«Пьеса в Обливионе»

- Осторожнее, ты ведь задел картину! Поправь-поправь… нет, левее… не так сильно… а чтоб тебя, дай я сам! Слуга бросил салфетку, которой собирал крошки с большого обеденного стола и подскочил к приятелю, поправляя очередную отдающую жутью картину в доме Капулетти. Оба официанта были ксивилаи – высокими, серокожими, с глазами мутно-белыми и иссиня-черными коротко обрезанными волосами, с рогами надо лбом. На обоих одинаковые бледные маски и длинные красно-чёрные наряды. Оба они суетились в большом просторном зале, сверкающим, точно чёрный бриллиант с яркими вкраплениями изумрудных и серебристых тонов. В углу на сооруженном только этим утром подиуме сидели музыканты, приводя в порядок инструменты и готовясь к очередной игре. Гости здесь уже побывали, и покуда всех их вывели в роскошный сад, где играли совсем другие мелодии, слуги спешно наводили порядок и выносили новые полные еды подносы взамен опустевшим. - Где Антон Сотейщик? – поправив картину, ксивилай окинул недовольным взглядом зал. – Отчего не помигает убирать? Так и липнет к объедкам! Так и возит языком! – выругавшись, слуга откинул отливающую серебристым узором тёмно-зелёную занавеску и выглянул во двор. Гости шумели уже совсем рядом, и он беспокойно закусил верхнюю губу. – Уже идут! А у нас ещё не всё готово! - Плохо дело, когда вся работа на одном или на двух, - ворчливо заметил второй ксивилай, спешно смахивая со стола объедки на большой золотистый поднос. – Да и у тех руки немытые. - Тогда оставь, я сам! – спешно вмешался первый слуга выхватив из его рук поднос и быстро наводя порядок на столе. – Займись лучше раскидными креслами – вынеси их вон, дабы не мешали. Но прежде убери горки с посудой к стене. И да! Присматривай за серебром. Припрячь мне, дорогой мой, кусок марципану и, если любишь меня, предупреди внизу у входа, чтобы пропустили Надежду Наждачницу и Нелли. Антон Сотейщик! Второй слуга от обилия приказов чуть растерялся, не зная за что взяться в начале, после зло зыкнул на «командира». - Вот мне интересно – насупился ксивилай, - кто и когда успел назначить тебя главным? - А ты что, хочешь стоять без дела, пока я убираю стол? Поторопись уже, гости идут! – суетливо бросил первый слуга, не отвлекаясь от работы. – Сотейщик! - Здесь я, об чем крик? – дверь в зал распахнулись и в неё влетел даэдралинг с двумя большими подносами в кривых когтистых лапах. Второй слуга, желавший было что-то возразить, махнул рукой и принялся быстро убирать грязную посуду. - Об чем крик? В большой комнате тебя зовут, - бросил ксивилай, быстро забрав у него оба подноса и начав расставлять тарелки и яства по столу. – Зовут, кличут, требуют и уж не знаю, как сказать. - А, - отмахнулся даэдралинг, широко разинув немаленькую крокодилью пасть. – На всякое кликанье не наскачешься. Веселей поворачивайся, ребята. Поживешь дольше, наживешь больше. Второй слуга лишь фыркнул, схватил пару раскидных плетёных кресел с пледами и вышел вон. Сотейщик так же поспешил в большой зал, в котором уже гудели гости. Услышав голоса, первый слуга встрепенулся, оценивающим взглядом окинул стол и довольный удалился, прихватив с собой ещё пару кресел. И едва лишь за его спиной хлопнула двустворчатая дверь, в комнату хлынули ряженые, факельщики и гости. Весело смеясь, болтая и озираясь по сторонам, большинство из них двинулось к столам с едой. Музыканты тут же бойко заиграли весёлые танцевальные мелодии. Не прошло и минуты, как в зал вошёл хозяин с женой и племянником в роскошных нарядах, а Тибальт ещё и с жуткой маской на лице. - Привет, синьоры! – всплеснул руками Капулетти, подходя к столу, на лице его сияла широкая улыбка. - Дамам без мозолей у нас работы хватит до утра. Что скажете, красавицы? Какая не станет после этого плясать? Сейчас и заподозрим, что мозоли. Вот видите, у нас вы и в руках. Стайка ряженных крылатых сумраков кокетливо захихикала в ответ, постреляла в его сторону глазками и легко упорхнула на танцы, принимая игру хозяина. «Ах, как он мил! А как играет…» - улыбнулась про себя Леди Капулетти, зная сколь сильно он не любит подобные мероприятия. Но что поделать, они как нельзя лучше подходят для налаживания связей и демонстрации собственного превосходства. А это её супруг любил… даже больше чем свою жену. Капулетти, тем временем, продолжал гордо прохаживаться вдоль стола, приостановившись у молодой флиртующей пары. Девушка тихо хихикала, скрывая румянец под роскошным веером из павлиньих перьев. - Привет, синьоры! – улыбка не сходила с его лица. Флиртующие тут же прервались, дабы почтенно склонить головы. – Дамам, было время, и я признаться на ухо шептал. То время миновало, миновало… Леди Капулетти незаметно толкнула идущего