когда Фродо стоял рядом с Далрин у края ограды неподалёку от Белого Древа. Ещё совсем юное, оно выросло из крошечного саженца, что принёс Арагорн. Мелкие белоснежные цветы густо покрывали его неокрепшие ветки. Свежий вечерний ветер веял в лицо, и девушка, опершись руками о мраморный парапет, напряжённо всматривалась вдаль, словно пытаясь разглядеть что-то необычайно важное для неё. — Отсюда не видно Моря, — с тихим вздохом промолвила она, и Фродо ощутил, как её грустные слова отозвались в его душе. — Нет, я не о том море, что начинается за Пеларгиром, — поспешно добавила Далрин, хоть и знала, что хоббит и так её понял. — Иное Море зовёт меня, Фродо Бэггинс. — И я непрестанно думаю о заливе за белыми башнями далеко на западе Средиземья, — тихо отозвался он и тут же изумлённо воскликнул: — Зовёт? Море зовёт тебя? Это же невозможно. — Ты так думаешь? — ответила девушка, и странным блеском лучились её светло-серые глаза, устремлённые вдаль. Они молчали некоторое время, а последние солнечные лучи между тем гасли, позолотив ярусы улиц гондорской столицы. — В моих жилах течёт и кровь эльдар, — заговорила Далрин, — я дочь полуэльфа и могу выбирать свою судьбу. Все эти годы я не была готова к этому, моё детство и юность прошли среди людей, однако с годами зов предков по отцовской линии становится сильнее… — Но ведь у тебя не было Кольца, — возразил Фродо, — и боль потерь и тягот не коснулась тебя. — Не коснулась? — переспросила Далрин, улыбнувшись уголком рта. — Я потеряла всё, Фродо. Все, кого я хоть сколько-нибудь любила, мертвы. Кроме тебя. — А что твой брат? Разве он не жив? — Жив и занят своими заботами, — покачала головой девушка. — У меня нет никого. Она замолчала, и в ближайшее время они не возвращались к этому.