Рисуя жизнь

Дни сменяли друг друга почти незаметно, и неделя, что Хиро беспрерывно проводил с Масой, прошла на удивление быстро. Казалось, словно один короткий миг пронесся перед глазами, когда каждая встреча была желанной, когда были дороги часы и минуты рядом. Хиро не прекращал встречать Масу после работы, провожать его до дома и приглашать на прогулки, благодаря которым они нашли для себя тихое место где-то вдалеке. Там не было дорог, не было машин, а тропы были невыносимо узкими. Зато всюду цвели пышные цветы, а высокие деревья беспрерывно шептались о чем-то друг с другом, когда ветер игрался с их листвой, а солнце грело свысока. Именно здесь Маса нашел новое вдохновение и наконец закончил свои картины, а Хиро обретал желанный отдых, порой садясь прямо на траву и наблюдая, как Маса делает новые наброски. Его не смущало даже то, что Маса до сих пор оставался с ним слегка замкнутым, неуверенным и отводил взгляд, однако он стал меньше молчать, пусть и говорил все так же тихо. Иногда казалось, что только Хиро умел слушать его: настолько мягким и неизменно безмятежным был тон его голоса, будто когда-то давно он сорвал его и боялся, что это может случиться второй раз, стоит лишь заговорить громче. Но не только это заставляло регулярно вспоминать о вопросе, оставшемся еще со дня их первой встречи. Хиро узнал, что Маса боится прикосновений. В один из дней он невзначай коснулся его руки, и тот тут же отпрянул и испуганно опустил взгляд, лишь прошептав: «Не делай больше так». Тогда Хиро только кивнул и улыбнулся снисходительной улыбкой, но не мог не задуматься о прошлом Масы, о котором отныне желал знать абсолютно все. — О чем ты вновь думаешь? — заметив, как затянулась пауза между разговором, вопросил Маса, аккуратно выводя что-то на белоснежном листе и пачкая подушечки пальцев стержнем угля. Хиро, перевернувшись набок, лежал рядом на мягкой траве, слушая, как Маса делает аккуратные штрихи, а легкий летний ветер приносит за собой шептание листвы. Пусть тревожная мысль, закравшаяся в сознание, до сих пор не уходила, умиротворение расслабленностью отдавалось в теле. С Масой всегда было спокойно, и Хиро забывался в минутах, проводимых с ним. — О тебе, — честно признался он, подняв на Масу взгляд. — Обо мне? — неуверенно переспросил Маса, продолжая новую картину, однако уже медленнее, чем мгновениями ранее. Хиро, внимательно глядя на него, заметил, как на щеках появился розоватый румянец, а уголки губ на секунду приподнялись в улыбке. Наверное, ему еще не приходилось слышать подобное. — Ты удивительный, Маса. С тобой интересно и приятно находиться рядом… И знаешь, я тоже жалею, что мы не узнали друг друга раньше, — слова не давались Хиро с трудом, как это иногда бывало с другими, — с Масой ему было легко. Но Маса ничего не сказал, словно бы боясь подарить взаимный ответ. И Хиро чувствовал, как тяжело ему далось это молчание. Иногда складывалось ощущение, что Маса пытался поделиться с ним чем-то своим, чем-то таким, что он держал в сокровенной тайне ото всех где-то глубоко внутри себя, но не мог вымолвить ни слова. Казалось, он терялся в собственных мыслях и чувствах и вновь безнадежно замыкался в себе, глядя куда-то вниз, когда Хиро, готовый его выслушать, был рядом. Как сейчас. — Скажи хоть, что ты рисуешь? — Хиро прервал молчание, когда Маса, закрыв рисунок ладонями, обернулся к нему. — Это секрет, — шепотом сообщил он, глядя на него, а в следующий момент продолжил делать легкие штришки. Хиро лишь выдохнул, зная, что вскоре Маса сам покажет ему картину и объяснит то, что он хотел передать через нее. Но почему-то Хиро заранее был уверен, что эта картина не будет похожа ни на одну из предыдущих. Наверное, сказывалось то, что жизнь начала обретать настоящий смысл. Лучи дневного солнца приятным теплом скользили по коже, а мягкая трава шевелилась от каждого прикосновения ветра. И Хиро видел, как Маса, ощущая это, тихонько улыбался, а оттого не хотел уходить отсюда, пускай вскоре зеленое поле накроет яркий закат. — Хорошо, что мы нашли это место, — он потянулся и сел рядом с Масой, скрестив ноги и смотря в бесконечную даль. Он желал увидеть в ней будущее, желал увидеть, как Маса, не отпуская его руки, следует за ним, но видел лишь преграду. То черное пятно из памяти Масы, мешающее ему взять его с собой прямо сейчас. — Да, — согласно кивнул Маса и, отложив практически готовый рисунок в сторону, тоже стал смотреть вперед. — Оно похоже на другой мир, где, кроме спокойствия, нет ничего. Жаль, что Хиро не мог проникнуть в его фантазии и узнать, как разрушить беспросветную стену между ними. Он лишь только догадывался, что в этот момент Маса тоже думал о