рядом мужа бедром и стрельнула в него глазами, в которых читалась ревность. «А тебя, негодник, стало быть печалит?..» - подумалось ей, впрочем чувства её были, как всегда, двояки. Капулетти и не посмотрел в её сторону, лишь обнял за талию и пошёл дальше. Тут двери в зал вновь распахнулись, выпуская навстречу хозяину и его жене пёструю толпу зверей. Среди них был и факельщик-Ромео, который тут же скрылся с глаз, не желая попадаться на глаза хозяину. Бенволио, уже изрядно поголодавший, и почти сразу направившийся к столу. Возглавлял процессию, конечно же, Меркуцио с лохматым псом, у которого в глазах рябило от обилия сверкающих украшений и платьев. - Хозяин, низкий вам поклон! – воскликнул Меркуцио, изящно склоняя голову, его жест попытались скопировать несколько ряженых, но не столь успешно. - Привет, друзья! – вновь всплеснул руками Капулетти и тут же бросил в сторону: - живей играйте, музыканты! Что спите вы? Уже устали? Меркуцио, засвидетельствовав своё почтение, мигом растворился в толпе и вскоре оказался в окружении прелестных дам, слушающих очередную красиво поданную историю. Бенволио тихо ворчал под нос жалуясь на то, что на столе одни холодные закуски, маленькие, да ещё и почти без мяса. Тут стоит отметить, что другие гости ужин скромным не считали. Ромео же стоял у стены с остальными факельщиками, говорил, но чаще молча смотрел в толпу, выискивая взглядом Розалину. Тут над толпой вновь раздался напоминающий рык голос хозяина: - С дороги все! Танцоры, дамы, в круг! И гости тут же повиновались. Музыканты прервали предыдущую игру и заиграли новую, бойкую, от которой ноги сами шли в пляс, не желая слушаться. Пары поспешили в центр – дамы закружились в быстром бодром танце. Прочие собрались в хоровод, либо танцевали поодиночке, но, как правило, очень быстро находили себе партнёра для танцев. Бенволио, оторвавшись от еды и напомнив себе, зачем он здесь, тоже пустился в пляс. Меркуцио утянул с собой самую претесную из дам, оказавшуюся тёмным соблазнителем. Оставленный им Барбос посидел немного у стенки, а затем, по-видимому рассудив, что веселье для него лично здесь может быть только одно, направился к столу, где счастливо утянул кусок мяса, скрылся под столом и из под свисающей простыни следил за ногами танцующих, точно выискивал, кого бы тяпнуть. Капулетти, тем временем, продолжал командовать, прохаживаясь по комнате под руку с женой: - Побольше света! – крикнул он, и слуги тот час же внесли ещё свечей. – Отодвиньте стулья! – из зала незаметно вдоль стеночки вынесли несколько стульев, остальные оказались задвинуты за стол или к стене. Один едва не налетел на лапу Барбосу, но его возмущённый рык никто не услышал. – Залейте жар в камине. Духота. – огонь тут же зашипел, когда на него хлынула вода из высокого серебряного кувшина. Теперь хозяин казался почти довольным, хотя всё ещё зорко следил за толпой. Замедлив шаг, он остановился подле кресла, в котором сидел старый дремора-валкиназ с поседевшей копной волос над рогами. – Глядишь на танцы, так и разбирает, - поделился он, обращаясь к своему дяде. Дядя Капулетти пошевелился было, но тут же был остановлен. – Нет, что вы, сядьте, где уж нам плясать! С этими словами Капулетти опустился в кресло рядом, а вместе с ним и жена. Тибальт, до этого мирно шедший за ними, пропал из виду. - Когда, скажите, дядя Капулетти, плясали в масках мы в последний раз? – вздохнул хозяин дома. - Да, думаю, - насупился старик, потирая нос, - тому назад лет тридцать. - О нет, не так давно, не так давно! – насмешливо воскликнул Капулетти, оторвав взгляд от толпы. – Считайте, сколько лет женат Люченцио? Никак не больше двадцати пяти. На свадьбе у него мы и плясали, - хозяин, чуть задумавшись, кивнул своим мыслям и довольно сверкнул алыми глазами. У дяди, однако, были совсем иные сведенья. - Да нет, - проскрипел он насмешливо, - их сыну тридцать с чем-то лет. - Он только год, как вышел из опеки, - возмутился Капулетти. Леди Капулетти, тем временем, мирно сидевшая рядом, тихо вздохнула, решив не встревать во всю эту математику. Зачем мешать мужчинам тешиться? «Что спорят, что воюют – просто балуются…» - решила она и, приподнявшись в кресле, начала высматривать Джульетту с Парисом. Однако матушке не суждено было найти их в пёстрой толпе танцующих, ибо они тихо и мирно стояли в углу, возле стола, в полутьме, напоминавшей девушке о столь милых её сердцу сумерках. А сумерки ей нравились, потому что время в этот момент казалось остановившимся, застывшим в преддверии чего-то. Казалось в этот момент ничего не происходит, и в то же время именно в тенях сумерек творили свои дела серые безликие тени, страшные если их поймать взглядом. Они были полны тайн и секретов, которые