Увалень

Деревня Микки понравилась, было сразу видно, что здесь живут сытно и зажиточно. Не бедно — одним словом. Женя, хотя и решил все до конца в городе, вдруг в своей деревне стал себя чувствовать явно не в своей тарелке. И Мишка тут же это отметил про себя. — Ты уверен, что хочешь рассказать своим родителям, что выбрал меня? — А? — дернулся парень из своих не радужных дум. — Да, конечно… И не просто тебя, а вместе с твоим братом. — Не думаю, что они обрадуются, — Михаил и сам стал чувствовать себя не в своей тарелке, ибо половина деревни здоровалась с Евгением как с родным, близким человеком, и очень внимательно изучала Воронцова, словно уже знала заранее, что они любовники. Встречные девицы строили вообще откровенно Микки глазки, парни жали Женьке руки и перекидывались ничего незначащими фразами и вопросами из репертуара: «На каникулы, да?», «А чего девушку свою городскую не привез?», «Друг из города, да?». И так далее… Когда подошли к родительскому дому, на крыльце их встретил собственной персоной отец Женьки. — Ну-ну, студент пожаловал. Вот и на второй курс перешел. Ай, молодца! Евгения заключили в объятья, а потом глянули с интересом на Мишку. — Друг, да? Женька не ответил сразу, а сам задал вопрос: — А мать где? — У тетки. Захворала та сильно. Но к ночи будет. И как зовут дружка? Давайте-ка проходите в дом, а то как неродные. Чего на крыльце-то стоять. — Отец, погоди, не гони коней, — тормознул радостного батьку Женька, а после представил своего любовника. — Это Михаил, — а затем, зажмурившись, добавил: — И он не совсем друг. — Как это?! — не понял отец, застревая на пороге основательно срубленного дома. — Ну… Миша, конечно, друг мне, но не только… — замялся Женя. — Не понял я чего-то, сынок?! «Не только…» это как? Отец Женьки вперился глазами в застывшего сзади него Мишки. — Это значит, что он мой любимый человек, — выдал на одном дыхании Евгений и с ужасом увидел, как побагровел его отец. Того затрясло, он сжал свои кулаки и заскрежетал челюстями. — Говорили мне, что в городе полно извращенцев. Но чтобы свой собственный сын стал таким? «А батя у Женьки продвинутый мужик. Хоть не надо объяснять на пальцах, что бывает не только мальчик плюс девочка. Но и мальчик плюс мальчик», — подумал про себя Мишка и в следующую секунду уже оказался между взбешенным отцом и его побледневшим сыном. — Убью! Гниду! — Эй-эй, папаша! Без рукоприкладства. Я тоже не слишком рад нашему знакомству. Мишка в легкую удерживал серьезно настроенного старика, хотя какой там старик! Отец у Женьки был в самом расцвете своих не хилых сил. Рослый, выше Мишки на пару сантиметров, прокаченный нелегкой деревенской жизнью. Но как бы не напрягались мышцы взрослого мужика, Воронцов даже не вспотел. — Ах ты, ублюдок! — зашипел рассвирепевший папаша на всю деревенскую ширь, чем привлек к их бравому воссоединению левые уши и глаза. Через несколько минут вокруг родительского дома Женьки стала собираться толпа деревенских зевак. «Оперативненько, ничего не скажешь. Еще пару минут, и придется уходить с боем. Ибо вся деревня узнает, что Женька вместо бабы привел другого мужика в свой дом», — Мишка уже искал глазами пути к отступлению, продолжая удерживать яростного вепря в своих железных силках, как в их противостояние вклинился сам Женька. — Пойдем, Миша. Вряд ли они поймут нас… — Именно, засранец! Больше у меня нет младшего сына. Сам убирайся, педераст, и своего дружка-извращенца забирай! — проорал отец на публику и попытался снять с себя руки Мишки. Но где там, пока сам Воронцов не решил отпустить отца Женьки, все было впустую. — Отпусти его, — попросил бледный как полотно Женя, и Мишка с сожалением расцепил свои руки на дергающейся добычи. Отец только крякнул, получив свободу, и снова налетел с кулаками, но теперь уже целенаправленно на Мишку. Толпа заулюлюкала, но номер не удался. Воронцов в легкую перехватил атаку неуемного папаши и, скрутив его на крыльце, уселся сверху поверженной, яростно отпыхивающейся, тушки. — Что, в город? — переспросил он у Женьки. — Поздно уже, даже автобусы не ходят, — покачал он головой. — Айда на кордон к моему деду. — Ах ты, сучок! Надо было тебя утопить в зародыше. Ты не посмеешь этого гомика отвести к моему отцу, — прошипели под весом Воронцова. — Убирайся из нашей деревни! — Кордон не входит в деревню. Это территория