Opposition

Его язык ворвался в ее горячий и податливый рот. Резко, необузданно, вылизывая, доставая до самых гланд, отчего девчонка задыхалась. Он выпивал из нее все соки, иссушая до самого конца. Глубже. Ближе. Сильнее. Теплое тело трепыхалось, прижимаясь ближе, до хруста в ребрах, до боли в пояснице, кожа к коже. Маленькие ладошки сжимали крепкую шею в опасной близости от сонной артерии — еще немного, и она прекратит все это. Избавится от плена безумия, охватившего всю ее сущность. Сбежит и спасется от необузданного огня, коим мужчина и являлся. Впиваться в этот мягкий и сочный рот так нужно, так необходимо; сталкиваться зубами в бешеной игре за лидерство, кусаться, зализывать, а потом с новой силой вгрызаться в нежные губы, словно дикое животное, опасный и вышедший из-под контроля хищник, почувствовавший аромат свежей крови. Сжать волосы на затылке, запрокинуть голову назад, чуть не переломив тонкую шею, и с наслаждением наблюдать, как у девчонки закатываются глаза, как бледное тело пробивает крупная дрожь. Жаркое дыхание обжигает похлеще раскаленного металла, оставляет клеймо, которое не сойдет. Не сойдет никогда. Слишком глубоко въелось под кожу, слишком правильно, чтобы сводить его. Прошу... Губы бессвязно шепчут страстные мольбы не останавливаться, и девчонка захлебывается собственными словами. Горло охватывают спазмы, и мир блекнет. Стремительно катится в пучины тьмы, летит к чертям, потому что нечем дышать. Потому что воздуха катастрофически не хватает. Потому что она забыла, как дышать носом. Легкие обжигает адским пламенем, выжигая жалкие остатки кислорода. Маленькая. Похотливая. Сука. Мужчина утробно рычит и запрокидывает голову девушки влево, с силой натягивая волосы на кулак. Здесь нет места нежности. Здесь есть только он, она и жгучее, всепоглощающее желание, готовое накрыть с головой, поглотить остатки разума, превратить его в мелкое крошево. Шершавый язык вылизывает кожу под челюстью, так тщательно, с аномальным упоением, стараясь стереть до кости. Протяжный полустон срывается с налившихся кровью губ столь тихо, что заслышать его практически невозможно. Но не для него. Он запомнит каждый, мать его, каждый звук, произнесенный этим похотливым ртом, заставит кричать от безумного удовольствия. Заставит девчонку надрывать глотку до крови, до криков, вызванных его действиями. Потому что она принадлежит только ему. Прижаться губами к трепещущей жилке на шее и укусить: ярко, больно, до бесконечных звезд в глазах. Пометить девчонку в самом видном месте, чтобы никто не осмелился покуситься на его. Усыпать алыми подтеками, которые не сойдут так скоро. Нужно. До дрожи в коленях. Самообладание рушится со скоростью реактивного самолета, вылетает, оставляя лишь выжженные крохи чего-то. Чего-то, чего он сам не может понять: мыслить сложно, но он явственно чувствует, что контроль потерян, и остановить это, ухватить и сохранить, невозможно. Пальцы сожжены, до обуглившейся плоти, до свисающей мертвой кожи. Он проиграл. Аут. Крах. А девчонка бьется под его руками, теплая и живая, только сожми чуть сильнее, и сломается, как красивая кукла. Смотрит шальными глазами сквозь полуопущенные ресницы и молчит. Молчит и дышит, часто, рвано, и это будоражит покрепче алкоголя. Он. Хочет. Ее. Тонкие пальцы обводят контур губ мужчины, надавливая подушечками, вынуждая приоткрыть рот. Лисья ухмылка расползается на лице, и он послушно размыкает губы, позволяя погрузить длинные пальцы в жаркую глубину. Не ожидала, малышка? Влажный язык скользит по тонкой коже, смачивая и вылизывая, запоминая ее вкус. Этот чертов вкус, что так быстро въелся в сознание. Глухо сглатывая скопившуюся слюну, девчонка прижимается ближе, до хруста в ребрах, до пятен в глазах. Он воздух. Он нужен. Просто необходимо вдохнуть чуть больше кислорода, вдохнуть чуть больше его. Глаза в глаза. Одно дыхание на двоих, кожа, словно оголенный нерв, реагирует слишком болезненно, плавясь под жаркими потоками воздуха. Больше. Больше тактильного контакта. Больше чувств. Больше эмоций. Им нужно больше... Они не помнят, кто срывается первый, волна накрывает сразу, погребая под собой. Это утопия. Их личная утопия. С таким упоением она сминает чужие губы, торопливо, почти судорожно выдыхает в приоткрытый рот, прижимая пылающее лицо ближе и прижимаясь самой. Сквозь одежду ощущая этот жар, жар, что пробирается до самой сущности. Девчонка сталкивается с его языком, таким непростительно твердым, и стонет так отчаянно, что мужчина вздрагивает. Стонет и продолжает борьбу, стонет и вновь продолжает движение похотливого языка во влажной глубине рта. Нарываясь и провоцируя взять ее здесь и сейчас, на глазах у этого гребаного таксиста, что постоянно смотрит в зеркало заднего вида. Мужчина рычит и угрожающе смотрит на водителя. Она — его. Он ждал слишком долго, чтобы позволить кому-то помешать. И в доказательство вгрызается в правую ключицу, оставляя яркие отметины собственных зубов. И он ощущал запах ее крови, ощущал запах, который забивал нос, но его было так мало, он был столь неощутимым, что удержаться от повторного укуса оказалось сложно. Девушка вскрикнула и попыталась отстраниться. Это слишком хорошо, чтобы умереть. Слишком хорошо, чтобы продолжать жить. Кровь вскипала, бурлила необузданно, обжигая и принося этой болью адские наслаждения. Никогда ей не было так плохо и хорошо одновременно. Остановить. Остановить это безумие, дать шанс на призрачное спасение. Живи. Умри. И снова. — Нет!.. — с плотоядной ухмылкой мужчина задрал подол платья, оглаживая упругие бедра. Сильнее, до синяков, до кровоподтеков. Как же он хотел ее. Хотел раздвинуть эти чертовы ноги и наблюдать, как маленькая стерва увлажняется и истекает