неизменно будили в юной особе любопытство. Уединившись у окна, они тихо разговаривали ни о чем, и свет луны посеребрил её волосы и роскошные богатые одежды графа. - Джульетта, ты прекрасна, как может быть прекрасна только молодая девушка, и сладка, как мёд. Одно твоё присутствие кружит мне голову сильнее самого крепкого напитка, - он в очередной раз склонился, страстно целуя её руку. Джульетта в ответ ласково улыбнулась, отводя взгляд, но щёк её совершенно не тронул румянец. - Ну что вы, Граф Парис, - кротко ответила она, - не утруждайтесь. При этом подумавши: «Ох, если бы вы, говоря, чаще смотрели мне в глаза, а не на грудь, то было бы совсем хорошо. В ваших же глазах я читаю лишь похоть, притом плохо скрываемую. Кстати о крепких напитках, редко какой мужчина способен быть столь трезв и рассудителен после пяти бокалов вина! За вашими плечами, граф, не малый чую опыт. Уж не отец ли вас науськал искать жену, дабы вы не пропили всё состояние? И, конечно же, я понимаю, почему вы выбрали меня» - но воспитание, да и маячивший на горизонте гнев отца и матери, не позволяли ей и на миг выдать своё недовольство и разочарование, так неожиданно коснувшееся её сердца. В этом мужчине совсем не было романтики. Одна лишь простота и незамысловатость читались в нём, они претили её представлениям об истинном графе. - О, разве это труд? – он улыбнулся. – Пред вашей красотой я готов склоняться бесконечно, то не труд, то радость. То честь, - он выпрямился, нежно взяв её за руку, голос его стал тише и он чуть склонился над ней, дабы Джульетта лучше слышала, либо же наоборот заговорил тише от того что склонился. Но девушка решила, что его приближение вовсе не связано с понижением тона. Изящным взмахом, раскрыв веер, она прикрылась им от жениха, оставив лишь сияющие чистотой озёра глаз, смущённо прикрытых ресницами и отведёнными в сторону. «Вот уж нет, целоваться с вами я не стану». - Честь? Какая же за этом честь, Граф? Я девушка не столь знатного рода, чтобы один поцелуй со мной чего-то да стоил. Коли на то пошло, для меня должно быть честью поцеловать вас. Парис улыбнулся, видя её игру, словно через стекло. «Как молода ещё. Сколь многого она не понимает в жизни. Я вижу, что претит тебе, мой сладенький цветочек, но я с тобою откровенен, а ты в ответ юлишь, пусть и красиво. Скажи же мне, чей брак спасти способна романтика и изящество? Наедине у супругов это не более чем плащ. Другое дело…» - Красота. Касаться истинных красот - это большая честь, и вы недооцениваете её силу, её власть и могущество над мужским сердцем, если думаете иначе, - он склонился чуть ниже, проводя ладонью по сияющим в лунном свете волосам. Легко и невесомо. - Граф… - смущённо задохнулась девушка, чуть вжимая голову в хрупкие плечи и в волнении быстрее замахав веером. «Красоты. Знаю я как они вам дороги. Все об этом говорят. В каждой проходящей мимо даме находили что-то, что было вам по вкусу, пусть вы и были с ними сдержаны. По-видимому, дело вам важнее. Но стоит только делу удачно разрешиться вы…» - Прошу вас, довольно величать меня по званию. Быть может я ваш супруг, так что давайте перейдём на имена. А что до вашей красоты, коли ты, Прекрасная Джульетта, считаешь, что она недостаточно хороша, у меня есть для тебя нечто, что сделает тебя ещё прекрасней. Хотя по мне так это невозможно. Парис отстранился от неё и из складок просторных одежд достал изящную шкатулку. Глаза девушки осветило любопытство, и она чисто для приличия заставила себя вновь отвести глаза и кротко произнести: - Ну что вы… Парис, не стоило утруждаться. Быть может я не стану… твоей супругой. - Это не так важно, - с широкой улыбкой ответил граф, извлекая из шкатулки старинную, дорогую, сделанную из платины и всю сверкающую большими драгоценными камнями брошь в виде розы. – Я думал о тебе, когда увидел её, и понял, что лишь на одной она будет смотреться достаточно хорошо, не затмевая её красоты. Пусть даже мне откажут, я желаю видеть её у тебя и только у тебя. С сим вручаю прекраснейшую из роз искусственных, прекраснейшей розе Вероны. - Парис, - выдохнула Джульетта томно, не в силах отвести свой взгляд от цветка, и опустила веер, дабы жених мог закрепить розу на груди. – Она выглядит жутко дорогой. Где же ты нашёл такую красоту? - Сорвал её в своём саду, - пошутил граф. - Что же это за сад такой, раз там растут такие розы! - Сад, который я с радостью покажу тебе, даже если ты откажешься от руки моей и сердца. Ну вот, - улыбчивые глаза графа весело заискрились, глядя в светлое личико. - Как я и думал, цветок сияет красотой. - Парис, ты так сказал это, что я не пойму, обо мне речь или о розе, - Джульетта вновь кротко опустила взгляд не в силах налюбоваться