В Икебукуро наконец светит солнце

— Ну как? Говорил с Шизуо? — Шинра разливает кипяток по кружкам и садится за стол напротив друга. — Угу, — безрадостно кивает Изая, прокручивая карандаш между пальцев. — Вчера. Но он был не рад моему визиту. — Я говорил, он сейчас не горит желанием с кем-то общаться. Даже Селти не выдержал больше пяти минут. — Шинра, ты знаешь, что он спивается? — в лоб спрашивает Изая. Эта мысль все никак не укладывалась в голове. Либо он уже слишком глубоко погряз в своих радужных фантазиях, будто незрячий, не видел ничего перед собственным носом. — Знаю. Но он никого не слушает, — Шинра удручённо вздыхает, мотает головой: — Я не знаю, как ему помочь. Шинра не знает, Селти не знает, Том — тоже. Никто не мог подступиться к Шизуо. Потеря брата попросту прибила его к мокрой плачущей земле, втоптала в холодную почву, обвила прочной травой ноги, руки, шею, и медленно утягивала всё глубже, не позволяя подняться. А он и не сопротивлялся. Покорно лежал лицом вниз, вдыхал едкий запах влажной земли, пропитанной дешёвым алкоголем, и наверняка думал, что лучше бы на месте Касуки оказался он. Единственная настоящая поддержка и опора растворилась, отпустила руку Шизуо и исчезла. И теперь он летит в пропасть, у которой нет дна. — Мне кажется, я понял, — задумчиво бормочет Изая. — Понял? Что? Шинра недоуменно хлопает глазами, глядя, как торопливо Изая отпивает пару мелких глотков горячего кофе и поднимается с места. — Ты куда? — Спасибо. Я пойду. — Уже? Да не за что, я вроде ничего такого не сказал. Давай, пока. *** Серое мрачное небо плюхнулось на Токио всей своей огромной тушей. Лишь несколько высоток подпирали мягкое тяжёлое брюхо, не позволяя ему рухнуть на городские улицы, лопнуть от удара и окончательно затопить каждый переулок чистой дождевой водой. Хотя это едва ли спасало. Стремительные речки уже бежали вдоль и поперек Икебукуро, фонтаном выплескивались из-под колес автомобилей, брызгали на ноги прохожих из глубоких луж. Еще час назад Изая честно пытался не промокнуть. Теперь ему было всё равно. Ливень стучал по чёрному куполу зонта, как по диковинному барабану. Только в звуке этом не было ничего. Глухое безразличие миллионов холодных капель. Изая вытащил из кармана мобильный и посмотрел на время. Том и Шизуо должны еще работать, однако уже час Изая бродил по Икебукуро в поисках, и никакого результата это не принесло. Изая тяжело вздохнул. Вряд ли кому в такую погоду захочется шляться по улице, тем более этим двоим, подумал он. Наверное, самое время начать обходить бары в округе. — Йо, Изая, — неожиданно рядом тормозит минивен, а из окна выглядывает макушка в знакомой шапке. — О, Дотатин. Привет. — Прекрати меня так называть, — недовольно сказал Кёхей. Изая мысленно усмехнулся. За столько лет давно пора бы смириться и перестать обращать внимание на такую ерунду. — Ладно, извиняй, — отмахнулся Изая. Ещё одна голова в черном берете выплыла откуда-то с заднего сиденья и тоже выглянула в окно. — Тебе чего дома не сидится в такую погоду? — закинув в рот то ли печенье, то ли сухарик, спросила Эрика. — Я ищу Шизу-чана. Вы его не видели? — Видели, — кивнул Кадота и задумался на секунду. — Около полутора часов назад на шестидесятой улице. Ну вот, кажется, ещё есть шанс. — Отлично. Спасибо, Дотатин, — насмешливо подначил Изая и через мгновение скрылся за углом здания. Кадота выдохнул носом — шумно и медленно. — Вот если бы он не назвал меня Дотатином второй раз, — закрывая