лишь от его взгляда. От его прикосновений. Только от него. Только для него. — Скажи, чего ты хочешь, — голос вибрировал от напряжения, щекотал ухо, пробивая дорогу в плавившиеся мозги, выжигая все на своем пути. Нет препятствий. Преграда рухнула, она полностью в его власти. Такая разомлевшая и такая желанная. Нет. Не смотри так, чертова сука. Не смей. Прекрати... Сердце болезненно, почти до крови, до омертвевших кусков, трепыхалось в груди, металось, разрывая грудную клетку, вырывая ребра. Она единственная, кто смотрела на него с нежностью, такой сладкой и приторной, что горло сводило от диких спазмов. Он сотрет эту нежность в порошок. Руки беспощадно разрывают капроновые колготки возле трусов, открывая доступ к мягкой и бархатной коже. Девчонка стонет и приподнимается на коленях, прогибаясь в спине. У нее нет сил терпеть, внизу слишком влажно и пусто. Юркий язычок проходит по шее, втягивая тонкую кожу и посасывая ее. Член вспыхнул бешеной пульсацией, стоило девушке накрыть его ладонью. Яростно вскинув бедрами, мужчина толкнулся в руку, не в силах держать контроль. Пальцы уверенней заскользили по ширинке и, ухватившись за собачку, потянулись вниз, высвобождая жаркую плоть. Головка с влажным чпоком стукнулась о футболку, пачкая ткань. — Тебя... — грудной шепот, и по коже скользит рой мурашек. Грудь девчонки прижимается слишком близко, слишком правильно, и мужчина чувствует твердые горошины сосков, упирающиеся в живот. Желудок сводит, а внизу расползается болезненное тепло, от которого хочется выть. И он понимает, что это конец. Конец для него. Потому что он сам попался в собственную ловушку. Капкан. Щелчок. — Что же ты делаешь... — воздух с шипением вырывается из легких. И вновь взгляд в глаза. Крышу сносит мгновенно: они, как два утопленника, кидаются к друг другу, прижимаются губами, сгорая в пламени, вызванном ими самими. Сознание заморожено. Сознание временно уничтожено. Кровь вскипает и обрушивает огненные волны, посылая по телу будоражащие импульсы. — Я больше не могу, — девчонка хнычет, трется влажными бедрами о стоящий член, призывно, словно последняя шлюха. Стонет, сводит ноги, дышит жарким ртом, открыто и похотливо. Выводит и нарывается. Потому что не может ждать. Потому что она хочет. Его. В себя. Мужские ладони сжимают тело и насаживают его резко, неожиданно, до бесконечного неба в глазах. До фееричных пятен, до сбившегося дыхания, до искусанных губ и долгожданных стонов. Мышцы в паху сводит от нарастающего возбуждения, и член двигается рвано и быстро. Он перетерпел, поэтому эта сука ответит сполна, он будет драть ее до полубессознательного состояния, да даже если она сдохнет, он не остановится. Слишком охренительно в ней. Слишком горячо и влажно. Девчонка захлебывается стонами, сжимая крепкие плечи мужчины, и запрокидывает голову, вбирая ртом огромные порции воздуха. Бесполезно. Легкие жжет, кислород не доходит. Но от этого все ярче и четче. Хорошо. Ей хорошо, что даже плохо. Ладони перемещаются выше, к беспорядочным вихрам, и натягивают рыжие волосы на затылке. Девушка сжимается, и ощущения накрывают с головой, адреналин бьет в виски, лишая возможности трезво мыслить. Длинные блондинистые волосы липнут к влажной спине, и она вновь стонет. Глубже. Ближе. Сильнее. Еще чуть-чуть, еще немного, и... — Мы приехали, — отчаянный вопль таксиста не дает завершить начатое. *** Потянувшись, Саманта с глухим стоном утыкается в мягкую подушку. Тело сводит судорогой от продолжительного нахождения в одной позе, но сил пошевелиться больше нет. Одеяло огромным комком валяется в ногах, поэтому по коже гуляет ветер. Холодный, мерзкий, пробирающий до костей. И какой же мудак не закрыл окно? Но даже эта проблема показалась девушке не такой уж глобальный по сравнению с раскаленной пустыней у нее в горле. Очень хотелось воды. И сдохнуть. Второго все-таки больше. С трудом переборов колоссальное желание послать всех на хер и остаться нежиться в теплой кровати, Сэм встала и пожалела. Пожалела о своем действии чуть ли не второй или третий раз в жизни. Потому что в голове тут же застучали молоточки, отбивая самые болезненные ритмы. Громко, проезжая по натянутым струнам, фальшивя и начиная все заново. — О боже, убейте меня, хоть кто-нибудь, пожалуйста, — хриплый после сна голос резанул по ушам, разбавляя какофонию еще одним мерзким звуком. И кто ее тянул за язык? Босые ноги шлепают по полу косолапо, словно лапы медведя, и блондинку это не волнует вовсе, так же, как и то, что из одежды на ней только... Глаза окидывают бледное тело, но, кроме бесчисленных укусов и синяков, не находят ничего. Идти на поиски ванной или кухни обнаженной, тем более в чужой квартире? Воспаленный мозг игнорирует даже этот факт. Просто. Дайте. Воды. Воды. Ванная отыскивается первой, и Джонс с благодарным стоном открывает кран и жадно смотрит на прохладную воду. Мгновенно припав ртом к льющейся струе, девушка поглощает жидкость огромными глотками, не обращая внимания на то, что добрая порция стекает с подбородка в раковину. Концы и отдельные пряди светлых волос тут же намокают, и стоит блондинке откинуть их за спину, как начинают липнуть к теплой после сна коже, охлаждая и призывая пробегать небольшой отряд мурашек. Зачесать лохматые локоны в высокий пучок и оставить потехи — на большее Саманты не хватает. То ли лень, то ли еще что-то. Аккуратными и плавными движениями Джонс попыталась стереть потекшую тушь, стараясь не надавливать на нежную кожу вокруг глаз. «Бесполезно». Платье бесформенной тряпкой валялось возле косяка — мятое, с белесыми разводами спермы на кружевной ткани. Подцепив платье ногой, Сэм поморщилась: ломота так и не прошла, а раздвигать ноги оказалось больно. Даже