Последний день Помпеи

Ценность — это то, что человек добывает и сохраняет своими действиями. Добродетель — это действие, с помощью которого он добывает и сохраняет ценность. Ценность предполагает наличие критерий— цель и необходимость действия перед лицом выбора. Там, где нет выбора, невозможно существование ценностей.

      Три дня, три бесконечно долгих душных дня и мрачных холодных ночи больше походили на целую вечность. Его, Эрика, персональный ад выглядел бы именно так. Бесстрашный поверил бы, что он уже в аду, не будь рядом Кристины. Она была напоминанием его цели — их общей цели. Она находила в себе силы улыбнуться, взглянуть ласково, и тогда Эрик чувствовал себя живым. Нет, он не в аду, он еще на земле, и он сотрёт Бюро в порошок. Ради Кристины. Ради всех тех, кого забрала пустошь. Ради Чикаго, уничтоженного и унесшего с собой сотни жизней его жителей.       Карта скорее походила на полет фантазий — они в детстве рисовали такие, когда играли в клад -, чем на навигационный атрибут, но именно поэтому Эрик верил ей. Полдня идти вдоль бетона, почти утонувшего в песке — последних напоминаний, что когда-то здесь жили люди. Дальше у высохшего озера уйти правее обломков корабля — «Принцесса Диана» прочитали на куске железа Эрик и Кристина — и взять западнее (дождаться ночи, чтобы увидеть звезды и по ним прочитать направление). Если все будет сделано правильно, то вскоре покажется красная земля.       На закате третьего дня Кристина и Эрик вышли к красной земле. Издалека им показалось, что эта земля обагрена кровью, но то была лишь глина.       — Не могу больше… — выдавила Кристина, опускаясь на раскалённый песок. Ноги и все ее тело превратились в чугун и больше не подчинялись разуму. Эрик опустился рядом с девушкой и поднес флягу к ее пересохшим и потрескавшимся губам. Северный бункер был лишь оазисом в безжалостном плену солнца и песка. Передышка закончилась, и выжженная земля вновь брала свое.       Кристина обоими руками схватилась за флягу, жадно глотала капли, уже давно переставшие быть холодными, но хватило лишь на пару глотков. Пальцы девушки разжались, фляга выскользнула из ее рук и упала в песок. Песок был везде. На руках Кристины, на ее лице, в волосах… Как же она ненавидела песок!       — Кристина… — мужчина обхватил руками ее лицо — кожа покраснела от солнечных ожогов, длинные ресницы дрожали — и взглянул в зеленые глаза. Цвет их вдруг стал бледнее. Эрик моргнул, отбрасывая наваждение — цвет был прежним. Цвет его собственной жизни.       — Какой у тебя был результат теста?       — Что? — шепотом переспросила Искренняя. Тест, Церемония, Выбор — все это было так давно. Как будто в другой жизни. Словно это не она, Кристина, а кто-то другой окропил своей кровью белые камни Искренности. «Правда тверда как камень и столь же нерушима» — любил повторять Джек. Когда Кристина сделала свой выбор, он ободряюще улыбался. Джек тоже остался в прошлом.       — Бесстрашие.       — А Бесстрашные не сдаются, Крис.       — Эрик, я… — девушка не договорила — ее глаза закрылись. Кристина потеряла сознание. Человек, который оставил все страхи давно позади, вдруг осознал, что главный его страх как Дамоклов меч повис в воздухе.       «И никого не стало…» — зазвучали слова Тори, словно она опять появилась рядом и ехидно напомнила их детскую игру, вдруг ставшую всем приговором. Но это не так. Кристина жива, пульс ее ослаб, но просчитывался. Мужчина подхватил девушку на руки и продолжил свой путь.       Вскоре пустошь закончилась, на смену ей пришла другая, больная от последствий катастрофы земля. Она вся была изранена кратерами, ямы заполнила кроваво-красная вода. Радиация, догадался Эрик. Уже должно было появиться Бюро, но о его существовании ничего не напоминало.       — Ну где же вы… — Эрик боролся с отчаянием, но, когда зеленые глаза были сомкнуты, борьба давалась ему сложнее. Минуты казались вечностью.       Когда в воздухе чуть поодаль от Эрика и его бесценной ноши раздалось потрескивание, Бесстрашный не поверил своим глазам, решил, что ему мерещится. В воздухе вырисовывались плазменные пиксели, образовавшие проем, и в нем возник воздушный корабль патруля. Инфракрасные лучи недолго сканировали местность, и лишь после этого корабль выпустил шасси, больше походившие на железные когти, как и сам корабль — на несуществующее животное. Железная дверь корабля опустилась — в Бюро ждали их, последних выживших из Чикаго.       Патрульный корабль пересекал местность за считанные минуты, поэтому расстояние казалось меньшим, чем было на самом деле. Не прошло и пяти минут, как корабль качнулся, опустившись на землю, и дверь снова опустилась. Взору Эрика, прижимавшего к себе потерявшую сознание Кристину, предстало длинное здание с корпусами разных уровней и стеклянными стенами. На аэродроме стояли множество боевых кораблей, а крыши здания увенчивали радары разных размеров. Бюро Генетического Благосостояния.       Последних выживших встречали двое. То есть, людей было больше — в военной форме и с оружием на перевес, по сравнению с которым арсенал Бесстрашия становился детскими игрушками.       Первый мужчина, лет пятидесяти-шестидесяти на вид, одетый с иголочки, Эрику знаком не был. А вот второй…       Эрик отпустил ноги Кристины, крепче прижав девушку к себе, и вскинул пистолет, готовый нажать на курок в любой момент. Десятки прицелов тут же отметили Бесстрашного красными огоньками. Но мужчина видел только одного — Джека Кана. Настоящего, не фантомного, и без всяких сомнений — абсолютно целиком и полностью — живого и невредимого.       — Эрик, опусти оружие. Не стоит… — зазвучал третий голос, успокаивающе и доверительно. Голос, знакомый до боли. Тот, кто был наставником и учителем. Тот, кого Эрик считал отцом. Человек, с чьей смертью он никак не мог смириться. Приведя почти весь свой отряд к гибели, считал себя недостойным учеником этого человека. Непоколебимо веруя в него, зная даже о причастности к деятельности Бюро, искупившейся его гибелью вместе с городом. Но этот человек не погиб. Макс, как и Джек Кан, две мерзкие крысы, сбежали под крыло Бюро, оставив Чикаго гореть в огне.