Шелковый веер со стальными спицами

Длинные, тягучие удары гонга. Сильное тело само складывается пополам, не ожидая окрика Учителя. Мастер Якудзы никогда не кричит, но взгляда его мудрых, пронзительных глаз всегда хватает на то, чтобы прыгнуть выше головы. И Горо, его гордость, всегда оправдывает возложенные на него надежды: он вежлив, почтителен и невероятно упрям в достижении цели, силен и отважен. Идеальный воин Императора. И молодость ничуть не мешает ему быть одним из лучших. Не мудрым, нет, ведь он лишь в начале Пути, но отважным, упорным и пламенно желающим достичь одной ему ведомой цели. Удары гонга слышны все чаще, и Гарри-Горо все быстрее подтягивается к коленям, стараясь не терять сосредоточенности, не выбиваться из ритма, потому что иначе все придется начинать сначала. Щиколотки ног, обвитые прочным толстым канатом, уже противно ноют, едва выдерживая вес хозяина, висящего головой вниз, но пока Учитель не даст команду, прекращать упражнение нельзя. Тело каждого мужчины принадлежит Императору. И оно должно быть сильным и здоровым. Слепой бой, в котором ориентироваться нужно на звуки, часовая пробежка и заплыв через озеро – воин должен быть готов ко всему. Учитель смилостивился, когда огромное красное Око уже коснулось заснеженных пиков Великих Гор, обещая короткий ночной отдых. - Иди, Горо, - наконец, ласково сказал Мастер, вглядываясь ему в глаза. – Ты изменился и в то же время остался прежним. Редко когда Великий Дракон позволяет детям своим обрести больше, чем дано им от рождения. Долог и сложен путь твой, но чует сердце мое, что не один ты будешь. Горо опустился на одно колено и почтительно склонил голову, тихо сказав: - Через две луны я отправлюсь на север. Возглавлю отряд. - Знаю. И о чем спросить хочешь – тоже. Милостью Великого читаю я в сердцах людей, как в открытой книге. Вернешься ты, овеянный славой, хоть никто не будет верить в счастливый исход. - Моя душа останется здесь, Учитель. Я не смогу не вернуться. - Душа твоя принадлежит Великому, тело – Императору. - А сердце Сойку, - твердо сказал Горо, не поднимая глаз. Учитель вздохнул и долго молчал, но упрямый юнец не вставал с колен и не спешил уходить без совета. Что мог сказать ему старый Учитель? Что на согласие своенравной госпожи Сугияры нет ни единого шанса? Что скорее Быстрая Река понесет свои воды вспять и сакура зацветет осенью, чем Истинная окажет честь простому воину, не сделавшему по Пути ни единого шага? Что к тому времени, как Горо Такэда вернется, его госпожа давно достигнет возраста плодородия, и если она сама не выберет супруга, то его назначит Император? - Все будет так, как предначертано, Горо. Даже Мудрым не дано видеть так далеко в Реке Времени. - Не утешай меня, Учитель. Я буду просить Сойку стать моей женой. Вот насмотрюсь только на нее. Еще восемь раз. - Если она откажет тебе, то… - Я потеряю право даже смотреть на нее. Через две луны я отправлюсь к ней. Перед тем, как уйти. Старый мастер горестно покачал головой, но не стал добавлять влюбленному горечи в сердце. - На все воля Великого, Горо. - Я… все равно попытаюсь. Сойку… - Понимаю. Сам был молод и не желал довольствоваться тем, что могут дать якко. Как видишь, я воспитываю чужих детей, - он потрепал его по голове и вздохнул. – Пусть тебе повезет больше, Горо. Молодой воин поднялся, скрывая огорчение и усталость, и отправился в свой небольшой дом, оставшийся от отца. Род Такэда был довольно богатым и знатным, а потому Горо с детства не знал, что такое труд в поле или услужение господам. Когда ему исполнилось пять лет, отец привел его на Совет Мудрых. Седые старцы, в руках которых была сосредоточена огромная власть, долго испытывали мальчика, проверяя его выносливость, здоровье и твердость характера. Именно эти достойные мужи решали дальнейшую судьбу всех мальчиков Империи – быть ли им воинами, настоящими мужчинами, чей долг – охранять границы, защищать и наводить порядок. Самые достойные из них получали возможность взять в жены одну из немногочисленных женщин. Развитые физически, но недостаточно упорные и твердые духом определялись в одну из многочисленных артелей, чтобы стать торговцами, ткачами, портными или другими ремесленниками. Остальные же становились якко – слугами. Их предназначением было заменить женщин, насколько это возможно. Их