подарком. Очарованная, впрочем, скорее им, нежели дарителем. - Что это вещь возле тебя? – пустяк! безделица! – ответил он, не отводя взгляда от её лица. - Весьма дорогая, стоит заметить, безделица, - Джульетта подняла бездонные голубые глаза на Париса в лице, которого сейчас не могла разглядеть ничего кроме довольства и радости. - Пусть так, - улыбка не сходила с его лица. – Пусть этот подарок приумножит твоё хорошее настроение, быть может, твоё ко мне расположенье или хотя бы прибавит золотых твоей семье. Или твою расцветающую красоту, на которую я бы полюбовался без всяких излишеств, - в ответ Джульетта залилась краской и не нашлась, чтобы ей ответить сразу, потому граф продолжил: - а это пусть приумножит честь обоих. И прежде чем девушка успела что-то сказать или хотя бы пошевелить веером, Парис склонился над ней и поцеловал, да так что у неё подогнулись ноги. Она неловко рухнула графу точно в руки и тут же, с его помощью, выпрямилась, донельзя смущённая конфузом. На губах всё ещё огнём горел поцелуй, а по телу пробегалась сладостная истома. На дне тёмно-синих глаз едва сияли потревоженные искры страсти. Парис улыбнулся в ответ её неловкому смущению. «О сколько женщин нужно было перецеловать, чтоб так… ох…» - Джульетта оборвалась не в силах метнуть в него очередную иголку, уж слишком спутались мысли. - Не стоит объяснять. Пойдём – покажем твой подарок свету. Не дожидаясь пока яркий румянец схлынет с её щёк, он вытянул её из сумерек на свет и тут же утянул в круг танцующих. Они закружились под весёлые мелодии, звонкий смех и песни. Девушка отвлеклась на танец, заметив, что кавалер её танцует так же хорошо, как и целуется, и вскоре румянец схлынул с её лица, уступив место сияющей аристократической бледности. «О где же ты», - вздыхал Ромео в компании факельщиков, стоявшей у стены. Взгляд юноши скользил по пёстрым маскам дам и светлым лицам, оттеняемым ослепительным блеском драгоценностей. Более всего на свете сейчас он жаждал увидеть Розалину и в то же время чувствовал, что вспыхнет, если заметит её с другим. Тяжелые думы отягощали его, делая неподъемным, точно камень. Но он не в силах был ни пригласить её на танец, ни уйти, отказав себе в муке любования обожаемой, но отвергшей его женщине. И так он стоял, стоял, разрываемый желанием уйти и желанием остаться. И блеск красот казался ему, то безвкусным и серым, то приторно сладким… Но вот, как первый луч восходящего солнца, разогнавшего ночную тьму, как вестник рассвета души его, пред ним предстала Джульетта. И мир в голове юноши померк окончательно. Оттенки серого и интерес к ним пропали почти мгновенно, столь велика была её сила, её красота. Среди раскрашенных, разодетых в дорогие камни дам, она была подобна бриллианту. Не было на ней огромных камней – символов богатства – лишь луна со звездой сияли на её груди. Она была одета в очень красивое тёмно-синее платье. Лицо не было омрачено яркими пёстрыми красками и светилось молодостью и естественной первозданной белизной. Белизной доступной лишь ей и белому снегу. Но более всего глаза. Лишь раз, поймав её взгляд, юноша ощутил, как потерял свое сердце на веки. Спохватившись, он дёрнул за рукав стоящего рядом слугу-факельщика и, не отрывая взгляда от девушки молвил с придыханьем: - Кто эта барышня рука с рукой с тем кавалером? Слуга тот час же поймал направление его взгляда и молча пару мгновений, вглядывался в мельтешащих дам в пёстрых платьях, и вот, наконец-то, разглядел лицо… - Я не знаю, сударь, - выдохнули его уста. Но Ромео не огорчился, провожая её взглядом, он прильнул к широкой мраморной колонне и тихо зашептал: - Её сиянье факела затмило. Она подобна яркому бериллу… чересчур светла для мира безобразия и зла. – Мягкий свет изумрудных глаз, едва проглядывающий из под рогатой маски, на миг сверкнул азартом истинного охотника. Кровь вскипела в юных жилах. – Как голубя среди вороньей стаи, её в толпе я сразу отличаю. Я к ней пробьюсь и посмотрю в упор. Любил ли я хоть раз до этих пор? О нет, то были ложные богини. Я истинной красы не знал доныне. Ромео оторвался от холодного мрамора и быстро растворился в толпе факельщиков, легко обтекая сбившихся в компании людей и стремительно обходя зал. Стараясь поймать ту, что изловила его сердце. Но прежде чем исчезнуть вовсе, его повысившийся в пылу страсти голос достиг не дружественных ушей, а лохматый наряд уцепил острый алый глаз. - Мне показалось, голосом – Монтекки, - сквозь зубы процедил Тибальт, мгновение помедлив, охотника он взглядом проводил. И точно! И вот уже глаза племянника Капулетти наполнились неистовым огнём и злобой. «Каков нахал! Ну погоди – клинок тебя научит!» - Мальчишка, шпагу! – слепо бросил он, малышу-огриму