Will you get me in the very end?

POV Henkka Я лежу, рассматривая потолок. Происходит это достаточно долго. Я не могу уснуть уже час и подозреваю, что в ближайшее время мне эта роскошь не будет предоставлена. - О, Алекси! О... да!.. Слишком громкий стон заставляет меня невольно поморщиться. Конечно, я слышу все, что происходит за стенкой, но когда Вирман кричит особенно громко, меня это задевает. «С чего бы это?» - спрашивает меня мой мерзкий внутренний голос. «Неужто хочешь быть на месте Вирмана?» Мне морально неловко отвечать на этот вопрос даже себе самому. Я не могу понять это ощущение, возникающее каждый раз, когда я вижу Алекси рядом с Вирманом, когда слышу по ночам, как они утешаются друг другом. Оно похоже на ревность; быть может, это она и есть? Я скрещиваю руки на груди и тяжело вздыхаю. Какое мне дело, что там у них творится? Очевидно же, что Алекси так душит в себе какую-то душевную темноту, что гложет его изнутри. Он никогда не говорит об этом, но я чувствую это в его мрачном молчании во время совместных посиделок, вижу в отрешенных глазах, когда он гипнотизирует взглядом одну точку. Он слишком много пьет - больше, чем это необходимо для поднятия настроения. Я все чаще слышу по ночам, как он кричит во сне. Мне безумно хочется ему хоть как-нибудь помочь, мне невыносимо смотреть на его бледное измученное лицо, на тени, залегшие под глазами, дрожащие руки. «Ты хочешь его спасти, но быть может, он и не нуждается в твоей помощи?» Но если не я, то кто? Кто еще видит, что с ним на самом деле творится? Алекси агрессивен; сцена – один из каналов сброса его часто неконтролируемой ярости, но вот он нашел себе новый способ успокоения. Вирман – его новая отдушина. Я должен радоваться, что мой лучший друг нашел себе средство достижения относительного душевного спокойствия. Но почему мне не все равно? Я вспоминаю, как однажды случайно зашел в общую гостиную после того, как все пожелали друг другу спокойной ночи, и наткнулся на Лайхо и Вирмана, соединившихся в жарком объятии, и которые, казалось, забыли обо всем вокруг. Я не знаю, сколько я там стоял в ступоре, но, видимо, достаточно долго, потому что Янне оторвался от Алекси и нетерпеливо послал меня подальше. Я запомнил глаза Алекси в тот момент – как у наркомана, получившего долгожданную дозу. Я ушел оттуда, и уже тогда в моем сердце болезненно закололо непонятное чувство. Я лежал тогда, как и сейчас, рассматривая потолок, думая об Алекси и безнадежно пытаясь уснуть. Мне не давала покоя мысль, что он намеренно толкал себя в пучину опьянения и похоти, в темноту, ища там спасение, тем временем как ему надо было лишь поднять голову и посмотреть на солнце. Почему мне не все равно? Может быть потому, что я в группе дольше, чем Янне? Что вроде как я имею на него больше прав? «Что за глупости…» Наша дружба крепка, но теперь, когда в группе появился Вирман, он уделяет именно нам меньше времени. Может быть, поэтому мое самолюбие уязвлено? Может быть, поэтому я… ревную его? Я тру глаза. Эта мысль настолько же глупа, насколько правдива; но мне действительно морально плохо от этих стонов за стеной.