слишком. «Раздвигать ноги, неплохо сказано», — девушка мрачно усмехнулась, но, услышав еле слышное копошение, повернулась на источник звука. — Эм, а ты кто? — в голове ярко вспыхивает от боли, и модель глухо стонет, хватаясь за виски: вспомнить, в чьей она квартире, кто этот знойный рыжий красавец, не получается, и от того становится более досадно. Потому что раскалывающаяся голова не даст так просто забыть о себе. «Точно, — Джонс задумчиво прикрывает глаза и хмурится, — уйти и не попрощаться?» Фрэнк вздыхает и переворачивается на бок, закидывая ногу на сторону Саманты, собственнически обхватывая руками подушку. Завораживающее зрелище: голый мужик, пускающий слюни на подушку. Тем более рыжий. Тем более бородатый. Блондинка издала тихий смешок и направилась к выходу. В следующее мгновение дверь хлопнула, а Харвуд с протестующим стоном разлепил заспанные глаза. Какого хера так шуметь? *** «А теперь передай этой мелкой сучке, что, если она желает забрать дорогую сердцу вещь, пускай явится на встречу туда, где первый раз мы с ней расстались. P. S. За неповиновение твое милое личико исказится в гримасе ужаса, а очаровательная белокурая голова окажется в близстоящей помойке». Гретта молча смотрела в экран мобильника. Глупо полагать, что текстовка сообщения адресована не ей, к тому же в свете последних событий. Глаза в очередной раз пробегались по ребристому ряду — из-за отсвечивания сенсора — букв. Одно предложение, пропитанное потоком едкой и не кончающейся в своих количествах насмешки, взбудоражило похлеще ведра ледяной воды. Облегчение рассылки этого смс от Саманты не принесло должного умиротворения — наоборот, подстегнуло паниковать больше, хотя, по мнению Броды, больше просто некуда — паника и раздражение достигли наивысшей точки апогея. Во-первых, ответственность за жизнь блондинки ложится на плечи воровки, во-вторых, на пару десятков лишних людей в курсе, что у одной из бесчисленного множества знакомых Джонс крупные проблемы. — Аргх, и что мне теперь делать? — Гретта откинула голову назад, позволяя потоку встречного ветра мазнуть по лицу, дабы охладить разгоряченную кожу да и проветрить черепную коробку. Ответа как такового Сэм не требовала, отчего брюнетка была благодарна богу — придумывать ответ, наполненный ложью, не хотелось. Лучше промолчать и скрыть все, чем безостановочно врать, надеясь, что никто уличить ее в этом не сможет. — А, девушка, у вас зажигалки не найдется? Вздрогнув, Брода широко распахнула глаза и со взглядом раненого оленя уставилась на троих подростков. Двое весело хохотали, тыча в друг друга руками, облаченными в теплые вязаные перчатки. Зависть скользкой змеей заползла в недра сердца: свои Гретта «благополучно» оставила дома. На мгновение прикрыв глаза, полные испуга, воровка распахнула веки и безучастным взглядом уставилась на щурящегося подростка. — Взамен на сигарету, — алчная ухмылка исказила рот брюнетки, придав ее лицу некое безумие. Парнишка скривился, но протянул наполовину пустую и мятую пачку, словно испытывал последнюю неприязнь при этом действии. — Благодарю, — выудив тонкую сигарету, Брода подкинула вверх зажигалку, смотря, как парень с трудом пытается поймать ее. — Что-то еще? — Да нет, спасибо. Оставшись наедине со своими мыслями, девушка задумчиво покрутила в руках никотиновую палочку. Последний раз Гретта пробовала курить вместе с ребятами из детдома, сидя на туалетном бочке в тесной поровнявшей всем, чем только можно, кабинке. Дверца с натиском выдерживала толчки и давление, изредка поскрипывая, когда кто-то особенно тяжелый резко наваливался на прогнившую древесину. Заученным движением поднести сигарету ко рту, зажечь и втянуть в себя едкий дым, разрывающий легкие на куски. Губы сразу кривятся и разъезжаются в стороны, стоит никотиновым парам осесть в гортани и обжечь язык неприятной горечью. — Место, где мы с ним в первый раз расстались... — ветер поглотил тихий шепот, унося его с собой, — главный офис IT International? Нет, это слишком просто и подозрительно. Крыша магазина? Хм, вариант более подходящий, но в то же время нас могут заметить посторонние личности, два человека на крыше — приметно и странно. Да он время не указал даже! Серый клуб дыма вырывается из легких с обреченным выдохом, растворяясь в воздухе настолько стремительно, что напоминанием о нем служит тяжелый запах, забивающий ноздри. Стряхнув пепел на ботинки, Брода в последний раз затянулась и бросила сигарету в реку. «И все-таки на набережной стоять холодно». Отсюда до здания ITI пешком — около сорока минут неспешным шагом. Если идти прямиком через парк Конфедерации, времени понадобится меньше, но из-за огромной проходимости людей буквально на пять или десять минут. Засунув в уши наушники, брюнетка опустила шапку ниже и пошла вдоль реки, окидывая хмурым взглядом прохожих. Если у тебя отвратительное настроение, почему бы не испортить его остальным? Тяжелый ритм ударных повторял частоту биения сердца, резкую и сбивчивую. Высокий девичий голос перекликался с хриплым мужским в припеве, сливаясь и переплетаясь под скрипучую мелодию в исполнении бас-гитары и клавишных. «А ведь когда-то я прогуливалась здесь с родителями...» — Гретель, не беги! — звонкий голос женщины смутным эхом донесся до сознания девочки, без оглядки бегущей вперед к большому фонтану. — Осторожно, упадешь и колени разобьешь. Не вписавшись в поворот, Гретта вскрикнула и завалилась вперед, падая на пригретый солнцем асфальт. Ссадины на коленках, не зажившие после предыдущей травмы, вспыхнули яркой болью, а тонкая кожа лопнула, забрызгав светло-зеленые гольфы свежей кровью. Подол летнего сарафана, покрытый успевшей осесть на него пылью, задрался, оголяя пухлые детские