с барабаном случайно оказавшемся рядом, чем дико его перепугал, и он немедля бросился бежать. Тибальт же словно не заметив: - этот негодяй осмелился пробраться к нам под маской в насмешку над семейным торжеством! Ну что ж, у нас находчивости хватит. Он жизнью мне за этот шаг заплатит, - юноша огляделся в поисках то ли мальчика со шпагой, то ли чего потяжелее. Тем временем живо улепётывающий барабанщик вызвал интерес Хозяина торжества. Надеясь, что мальчишка ничего не сломал, Капулетти оторвался от спора с Дядей и поспешил к закончившему изрыгать проклятья Тибальту. - Мой дорогой, - подал Хозяин голос, заставив племянника живо обернуться, - что здесь творится? - У нас Монтекки, - с жаром бросил юноша, облюбовав уже палицу, которую сжимал в пустых руках готический доспех неподалёку. – И как он к нам проник? Врывается к нам, ни на что не глядя, чтоб нас позорить в шутовском наряде! Капулетти быстро пробежал по толпе взглядом, и пусть маска юноши сидела глубоко и хорошо скрывала лицо, Хозяин празднества его легко узнал по росту и смуглой коже. Он жестом остановил разгорячённого Тибальта, уже рванувшего к доспехам. - Ты о Ромео? – вздохнул Капулетти, губы покривив, воистину – не дело это, когда вражий сын окапался в его же доме, но… Он взглядом выцепил Джульетту и Париса, кружащих в танце посреди толпы. Уж больно свеж был утренний разговор с графом. «Не так и не при всех, мой глупенький племянник. Хитрее нужно быть, а… уж больно пылок, даже время вряд ли властно будет над этою твоей чертой». - О дрянном Ромео, - продолжал Тибальт, пусть и остановился по воле дяди, но пылу не унял, врага сжигая взглядом и недоумевая, отчего же Капулетти медлит. Последовавшие за сим слова и вовсе были юноше, что нож в сердце. - Приди в себя, - велел Хозяин сурово и, оторвав взгляд от Ромео, в упор посмотрел на Тибальта. – Что ты к нему пристал? Он держится как должно и в Вероне единогласно признан, говорят, примером истинного благородства. За все богатства мира я не дам кому-нибудь у нас его обидеть. – Юноша отпрянул в удивлении, точно в ответ получил не слово, а удар. Капулетти, видя, что племянник его словам не внял, продолжил холодней: - оставь его, - отрезал он, - вот мой тебе приказ, и, если для тебя я что-то значу, развеселись и больше лба не хмурь. – Он чуть помедлил, желая спор закончить мягче и с меньшей сталью заключил: - в гостях надутость эта неуместна. С этими словами он развернулся, шурша длинными изумрудными полами, сим намекая, что разговор окончен и удалился прочь. Но едва лишь сделал несколько шагов… - Нет, - упрямо и самоуверенно бросили ему в след. – К месту, если лишние в гостях. Я не снесу… И пойман был на полушаге, надумавши уж палицу схватить, за тёмный бархатный камзол, рукою жёсткой и твёрдой, точно сталь. - Снесешь, когда прикажут! – тихо зарычал в ответ Капулетти, развернув племянника к себе. – Вы слышали? Каков! Он не снесёт! – алые глаза сияли гневом, намеренные то ли сжечь наглеца дотла, то ли насмерть заморозить. – Он не снесет! Не я, а он хозяин! Он не снесёт! Он мне, того гляди, в моей гостиной общество взбунтует. Он главный тут! Он все! Он коновод! Хорошенько юношу тряхнув, Хозяин отбросил его от себя. Тибальт однако и не дрогнул в своём желании, лишь отшатнулся вновь расправил плечи и сделал шаг навстречу: - Он, дядя, - всплеснул юноша рукою, - это срам. «Глупец!» - Капулетти крепче стиснул зубы, но тут весьма некстати распахнулись двери, впуская новую партию гостей. - Без разговоров! Угомонись! – бросил он племяннику вынужденный улыбаться новопришедшим, и широко раскинув руки в приветственном жесте. Племянник насупился и запыхтел, корча недовольные мины. – Так, так. Не может быть! – смеясь, обратился он к гостям, в конец стерев с лица недовольство. – Он будет мне давать ещё советы!.. Не может быть! Азалия! Ах, как я рад, что ты нашла время для нашего торжества! – подойдя к высокой, но уже не молодой, паукообразной даэдра, Капулетти прижал её руку к своим губам. Паучиха в ответ на приветствие низко поклонилась и, обменявшись с Хозяином парой тёплых фраз, поспешила со своей компанией вглубь зала. – Ты неуч и буян! Учись манерам. Слуги! Свету, больше свету! Да, да, вот так! – Тибальт продолжал хмуриться и зло сопеть, томимый злобой. – Добром не хочешь – силой научу. – И вновь гостям: - что за разброд? Дружнее, дорогие! «Да как ты можешь, дядя, улыбаться, когда враги в твоём же доме! Бездействие, смирение?!.. Но что ж, дом твой и ты хозяин, семье перечить не пристало…» - Тибальт заскрежетал зубами. - Уйти, смиреньем победивши злость? Что ж, и уйду, - не без труда дались ему слова, но Капулетти и сим остался доволен. – Но ваш незваный гость, которого нельзя побеспокоить, ещё