окно, сказал он, — я бы предложил его подвезти… На заднем сидении зазвенел весёлый издевательский смех. — А то ты его не знаешь, Дотатин. — Да заткнитесь вы уже! — раздражённо рявкнул Кадота. — Тогуса, трогай! *** Ноги перешагнули через ступеньку и снова остановились на вымощенной дорожке тротуара. Изая огляделся. Густые сумерки наступали на город. Они ползли меж прохожих, обтекали автомобили, просачивались сквозь плотные кроны деревьев и зависали невидимым чернеющим облаком перед светящимися окнами магазинов и кафе. Токио словно боролся с наступающей тьмой, отталкивал её, каждую минуту вспыхивая сотнями фар и уличных фонарей, десятками ярких многоцветных вывесок и сияющих рекламных плакатов, обрамленных по краям мерцающей неоновой паутиной. Токио горел. Изая брёл по «Sunshine 60», высматривая среди пёстрого разнообразия вечерних огней всевозможные бары, ресторанчики и простые забегаловки. Черт знает, куда занесёт эту пропитую блондинистую башку. Он заходил в каждое заведение, попадавшееся на пути, просматривал зал и места у барной стойки и через полминуты выходил обратно. «Мне просто пока не везёт…» — успокаивал себя Изая, надеясь, что Шизуо еще не ушел домой отсыпаться. Где-то впереди среди тёмной массы осенних курток мелькнуло белое пятно. Изая невольно замер. Глаза вцепились взглядом в чужой затылок, на котором непричёсанные светлые пряди стремительно превращались в бесформенные, примятые ливнем лохмотья. Искусственно высветленная макушка скрылась в переулке уже через секунду. Изая срывается с места. Руки пытаются закрыть зонт, что так и норовит уцепиться когтями-спицами за прохожих, которых даже в такую отвратительную погоду на улицах Икебукуро достаточно. Проскочив между внушительных размеров мужчиной и мусорным баком, Изая заворачивает в нужный переулок. — Шизу-чан! — выкрикивает он. Шизуо останавливается как-то заторможено, оборачивается медленно, будто и вовсе не уверен, что где-то позади прозвучало его имя. — Привет, Шизу-чан, — Изая шагает к нему. С короткой челки сползает прозрачная капля, Изая смахивает её ладонью. — Не ожидал тебя здесь увидеть. Шизуо щурится, как слепец вглядываясь в явившееся вроде бы знакомое лицо. — Ты? — Я, — подтверждает Изая, снова раскрывает зонт и подходит ближе, чтобы укрыть идиота, который опять мотается по улице без средства защиты от непогоды. — Не ожидал меня здесь увидеть, говоришь? — Оуу!.. — Изая отшатывается и неприязненно морщится, рефлекторно махнув перед носом рукой. — Сколько литров спиртного ты в себя влил? Шизуо молчит, пытается всмотреться в странное лицо перед собой. На нём сочувствие, или что это? Всё расплывается, будто дождь стеной льет прямо сквозь зонт, искажает очертания. Ни черта не понятно. Шизуо устал. — Тебя. Это. Не касается, — с трудом ворочая языком, медленно произносит он. — А я думаю, что касается. Шизуо различает в карих глазах какую-то необъяснимую уверенность и настойчивость, и вся эта ситуация постепенно начинает напоминать откровенный бред. Смешок вырывается из груди. Вырывается нервно и как-то рвано, будто всё это время кипел там под давлением. Шизуо ведёт в сторону, словно отпустило, отрезало невидимые нити. Рука машинально хватается за кирпичную стену. — Ты опять решил поиграть в няньку? — насмешливо говорит он. — Я ни в кого не играю. Просто беспокоюсь. — А по-моему ты заболел, и болезнь твоя называется «я буду нянькой своего врага». Сердце Изаи ёкнуло, споткнулось. Опять. Опять он заговорил о