ноги. — Больно? Не трогай грязными руками, я сейчас протру влажной салфеткой и посмотрю, ты, главное, не шевелись. Договорились? — девочка подняла распахнутые, полные слез глаза на мать и дрожащим голосом прошептала: «На ручки». Окинув Гретель сочувствующим взглядом, женщина потянулась к пляжной сумке и вытащила пачку салфеток. Стоило проспиртованной ткани лечь на саднящее колено, как Гретта с воем раненого зверя отдернула ногу, сводя болезненные ощущения на нет, — если, конечно, считать, что травмированная кожа никаких проблем не доставляла. — Нет-нет-нет, не надо, мне больно, мамочка, на ручки! — девочка захныкала, протягивая светлые ладошки к матери. — Держи, я дарю его тебе, а ты взамен сидишь тихо и терпишь, — Брода удивленно прижала протянутое украшение к груди, сжимая кулон так сильно, что костяшки пальцев побелели, когда влажная салфетка вновь прикоснулась к опухшей коже. — Нам ведь не нужно заражение, да, красавица?.. Воровка остановилась, смотря вперед бесцветным взглядом. В этом воспоминании нет ее отца, лишь мать, такая добрая и заботливая, до тошноты, до спазмов в области груди... Человек, который бескорыстно помогал и заботился, поддерживал, но который в один прекрасный день испарился, будто его никогда не было, исчез из ее жизни, оставив маленькое украшение. Ничего не стоящий кулон в виде четырехлистника. С которым Гретта никогда не расставалась, всегда носила на шее, игнорируя едкие и порой болезненные выпады той женщины. Потому что он дорог. Потому что его оставила мама... — Эта мразь пожалеет, что посмел к нему прикоснуться, — девушка сжала покрасневшие ладони в кулаки, выплевывая фразу с желчью, с ненавистью. Холодный ветер жестким потоком хлестнул по лицу, отчего брюнетка чихнула. Стоило поднять голову, как в глаза бросилось высокое стеклянное здание витиеватой формы. Стеклянные панели отбрасывали мрачные отблески на припаркованные машины. И что самое удивительное, автомобилей было мало, не больше двадцати, хотя для главного офиса IT International число поистине крошечное. «Шумихи из-за ограбления не было. Неужели они не собираются афишировать это?.. Половина рабочего персонала перерезана, важная информация украдена, а данные с главного компьютера стерты. Что за хрень там происходит?» — Ну и куда дальше? — Гретта растерянно оглянулась, надеясь засечь взглядом хоть что-то подозрительное. Напрасно. Двери продуктового магазина, на который брюнетка свалилась, избегая преследования мужчины, часто хлопали, возвещая о новоприбывшим покупателе. Люди, обходившие девушку стороной, тащили тяжелые пакеты. Совершенно ничего необычного. Будто чья-то несмешная шутка, в которой Броде посчастливилось оказаться главной героиней. Глаза зацепились за небольшой проход возле магазина и жилого здания. Несмотря на то, что на улице день и относительно светло, переулок казался мрачным и неживым. Неуверенно шагнув в сторону закоулка, Гретта осторожно заглянула за угол. Холодный камень создавал неприятный контраст с теплой кожей, а разрисованные на разные тематики стены больше отталкивали и всем своим видом намекали на то, что даже заглядывать сюда глупо. Впрочем, когда и кого это останавливало? Воровка с поразительным героизмом исчезла за продуктовым, скрывшись от глаз нежелательных прохожих. В нескольких метрах от девушки переулок заканчивался тупиком, и запах, исходивший от огромных грязно-зеленых мусорных баков, вызывал рвотные позывы. Видимо, пространство почти не проветривается. Пожалуй, последняя вещь, добившая расшатанную за последние несколько дней психику Броды, — это дохлая крыса, большая и упитанная, над которой возвышался потрепанный рыжий кот. С чавкающим звуком откусывающий мертвую плоть. Скупая улыбка скользнула по губам. — Мне почти ее жаль, слабые никогда не занимают место под солнцем, их место... — мужчина остановился, слушая утробное рычание кота, а после продолжил, — внизу цепи, на самом дне, куда не попадают лучи света, и выбраться не представляет никакой возможности. Впрочем, кому как ни тебе об этом знать? Маленькая девочка, попавшая по воле злой мачехи в детский приют и не знающая об этом жестоком мире ничего. И не стоит утверждать обратное, я видел много таких же самоуверенных и наглых ублюдков, считавших, что раз жизнь их обделила, то они имеют полное право делать все, что захотят. И знаешь, что случилось с ними? Каждый из них гниет под землей, конечно, если их не смогли найти. А все потому, что не стоит лезть туда, откуда ты не сможешь выбраться, — затянет, и больше не будет шанса покинуть алчную и лицемерную пучину под названием реальность. Кстати, чуть не забыл — рад, что смогла прийти, значит, вещица действительно имеет важное значение для тебя. Ах да, забыл поздороваться, — Каин ухмыльнулся, жестким взглядом окидывая притихшую и вздрагивающую от каждого резкого звука девушку. — Здравствуй. Гретта внутренне сжалась, боясь повернуться и получить пулю в лоб. Какие идиоты считают, что умирать не страшно?! Страшно, до хруста в костях, до болезненных спазмов в животе. До мертвенно белых костяшек пальцев, до срыва дыхания, когда каждый глоток воздуха обжигает похлеще раскаленного металла. Вся уверенность улетучилась вмиг. Будто бы ее и не было. С самого начала. Колени подкашивались, словно кости, которые должны были держать ее, превратились в желейную массу — ткни пальцем, и она рухнет. Лицом в грязь. Лишний раз докажет, что не чета ему, мусор и не более. — Моя пламенная речь так на тебя подействовала, что и слова сказать не можешь? Признаться честно, я разочарован, во время задания прыти в тебе было больше. Скучная и никчемная мышь, — процедив фразу по слогам, Скотт спрыгнул с ржавой пожарной лестницы, отчего та жалобно