Шелковый веер со стальными спицами

Рана оказалась не смертельной, но запущенной – края глубокого пореза воспалились, появился неприятный запах, а это было плохо – могло и до заражения дойти. - Кость не задета, - сообщила Сойку напряженной, как струна Эе. – Промоем тем отваром, что вчера готовили. Ая, беги в сад и сорви мне несколько сочных листьев солодки. Также тащи чеснок. Истолки его и смешай с сакэ. Тем, что покрепче. Живо! Ия, воды кипяченой, чистую ткань. Лен, но лучше хлопок. Ки, беги к Учителю Горо. У него должен быть мешочек с травами, собранными при рождении нашего господина. Возьми щепотку и мигом сюда. Ико, принеси мне иглу, шелковую нить и нож поострее. Якко разбежались исполнять поручения, а Эя осталась с госпожой. - Выживет? - спросила она у хозяйки. - Великим клянусь, - сквозь зубы процедила та. – Сдохнет – на том свете его достану. - Соэ, - простонал Горо, - Соэ, где ты? - Я тут, - моментально сменила тон госпожа Такэда. – Все будет хорошо. - Я успел? - Конечно, Горо. Ты всегда и везде успеваешь. - Один раз ты уже чуть не погиб из-за меня, Северус, - перешел на английский чистокровный самурай Империи Китаяма. – Больше я такого не допущу. Только ты, мой ядовитый. Навсегда. - Выкарабкайся сначала, Поттер, - язвительно отозвалась его жена. – Как бы гангрены не было. - Не будет. Поцелуй меня. Поцелуй, Сойку. Она склонилась к его пересохшим, потрескавшимся губам и нежно коснулась их. - Я тут. Я с тобой. - Ребенок? - С ним все в порядке. - Не уходи. - Куда я должна уйти из собственной спальни? Он снова застонал, не открывая глаз, и тяжело, каркающее раскашлялся, судорожно вдыхая ускользающий воздух. - Совсем горячий, - обеспокоенно заметила Сойку. – Как он с такой лихорадкой еще головы умудрялся рубить? - Господин всегда был сильным. Да и последний навык, который потеряет истинный воин – умение убивать врагов, - заметила Эя, ни словом не упомянув, что только что тут звучала незнакомая речь, не похожая на звучание ни одного из местных наречий. Вернулась Ая, а потом и Ки с Ико, и Сойку с Эей стало не до всяких там странностей. Они принялись за лечение. *** Горо метался в бреду два дня и две ночи. Рана на плече не вызывала опасений, оставалась чистой - воспаление удалось снять. Но вот пневмония, подхваченная непривыкшим к холоду жителем долины в ледяных горах, развивалась с чудовищной скоростью. Будто господин Такэда отдал последние силы на сверхчеловеческий рывок, и теперь их не хватало просто на то, чтобы жить. Сойку с пристрастием допросила воинов, прибывших с Горо, и те поведали, что господин не спал четверо суток, спеша в столицу. Его не смогла остановить даже метель, прозванная на севере молоком – настолько плотной она была. Снежные бури бушевали на границе много недель, и почта почти не доходила. Даже письмо Совета опоздало, придя за три дня до суда, и господин Такэда, только вернувшийся из разведки, оседлал коня и направил его прямо к краю ущелья. Дорога была так узка, что по ней и в хорошую погоду ходить было опасно, а уж в метель… Но они, его верные телохранители, двинулись за ним, ибо нет большей чести, чем следовать за столь смелым воином по его Пути. Великий хранит смелых. Они не останавливались ни на миг, пока не достигли границы снегов, а потом так вообще мчались во весь опор, будто за ними гнались демоны. Загнали лошадей, загнали себя, но успели. Господин и так собирался в столицу, обеспокоенный пропажей сокола и тем, что госпожа перестала ему писать. А потому специально подставился под пустяковый удар на тренировке – при ранении положен недельный отпуск. Он надеялся повидаться со своей уважаемой супругой и вернуться в срок. В долине же его ждали дурные вести – начальник небольшой крепостицы показал ему письмо, доставленное заговоренным горностаем Мудрых – третье по счету. В нем говорилось о том, что суд состоится, дальше его откладывать уже некуда. И господин пятисотник поехал. И они, его верные стражи, поехали с ним. И вот они здесь. Сойку нахмурилась, а потом поднесла бравым воякам по чашечке сакэ и пообещала пустить к господину, когда тому станет лучше. Было во всей этой истории что-то нехорошее. Пропавшие письма, не дошедшие до адресата первые два послания Совета, пропавший сокол… очнется Горо, нужно будет с ним серьезно поговорить. На третий день ему полегчало – Учитель Якудзы прислал какие-то редкие травы, которые тут же сняли жар и смягчили кашель, и больной пошел на поправку. Он перестал в бреду просить прощения у Снейпа, признаваться в любви то ему, то жене, не спорил с Дамблдором и не ругался с командиром из-за каких-то пропавших карт. Горо открыл чуть мутные от пережитых кошмаров глаза и хрипло позвал: - Соэ… Ки, дежурившая у его кровати, тут же выскочила за дверь и уже через минуту в комнату вошла почерневшая от усталости Сойку с неизменной склянкой, в которой плескался мутный отвар. - Хвала Великому, - устало произнесла она. – Выпей. - Немедленно ложись в постель, - Горо проглотил горькое снадобье и гаркнул: - Эя! - Я здесь, господин, - в руках у появившейся якко был поднос с прозрачным рыбным бульоном и еще какими-то легкими яствами. - Помоги мне подняться, перестели постель и устрой тут госпожу. Ты куда смотришь? Она же еле на ногах стоит! - Госпожа не слушает никого, даже Учителя. Даже госпожу Сузуми! - Вы… - Горо чуть задохнулся, но сдержал кашель, - выполняй. Немедленно. Эя подставила плечо, помогая господину перебраться в ванную, перестелила постель, пока тот плескался в компании Ки, и устроила едва живую госпожу среди подушек, приговаривая: - Говорила же вам – для ребеночка вредно. - Отсутствие отца для ребенка еще вреднее, - сонно отозвалась Сойку, позволяя раздеть себя. – Проследи, чтобы Ия обработала ему шов, ладно? - Конечно, госпожа. - И пусть только попробует уйти к себе и лечь на полу. Рецидива болезни только не хватает для полного счастья. - Да, госпожа. - И бульон пусть весь съест. - Конечно. - И через два часа дашь ему еще зелья… там… на столике… у меня… - едва договорив, Сойку провалилась в глубокий сон без сновидений. Такие сны бывают только у смертельно уставших людей. Горо, вернувшись из ванной, выполнил все предписания супруги и устроился рядом, положив тяжелую ладонь ей на живот, скрытый лишь тонкой длинной рубашкой. Сын толкнул его в ладонь, ревнуя мать, и Горо уснул, улыбаясь. Разве могла хоть одна женщина на земле сравниться с его округлившейся, безумно притягательной Сойку?