заповедника, отец! — прорычал Женька бате. — Не смей, выблюдок. И я больше тебе не отец! А значит, у тебя нет ни семьи, ни тем более деда. — Ты уже все сказал! А есть ли у меня дед или нет, решать ему самому. Пошли, Мишка, и отпусти ты его, а то, не дай бог, задушишь еще ненароком. Женька развернулся спиной к отцу и подошел к шумящей толпе. Если народ на него смотрел с презрением и в открытую плевался, называя самыми последними словами, то при появлении Воронцова резко отступил в сторону, намертво затыкаясь и давая пройти. Не смотря на всю свою ублюдочность, все прекрасно знали зверскую силу отца Женьки, который мог убить одним ударом своей нехилой руки! Но то, что этот извращенческий педераст, что имел наглость притащиться с Женькой, удерживал его в легкую в своих голых руках, впечатляло и пугало всех без исключения. На яростного зверя нашелся в противовес другой, более сильный. А если что и понимали в этой деревне, так это безумную силу, а еще страх, вызванный ей. Толпа шушукающихся селян потянулась за ними следом. Еще бы, такая развлекаловка. Никто еще в их деревне не заявил в открытую права на однополую любовь! Никто даже не задумывался об этом среди мужиков, ибо чего-чего, а баб тут хватало. На любой вкус и цвет. — Они так и будут за нами идти? — усмехнулся Мишка, бросая взгляд на бредущих за ними сельчан. — Не знаю, наверное, — пожал тот плечами, всякое мог придумать в голове своей Женька, но чтобы отец ринулся на него с кулаками и криком «Убью! Гниду!». Такого он не мог даже предположить. — Эй, Женька! Ты это в городе, что? Все свои мозги протрахал? Им перекрыли дорогу четверо пацанов. Толпа сзади радостно заскрежетала, предчувствуя очередную веселуху. «Наверное, деревенские друзья Жени», — предположил Мишка, опуская свою сумку на землю. — Так мы это, тебе можем своих одолжить, — предложил щедро один их этой четверки. — Или это! Из твоего дружка подружку сделать. Оторвем ему член с яйцами. И будет тебе девка, дырка-давалка! — захихикал другой. — Коль не можешь жить без него. — Или ты предпочитаешь сам лишиться яиц, а, Женька?! — заглумился третий. — Так кто из вас двоих девочка? — вставил снова первый. — Сказал бы нам, своим дружкам, какие у тебя предпочтения. Мы уж тебя бы удовлетворили! Ага, парни? — заключил четвертый. — И не надо было бы для этого в город ездить. Или наши члены тебе не милы? «Бывшие друзья», — отметил про себя Мишка и вышел вперед. — Ну, я его девочка. И кто из вас четверых утырков решил меня лишить моих же яиц?! Четверка идиотов заржала, даже не понимая, почему деревенское сопровождение этих двух грязных гомиков резко замолчало и резво отступило назад. — Вау! А у тебя он милашка. Такая горячая правдивая шлюшка! Может, одолжишь на ночку-у-у-у? Первый захлебнулся в своих же обильно текущих слюнях, второй, что решил зайти за спину Мишки, сложился пополам от своих хрустнувших яиц. Воронцов облизнул по-блядки высохшие губы и подмигнул пошло двоим оставшимся. — Ну что? Кто еще хочет от меня любви да ласки? — Ах ты, дырка гомосятская! — заорал один. — Да мы ж тебя тут в землю живьем вкатаем! — поддакнул другой. И двое выживших придурков ринулось в бой. Воронцов очень старался не прибить их насмерть, посему, просто за шкварник схватил обоих и приложил друг о дружку гулкими лбами, а после дал разжижившимся тушкам стечь у своих стройных ног. — Может у кого-то еще остались ко мне вопросы? — Мишка оглянулся, но как оказалось, только бледный Женька стоял за его спиной. — М-да, кажется… наше бравое сопровождение дало деру. — Ну их… Болезных, — Женька смотрел на четыре валяющиеся в пыли тушки бывших своих друзей и тер виски. — Хоть бы до кордона деда добраться без происшествий. Но как только они завернули за угол, то тут же наткнулись на уже целую толпу мужиков, вооруженных дубинами. — А нас тут любят, — хмыкнул Мишка, снова опуская свою сумку на землю. — Ага, незнамо как! Вот не думал, что мои родные просторы так без меня не могут жить. Воронцов пригляделся к встречающим и даже немного расслабился, ибо только дюжина парней была вооружена жердями, большая же часть, как и в первый раз, была только смотрящей. А еще около десятка сомневающимися. То есть грозно настроенными, но в случае чего готовыми позорно отступать со всеми остальными. — Что, тоже хотите провести со мной горячую ночку? — оскалился Мишка первым, осматривая