скрипнула, и, вытащив кулон, призывно помахал, надеясь, что внутреннее чутье воровке все же присуще. И не ошибся. Девушка поворачивалась слишком медленно, по мнению Каина, секунд тридцать. Словно героиня дешевого романа. Наивная. Проглотив вязкую слюну и чуть не захлебнувшись, потому что та приобрела тошнотворный привкус, Брода крикнула, нервно сжимая края рукавов куртки: — Отдай его! «У тебя точно не все дома», — мужчина ухмыльнулся, смотря сквозь пальцы на брюнетку. — М-м-м, так попробуй забрать его у меня, — играть с людьми всегда интересно, особенно в ситуациях, когда у тех не остается иного выбора, как поддаться на провокацию и слепо следовать правилам ведущего. А ведущий здесь Каин. И играть он любит по-жесткому. Мужчина жадно следил за каждым движением девушки, за каждым сбитым вздохом, практически видел, как пульсируют вены на висках. Зверь внутри утробно рычал, предчувствуя запах свежей крови, но с виду Скотт представлял холодное изваяние с приподнятыми в насмешливой улыбке уголками губ и дьявольскими глазами. Кулон слабо покачивался под дуновением ветра. Ну же, еще чуть-чуть... Щелчок. Гретта медленно отняла руку от лица, с презрением смотря на блондина, и тут же сорвалась с места, замахиваясь кулаком, чтобы вправить этому заносчивому ублюдку мозги и, в частности, сломать нос. Вот только уповать на одну удачу не стоит... Резкий захват запястья с последующим вывихом, сопровождающимся отчаянным криком, и грубый удар о стену заставил воровку неестественно выгнуться и закатить глаза от глухой боли, что рябью прошлась по замерзшему телу. Рука Каина прочно вцепилась в женскую шею, большим пальцем сдавливая участок трахеи, лишая тем самым необходимого кислорода. — Девять баллов из десяти за смелость и три — за реализацию, — отвернув голову, брюнетка пальцами здоровой руки пыталась избавиться от чужого захвата. — Тц, малышка, не делай глупостей. Мне стоит чуть сильнее надавить на твое горло, как хрящи рассыпятся в песок, и ты захлебнешься от крови. Впрочем, не правда ли, заманчиво? — Что... ты... хочешь? — Я хочу, — Каин приблизил свое лицо ближе, ловя каждый хрип Гретты, будто бы вместе с ним высасывал остатки хрупкой жизни, — чтобы ты, маленькая сучка, отдала мне жесткий диск с информацией. И мне абсолютно наплевать, у тебя он, или ты отдала его заказчику... — Скотт гортанно рассмеялся, опаляя кожу чуть влажным дыханием с привкусом бергамота. Жалкие попытки девушки отодвинуться его забавляли не меньше, чем наивность насекомых, попавших в сети паука. Это капкан. Из него нет выхода. — О-о, конечно, я в курсе, что тебя наняли. Для добровольца, рискнувшего окунуться в своеобразный мир местной мафии, ты чрезмерно бездарна и бесполезна. Тень улыбки тронула губы убийцы, а в следующее мгновение пальцы сжались на горле сильнее, и мужчина встряхнул Гретту, отчего голова той пришлась о кирпичную стену. Пасмурное небо водило игривый хоровод перед болотными глазами, и черный ворон темным пятном кружил в вышине, каркая и выпуская острые когти, словно хотел спикировать и вцепиться в воровку, раздирая человеческую плоть в клочья. Своеобразное представление смерти. Темными струйками кровь стекала по лицу, заливая глаза алым маревом, нарочито небрежно очерчивая крылья носа, словно в этом было нечто привлекательное. Горло саднило, а холодный осенний воздух быстро шнырял туда-сюда по покрасневшей гортани. Брода сжала губы и повернула лицо, стараясь скрыть зажмуренный и болезненный взгляд. В который раз она получает удары от этого ублюдка. В который раз он возвышается над ней, улыбаясь своим поганым ртом. Подняться бы, но сил уже нет, в руках чувствуется дрожь, и кости, словно желейная масса, гнулись под тяжестью тела. — Увы, помочь ничем не могу, — девушка сипло рассмеялась, давясь собственными хрипами. — Действительно, диска у меня нет, а информацию я не сохранила. Кто и как меня забрал оттуда — не помню. И знаешь, — Гретта ядовито улыбнулась, наблюдая как насмешливая улыбка сползает с лица мужчины, а брови хмурятся, — пошел ты на хуй, честно! А сердце так больно бьется о ребра, грозя разворотить грудину. Каин разочарованно выдохнул, не сводя хмурого взгляда с залитого кровью и слезами лица, и присел на карточки, прислонив ладонь ко лбу брюнетки. — Неужели так сложно не дерзить? — Ч-что? — ярко-зеленые глаза мазнули по бескровным губам, а пальцы аккуратно заправили кудрявую прядь за ухо. — Иногда я не понимаю людей совершенно. Они пытаются избавиться от рутины с помощью каких-то затей, например, как поездка за город. Но разве за столь краткий период времени возможно что-то кардинально изменить? Нет, а в рабочее утро понедельника они вновь возвращаются в офисы и становятся «белыми воротничками». А для меня рутина — это череда убийств неугодных мне людей. Раз, и нет человека. Но теперь это навевает на меня дикую скуку. — Убийство невинных навевает скуку? Это... это бесчеловечно. — Хах, чем ты лучше меня, Гретта? — блондин прикрыл глаза, вслушиваясь в неровное дыхание оппонентки. — Ты отнимаешь и воруешь безделушки, не думая, что эти гроши могут оказаться последними в жизни того несчастного. Ты такая же мерзкая и лицемерная тварь, дорогуша. — Я не ворую у тех, у кого... — ... нечего забирать? Не прикидывайся Робин Гудом, эта сказка придумана, чтобы оправдать поведение воришек, — большие пальцы обеих рук ловко проскользнули в женский рот, прижимаясь к уголкам губ. — Впрочем, я нахожу этот разговор лишенным смысла, поэтому предлагаю разыграть небольшое шоу. Скотт игриво почесал подбородок девушке, игнорируя протестующее мычание и неумелые попытки откусить ему пальцы. Она не первая и не последняя. Потерпит. Чтобы унять сопротивление, убийца с мрачным смешком навис, стоя