будущем, стараясь подавить прошлое, которое сжимало его в тугие тиски и не желало выпускать из своей клетки. Но что бы ни случилось тогда, Хиро не оставит его одного. Маса стал дорог ему, дорог, как никто иной. Слова Масы, уносимые ветром, потерялись в чистейшем воздухе, когда Хиро придвинулся к нему ближе, оставив лишь незначительное расстояние, чтобы Маса не вспомнил о своем страхе, чтобы не тревожился сейчас. Он больше не смотрел в просторную даль, он оставлял в памяти этот момент, когда Маса находился так близко, но в то же время далеко — по ту сторону невидимой стены. — Маса, — осторожно позвал его Хиро, — я не хочу расставаться с тобой сегодня. Маса мгновенно опустил взгляд, когда ветер невзначай коснулся его шелковых волос, но в следующий момент неожиданно улыбнулся, словно бы ждал этих слов весь день: — Останешься до завтра у меня. — Останусь, — Хиро только кивнул и вернул ему улыбку. Умиротворенное молчание вновь нависло над ними эфемерным облаком, но больше здесь не нужны были слова, когда впереди был еще целый день. Вечером пошел дождь. Летом он был нередким явлением, оттого звук умеренной дождевой дроби по оконным стеклам мгновенно стал незаметным, сливаясь с потрескиванием зажженных свеч и обретенным спокойствием Хиро. Сейчас, когда время медленно близилось к ночи, он был один в комнате Масы, внимательно разглядывая его новые картины, которые тот старательно рисовал последнюю неделю. Они незначительно отличались от прошлых, но зато за ними Хиро мог видеть пробивающийся сквозь тьму свет надежды. Она была еще слабой, неокрепшей, подобно догорающему огоньку свечи. Он уже привык находиться в оранжевом освещении, чувствуя бесконечное тепло, идущее от свеч, привык к ненавязчивой тишине дома и не выветрившемуся запаху краски за последнее время, но не привык быть здесь с Масой слишком осторожным, когда они оставались только вдвоем. Иногда так хотелось дотронуться до него, легко коснуться руки или плеча, приобнять и прошептать что-то мимолетное вблизи, но иной раз вместо этого Хиро лишь дарил улыбку, боясь переступить через расстояние, чтобы не потерять то, что теперь имел. Мысли вновь закрутились вокруг него, а сердце вмиг забилось внутри громче и быстрее. Что тревожило всю прошедшую неделю и не давало забываться безмятежным сном, Хиро догадывался, но пока не был уверен, ведь раньше он ни разу не испытывал подобного. Маса словно бы нашел ключ к его миру, вызволил его из заключения и закрутил в безумном темпе. Хиро поднялся со стула, чтобы собрать просмотренные картины и убрать их на место, но взгляд моментально зацепился за небольшую записную книжку, которая лежала как раз на нужной полке. Она была потерта и переплетена тонким ремешком, а из середины торчали согнутые листы. Интерес, как и прежде, мгновенно завладел Хиро, и он, оставив рисунки на полке, взял книжку в руки. «Мой дневник» — от руки было подписано сзади на обложке. Хиро все это время предполагал, что у Масы есть что-то для хранения собственных мыслей, но не мог знать наверняка, что у него есть личный дневник, где на исписанных страницах были раскрыты все тайны, которые Маса не мог произнести вслух, как и постоянно держать их только в себе. Вопрос, требующий ответа, мог решиться прямо сейчас, но вместо того, чтобы заглянуть в дневник, Хиро аккуратно положил его обратно, оградив себя от навязчивого интереса. Он подумал, что так будет лучше для их дружбы сейчас, однако не мог отрицать того, что вскоре все же придется заглянуть туда, чтобы понять, что Маса пережил когда-то. Ведь он, казалось бы, никогда не расскажет об этом сам, даже зная, что Хиро желает помочь забыться и бесследно стереть установившуюся преграду. — Извини, что я долго, — приглушенный дождевой дробью голос Масы раздался позади, заставив Хиро обернуться. — Ничего, — улыбнулся Хиро, надеясь, что Маса не заметил то, как он ставил его дневник на полку. Маса лишь прошел вперед, чтобы убрать свои вещи в шкаф, и не обратил внимания на легкую неловкость Хиро. — Если хочешь, ты тоже можешь принять ванну, — предложил он, закрыв дверцу шкафа и повернувшись к Хиро. Казалось, первоначальное смущение, когда Хиро только-только переступил порог его дома, бесследно исчезло, тем не менее, губы тронула неловкая улыбка. — Если только позже, ты обещал рассказать мне о картинах больше, — Хиро сделал несколько шагов вперед, чтобы оказаться ближе к Масе. Он не забылся: сознание до сих пор следовало установившемуся условию — нельзя ближе, нельзя прикасаться к нему, пока он не решится на это сам. Но в этот момент Маса казался таким родным, своим, к нему невозвратимо тянуло, и Хиро, бессознательно следуя своему желанию, повинуясь завладевшей