с интересом пожарный красный щит с увесистыми баграми, что висел у близстоящего дома. — Мы не такие уебки, как ты, педераст, — начал возглавляющий толпу заводила. — Вот погоди, вернутся с полей Серега и Виталя! И тебе, полюбовничек Женьки, будет славная могилка. Такая глубокая и вместительная, сразу на двоих! — Серега и Виталя? — Мишка вопросительно посмотрел на бледного Евгения. — Это мои старшие братья, — буркнул тот в ответ. — Ну что ж, братья это святое, — оскалился Воронцов. — Вернутся с полей и поговорим. А вы кто такие Женьке будете? Вам-то чего всем тут медом намазано? — Ух, какой языкастый шлюшок! — ухмыльнулся заводила. — Мы близкие дружки Сереги и Витали. И не позволим, чтобы их младший брат позорил себя и свою деревню. — Близкие дружки? И не педерасты. Как занятно. Классная у тебя деревня, Женька. А какие душевные люди, — Воронцов словно материализовался у пожарного щита. — Мужики, не подпускайте этого уебка к баграм! — догнал один из толпы, но было уже поздно. — Женечка, душка, не вмешивайся, — улыбнулся кровожадно Воронцов своему мальчику. — Э-э-э… Миша… А может не надо? — выдавил из себя Женька бледными губами. Мишка с двумя баграми наперевес смотрелся как неуправляемая смерть машина из компьютерного боевика, что так обожал Мыш. — Парни, это… Я, конечно… все понимаю, что вы не в восторге от моего выбора, но лучше валите отсюда, пока целы! — попытался предупредить деревенских идиотов Женька. — Заткнись, мужицкая подстилка! — оскалился вожак деревенской тусни, отсматривая с удовольствием, как Воронцов размахивает багровыми баграми. Парень Женьки оказался хоть и голубым, но не из робкого десятка, а значит, намечалась знатная веселуха. — И коль сам оказался без яиц, так дай твоему дружку-педерасту потрясти своими на людях. Подумаешь, принцесса! Вот не думал, что у Витальки и Сережки вместо нормального брата — парня, окажется засранистая сестренка. Что, зассал? Женя в ужасе от разворачивающейся сцены у себя под носом снова попытался тормознуть обе взбешенные стороны. — Ничего я не зассал! Но может не стоит трясти мудями? — Ну почему же нет?! — Воронцов закусил уже удила, чувствуя, что секунда- другая, и все сорвется в смертельной пляске. — Действительно! Маленьким девочкам тут делать нечего. Отойди от своего мужика, Женька, и мы тебя не тронем. Так и быть, — ухмыльнулся наглый вожак. — В память о твоих бравых братьях. Евгений осмотрел еще на раз всех кровожадно настроенных мужиков и с великим вздохом отошел к пожарному щиту. — Я предупреждал. — Понеслась? — оскалился Воронцов. — Ага! — ощерился вожак. И орущая толпа опрокинулась на вооруженного Мишку… *** — Вылазьте! Мишка стоял на перевес с одним из багров на берегу реки, протекавшей по родной деревне Женьки. Второй багор он сломал, вернее, погнул в битве за своего Женечку об кого-то самого счастливого в наступавшей на него толпе, кому-то сильно не повезло, на голову, что у пожарных багров были железные длинные ручки, не то чугунные, не то дюралевые. — Ну, долго я буду ждать? Воронцов с недоумением смотрел на семерых мужиков, что торчали в воде по саму грудь и не собирались вылезать на берег. Он практически мгновенно раскидал баграми нападавших, стараясь не проткнуть никого невзначай. Конечно, половине выбил зубы… но это было не смертельно. И когда сомневающиеся и зеваки с оровом разбежались в разные стороны, то самых упертых по улице, что вела вниз, согнал в холодную проточную воду, остудив весь их накал. — Да пошел ты! — огрызнулся, сплевывая кровью, один. Без вожака, которого Воронцов уделал первым, все оказались робкими овечками. — Что ж, коль гора не идет к Магомету… — Мишка скинул ботинки и стал закатывать свои брюки выше колен. Семеро в ужасе смотрели, как их собственная смерть со злой зеленью глаз и багром наперевес решила пойти за ними в воду, как на бережку появилась возлюбленная дева оной. Взмыленная и с двумя увесистыми сумками на плечах. — Миш, да отстань ты от них! Скоро уже ночь, а до кордона путь неблизкий. — Не я начал эту войну! И не в моих правилах наносить физические увечья. Воронцов зашел уже в воду по закатанные штаны и воззрился хмуро на своих оппонентов, те, как могли, попятились дальше, но им не повезло… Берег в этом месте круто уходил на глубину в настоящий омут, в котором то и дело был виден небольшой водоворот. Посему, семеро смогли