том, что они враги. «Когда же ты уже забудешь об этом, Шизу-чан?» — Слушай, я правда хочу помочь и не хочу видеть, как ты заливаешь свои страдания алкоголем. — А тебе не кажется, что, если один раз ты мне помог, то это еще объяснить можно, но вот то, что ты преследуешь меня и несешь какую-то чушь про беспокойство — это уже не нормально? Изая хмурится, выдыхает бесшумно. Эта упертость и непробиваемость Шизуо была скорее большей проблемой, чем его так называемая абсолютная ненависть. — Послушай, Шизу-чан… — Я не хочу ничего слушать, неужели ты не понимаешь? — прерывает тот. — Удели мне хотя бы несколько минут, — Изая преграждает путь, настойчиво уставившись в медовые глаза. Они вдруг стали тёмными, словно два янтарных камня утонули под толщей мутной мёртвой воды. Казалось, ещё секунда, и Шизуо разорвет его на куски. Вот уже рука выныривает из кармана, медленно поднимается… — Тц… Что тебе нужно? — между пальцев появляется сигарета, обветренные губы ухватывают кончик фильтра, большой палец смазано чиркает стальное колёсико. Подкурить получается с третьей попытки. Под рёбрами Изаи снова начинает стучать сердце. — Ответь на вопрос, — нервно произносит он. — Как ты думаешь, способен ли ты испытывать какое-либо другое чувство ко мне, кроме ненависти? — Че? — казалось, от этого вопроса Шизуо даже немного протрезвел. — С чего бы? — Понимаешь, я не верю в существование чего-либо абсолютного. Собственно говоря, то же относится к твоей ненависти. Я не верю, что кроме неё ты больше ничего не можешь ко мне почувствовать. На соседней улице приглушённо лаяла собака, где-то в небе над Токио надрывно прогудел самолёт. Шизуо задумчиво смотрел в карие глаза и, очевидно, всеми силами пытался понять, что от него хотят услышать. Осознав, что не дождется ответа, Изая решил продолжить свои объяснения. — Вспомни тот день, когда я нашел тебя в парке. В тебе не было ни грамма ненависти. Это было неудачное решение. — Ублюдок! — взревел Шизуо. В глазах под серой толщей воды тускло вспыхнули знакомые искры. — Кто ты такой, чтобы напоминать мне об этом дне?! Кровь закипела мгновенно, словно лава разлилась по венам Шизуо. От злости, досады и боли. От того, что стоящий перед ним человек посмел вытащить наружу те воспоминания, которые он уже не первую неделю топит в бутылках виски. Изая едва успевает отскочить — спасибо наработанным рефлексам. Кулак проносится в паре сантиметров от его лица. Ему явно повезло. Если бы Шизуо был не так пьян, он бы точно его задел. — Подожди, Шизу-чан! — отчаянно просит Изая, медленно пятясь назад. — Я просто хочу поговорить! Неужели мы никак не можем наладить отношения? В тот день ты ведь… — Ненавижу… — Шизуо не говорит — рычит. Воздух вибрирует от этого голоса. Даже дождь на миг замолк. Изая смотрит в сверкающие яростью глаза. Они приближаются медленно, ноги волочатся неуверенно, будто по колено вязнут в болоте.В таком состоянии Хейваджима Шизуо вряд ли способен услышать хоть что-то. Изая останавливается, застывает на месте. — Если так хочешь меня ударить — бей. Шизуо не заставляет ждать. Замах. Удар. Красная капля падает на мокрый асфальт и тут же исчезает в холодном потоке воды. — Я… — Шизуо теряет равновесие, вновь опирается о стену. — Навсегда запомню тот день, — взглядом, переполненным презрения он смотрит на рухнувшего Изаю сверху вниз. — День, когда погиб мой родной брат. День, когда я потерял самого близкого человека. День, когда я остался один. И никто, слышишь, никто, тем