вам будет много крови стоить! Изрыгнув проклятье, Тибальт взмахнул плащом и скрылся в толпе. Капулетти осуждающе взглянул на юношу, который без его участия того гляди воспламенился бы и спалил весь дом. Ничего… он ещё научит его манёрам и послушанию! Тем временем Джульетта притомилась в танце и выказала желание отдохнуть. Парис казался ей неутомимым, но быть может, дело было в удобной мужской обуви, ей же натирать ножки в новых каблуках было не с руки. Граф препроводил её по первому слову к стене и предложил принести чего-нибудь попить, но девушка легко отмахнулась. - Ну что же ты, Парис, не утруждайся, я в доме собственном найду чего попить. - Прекрасная Джульетта, твои слова и голос мне ласкают слух. Но дело ведь совсем не в этом! Мужчина, коли на балу, должен обхаживать свою даму, - он широко улыбнулся, и, казалось, этим способен был растопить любое сердце, - путь даже в мелочи. Девушка, не удержавшись, кротко улыбнулась ему в ответ, но всё же молвила: - Парис, вы так чудовищно любезны и это мне ужасно льстит. Но с моей стороны это грубость отнимать у дам такого танцора. Нет, нет, - девушка легко взмахнула рукой желавшего ответить графа. – Идите и танцуйте – вот мой вам указ! - Но, Джульетта, - выдохнул Парис. - Идите же! – упрямилась она. - Раз ваш указ, - граф развёл руками и склонил голову, - то я немедля его исполню. Ведь беззащитен я пред вашей волей. И он покорно удалился. «К прекраснейшим из дам», - отметила Джульетта, про себя провожая его взглядом. – «И кто бы сомневался…», - тот пыл, что пробудился в ней, от поцелуя уже совсем иссяк при этом, не забыв высушить горло. Джульетта поспешила к столу, выискивая взглядом нечто, что не свалило бы её с ног своей крепостью. Найдя стакан полный воды, она протянула к нему руку и тут же её пальцы обхватила крепкая юношеская ладонь. Но едва она подумала о том, чтобы возмутиться, как рука тут же пропала, а перед ней предстал высокий смуглый юноша с обнажённой грудью. Весь в мехах и с рогатой звериной маской, из-под которой проглядывала ещё нижняя половина красивейшего лица, и сверкали редкостным истинно зелёным оттенком глаза. Сердце её ёкнуло как от испуга, но тут же забилось в сладостной, незнакомой доселе истоме. «Ох, что со мной?» - растерянно подумала Джульетта. Голос незнакомца ничуть не уступал по красоте его лицу и телу. - Я ваших рук рукой коснулся грубой. Чтоб смыть кощунство, я даю обет: к угоднице паломничают губы и зацелуют святотатства след. И вновь нежно взяв её за руку, точно это было величайшее из сокровищ, он склонился, желая коснуться губами пальцев. Но девушки вдруг стало страшно от нахлынувших чувств, и узкая ладонь выскользнула из юношеской руки. Она кротко прикрыла глаза длинными ресницами и отвернулась, взяв злосчастный стакан. Ромео выпрямился, но ничуть не растерялся, ему не пристало так просто отступать. - Милый охотник, - кратко ответила Джульетта, всё пряча глаза, - касанье рук законно. Пожатье рук – естественный привет. Охотники святыням бьют поклоны, прикладываться надобности нет. - Однако губы нам даны на что-то? – Ромео вновь взял её за руку, бережно накрыв своими ладонями. Джульетта вновь взглянула в его глаза и не пожелала больше отнимать руки. Ах, как он мил был с ней – этот незнакомец, а как же ласковы его глаза. Ни капли похоти, ни тени зла. «Вот если бы Парис хоть в половину был как ты, я бы, наверное, безмерно счастлива была. Но нет. Джульетте – нет, увы. Ты выходи за похотливого Париса, а как же хочется… любви». Оставив стакан, она осторожно накрыла его ладонь своею. - Милый охотник, чтобы молитвы воссылать. Ромео улыбнулся кротко, видя в её глазах знакомый блеск, и сердце его наполнилось надеждой, забилось быстрее. «Не упусти!» - велел он себе. Юноша чуть склонился, робко, осторожно как охотник, подкрадывающийся к дичи, и совсем не нависал, как это делал граф. - Так вот молитва: дайте им работу. Склоните слух ко мне, святая мать. - Склоненье слуха не склоняет стана, - пролепетала девушка, отчаянно пытаясь с собою совладать. - Не надо наклоняться, - улыбка юноши стала шире, - сам достану. И прежде чем она успела подумать об ответе, Ромео прильнул к её губам. После Париса мастером он не казался, тот целовался на редкость хорошо. Но так как юноша её поцеловал, граф целоваться был попросту неспособен – там пыл, не похоть и желанье, любовь и нежность, а не страсть. И для неё как первый поцелуй – всегда такой, как представлялось, как мечталось. Едва лишь слышно охнула в ответ Джульетта. - Вот с губ моих весь грех теперь и снят, - довольно выдохнул охотник. - Зато мои впервые им покрылись, - пролепетала она, совсем себя не помня. - Тогда отдайте мне его назад, - юноша вновь склонился и