отступить только на один шаг и теперь напоминали напуганных квакша ебш, погруженных в воду по самые разбитые носы с надутыми от забранного воздуха ртами. Воронцов игриво перекинул багор в руках, даже отсюда он мог спокойно мощным кованным крючком пробить всем семерым их тупые бошки и, судя по огню в его глазах, как раз и собирался к этому приступить. — Ты их уже поверг. Еще шаг и их затянет в омут! — Женька потер свои ноющие виски и, скинув сумки на песочек, зашел прямо в кроссовках за Мишкой в воду. — Пойдем, любимый. Он прижался к широкой напряженной спине Воронцова и, потеревшись об его острые лопатки своим носом, прошептал: — Простудишься еще. — Не нужны нам подачки от голубых… — начал было один из квакше ебш, но его перебил другой. — Заткнись уж лучше! — Вот именно! И благодарите Женечку. Не могу ни в чем отказать своему милому мальчику, — Мишка пригреб к себе льнувшего Женьку и поцеловал в засос перед этими семерыми упырками. — Не слышу слов благодарности? — Да пошел ты! — начал было снова первый, как оступился и с огромными глазами ушел резво под воду с головой. Посему, багор Воронцову понадобился в совершенно другом репертуаре, через пару минут несостоявшийся утопленник хватал разбитыми губами воздух у ног ошалелого Женьки, а шестеро оставшихся на перебой причитали: «Спасибо большое! Большое спасибо, Женечка!». — Так-то лучше, — Воронцов вогнал победоносно багор рядом с валяющимся мокрым мужиком чуть ли не на половину железной рукояти в мокрый чавкающий песок и обернулся к хмурому Женьке. — Айда на кордон, а то я, и правда, замерз чего-то, да и у тебя ноги до колен сырые. Голубая парочка подняла на плечи свои сумки и, взявшись романтично за ручки, отправилась дальше, даже не обернувшись на вылезающих из речки продрогших мужиков. Больше их никто не беспокоил. Женька и Мишка спокойно вышли из черты деревни и по лесной дороге отправились дальше, углубляясь в лес. — Я тут подумал… Вдруг Игорь Станиславович и Иван Градиславович отправятся следом за нами и уткнутся на этот ебнутый заслон? — начал было Воронцов. — Я, вообще-то, им как раз и дал адрес кордона деда, — вздохнул тяжело Женька, слушая, как хлюпает у него в кроссовках набравшаяся вода. Мишка обуваться не стал, повесил свои ботинки на плечо рядом с сумкой и теперь пылил по горячей дороге босиком. — Значит, предполагал, что нас так примут? — ухмыльнулся понимающе Мишка, а чего он хотел получить от родных Женьки? Фанфар?! — Ну, не совсем конечно так, — пробормотал Женя. — Хотя и не думал, конечно, что настолько враждебно. — А что твой дед? В лес не отправит на съедение волкам? — Не думаю. Вообще-то, он немного пофигист и самый рассудительный среди всей моей многочисленной родни. Конечно, выскажется на полную, за ним такое не заржавеет, но в крыше не откажет. И тем более на ночь не выгонит за дверь, — пожали немного плечами. — Что ж, обнадеживает, что-то я не хочу ночевать на голой земле и тем более в заповеднике среди диких зверей, но откуда такая уверенность? — заметил Мишка, обходя босыми ногами сосновые шишки, которых становилось все больше и больше на песчано-пыльной дороге. — Да так, подумалось… Однажды дед отбил от наших деревенских загнанного волчонка. Пошел против всех, хотя все считали, что именно этот молодой волк драл деревенских овец. Теперь он живет с ним. Ну, а мы ведь не хуже дикого зверя? — Ну ты и сравнил, — хмыкнул Воронцов. — М-да уж, внучек! На дороге появился высокий бородатый мужик. — А твой паря прав. Нашел, тоже мне, сравнение. Парни замерли в пыли перед ними застывшем мужчиной, вооруженным через плечо двустволкой, у ног которого присел настоящий огромный серый волк. — Деда?.. — прошептал в неподдельном страхе Женька, уж кого-кого, но своего дедушку он всегда уважал и боялся. Поболее своего отца и братьев. — Ну уж точно не бабушка, — усмехнулись в ответ и шагнули навстречу, волк под ногами у этого лесного гиганта заскулил, хмуро зыркая на Мишку. Видно, чувствуя в этом незнакомце опасность. — Не скули! Это свои. Ну, здравствуй, Михаил, как я понял? И чем вот интересно тебе приглянулся мой внучок? — руку Воронцова сжали в железных тисках, и Мишка даванул со всей дури в ответ. — Силен, хотя внешне и не скажешь. М-да, ребятки, ваша громкая слава бежит впереди вас. И как вы только умудрились побить всех деревенских мужиков? — Ну, бил, допустим, только