Бум-бай, бумдиггибай-бай. Засыпай любовь моя, засыпай. Бум-бай, бумдиггибай-бай. Закрывай глаза свои, закрывай. Бум-бай, бумдиггибай-бай. Засыпай любовь моя, засыпай. В колыбели уснула печаль. Засыпай любовь моя, засыпай.
Сумерки еще не окутали пустошь, но вечер уже напоминал о своем приближении холодным воздухом. Уставшие и измотанные, пятеро путников сидели на холодном песке. Машину пришлось оставить вчера вечером — топливо закончилось, и пикап превратился в бесполезную груду железа. В машине переночевали, а утром отправились дальше пешком, прихватив с собой ровно столько, сколько могли унести. Оружие и патроны, еда и побольше воды. Кристина держалась поблизости от Эрика, опасаясь, что если отойдет дальше, случится что-то плохое. Искренняя пыталась вспомнить день недели или число, но эта задача оказала непосильной. Даже месяца терялись во времени. Наверное, уже начался сентябрь… В перехватывающем бункере Кристина должна была умереть. Джек пришел за ней, а потом Тори направила на нее дуло пистолета. Иногда Кристине мерещилось, что она тонет в пучине крови, тогда девушка отыскивала глазами Эрика, встречалась с ним взглядом, и страшные чувства отпускали. Кристина знала, что вскоре это пройдёт. Смерть шла за путниками по пятам, а Искренняя вдруг поняла, что стала к ней менее восприимчива. — Куда мы идем? — Зик ходил вдоль обрыва, у которого расположились остатки отряда, а теперь остановился и обернулся к Эрику. В начале сентября у Тори был день рождения. И каждый год они запускали бумажных змеев, вначале втроем, а потом, когда погиб Джордж — уже вдвоём. Уезжали за Стену, чуть дальше от ферм Дружелюбия, чтобы скрыться от посторонних глаз. Куски бумаги, сделанные собственноручно, взмывали в воздух. Тори сказала однажды: «Хочу стать такой же свободной. Взмыть в воздух и улететь прочь». Тогда Зик понимал ее лишь отчасти. Теперь он тоже хотел улететь — избавиться от боли, затмевающей разум и рвущей сердце не кусочки. Та, которую он любил всю свою не долгую жизнь, умерла у него на руках. Погибла от пули командира — того, кому Бесстрашный присягал на верность, клялся жизнью и честью. — Ты же знаешь. В северный бункер. Эрик и Кристина, сидящие плечом к плечу, синхронно подняли глаза на Зика. Кристина хотела подняться на ноги, но командир властным жестом удержал ее на месте. Трис и Четыре оторвались от созерцания друг друга. В воздухе повисло холодное, подобно воздуху в этот вечер, напряжение. — Нет никакого северного бункера! — Хохотнул Зик. От веселого остряка, в чьих увлекательные истории невозможно было понять, что правда, а где вымысел, ни осталось и следа. Смерть Тори потрясла его. — Бункер есть. — Эрик оставался совершенно спокоен. — Я видел его на карте. — Его нет ни на одной из наших карт… — На карте в компьютере Макса он есть. — Парировал Эрик. Четыре удивленно вскинул брови. Командир периметра не так хорошо знал территорию за Стеной и расположение бункеров, как командир разведки, поэтому доверял Эрику. А теперь вырисовываются интересные факты… — Ты лжешь. Ты лжец и убийца, командир. — Кристина, Трис и Четыре поняли, что сейчас что-то случится. Предчувствие неотвратимого висело в воздухе. Но спокойствие командира странным образом передалось его людям, и те будто оцепенели. Никто не двинулся с места. — Прощай, командир… — Зик вскинул руку к виску под идеально правильным углом, отдавая честь — жест, применимый на парадном построении или при даче присяги — шагнул назад и полетел в пропасть. Остальные и опомниться не успели, как быстро все произошло. — Зик! — Взревел Эрик, вскакивая на ноги и мгновенно оказываясь у края пропасти. — Зик! — Он потерял еще одного человека. Еще одного Бесстрашного. Их осталось всего четверо. Четыре шепотом произнес клятву Бесстрашия, вознося дань уважение, а потом вновь поредевший отряд двинулся дальше. Времени на скорбь не было, никто не хотел заночевать в пустоши, где негде было укрыться — девственно голая равнина. Четверо оставшихся еще больше хотели жить. — Что это за бункер, раз о нем никто не знает? — Эрик ждал от Итона этого вопроса даже раньше. — Ты слышал когда-нибудь о Бюро Генетического Благосостояния? — В ответ Тобиас лишь отрицательно покачал головой, не выказывая явного удивления. Пережив столько смертей, он, как и остальные, почти растерял все свои эмоции. Лимит был близок к исчерпанию. — Я немного знаю о них. Лишь, что Макс и Джанин Мэттьюс подчинялись Бюро. И что эта организация стоит за созданием Чикаго. — Так значит, мы не одни… — Догадка Трис не вызвала у нее радости… Все было слишком мало понятно. — «Сострадание высочайшая форма человеческого существования» — процитировала Кристина слова, врезавшиеся в память. Эрик подавил улыбку. Нашла-таки дверь, умная девочка. — Вот только на девиз Бюро это не похоже. Джанин часто повторяла одну фразу. «Выживет сильнейший, слабый должен умереть.» — Это то, что они делают, да? — Зеленые глаза Кристины вдруг показались Эрику двумя омутами, в которых захотелось утонуть. — Да, это то, что они делают, — негромко откликнулся мужчина, но все услышали. Кристина приблизилась к Эрику. Картинка в ее голове складывалась и превращалась в зарево над Чикаго. Кучка людей возомнила себя Богами, решив, что могут сохранять жизнь одним, а других убивать. Ненависти не было, жгучей ярости тоже. Просто она вдруг ясно осознала, что хочет увидеть конец ублюдков, уничтоживших ее семью, ее город — ее будущее. — Когда найдем их, что мы сделаем? — Глаза в глаза. Серые, как сталь. Зеленые — цвета жизни. Кристина знала ответ на свой вопрос. Эрик прекрасно понимал, что она хочет услышать. Куда-то исчезла подкупающая нежность ее женственности, не терявшейся даже в песках и пыли пустоши. Осталась лишь живая сталь. То, что он чувствовал в ней всегда, спрятанное глубоко-глубоко, не осязаемое, не видимое, теперь выбралось на поверхность. Трис и Четыре предпочли отвернуться и сделать вид, что их здесь нет. Слова Эрика странным образом поселили в них сумятицу, но, в то же время, все прояснили. Теперь их цель была ясна. — Мы их убьем. — Ответил Эрик, почти касаясь губами губ Искренней. В этот раз Кристина первая его поцеловала.Пятерка братьев-негритят Ловила пчел в квартире, Ужален в ухо пятый брат, И стало их четыре…