поцеловал её во второй раз. «Стоять бы так, стоять всю ночь с тобою, незнакомец. Ох, не могу, я не могу… но пусть ещё бы миг», - её пальцы ненароком крепче сжались и Ромео тут же ответил, крепче сжимая свои. Тревога, страх и беспокойство кружились над Джульеттой, точно коршуны, силясь склевать потревоженное сердце. Ромео же напротив – весь сиял, любуясь ей и понимая, что поймал даже больше чем желал. - Мой друг, - вдруг омрачилась Джульетта, - где целоваться вы учились? «Быть может так, что ты уже обещан кому-то? Ох, нет, нет, зачем спросила я?! Ведь не снесу, и всё же лучше знать сейчас…» В ответ юноша улыбнулся и хотел было сказать… - Тебя зовёт мамаша на два слова, - появившаяся из неоткуда Кормилица тяпнула девушку за рукав и так напугала, что та подпрыгнула. Руки влюблённых расцепились и оба сразу спрятали их за спины. Пока юноша продолжал дружелюбно улыбаться, девушка то заливалась краской от стыда, то вся бледнела думая о том, кто мог их увидеть. А если это был бы Парис?! Его расстроить она не боялась, но вот отца… Отец был страшен в гневе. Кормилица окинув их взглядом чуть прищурила глаз, посмотрела на Джульетту. - Иду, уже иду… - пролепетала она, спохватившись и скрылась в толпе. Ромео проводил её взглядом, затем посмотрел на пристроившуюся рядом Кормилицу. Та ловко залила в себя бокал белого вина. Вновь взглянув в толпу, надеясь уцепить Джульетту ещё хоть раз взглядом, юноша спросил: - А кто она? Кормилица оторвалась от стола, на котором что-то выискивала, с прищуром взглянула на юношу и с упрёком в голосе произнесла, не забыв при этом пальцем погрозить: - Да вы-то сами где? – Ромео чуть отступил. Кормилица продолжила вещать, но голос её с каждым словом становился всё добрее, а на лице появилась улыбка: - она глава семьи, хозяйка дома. Я в мамках тут и выходила дочь. Вы с ней сейчас стояли. Помяните: кто женится на ней, тот заберёт хороший куш. Для большей весомости своих слов старушка опять пальцем перед собою потрясла. Ромео словно онемел и слов её уже почти не слышал, лишь медленно попятился назад, не заметив в какую сторону ушла Кормилица. - Так это Капулетти? – зашептал он, наконец, остановившись и тяжело оперившись о колонну. – Я у врага в руках и пойман в сети… Одёрнул его возникший из толпы Бенволио. Юноша довольно улыбался. С самого прихода в дом Капулетти он редко отлучался от стола и в целом остался доволен местной кухней. Однако ж время поджимало. Хлопнув приятеля по плечу здоровенной ладонью, он объявил: - Прощайся. Вижу, шутка удалась. – И напоследок стянув со стола съестное, поспешил к выходу. Ромео, вздрогнувший от его прикосновения тихо вздохнул: - И даже чересчур на этот раз… Напоследок окинув толпу взглядом, он поспешил сообщить остальным о том, что пора собираться. Потянувшаяся к дверям толпа в звериных масках тут же привлекла внимание Хозяина торжества. - Нет, господа, куда вы в рань такую! – Воскликнул Капулетти. – Вон слуги с прохладительным идут. – В ответ толпа лишь покачала головами, вежливо и нестройно отнекиваясь. Хозяин, однако, настаивать не стал, да и по правде говоря, не думал задерживать в своём доме хоть кого-то из Монтекки. - Не можете? Торопитесь? Ну что же. Благодарю. Прощайте. Добрый путь. Светите им, - велел он слугам, после устало вздохнул, чуть опуская плечи. Долгий суетный день давал о себе знать. – А мне пора на боковую. Ах, чёрт, а ведь и правда поздний час! Пора в постель. Взяв под руку жену, Хозяин повёл её прочь из зала, при этом не забыв попрощаться с самыми важнейшими из гостей. Слуги и прочие, однако, остались дожигать. Тот же Дядя Капулетти продолжал сидеть в удобном кресле, наблюдая за толпой и сжимая в одной руке бокал с вином. Хотя некоторые злые языки утверждали, что он спал… Среди них была и Джульетта с притомившейся уже Кормилицей. Девушка подёргала старушку за рукав и, кивнув в сторону двери, поинтересовалась: - Кормилица, послушай: кто этот гость у выхода в углу? - Сын и наследник старика Тиберьо, - ответила та, прищурившись и провожая взглядом Бенволио, хотя видела прекрасно. - А этот вот, который стал в дверях? - А это, кажется, Петручьо младший. Меркуцио огляделся, после чуть стянул с лица демоническую маску и, просунув пальцы в рот, оглушительно свистнул. Обе – Джульетта и Кормилица, - а так же часть гостей удивлённо и напугано вздрогнули. Из под стола вылез забытый всеми пёс с обглоданной костью во рту и поспешил на выход. - Точно он… - недовольно пробормотала Кормилица. Джульетта тем временем подобралась к тому единственному гостю, ради которого и начала расспросы. - А тот, который подошёл к нему и не охотник танцевать? Кормилица сощурилась сильнее, наморщила лоб и, как показалось девушке, молчала больше