более ты, не смеет напоминать мне о нём. Он стоит молча бесконечно долгую секунду, будто собираясь с силами, затем небрежно отрывается от мокрой стены и проходит мимо Изаи. Так близко, словно его тут уже вовсе нет, пустое место, отголоски ненавистного прошлого, не больше. Всё вернулось на круги своя, понимает Изая. Неприязнь, злость, агрессия. Вернулась их вражда. Что лучше сделать в такой ситуации? Возможно, оставить всё, как есть. Тогда вернутся и привычные погони по всему Икебукуро с вырыванием дорожных знаков и метанием автоматов с газировкой. Вернётся привычный кровосос, который всегда ядовито ухмыляется и строит нескончаемые интриги. Вернутся два заклятых врага. «И… Каждый день… Будет происходить… Одно и то же…» — Я люблю тебя, Шизу-чан! Трескучим ночным громом слова разлетаются на весь мир и грохочут в сознании Шизуо. Врезаются в черепную коробку, раскатистым эхом отражаются внутри и взрываются цепной ядерной реакцией. В груди надламывается что-то, что держалось из последних сил. В ушах звенит, голова кружится, глаза измученно закрываются. Бетонный забор сбоку подхватывает пошатнувшееся тело, помогает удержаться на ногах. Шизуо горбится, словно его цепями тянет к земле. «Чёрт, моя голова… Что сейчас произошло? Мне послышалось?» Мысли зашлись вихрем, смешались в ком и снова рассыпались на осколки. Невозможно было выделить ни одну из них. Всё это казалось Шизуо на грани фантастики. «Может я схожу с ума? Может, сейчас мой злейший враг не признавался мне в любви, а две недели назад Касука не погиб? Может, я не напиваюсь каждый вечер уже больше недели? А может… это всё просто страшный сон?» — Ты в порядке, Шизу-чан? — звучит взволнованное позади. «Опять. Я слышу его голос. Почему я из раза в раз слышу его голос?» — Эй, Шизу-чан, — доносится ближе, прямо за спиной. — Скажи что-нибудь. «Нееет, это всё точно полный бред. Так не бывает. Дурная иллюзия. Нужно поспать. Нужно просто нормально поспать, и все прояснится, » — Шизуо отталкивается от забора и, чудом не запутавшись в собственных ногах, делает шаг вперед. — Шизу-чан, подожди, — зовёт Изая неуверенно. — Ты же так не дойдешь до дома, прям по пути рухнешь. Дай я провожу тебя. — Исчезни, иллюзия, — спокойно отвечает тот. — Чего?.. Шизуо выдыхает шумно, протяжно. Загребает назад вымокшую чёлку, вытирает ладонью мокрое лицо. — Я сказал, исчезни нахрен из моей жизни, — повторяет он и ступает прочь из этого проклятого переулка. Если в голове и остались какие-то мысли, то очень далеко, глубоко, там же, где лежат два тусклых янтаря. Мозг отключился, доверив пройти путь до квартиры телу. Изая стоял, не шевелясь и не дыша. Сердце пропустило уже не один удар, наверное и вовсе остановилось. За считанные секунды он превратился в безжизненную фарфоровую куклу, пустые глаза которой неотрывно смотрят вслед уходящей фигуре, что так быстро растворяется в потоке льющего с неба дождя. Казалось, реальность вот-вот раздавит его и размажет по рельсам. Настал конец всем его мечтам. Наивная вера в то, что ненависть Шизуо не абсолютна. Изая горько усмехается про себя. Как же нелепо. Пытаться сопоставить законы обычного мира и Хейваджиму Шизуо. «И о чём я только думал? Глупец… Изая Изая, ты — самый глупый человек на этой чёртовой планете…» Зонт давным-давно валяется где-то на асфальте; по лицу бегут прозрачные дорожки. Изая облизывает разбитую нижнюю губу. Едва заметный привкус металла и… что-то солёное. Надо же. Солёный дождь? Нет. Солёный ливень.