на коленях, над Греттой и потерся холодным носом о висок, ощущая солоноватый запах спекшейся крови. «Постарайся не вопить». С хрустом мужчина дернул челюсть Броды на себя, слыша, как головка сустава выскальзывает из суставной сумки. Два горящих безумством глаза зажмуриваются, а с ресниц капают теплые слезы. Воровка сдавливает запястья блондина, царапая тонкую кожу поломанными ногтями. Слишком больно, чтобы терпеть. Слишком мало, чтобы умереть. — Тш-ш, — Скотт вытаскивает обслюнявленные пальцы и окидывает заинтересованным взглядом покрасневшие полукружия от зубов — не прикусила, но в некоторых местах кожа стерта. «Если не сейчас, то никогда!» Адреналин ударил в кровь, притупляя вспышки боли, и Брода вскинула вверх колено. Попадая точно в цель. Не сильно, конечно, но огорошить убийцу у нее точно получилось. — Совсем охренела? — Каин вдохнул холодного воздуха, но возымело это обратный эффект — киллер распалился еще больше. — Думай, что делаешь, идиотка! — волны агрессии росли в геометрической прогрессии, заполняя все пространство переулка. Рука, что ранее придерживалась за паховую область, сжалась в кулак, отчего кости угрожающе хрустнули. — Доигралась... Гортанный шепот вырвался с небольшим клубком пара, и Гретта явственно ощутила, как леденеет кровь в жилах, и как внутренние органы прекращают свою работу. Страшно. До усрачки стало страшно. Кулак со свистом разрезает воздушное пространство. В ту же секунда девушка заваливается на бок, избегая удара — который, она уверена, мог ей проломить череп, — и, поскальзываясь в грязной луже, бросается прочь от разъяренного блондина. Глухой звук попадания чего-то тяжелого в стену взрывается в пострадавшей голове миллионами вспышек. Ей даже не нужно оборачиваться, чтобы убедиться в присутствии вмятины на месте удара. Слюни стекают липкой субстанцией с подбородка, но внешний вид в данный момент абсолютно не важен: лучше быть грязной, но живой, чем мертвой и... изуродованной. Ибо Брода не сомневалась, что Каин остановится на банальном сворачивании шеи. — Да какого черта?! Она опять сбежала! У нее что, в роду целый рой ангелов-хранителей по материнской линии присутствовал? — пнув кирпичную стену, Скотт стряхнул красную крошку с костяшек и устало облокотился рукой на мусорный бачок. Нет, это определенно раздражает. Даже тогда, когда у него было явственное преимущество, девчонка умудрилась сбежать. Телефон в кармане завибрировал, и из динамиков полилась волнующая мелодия. Каин сипло рассмеялся, но звонок все же принял: — Если бы меня хотели пристрелить, то я бы умер, — собеседник на том конце выдержал театральную паузу и вновь продолжил, — раз семь. Почему не снимаешь вызов сразу? — Перспектива послушать классику меня привлекает больше, нежели «наслаждаться» твоим мелодичным голосом, Фрэнки. — Как все прошло? — вмиг Харвуд стал серьезным, пропустив мимо ушей ехидное «Фрэнки». — Ты прикончил девку? Киллер запрокинул голову назад, провожая напряженным взглядом тяжелые свинцовые тучи. Еще немного — и пойдет дождь. Если не ливень. Уж слишком темное небо для такого относительно раннего времени суток. — Сбежала, — взгляд против воли устремился на то место, где несколькими минутами назад, скрючившись, сидела воровка. На грязном асфальте отчетливо проступали размытые пятна бурой крови. — Э-э, чувак, не обижайся, конечно, но ты теряешь сноровку. Или, как вариант, твое ледяное сердце дрогнуло от накативших чувств к этому маленькому потрёпанному котенку. — У меня полная обойма, и я не поленюсь спустить все в твою мерзкую рожу, если сейчас же не захлопнешься, — Скотт раздраженно скрипнул зубами, борясь с наплывшим порывом в действительности прострелить этому ублюдку что-нибудь. Чисто для профилактики. — Ты даже не можешь представить, как меня это раздражает. Я так не лажал даже в самом начале карьеры... — И что ты собираешься в таком случае делать? — Фрэнк понизил голос, срываясь до надломанного шепота. — Раз физически уничтожить Гретту не получается, почему бы не попытаться разрушить ее морально? Нет ничего слаще наблюдения за сбоем нервной системы, а там уже два исхода событий: первый — она покончит с собой, а второй — тронется рассудком. *** Тишина давила, оседая тяжким грузом на плечи. Казалось, воздух был настолько пропитан напряжением сидящих в кабинете людей, что он искрился, рассыпаясь миллионами огненных вспышек. Винтажные часы, единственное, что не вписывалось в общую картину современного дизайна, гулко тикали, и секундная стрелка с легким замиранием останавливалась на каждом делении, издавая приглушенный скрежет. Кофе давно остыл, и сверху образовалась тонкая полупрозрачная пленка, стягивающая всю поверхность напитка. И лишь еле слышимое постукивание ногтей по отполированной поверхности вишневого стола нарушало гробовое молчание. — Может, ты перестанешь зазря сотрясать воздух? — мужчина откинулся на спинку кресла, кидая стальной взгляд на спонсора ITI. Рука замерла, а бледные пальцы осторожно опустились на лакированное покрытие. Женщина недовольно хмыкнула, сложив алые губы в трубочку, и уныло протянула «у-у-у». — Гм-хм, смею напомнить, что здесь мы собрались, чтобы обсудить недавнее происшествие... — Не будь таким занудой, Честер, в мои планы абсолютно не входит размышлять о том, как твои подчиненные, грубо говоря, просрали новые разработки. Лучше подумайте, а не упадут ли в цене ваши акции? Я спонсирую этот проект на протяжении нескольких лет и... признаться честно, раздражена, даже оскорблена подобным действием! Вы хотя бы представляете, сколько денег я в это вложила, — из груди со свистом вырвалось змееподобное шипение, а ногти с красным маникюром впились в жестковатую обивку кресла. Честер отвернул голову в сторону, стараясь не столкнуться со спонсоршей взглядом. Она права, охрана не смогла остановить преступников, и ценная информация пропала без единой зацепки. К его приходу в офис только кровавые разводы, мертвые тела и развороченные кабинеты напоминали о том ужасе, что произошел несколькими часами ранее. — Хлоя, остынь, пожалуйста, — усталый, в какой-то степени безликий голос отразился от матово-черных стен. — Стоит ли мне сказать, что подчиненные Честера оказались убитыми? От услышанных слов женщина дернулась, в ужасе распахнув глаза, губы мелко задрожали, а на руках выступили бледно-синие вены от сильного захвата мягкого предмета мебели. Атмосфера стала сгущаться, и все, находившиеся в кабинете, невольно заерзали, понимая — разговора не избежать. — Себастьян... как убиты? И ты не стал подавать заявление в полицию, чтобы... — ...