Мишка, а я пытался по мирному провести переговоры, — оттаял Женька, понимая, что дед от него не отказался, как отец. — Ну, если бы вы вдвоем на них налетели, то наши несчастные бабы остались бы и вовсе без своих любимых мужиков. Ведь еще прошлым летом, помнится, от тебя, Женька, спасу молодым парням не было, — криво улыбнулся дед, отпуская Мишкину руку и пожимая теперь протянутую ладонь внуку. — Ты таким был драчливым? — удивился искренне Воронцов. — Да, было дело. На меня одна местная красотка запала, вот и огребал по полной. И мужики ответно от меня! Дня без драки не было, пока не уехал поступать в университет и там не встретил тебя. — А вот с этого места подробнее, внучок. Мне и самому интересно стало, почему ты, Женька, сделал такой нестандартный выбор, — заметил дед, а потом пригласительным жестом показал мальчишкам путь на свой кордон. *** — Дед, а чего с ружьем встречать-то вышел? Они сидели за хлебосольном столом в просторной избе и гоняли второй час чаи. — Так болтливые сороки на хвосте принесли, что на вас полдеревни ополчилось. Вот и пошел отбивать, — ухмыльнулся дед в свои усы. — И потом, больно захотелось посмотреть на твою нетрадиционную невесту, внучок. — И как? — Мишка после путанного рассказа Женьки немного расслабился, дед их не собирался ни убивать, ни читать нудные нотации. — Да ничего так местами. Красивый и сильный, как сам дьявол. Хотя, девкой был бы краше, — хмыкнули с издевкой в ответ, почесывая у волка за ухом. — Извините, что не девка, — съязвил Воронцов. — Извиняю. Если бы, и правда, был ты, Мишка, бабой, то я бы точно не одобрил выбор Женьки. Девка должна быть мягкой, милой, доброй, в общем — белой и пушистой. А это явно, Михаил, не про тебя. — Значит, Мишку как парня ты одобряешь? — теперь уже съязвил Женька. — Как парня, да. Хороший ты, Воронцов, мужик. Но как твоего любовника, Женька, нет. Баловство это все. Мужик с мужиком, ну где такое видано? — дед усиленно зашвыркал крепким чаем. — А если я серьезно? И мне кроме Воронцова никто не нужен? — Вижу, что серьезно. Иначе бы в деревню за собой не потащил, — буркнули, закусывали баранкой. — В том-то это и беда! А ты, Воронцов, что скажешь в свое оправдание? — Ничего… Только без Женьки мне не жить. Ни мне, ни моему брату Максиму. — Хм-м-м, а говорил, что кроме Воронцова никто не нужен. А оказывается их двое? Что, Максим тоже Воронцов? И, получив согласные кивки от обоих, уточнил: — И где второй? — Разводится с женой, — пояснил Женька. — Даже так? Да, я вижу, у вас полный голубой аншлаг. — И не говори, дед! А что делать, если я люблю Мишку? — А Максима? — съязвил дед. — Максим… он… — замялся Женя, ища поддержку у Мишки своими кошачьими глазами. — Так получилось, что мы оба с Максимом не можем жить без вашего Жени. И, к сожалению, мы оба парни. Вот такой расклад. — Не можете жить. Громкие слова. А как насчет чувств, любви, например? — уточнил въедливый дед. — А разве невозможность существовать без определенного человека, не является проявлением нашей к нему любви? Разве это не говорит о том, что мы любим Женю оба и всем своим сердцем?! — выдал общим заумным монологом Мишка. — А ты, мальчик, в этом хоть сам-то уверен? В тех громких словах, что сейчас вывалил мне? — усмехнулся хмуро дед. Мишка глянул на испуганного Женьку, что впервые услышал такие признательные слова от своей необычной любви, и коротко кивнул. — Уверен. — Ну, коль уверен, то любите. Но если обидите моего внучка, откручу яйца обоим: и тебе, Мишка, и твоему брату Максиму. Так что без обид, — подвел общую черту хмурый дед. — Без, — кивнул согласно Мишка, притягивая к себе чашку с обжигающим чаем. — Ну, а чего с бабой твоему братишке не жилось? — поинтересовались на счет Максима. — Долгая история… — вздохнул тяжело Мишка. — А у нас вся ночь впереди, — уцепились клещами, и Воронцов понял, что от него не отстанут, пока не вызнают все. Дед постелил им в гостевой комнате на общем топчане, и когда парни остались одни, Женька предано прижался к Мише, шепча: — Это правда, что ты любишь меня? — Наверное… коль жить не могу, — пожал плечами Мишка, а затем притянул к себе властно на колени. — Хочешь в меня? — Очень! Но будет слышно, наверное… — замялся Женя. — Не бойся, мы потихоньку, — и увлекли в затяжной поцелуй. Деду не спалось, уснешь тут, когда вдруг узнаешь, что у твоего внука парень вместо