слабости, лишь протянул к нему руку, чтобы коснуться щеки. Маса слегка вздрогнул, но не отступился назад, словно бы замерев на месте в одну секунду и ожидая, что будет дальше, когда слепое желание в раз пленило разум Хиро. Он только опустил трепещущие ресницы и отвел взгляд, когда Хиро так и не решился дотронуться до него, поймав себя на мысли, что еще рано, рано, даже если Маса ничего не сказал и не отошел от него. Хиро опустил руку, почувствовав, как тревога поднялась изнутри и сжала легкие, не давая спокойно вздохнуть, и прошептал тихое «Прости», будто бы сейчас сделал Масе что-то плохое. Тем не менее, чувство вины не пришло, не затронуло его, и сердце говорило, что так и должно было случиться, когда тяга к Масе становилась непреодолимо сильна. Маса, так и не ощутив прикосновения, поднял на него свой взгляд, а в следующий момент развернулся спиной, тихо сказав: — Идем. Хиро, следуя вперед, думал о том, что Маса сам жалеет, жалеет, что не может дать ответ, о том, что не может проститься с необъяснимым страхом, и понимал, что он тоже тянется к нему. Пусть даже его тяга особенная, таинственная, скрытая за взглядом, за редкими улыбками и за рисунками, что последнее время он рисовал, находясь рядом. Хиро был единственный, кто мог распознать ее и ощутить сквозь невидимую преграду прошлого. Маса привел его в другую комнату, где не было картин, но где так же, как и везде, горели свечи. Он встал к окну, за которым виднелся полумесяц и, когда Хиро оказался рядом с ним, заговорил вновь: — Иногда я стоял здесь и думал, что одинок так же, как и луна, и мне хотелось рисовать это, изображать мир без меня. А иногда… — он вздохнул и на мгновенье замолчал, повернувшись к Хиро, словно бы убеждаясь, что тот слушает его сейчас. — А иногда ты думал о звездах? — вопросил Хиро, глядя вперед. — Думал, что они отдалены от луны, как люди отдалены от меня. И тогда мне хотелось рисовать мир без них, — продолжил Маса, улыбнувшись грустной улыбкой. — Так и рождались мои лучшие фантазии и тот яркий мир. Отчего болью кольнуло в сердце, Хиро понимал, но не хотел верить в то, что из всех страхов, существующих на земле, Маса выбрал людей — всех, кроме него. Масе трудно давались собственные слова, Хиро чувствовал это, чувствовал в каждом выдохе и сбивчивом тоне, но ему и самому было тяжело воспринимать другую реальность, которую ему без помощи кисти и красок нарисовал Маса. Складывалось ощущение, что они оба попали в какой-то лабиринт, но не могли идти за зов друг друга, чтобы выбраться из него. — А сейчас? Сейчас ведь все не так, Маса. Я вижу, ты стал чаще выходить на улицу, улыбаться, разговаривать… Ты… — Только с тобой, Хиро. Если бы тебя не было в моей жизни, я бы так и оставался сейчас в тени, — Маса не дал ему договорить, вынуждая обратить взгляд только на себя. — Теперь ты знаешь о моих картинах больше. Хиро лишь опустил голову, думая, что так не должно быть, что Маса напрасно замыкается в себе, живет с тяжелым грузом, ограждая себя от других. Но причина, объясняющая отторжение, до сих пор оставалась скрытой на листах дневника и в памяти Масы. — Маса, — Хиро хотел бы взять его за руку сейчас, но вместо этого лишь подошел ближе, нарушив установившуюся дистанцию на пару шагов, — избавься от этого, оно не нужно тебе. Во взгляде едва лишь заметно сверкнула жалость, и Маса лишь поджал губы, осознавая, что он сам тянет себя к низу, но не может протянуть руку Хиро, чтобы выбраться из собственной бездны. Хиро почувствовал это, но больше ничего не сказал, продолжая стоять рядом. Полумесяц до сих пор светил над ними, пропуская серебряные лучи в слабоосвещенную комнату, а часы забирали за собой новые тайны, чтобы беречь до тех пор, пока о них не забудут. …В эту ночь Хиро не смог уснуть, не переставая думать о словах Масы. Тревога, что раньше редко касалась его, становилась все крепче, а сердце звало скорее помочь. Избавить Масу от печали и боли, тянущейся от прошлого, и нарисовать для него новую жизнь — такую, о которой он мечтал. И здесь не понадобилось бы мастерство художника, что Хиро утерял еще в детстве. Лишь шумный выдох вырвался из приоткрытых губ в ночную тишь, и Хиро повернулся набок, направив опустошенный взгляд в одну точку. Чувства все крепче сжимали свои объятия и не давали забыться беспокойным сном. Предчувствие подсказывало ему, что Маса тоже не смог отдаться во власть сна, что он, находясь сейчас в другой комнате, так же обратил свой взгляд в пустоту и задумался. Но Хиро, несмотря на мгновенно появившееся желание, так и не решился зайти к нему в эту ночь. Хотя, следуя внутренним чувствам, знал, что Маса не прогнал бы его ни сейчас, ни утром, обнаружив рядом с собой.