«Пьеса в Обливионе»

И как же так случилось? Покинув дом, Ромео прибавил шагу и обогнал веселящихся друзей. Им всё шутки, пляски да истории, но роковая встреча напрочь отбила у юноши желание веселиться. Те, казалось, и не заметили, как одинокий факельщик обогнал их и скрылся за поворотом. Спасибо Меркуцио, который говорил с таким упоением и так интересно, что прочие забывали обо всём, кроме его чарующего голоса. И всё же – как? Из всех дам на балу он влюбился в ту единственную, в которою влюбляться было недозволенно. Что же это? Злой рок? Должно быть над ним тяготеет проклятье. И сколь искусно его навели! – ведь чувства были взаимны. Он помнил ещё поцелуй и серебро волнистых волос, озёра глаз и нежный запах роз. Одно воспоминание - и он уже горел, а тело тяготело под тяжестью жестоких дум. Но как же так? Неужели охотник кем-то оказался пойман? Завернув за очередной угол, он выкинул факел в бочку с дождевой водой. Пламя зашипело, угасая. Казалось, он угасал так же быстро или всё же… Ромео остановился и отнял глаза от дороги. По правую сторону тянулась длинная высокая стена, овитая плющом. За ней виднелись кроны высоких деревьев, а воздух был наполнен едва уловимым сладким ароматом тех самых роз. О нет. Охотник ещё не пойман в сети. Капулетти!? Ну и пускай! Игру его это сделает лишь интересней, а для охотника не дело отступать и сдаваться. О нет, желанная добыча всё ещё желанна и она не ушла! - Куда уйду я, если сердце здесь? – подбодрил себя юноша. - Возвращайся вкруг планеты, бедный спутник! Ускорив шаг, он прошёлся вдоль забора, пока не оказался на площади. Там у стены так удачно был посажен ветвистый дуб. Ромео легко забрался на него, точно не лез вовсе, а поднимался по лестнице. Вгляделся в сад – дабы проверить: был ли там ещё кто-то из гостей – и не найдя никого, легко перепорхнул с ветвей на каменную стену. Там он задержался лишь на мгновение, услышав в переулке голоса, а затем пропал с глаз за стеною, пока его никто не заметил. Вовремя, не прошло и минуты, как многочисленные голоса приблизились к повороту, а затем показались и их обладатели - друзья и слуги. Процессию возглавлял Бенволио. Стремительно меряя переулок тяжелыми сапогами, юноша первый выскочил из-за поворота и воскликнул даже не успев оглядеться: - Ромео, стой! Однако ж, не было уже Ромео… Бенволио прищурил глаза и осмотрел всю площадь и переулки. Белая штукатурка на домах едва ли не светилась этой лунной ночью. Холодный звездный свет посеребрил и кроны, шумящие от дуновений прохладного ветерка. От кустов густо высаженных вокруг площади тянуло влагой и свежестью. Но переулки тонули во мраке отбрасываемых заборами и зданиями теней. «Не мог он далеко уйти, мы бы его нагнали…» - подумалось юноше, и он продолжил старательно всматриваться в темень, затем остановил взгляд на дубе. - Ромео не дурак: он дома и, наверное, в постели, – подал голос Меркуцио, шедший следом. Однако Бенволио и не подумал шелохнуться, продолжая изучать дерево. Чем вынудил всю компанию остановиться. - Он перелез через эту стену в сад, - поделившись своими наблюдениями, юноша обернулся. – Погромче позови его, Меркуцьо*. Приятель в ответ усмехнулся, стащив с лица рогатую демоническую маску и эффектно взмахнув изумрудным плащом, точно фокусник, объявил: - Звать мало – вызову его как тень. Ромео! – воскликнул он в небеса. – Сумасшедший обожатель! Стань передо мной, как облачко, как вздох! Произнеси полстрочки, и довольно. Скажи «увы». Срифмуй «любовь и «кровь». Зрители «сеанса призыва» тихо захихикали, Бенволио оставался беспристрастным, и лишь покачал головою, успев пожалеть о просьбе. Мальчишка-огрим опять смотрел на Меркуцио, исполняющего какие-то замысловатые магические жесты большими круглыми глазами. И готов был поклясться, что что-то такое ему даже видится… что-то смутно напоминающее Ромео. - Взови к Венере или Купидону, - продолжал «заклинатель». – Скажи, что это мерзкий сорванец с подбитым глазом. Расскажи легенду о нищей и царе Кофетуа*. – Тут Меркуцио застыл, выдерживая паузу, вслушиваясь. Публика замолкла и даже Бенволио прислушался подумав – а не услышал ли их речь Ромео. Глядишь, не выдержит и правда «призовется». Но нет, лишь ветер в кронах и тяжелое дыхание свесившего на язык бок Барбоса. – Не слышит, не колышется, не дышит, - вздохнул Меркуцио. – Бедняга мёртв, а я зову его! Зову тебя во имя Розалины, её горящих глаз и влажных губ, крутого лба и стройных ног и бёдер и прочих околичностей, проснись и выйди к нам. Публика захихикала. - Не слишком ли, - нахмурился Бенволио. – Он может рассердиться. - А собственно, на что? – пожал плечами Меркуцио, потрепав пса по голове. – Иная вещь, когда бы я к его любезной взывал другого и оставил их вдвоём. Но я ведь заклинаю дух Ромео в его прямом и собственном лице. Он должен оценить, а не сердиться. Бенволио ещё немного постоял, окинув взглядом площадь. Затем вздохнул, наполнив лёгкие ночной прохладой, и отмахнулся. - Идём отсюда. Он засел в кустах. Его слепые чувства одолели. - Слепая страсть не достигает цели, - глубокомысленно заметил Меркуцио и, убрав за спину руки, чеканя шаг, аки бывалый генерал, он направился к ветвистому дубу. – Он, верно, тут под деревом застыл и сожалеет, что его царица не ягода содовая кизил, чтоб в рот к нему без косточки свалиться. – Обойдя кусты и добравшись до ствола, Меркуцио резко заглянул за дерево и, никого не обнаружив, обошёл ствол. – О, если б ягодой она была! – юноша рассмеялся и махнул рукой. – Ну и дурак набитый ты, Ромео! Прощай, однако. Поспешу в постель. Спать на траве и холодно и сыро. – Сойдя на тротуар, Меркуцио неспешным шагом направился на другую сторону площади. – Идём, Бенволио. - Идём, – кивнут тот, бросив последний взгляд на стену, затем отвернулся и поспешил нагнать Меркуцио, при этом тихо бормоча себе под нос: - зачем искать того, кто найден быть не хочет? Следовавшая за ними компания в начале не отставала, но по улочкам, по поворотам, медленно, но верно расползлась. * «Меркуцьо» - Да, это опять не опечатка. * «О нищей и царе Кофетуа». – Кофетуа – легендарный царь, герой старинной английской баллады. По приданию, этот царь был женоненавистником, но однажды увидел из окна своего дворца девушку-нищенку и полюбил её на всю жизнь.