девки. И дед понимал своего сына, за его вспышку гнева на Женьку, впрочем, как и остальных односельчан. Он, наверное, и сам бы открутил своему единственному сыну яйца за такой голубой финт, но Женька был внуком, причем любимым! Из гостевой комнаты послышались приглушенные стоны и поступательные поскрипывания топчана. — Як дети! Право слово. Даже дверь не прикрыли плотнее. Дед вышел из своей комнаты и подошел к полуоткрытой двери. Совесть говорила ему, что подглядывать не хорошо, грешно одним словом, но желание узнать, как это между двумя мужиками, пересилило, и старик тихонько заглянул в узкий просвет двери. Увиденное его поразило настолько… что он, наверное, минут десять пялился на самозабвенно трахающуюся пару. Пока парни не поменялись местами и не продолжили сие развратное действо. — Ну ладно хоть… по переменке… Пробурчал в усы тихо старик и прикрыл осторожно за собой двери, дабы не спугнуть распаленных юношей. Хотя предосторожность была излишней. В этот момент для Мишки и Женьки, кроме их двоих, ничего в мире более не существовало. *** — Ты тоже, Миша, готовишь? — дед с утра наблюдал пару голубков, хлопочущих на кухне. — Нет, Мишку лучше к плите не подпускать! Женька забрал принесенные Воронцовым дровишки для русской печки и, запулив в полыхающий зев пару, снова встал у кипящего чугунка. — А чего так? — не унимался дед. Мишка же просто пожал плечами. — Увы, это не мое. И потом, Женя замечательно готовит. — А Максим? — И мой брат тоже прекрасный кулинар. А вот я — сплошное ходячее бедствие. — Ох, уж и бедствие? — вспоминая ночные видения, что устроили двое молодых парней у него под боком. — А дрова колоть умеешь? — Ни разу не пробовал, — ответили честно старику. — А ну, айда! И дед увел Воронцова за собой во двор. Мишка оказался довольно способным по колке дров. Уже через пару минут старику оставалось только готовые дровишки складывать в поленницу. А за час Воронцов обеспечил деда дровами практически на несколько месяцев вперед. — А говорил «неумеха»? — съязвили в ответ. — Бедствие, — поправили старика, как от бани послышался женский недовольный голос. — Зачем ты их, отец, принял? — А, Клавдия, доброго утричка! С сынишкой со своим пообщаться не желаешь? Дед положил последнее полено на высокую кладку и повернулся к взбешенной женщине. Клавдия походила на Женьку, вернее, он на нее. Такими же зелеными хваткими глазами. — А это Женькин ебаль? — кивнули небрежно в сторону замершего Мишки. — Ну, тут сложно сказать кто кого, — хмыкнул дед на вытянувшееся лицо Воронцова. — Чаво? — не поняла Клавдия. — Я говорю, неизвестно кто кого ебет, — добили в ответ и женщину, и молодого парня. — Как я вчера понял, они на равных. — Ну, дед Иван. Я такого от тебя не ждала! — взорвалась женщина. — А ты, Клавдия, забыла, что ли, что когда мой Димка тебя к нам в деревню притащил, и все село встало в штыки против вас? Куда вы с Димкой побежали, и кто вас на первое время приютил? — съязвил старик, придерживая ощерившегося на мать Женьки волка. — Не сравнивай жопу с пальцем, дед! Я была девкой. А он! — ткнули в Мишку своим обвиняющим перстом. — Даже с жопы на бабу не похож! — Да уж точно: и с жопы, и с переда — Мишка точно не баба. Да только то, что ты была девушкой, это вас как бы не спасло. А не помнишь ли ты, Клавдия, какой ты была по юности пацанкой да оторвой? Детдомовкой — одним словом! — усмехнулся дед Иван, а после, вручив пару полений Мишке, подтолкнул его к дверям. — А ну, паря, иди в дом да скажи Женьке, что его чокнутая мамаша припиздюхала. — Так и сказать? — усмехнулся криво Мишка. — Так и скажи, — поддакнул дед. — Не тебе меня укорять, дед Иван, что я бывшая детдомовка! — рыкнула Клавдия в полный голос и попыталась ринуться к Воронцову. — А этому сучонку я все его смазливое рыло в кровь исцарапаю. Сделать из моего мальчика педераста! — И тем более не тебе мне выговаривать! — дед Иван прикрыл отход Мишки своей грудью. — Остынь вначале и отвяжись от парней. — Да я тебя! Послышалось последнее, что смог разобрать Мишка, как входная дверь отделила его от срущихся родственников Женьки. — Что там за шум? Евгений оказался рядом с замершим Мишкой и, забрав автоматом у него полешки, кивнул вопросительно на дверь. — Твоя мать пришла. Мишка не смог повторить слова деда Ивана. — Полный пиздец! Ты не представляешь, какая моя мамаша в гневе. Абсолютный