растили отдельно, обучая угождать, готовить пищу, поддерживать порядок в доме… ублажать господина. Самым важным в их недолгой жизни было сделать хозяина счастливым. К ним обращались в женском роде и сразу поcле инициации забывали, что те когда-то были рождены мужчинами. Горо переступил порог и к нему, как мотыльки на свет свечи, слетелись яркие бабочки-якко, одетые в легкие шелковые одежды. - Господин вернулся! – прощебетала Ия, бросившись стягивать с него сапоги. – Ая, купальню! Одна из якко выпорхнула из небольшой комнатки, служившей для разоблачения верхней, уличной одежды и обуви. Две остальных помогли Горо освободиться от доспехов. - Господин устал, - сочувственно произнесла Эя. – Господин желает массаж? - Желаю. Девочки, давайте шустро, я зверски голоден и покрыт пылью с ног до головы. Мотыльки порхали вокруг, от их ярких крылышек рябило в глазах, но, опустившись в бадью с обжигающе горячей водой, Горо позволил себе прикрыть глаза и расслабиться. Сейчас, в ночной тиши и прохладе, мысли и жаркие мечты о Сойку вновь завладели им. Вспомнилось гибкое тело, затянутое в тонкий шелк кимоно, чуть раскосые темные глаза, блестящие длинные волосы и тонкие, но сильные руки. Мечта. Недостижимая, яркая и такая желанная, что хотелось перевернуть мир, лишь бы иметь право… «Как меня угораздило полюбить Сойку? Что мне в ней? Живут же другие с якко всю жизнь. Даже до старости с ними не расстаются. Да еще и это странное чувство двойственности, когда я помню свою прошлую… или будущую жизнь? Там, где моя госпожа родилась мужчиной, воином, и, наконец, получила в свои руки что-то посерьезнее шелкового веера. Мне, впрочем, это не помогло ничем: она была старше, и намного, опытнее, но сохранила свой невыносимый характер и неприятие меня. Насмешки, издевки, постоянные придирки. В чем я виноват перед тобой? За что ты так ненавидишь меня?» - Господин, подлить еще горячей воды? – Ия появилась неслышно и выжидающе уставилась на него своими выразительными глазами. - Уже почти все. Намыль мне спину. Якко закатала рукава и принялась аккуратно, чувственно обмывать его тело, будто священнодействуя. «В том, втором нашем с Сойку мире, было много женщин. Одну она даже любила. Может, дело в этом? Может, сейчас моя госпожа тоже предпочитает… якко?» Ия бережно водила мочалкой, разминая его ноющие от нагрузок плечи, и что-то мурлыкала себе под нос. «Тогда мне ее искренне жаль. Якко никогда не сможет ни защитить ее, ни дать того, что могу я. Великий, ну почему ты так несправедлив ко мне? Почему единственное, что есть у меня своего – сердце – и то никому не нужно? Движения тонких рук Ии становились все более и более откровенными. Она коснулась сосков, живота, обхватила чуткими, умелыми пальцами член, который стоял столбом, как и всегда, стоило вспомнить надменное лицо, будто выточенное из белого мрамора, разлет тонких бровей и недовольно поджатые губы незабвенной Сойку. - Господин, - жарко выдохнула Ия. – Мой господин… Горо тихо, вымученно застонал и дернул ее на себя, притянув прямо в кадку. Шелка намокли, облепив тонкую фигурку, но господину было не до подробностей. Выдернув «янтарный пестик» из ануса покорной Ии, он резко вошел в нее, усадив сверху, и крепко ухватил за небольшой член. Якко выгнулась, резко подавшись навстречу, хрипло застонала и так плотно сжала своего господина внутри, что тот кончил буквально через минуту. Ия последовала за ним, подставила шею под требовательный поцелуй и принялась осторожно домывать расслабленное тело того, кому принадлежала. После массажа и притираний Горо облачился в просторную домашнюю одежду, не спеша поужинал и, объявив своим якко, что будет сегодня спать один, блаженно вытянулся на тонком матрасе, подложив под голову небольшой валик – кровати воинам были не положены. Сильные духом должны были уметь довольствоваться малым. Устало смежив веки, он задремал, но стоило тонкой перегородке двери бесшумно отъехать в сторону, как инстинкты, вбитые с детства, взяли верх над усталостью. Подпустив незваного гостя ближе, Горо молниеносно ухватил его за щиколотку, дернув на себя, потом перекатился и уже через несколько мгновений прижал к своему нехитрому ложу тяжело дышащую, злую, как мантикора, мечту. - Отпусти немедленно, - прошипела Сойку. – Как смеешь ты, отрыжка Великого, касаться меня?!