поднять шумиху? Собственно говоря, вот мы и подошли к тому, зачем я вас собрал, — Тейлор мрачно усмехнулся, и при особом освещении можно было разглядеть проступающие морщины. Казалось, седина мазнула по темным волосам, окропив их серебряной краской. — Из-за произошедшего в IT International могут возникнуть глобальные проблемы. Итак, начну с того, что официально объявляю о том, что данная информация строго конфиденциальная, поэтому все произнесенное здесь остается между нами. Именно поэтому подавать заявление в правоохранительные органы мы не будем, на это есть несколько причин: первая — терять ценные умы, как минимум, глупо, кто же останется работать, когда узнает о массовой «резне»? Вторая причина: мы потеряем лидирующую позицию на рынке современных технологий, и, как следствие, наши акции значительно упадут в цене. И в-третьих... — Хех, то есть ты хочешь мне сказать, что человеческая жизнь не стоит тех денег, которые ежегодно тратятся на новые разработки. Лицемерно, Себастьян Тейлор, — Хлоя хрипло рассмеялась, а глаза странно заблестели. — Ну и редкостный же ты ублюдок, друг мой. Глава охраны смачно подавился порцией воздуха. Лицо покрылись испариной, а суставы противно заныли. Начальники отделов пораженно глядели на блондинку, так нахально смотревшую на их босса. И опять раздражающий мозг стук ногтей о стол. — Хм, ты вправе так считать, но более гнилого человека, чем ты, я еще не встречал, моя дорогая Хлоя, — глава ITI угрюмо усмехнулся, прекрасно понимая, что разговор лишен смысла. — Что за третья причина, мистер Тейлор? — пожилой мужчина, заместитель начальника по структуризации данных, внимательно вглядывался в усталые глаза собеседника. — BlockOut. Рука дернулась, и несколько холодных капель кофе пролилось на бумаги. Пятна уродливыми кляксами расползались на белоснежной поверхности... — А вы не думали, что это они подослали кого-то?.. — Честер нахмурился, услышанные слова его вовсе не порадовали. Значит, не один он придерживался этой точки зрения, и это наводило не на самые радужные перспективы. Себастьян, скрипнув зубами, резко встал с насиженного места и подошел к окну — состояние погоды полностью копировало его душевное, так же мерзко и отвратительно. Ни единого следа после преступления, точно этот некто успел прибрать за собой. Горечь от бессилия не давала спокойно вздохнуть, колкими спазмами стягивая грудь. А хуже того, мужчина догадывался, кто стоит за этим... Вот только нет доказательств. — Сколько потребуется времени на полное восстановление сервера? — Мои люди уже работают над этим, но думаю, что до завтра справимся. Крайний срок — завтра в обед закончим. — Хм, неплохо. Что касается отдела продаж. Сколько средств мы потеряем в ходе утери данной разработки? — глава IT International расслабил темно-синий галстук, и брови грозно сошлись на переносице от услышанных цифр: — Чуть больше половины миллиона долларов, это без учета компенсации, — сотрудник, молодой парень, съежился — цифры оказались действительно внушительными, слишком много они вкладывались в этот проект, чтобы так легко потерять все. Женщина пораженно выдохнула, выпрямляясь и вставая с кресла. Уложенные в аккуратную прическу локоны взвились вверх и хлестнули по обнаженным лопаткам. И все-таки вопрос насчет компании конкурента стоял ребром. Если это действительно подстроил Ладжер, то выхода из этой непростой ситуации было два. И оба весьма заманчивые. По крайней мере, для Хлои. Бегло пробежав глазами по недавним отчетам, спонсор сжала челюсть, отчего паутинка светлых вен очертила ее лицо. — Ты понимаешь, что сейчас я могу вложить в новый проект не более ста тысяч? Себастьян, убедительно прошу, распредели бюджет равномерно, в этот раз поблажек не будет. Стальной взгляд буравил оконное стекло — напряженный и безжалостный, он наводил мурашки. Развернувшись с засунутыми в карман брюк руками, Тейлор внимательно посмотрел в глаза своего спонсора. К его величайшему сожалению, Хлоя была настроена решительно — алые губы сложились в тонкую линию, а грудь, обтянутая в плотную ткань платья, мерно вздымалась. Полное спокойствие. Даже жилка на лбу не пульсировала. И это... выводило из себя. Они потеряли не только важный проект, но и ее вложенные деньги, а она с флегматичным настроем стоит перед ним. — Я благодарен тебе, но расставаться с этим проектом я не намерен, увы. — В противном случае, я просто-напросто лишу тебя своих денег и стану спонсировать Уильяма. Мне нет разницы, хотя, стоит признать, что разочаруюсь в тебе как в предпринимателе, человеке и, главное, как в друге. Позвони, если решите, какой вариант для вас окажется наиболее предпочтительным, — Хлоя стремительно направилась к выходу из кабинета, отстукивая неровный ритм высокими каблуками, но остановилась, услышав небрежно брошенные слова: — Около восьми человек спонсируют IT International, моя