мрак! — Да я уже осознал, она что бывшая детдомовка? — хмыкнул Мишка, прислушиваясь к тому, как ругаются около дома. — Ага! Более того, она была малолетней воровкой и шпаной. Ее за этим делом отец и поймал. Он тогда на границе в армии служил и в одном из рейдов на их банду, что обчищала приграничные городишки на нашей территории, и наткнулся. Банду тогда повязали, мою мать по малолетству сдали в детдом. А по окончании службы отец забрал ее с собой. Ты не представляешь, что в нашей деревне творилось, когда узнали, кем она была раньше. — А у тебя боевое прошлое, — усмехнулся Мишка. — Прости, не хотел говорить. Но я драчливый и шебутной в свою мать, а не в отца. Отец-то что! Добрый малый, сильный только как медведь. А вот мать редкостная язва. Когда молодежь выглянула на улицу, Клавдии и след простыл. Дед Иван из подсобки вытаскивал четыре самодельных деревянных ведра, по объему похожих больше на кадушки. — Ребятки, сходите-ка на родник. А то нам на троих питьевой воды мало будет. А когда Мишка подошел за ведрами, успокоил, как мог, избранника своего внучка. — Не хмурься. Она все же его мать как-никак. И сам понимаешь, ваша любовь ей словно ножом по сердцу. *** Тропа вела глубоко в лес через пару проселочных дорог. — Дед пьет воду из местного родника, считается, что он целебный. Сюда за лечебной водой полдеревни бегает, — Женька наполнил в специальном углублении последнее ведро, и парни гуськом потянулись обратно. — Ну надо же, мы и по воду парой ходим! На обратном пути их встретили два высоких мужлана и, судя по похожести черт с Женькой, не надо было быть дауном, дабы понять, что перед Мишкой встали родные братья Женьки. — Ну, Женька, ну, удружил. Ну, ославил на весь наш дружный колхоз! — начал тот, что был шире в плечах. — Ага! Прославил, точно. Брат гея! Звучит гордо. Ну что, слава еще жопу не жмет? — оскалился что повыше. — Не жмет, Серега. И тебе привет, Виталя, — хмыкнул Евгений, ставя на тропу полные воды ведра. — Я сам, Миша. Не вмешивайся. — А пупок-то не надорвешь с нами двумя махаться? — огрызнулся Виталя. — И потом, мы не с тобой разговаривать пришли, а с твоим ебалем. — Он ведь наших дружков уложил баграми, а не ты. А, братишка? Или лучше сказать, сестренка?! — поддакнул Серега. — А вам двоим на одного жирно не будет? — Воронцов тоже опустил на землю ведра. — Ну, после толпы народа, которую ты выкупал в нашей речке, думаю, в самый раз! — залыбился зловредно Виталя. — А мне кажется, не в самый! Сзади двух высоченных парней нарисовался третий. И Мишка с Женькой словно в трансе выдавили из себя в один голос: — Максим? — А ты как тут очутился? — добавил первым Женька. — Не уж-то Игорь и Иван привезли? — догнал тут же Мишка. — Ага! Им нужен был только повод, чтобы сорваться за вами двумя. Вот они его и нашли в виде меня, — ухмыльнулся Максим, подмигивая вытаращенным на двух Воронцовых округленным глазкам братков Женьки. — А дед Иван сказал, что вы отправились за водой до родника и там застряли. — Жека? У тебя что — два ебаля? — выдал первым Серега. — Или один раздвоился слегонца?! — Ну, в общем, да. Это Максим, старший Мишкин брат. А это мои старшие братья. Серега и Виталий, — представили парней друг другу. — Идиотизм какой-то, — буркнул Серега. — Мы морду пришли бить этому, — ткнули в сторону Мишки, уточняя: — А не миндальничать! Но Мишка даже не обратил внимания на озлобленно настроенных Женькиных братьев, спрашивая у Максима: — Погоди-погоди! А куда мелких дели? — Ты про Лешку и Сашку? Как куда, с собой, конечно, прихватили. И они уже разносят дом егеря, — пояснил Маки братишке. — Бедный дед Иван! — хмыкнул тот в ответ и обратился к Сереге и Витале. — Раз драться пришли. Начинайте! Один на один. Я беру этого! — указали в сторону Витали, что стоял ближе к Мишке. — Идет, а я беру второго! — оскалился ответно Максим. *** — Как развод? Много насчитали алиментов? Мишка потирал разбитые казенки на ноющей в плече руке. В отличие от всех остальных деревенских, братки Женьки оказались еще теми громилами. И хотя Воронцовы вышли победителями, но у одного был подбит глаз, а у второго выбито плечо. — Не совсем так, мать отписала моим отпрыскам квартиру. И потом, хотя мы официально и развелись, Ирка остается жить с нашими родителями на полном их обеспечении. Так что дело сделано, внуков они получили. И мы оба свободны, — поморгали