обычного, старательно вглядываясь. Хотя до этого уже говорила с ним и по обыкновению своему внимательно оглядела. Юноша за это время успел перекинуться парой слов с Петручьо младшим и скрыться с ним из виду. - Не знаю, - выдохнула она. Джульетта тут же ощутила досаду, но быстро сладив с собой приказала: - Поди, узнай-ка. Кормилица сварливо вздохнула, но лишь для виду. Ей самой страсть как интересно было узнать, с кем же миловалась этим вечером хозяйская дочка. Потому она поспешила к гостям, оставив Джульетту томиться, как ей тогда показалось целую вечность. - Если он женат, - бормотала она себе под нос, в волнении перебирая выуженный платок, - пусть для венчанья саван мне кроят. И едва лишь она договорила, как к ней вернулась Кормилица, громко ухнула, как от усталости и выдала: - Его зовут Ромео. Он Монтекки, сын вашего заклятого врага. Глаза девушки округлились, и она поспешила отвести свой взгляд от Кормилицы, всеми силами скрывая охвативший её ужас. - С таким лицом и сын такого змея! Что ж я пожну, когда так страшно сею? Что могут обещать мне времена, когда врагом я так увлечена. Кормилица навострила уши. - Что ты бормочешь? – заботливо спросила она, стремясь взглянуть на Джульетту, но та всё отворачивалась и прятала глаза, неумело притворяясь что, то ищет кого-то в толпе, то любуется убранством. - Так, стихи, пустое, - выдохнула девушка. – На танцах в паре кто-то подсказал… От дальнейших допытливых и каверзных расспросов её спас голос матери. - Джульетта! – громыхнуло с другого конца зала. Вместо девушки голос подала Кормилица: - Слышим! Слышим! Знаю, знаю! – старушка засуетилась. – Семья ушла на боковую. Пойдём и мы, родная. Кормилица поманила её рукой и поспешила за Капулетти. Джульетта тихо вздохнула и, опустив задумчиво голову, неспешно вышла за ней в коридор, казавшийся пустым и тихим после толпы и музыки зала. «Вот и хорошо, тут лучше думается…» - заключила Джульетта и ещё чуть уняла шаг. За поворотом её застал Тибальт. - Джульетта, ты говорила с Ромео!? – воскликнул юноша. Душа девушки так и рухнула в пятки. Вся побледнев, она, однако, вовремя нашлась и не спеша пролепетала: - В чём дело, Тибальт? - Проклятые Монтекки пробрались в наш дом в шутливых масках! – он всё ещё полыхал в гневе. – А твой отец велел мне их не трогать. Скажи, Джульетта, виделась ли ты с ними? Говорила ли? Девушка выдохнула, ощутив, что разоблачение ей не грозит. По крайней мере, прямо сейчас… - Прости, если напугал тебя, - Тибальт повинно опустил голову и тут же остыл. Склонившись к её руке, он осторожно коснулся её губами. - Что ты, ничуть я… я лишь напугана вестью о Монтекки, - Джульетта осторожно улыбнулась. - Скажи! – воскликнул Тибальт, вновь вспыхивая и выхватывая шагу. – Скажи – если кто-то из них посмел тебя обидеть, я заставлю его заплатить за это жизнью! Догоню его! Сейчас же! Не успели они ещё далеко уйти! - Нет! – в ужасе воскликнула Джульетта, хватая его за руку. - Стой, Тибальт, не горячись. - Джульетта, если хоть кто-то посмеет тебя тронуть… - в гневе юноша не мог найти слов. Вместо этого он вновь припал к её руке: - клянусь, они заплатят страшную цену! Твоя честь мне дороже собственной… - Тибальт… - тихо охнула Джульетта. Пыл юноши был страшен, а в каком гневе могли оказаться другие родственники! «Забудь его, Джульетта – глупая! Забудь!» Она крепко обняла Тибальта за плечи. - Мой дорогой, не нужно больше гнева. Иди к гостям, а лучше отдохни. Со мною всё в порядке… Тибальт крепко обнял её в ответ, затем отстранился. Взгляд и голос его всё ещё дышали недовольством, но в целом он казался остывшим. - Хорошо, Джульетта. Сладких снов, а если что случится, ты знаешь как меня найти... Юноша развернулся и поспешил прочь. - Доброй ночи, - бросила ему в след Джульетта, затем покорно поспешила в свою спальню. «Забудь - ты говоришь себе - забудь! Но где найти мне силы на такое?.. Обливион! О горе мне! Сиянье его глаз, его лицо. Стоит лишь смокнуть веки, и вновь Ромео вижу… За что, Забвение, за что!?» Высоко над Верной во тьме, где уныло мерцали звёзды и плыла луна, из-за рваных лёгких облаков возник пёстрый хор. Голоса даэдра вновь сплелись, знаменуя конец первого действия.

Былая страсть лежит на смертном ложе, И новая на смену ей пришла. И бывшая Ромео всех дороже Пред Джульеттой больше не мила. Хотя любовь их все непобедимей, Они пока ещё разделены. Исконная вражда семей меж ними Разрыла пропасть страшной глубины. В её семье Монтекки ненавидят, В глазах родни Ромео не жених. Когда и где она его увидит И как спасёт от ненависти их? Но страсть их учит побеждать страданье И им находит способ для свиданья.

Ветер задул сильнее и Сумраки с Аурил скрылись с глаз, точно растворившись в воздухе.