компания немного потеряет с твоим уходом, — Тейлор облокотился на кожаное кресло, но полный печали и разочарования взгляд мутно-синих глаз заставил поежиться мужчину. Он отчетливо понимал, что за этим стоит. Но гордость душила крепкими объятиями, прочно вгрызаясь в шею, не давая ступить на попятную. — Искренне надеюсь, что ты одумаешься, Себастьян, — тихий шепот и громко захлопнутая дверь. Глава ITI неторопливо поднимает саркастический взгляд на дверь и всматривается, всматривается, всматривается, пока монотонный шорох шагов не стихает, и в кабинете не образовывается мертвая тишина. Никто не смеет шевельнуться, потому что знают, что это та самая точка невозврата. Точка, после которой Себастьян Тейлор, спокойный и рассудительный начальник, становится нервозным и... — Вы не стали ей говорить о том, что... — В этом нет нужды, — ломаным движением рука разворачивает кресло, сгребая в охапку кожаную обивку, отчего та жалобно лопается, свисая уродливым куском с ладони. — Доверие к миссис Пайтон безвозвратно утеряно, и, к вашему большому сожалению, все, что с ней связано. *** Он усмехается, откровенно поражаясь очередному поражению в незамысловатой тупой игрушке, которую старичок Фрэнки установил ради забавы на его телефон. Впрочем, если Каину не изменяет память, то они спорили, что Скотт не воспользуется ею. Точнее, так думал он сам. Ведь уверенность в собственной победе была почти стопроцентной. А он продул и здесь. Голова откинулась на сырую стену. Специфическая причуда некоторых секторов офиса наводила смех. По крайней мере, так было раньше. Сейчас же мужчина был благодарен повышенной влажности в курилке, которая была закрыта на ремонт — размытые картинки и мысли не рассыпались колющими осколками в воспаленном сознании. — А, но, простите, босс уже заждался вас и просил поторопить, — девчушка, маленькая, словно потрепанный кролик, трусливо жалась спиной к картонной коробке, избегая встречаться взглядом с ироничными зелеными глазами. — Серьезно? Если он так сильно хотел меня видеть, то почему бы ему самому не соизволить поднять задницу и не прийти сюда? — зверь внутри заинтересованно приоткрыл глаз и дернул хвостом. Это не столь интригующе, как играться с воровкой, но настроение определенно поднимет. — Прошу вас проследовать в кабинет! Щелчок. Он ждет, выжидающе смотрит, сардонически приподнимая светлые брови, и улыбается. Улыбается так, что прокуренные стены покрываются коркой льда, а зрачки непроизвольно расширяются. Вытягивает руку и замирает. Тусклое освещение, и без этого наводящее на мысли о готовом вот-вот выпрыгнуть из-за темного угла маньяке, несколько раз ярко мигает, сопровождая этот процесс скрежетом, и гаснет. Гаснет как в гребаном триллере или хорроре. И это, чтоб его, настолько комично, что Каин не может удержаться и откровенно хохочет над сложившейся ситуацией, не обращая внимания на бьющуюся в конвульсиях от страха девчонку. Он даже ее имя не помнит, хотя видел много раз приносящую переслащенный кофе, который он так ненавидит. Кадык дергается, и секретарша дергается вслед за ним, импульсивно шарит ладонью по шероховатой поверхности стены в поисках включателя света. Но тщетно. Смех смолк так же неожиданно, как и начался. Рука в свою очередь замерла, и девчонка вся напряглась, отчего Скотт лишь усмехнулся. Как долго еще она сможет терпеть?.. Мужчина практически слышит, как закипает крик внутри нее. Слышит, как разрываются капилляры в глазах, как тяжело вдыхает густой и влажный воздух. Чувствует рваные движения диафрагмы, и это служит своеобразным наркотиком. Потому что зверь внутри довольно жмурится и готовится к последующей атаке. Последней, после которой шанса выбраться нет. Он делает несколько шагов навстречу и останавливается ровно настолько, чтобы была возможность уловить теплое дыхание. — Кричи, — на выдохе, почти приказывающе, и она слушается. Отшатывается, ломает изящный каблук и падает. Падает и кричит, срывая детский голос. Каин насмехается, не смотря на дрожащее тело, лежащее на полу, и переступает через девчонку. Удовольствие сладкой патокой разливается в крови. А теперь можно посетить собрание. Ему нравилось это место. Сама работа. Здесь не было строгих рамок, ограничивающих свободу выбора и действий. И люди, лицемерные жалкие выродки, по сути, ничем не отличающиеся от него, готовые дробить чужие кости, глотать кровавое мясо себе подобных, лишь бы спасти свою шкуру. А если бы у них встал выбор: изничтожить члена семьи и выжить самому или пожертвовать собой ради другого, — что бы они выбрали? Ведь даже животные ставят собственное потомство выше себя... Мужчина иронично улыбается, останавливаясь сразу около закрывшейся за спиной двери, и склоняет голову набок, глядя на застывшие фигуры в душной полутьме круглого зала. Свет от настенного торшера режет сетчатку глаза, и Скотт шипит, прикладывая слегка влажную ладонь к лицу, перекрывая настойчивые лучи. — Пропустить половину собрания — это так похоже на тебя. Стоит признаться, таким поступком ты унизил меня как шефа, Каин Скотт, — Уильям расслабленно рассмеялся, без интереса разглядывая золотистую жидкость в бокале. — Хочешь? Куртка летит на ближайший диван, и блондин склоняется над Ладжером, вызывающе глядя в охристые глаза. — У нее нет того, что тебе нужно. Что прикажешь в таком случае делать? — Я в курсе, — глава BlockOut игриво улыбается и отталкивается от стола, отходя на более или менее допустимую дистанцию. — Более того, я даже знаю у кого «наш» проект. — Original Enterprises. Молодая компания, стоящая пока на четвертом месте, но есть одно «но»: их акции стремительно стали расти, хотя до сего момента у них было тихо, как на кладбище, так что не трудно сделать выводы.