подбитым глазом, а затем приложили к лицу смоченный в колодезной воде забытый в кармане у Мишки носовой платок. — Надеюсь твоим, Женька, внуков не надо? — поинтересовался Мишка. — Нет… У Сережки двое, а у Виталия тройня. Так что от меня лично детишек нет надобности получать, — пояснил Женька, прежде чем отправиться к деду, он проверил обоих своих вырубленных братьев. И остался доволен — жить братья точно будут. Вот только вряд ли во второй раз полезут к Воронцовым, во всяком случае, задумаются всерьез, а нужно ли это им вообще. — И то сахар, — улыбнулся Максим, не смотря на холодную колодезную воду, глаз неумолимо затекал. Все трое подходили к подворью деда Ивана, где с дикими криками бегали двое вертких мальчишек, заваливая то и дело на зеленую травку улыбающегося в яркое голубое небо, проглядывающее среди лап вековых сосен, Игоря Станиславовича. На весь лес раздавались детские гики и хохот, отдаваясь вдалеке раскатистым эхом. А дед Иван, сидя на завалинке, разговаривал о чем-то о своем с вечно озабоченным Иваном Градиславовичем, весело посматривая на дикие пляски молодежи под своим боком. — А жизнь у нас тут бьет ключом, — заметил радостно Евгений и прибавил свой шаг, ибо Воронцовы его оставили чуть позади себя, огибая недавно купленную Игорем новенькую темно-синюю тойоту. Уезжали от деда Ивана неделю спустя. Ни отец, ни мать Жени так и не признали избранников сына. Хотя старшие братья молча принесли зимние вещи Женьки к деду. Да и сам дедок уже более благостно посматривал на своего внука в окружении черноволосых двух братков. — Теперь будете жить у нас, — строго схмурил брови Иван Гадиславович. — Точно, если вдвоем вы еще как-то шифровались в общаге, но когда стонете в три глотки, да на разные унисоны — совсем вынос мозга, — поддакнул своей любимой половине хихикающий Игорь Станиславович. — Мы же на дальние покосы уходили… — покраснел ушами Женька, а после схватился за свои пунцовеющие от частых поцелуев губы. — И потом, у вас дети малые. — М-м-м… Внучок! Так тут эхо такое! Медведь на другом конце долины пернет — здесь слышно. А какой охотник, принюхавшись, определит косолапого по его пердежу. А вы говорите — покосы! — позлорадствовал на алую раскраску своего внука дед Иван. — И еще наши дети не дураки. Лешка и так все понимает, а Сашка не считает чем-то отвратительным, когда мужчины любят друг друга, — вздохнул тяжело Вано. — Так, я понял, вы из своих мальчиков тоже хотите геев вырастить с пеленок? — заметил ехидно Маки. — Типун тебе на язык! — рыкнул Вано. — Что, от жопы отлегло? Разобрался со всей своей дурной женитьбой? — Вы изначально неправы, Максим. Мне девочки нравятся, — сзади говорящих нарисовался заумный Лешка, он держал за ручку верткого Сашку и смотрел Маки прямо в глаза. — А Сашке я объяснил, как мог, что если с любовью, то все нормально! И потом, как я понимаю, наши папы вам отдают целое крыло. Так что мы даже подглядывать за вами не будем. Точно, Сашка? Только иногда играйте с нами во дворе в мячик, к примеру, или в прятки. — Ага, — обрадовался в ответ, шмыгая смешно Сашка. — Казаки-разбойники! — И оно оснащено мощной изоляцией. Особенно большая, шикарная спальня, — шепотом Маки подсказал Рыбий Глаз. — И когда это вы все успели? — подслушал их рядом стоящий Мишка. — Мы же у вас все это время околачивались. — А с Нового Года начали. И кроме того, околачивались, да не там. Нам же педагогам особенно нечего делать, как спасать задницы своих нерадивых студентов, — хмыкнул едко Вано. — Так что, дом ждет вас троих, это был сюрприз от нас с любимым на ваше глобальное воссоединение. И поверьте, так будет лучше для всех нас. Хватит вгонять в краску своих несчастных натуральных соседей, — добавил Рыбий Глаз, обнимая нежно свое каштанововолосое хмурое сокровище. Так они и отправились в свой новый дом, еле уместившись в небольшой тойоте. Мелких мальчишек Женька и Мишка взяли к себе на колени. Парнишки еще тушевались перед Маки и немного боялись, особенно Сашка. А уже практически ночью к ним в их общий приветливый дом прибыли, увешанные вещами Мишки и Женьки, Мыш с Русланом. Их об этой услуге попросил сам декан физмата и сразу утащил «добровольцев» по прибытию за ломящийся от изысканных яств стол. Так наши любовники отметили новоселье и начало своей новой увлекательной жизни, пригретые под ласковым крылышком Игоря и Ивана.