Шелковый веер со стальными спицами

Счастливые дни потекли нескончаемой чередою. Как ничего не видят глаза, даже самые зоркие, когда глядят против солнца, так и счастливые влюбленные ничего не видят вокруг, кроме друг друга. Визиты госпожи Сузуми, покупка якко, прогулки, домашние дела, упражнения с тэссеном – все проходило будто в тумане. Горо видел перед собой только темные смеющиеся глаза жены, ее гибкое тело, блестящие волосы, нежные руки. Он ходил за ней, как привязанный, нарушая все мыслимые и немыслимые традиции, вызывая улыбку у слуг и недовольство у госпожи Сузуми. Потому что Сойку вела себя немногим лучше. Она не спешила спекулировать любовью мужа, чтобы добыть себе какие-то привилегии, не требовала дорогих подарков, не бегала в храм, чтобы пожаловаться на него и утешиться на плече глубокоуважаемой жрицы, давая той повод чаще приходить в гости. На все вопросы новоиспеченная госпожа Такэда отвечала: «У нас все в порядке. Нет, не притесняет. Да, я всем довольна. Нет, мне ничего не нужно». Жрица поджимала губы, расспрашивала слуг, но так ничего не смогла добиться: Мия была не более многословна, чем Сойку, Као вообще ничего не замечала вокруг, увлеченная воином из сотни хозяина, а с юной якко, подаренной Горо жене вместо двадцать первого кимоно, наладить контакт не получалось – Ки обожала хозяйку. Госпожа Сузуми вздыхала, качала головой и все больше переживала за подопечную: как известно, чем выше полет, тем больнее падение. Но Сойку не спешила падать – муж не угнетал ее, а любил. Любил так, что это было очевидно всем, видевшим их вместе. Не нарушая приличий, они все время переглядывались, держались за руки, искали друг друга глазами, стоило на минуту разлучиться. Столица наблюдала за ними, как в том, бывшем их мире, наблюдают за звездами кино или спорта: жадно, неотрывно, пристально. Они же, казалось, не замечали, что отличаются ото всех вокруг. Старый Учитель, очень уважавший молодую жену своего ученика, и то советовал им быть осторожнее, дабы не вызывать завистливых сплетен, не привлекать лишнего внимания, но все его советы пропадали даром: Горо целовал жену, укрывшись в тени цветущих сакур, не отводя взгляда от ее сияющих глаз. Он умирал от счастья в ее объятиях каждую ночь, даже тогда, когда она по утрам украшала свою прическу красной розой, давая понять, что у нее «особые дни». В такие ночи они все равно засыпали вместе, тесно переплетаясь друг с другом, нарушая разом десяток правил этикета. Но Миа не спешила докладывать о такой вопиющей невоспитанности госпоже Сузуми. Когда Сойку так и не дождалась выговора от Наставницы, она вызвала к себе эту якко и ехидно поинтересовалась: - У твоей хозяйки нашлись дела поважнее, чем отчитывать меня? - О чем вы, госпожа Такэда? - О том, что ты до сих пор не нажаловалась на меня жрице. Мия покраснела и отвела взгляд. - Господин любит вас. Я слышу, как страстно вы стонете ночами. Мое дело – обеспечивать вашу безопасность и внешнее соблюдение приличий. На людях вы репутации храма не вредите, дома вам ничего не угрожает… кому какое дело, что вы целуетесь в саду, предаетесь страсти днем и иногда - вне спальни, и обнимаете мужа, будучи нечистой изнутри. За то Великий с вас спросит. Впрочем, говорят, такая любовь, как господин к вам испытывает, иначе чем от Великого и быть не может. Сойку некоторое время сверлила ее взглядом, но потом кивнула, принимая объяснение. - Только вот зельем вы себя зря травите, госпожа. Еще месяц будете избегать беременности, и я буду вынуждена сообщить жрице. Ваш поступок бросает тень на репутацию господина Такэда. Вы желаете, чтобы вас отдали за другого, а его с позором изгнали, как неспособного дать здоровое потомство? Пять месяцев прошло. Я молчала, но побойтесь Великого, госпожа, меня же жизни лишат, если проведают о том, что я знала и молчала. В Кругу Истины еще никому не удавалось солгать. Пощадите. Сойку прижала к губам задрожавшие пальцы и быстро вышла из комнаты, отправляясь на поиски мужа. Они заигрались. В этом мире никто и ни в чем не волен, все живут по строгим правилам, так как их соблюдение помогает выжить всему народу. - Горо? – она без стука вошла в его комнаты, но застала там лишь Аю, выбивавшую татами. – Ая, где твой господин? - В саду, госпожа. Говорит с Учителем. Сойку досадливо тряхнула головой и приказала: - Как вернется, скажи, что я его искала. Я буду на кухне. - Конечно, госпожа. - Као не видела? Ая отвела взгляд. - Нет, госпожа. - Понятно. Опять унеслась к своему Казуо? Скажи ей, если она не купила трав для моего нового снадобья, я ее продам. И не Казуо, как собиралась, а толстому Мастеру Кобо. Будет она до старости вышивать, пока не ослепнет. Ая улыбнулась и тут же поклонилась: - Я все передам, госпожа. Сойку окинула ее строгим взглядом и величественно удалилась, шурша длинными полами нового, десятого, кимоно. Небесно-голубого, расписанного дивными белыми цаплями. Они с Горо быстро развеяли подозрения вездесущей общественности, обеспокоенной затяжным отсутствием беременности у госпожи Такэда. За день до того, как славному воину снова предстояло отбыть на границу, Сойку объявила ему, что о своей репутации племенного быка-осеменителя он может не беспокоиться. Его честь спасена, враги повержены, злые языки посрамлены. И разрыдалась. Впервые на памяти как Горо, так и Гарри. - Что ты, родная моя? – Такэда подхватил жену на руки и усадил рядом с собой на низкую постель. – Ты… тебе плохо? - Ты иногда такой… идиот, Горо. - Тут как раз ничего нового, моя прекрасная, - усмехнулся тот. – Ну, чего ты рыдаешь? Носик покраснеет, никакие твои чудесные растирания не помогут. Сойку беззвучно вздрагивала всем телом. Прозрачные слезы катились по ее лицу, как ручейки с гор ранней весной. Она молчала. Лишь утиралась широким рукавом кимоно и всхлипывала. Горо терпеливо сцеловывал теплые слезы, шептал слова утешения, пытаясь осторожно вызнать причину такого странного поведения жены. Так ничего вразумительного ему не сообщив, Сойку, обессиленная рыданиями, уснула на его плече. Вызвав Эю, заботливый супруг осторожно сгрузил свою прекрасную ношу на кровать, укрыл ее и задумался. - Госпожа боится отпускать вас, - без лишних вопросов пояснила верная якко. – На границе опять неспокойно. Участь вдовы воина незавидна. Родит, и ее либо замуж опять отдадут, ребеночка отобрав, либо к Вулкану отведут. - Что ты такое говоришь, Эя? – возмутился Горо. - Разве вы бессмертны? - возразила та. - Как я могу умереть, если знаю, что моя милая Сойку в тягости? Да я едва живой приползу к ней. - На все воля Великого, - грустно отозвалась Эя. – Вы бы все-таки назначили следующего супруга госпоже. Мало ли что. Человека, которому доверяете. Негоже… - Замолкни! Этого… она только моя! Эя вздохнула и молча вышла. Ревность ослепила хозяина. Ничего не поделаешь.