Из-за дурной головы и живётся офигенно и снег вкусный.

Самый-самый конец выпуска Deadpool #25.NOW http://deadpoolneverdie.ru/news/deadpool_25_now/2014-03-13-849       Первый денёк на отдыхе выдался совершенно райским — Барбадос встретил Уилсона нереально яркой синевой океана, прибоем, белым песком, разноцветными коктейлями с зонтиками и прочей экзотикой. Карибская погодка на редкость жаркая, влажная и солнечная — как раз самое то, как Уилсон любит. Пока другие потели и шаркали, словно полусонное стадо, он развалился на шезлонге посреди почти пустынного пляжа. Уэйд подставил лицо солнцу, как ящерица, млеющая от жары. Стал единым целым с песочком, сроднился с зонтом и врос в лежак. — [Не знаешь, сколько надо чаевых дать, чтобы принесли прямо сюда ночной горшок]?       Идиллия закончилась на второй же день. Глаза Уэйда были закрыты, так что ему не было видно, как опускается орудие на голову жертвы, и как та, пошатнувшись, падает. Он услышал громкий вопль, переходящий в визг и, вздрогнув, открыл глаза. Преступник, как ни в чем не бывало, упоенно ковырялся в песочке, покрасневшая от рёва жертва лет двух издавала совершенно космические звуки и затыкаться не собиралась. Не успел Уэйд раздраженно фыркнуть, как к плачу ребенка присоединился голос матери — симпатичной пухленькой брюнеточки. На самом деле, вокруг почти никого не было, включая Уилсона — с десятка два человек по всему берегу — в основном семьи и парочки. Расстояния между всеми были порядочные. Вынужденный переезд на другой конец пляжа помог лишь отчасти — отдыхающая семейка своим гомоном совершенно разрушила иллюзию уединения на райском острове, а вместе с ней и хрупкое настроение наёмника. Он кое-как постарался задремать, умостившись на лежаке. Делал это Уэйд со стоическим фатализмом, словно выполняя тяжёлый долг. Наконец, жара сделала свое дело — лень и полудрема взяли верх, и этой блаженной истомой наш наёмник наслаждался, наверное, целый час, пока истошный крик не вывел его из сомнамбулического полузабытья. Он ошалело поднял голову, с трудом продирая заспанные глаза. Мозги будто подплавило — соображается с большим трудом. Не было и особого желания выяснять, что происходит — какая-то непонятная возня метрах в ста, а может и больше. Никто не тонет, никого не насилуют, значит, сами разберутся. Уилсон потянулся и зевнул, протяжно и со вкусом. Крик повторялся вновь и вновь, всё более дикий и вовсе не шутливый. Та самая пухленькая брюнеточка лет двадцати пяти в ярко красном купальнике кричала: — ¡Socorro! Por favor! На помощь, пожалуйста! Рядом суетилась бабища в лимонном купальнике, с другой малюткой на руках, скорее всего бабуля, или тёща… а, ну, у баб это называется свекровь. Тоже отдохнуть приехала. Бабуля что-то пыталась сказать, а брюнеточка то вскакивала на ноги, то падала вниз. — [Кто-нибудь, позовите экзорциста]! Что она там делает? Не видно. Видно, как несколько людей бегут со всех ног к женщине. Конец раздумьям Уэйда пришел через несколько секунд, когда женщина подняла голову и снова истерично закричала: — ¡Huesecillo! Llame a ambulancia! Косточка! Позвоните в скорую помощь!       Похоже, перелом, и, раз так визжат, то, скорее всего, открытый. Осоловевший Уилсон лениво поднялся, натянул шорты и сунул ноги в сандалии. Направился в сторону криков. Мимо сонного Уэйда пронёсся работник близлежащего отеля. За аптечкой, или за штатным врачом. До города далеко, минут пятнадцать скорая будет ехать из Бриджтауна, как минимум. Когда Уэйд дошел до места, реальность оказалась гораздо хуже его ожиданий. Уилсон собирался геройствовать в виде оказания первой медицинской помощи и утешения аппетитной мамочки. Не придётся. Придётся наблюдать смерть, нелепо глупую и трагичную. Под зонтом, на покрывале лежал ребёнок, тот самый преступник, с орудием-лопаткой. Девочка, лет трех, конвульсивно вздрагивала и совсем не дышала. Личико беленькое, губки синенькие, видно язычок и четыре трогательных, аккуратных зубика. Она описалась и обкакалась, а значит, конец агонии совсем близок. Брюнеточка совала ей в ротик палец с длинным ногтем, безуспешно пытаясь что-то достать. Какой-то дрыщеватый парень студенческого вида стоял рядом на коленях, делал какие-то неопытные попытки искусственного дыхания методом рот в рот. Тут же прикрывалась полотенцем девушка дрыща, похоже, без купальника. Всё ясненько: не перелом, не утопление, не астма или там какая-нибудь ещё аллергия, а банально простая асфиксия — удушение той самой hueso, косточкой, закупорившей дыхательные пути. Бывает, что уж тут. Кто-то из зевак судорожно охнул, увидев Уилсона. Центр внимания несколько сместился в сторону Уэйда, и наёмник, естественно, насупился. Он-то полагал, что вполне заслуживает покоя и отдыха. Несколько объективов телефонных камер метнулись туда-сюда. Не могли решить, что интереснее — рожа этого странного качка, или умирающая девочка. Сама брюнеточка на появление Уэйда никак не отреагировала, она так и стояла на коленях, бессмысленно сжимая то ладошки, то стопы малютки. — Кто мать? — Спросил наёмник. Сам-то он прекрасно видел, кто мать, но лучше удостовериться. — [Погеройствовать собрался]? — ¿Qué? Что? — ¿Quién es la madre? — Повторил вопрос Уилсон. — [Она тебя заводит, эта чернявая цыпочка]? Глаза всех присутствующих устремились на него, а еще через мгновение загудел нестройный и требовательный хор обступивших покрывало с разных сторон: "Доктор, врач, вы доктор? Так сделайте что-нибудь! Он доктор, господи, пусть сделает что-нибудь". Уэйд рыкнул, раздраженно: — ¡Callas! Que una madre hable. Пусть говорит только мать. ¿Qué pasó? Что произошло? Брюнеточка снова вскочила на ноги, аппетитно всколыхнув сиськами, и, смотря с надеждой на собственное отражение в тёмных очках Уилсона, быстро затараторила: — Она сливку ела! Сливку, entender? Понимаешь? Косточка во рту, она игралась, косточка в горло попала, не может вытащить, раньше дышала, сейчас не дышит!       Уэйд приземлился на покрывало, уселся на пятки, положил маленькое тельце к себе на колени, лицом вверх. Головка девочки свешивалась с бедра, и ветер играл кудряшками. Уилсон попытался пролезть пальцем в горло. Покопался немного — толку ноль, даже рвотного рефлекса не заметно, хотя заднюю стенку горла ковыряют безо всякой жалости. Уэйд поднял девочку под ребра, прижал к своей груди спиной. Попытаемся выдуть инородное тело резким сжатием грудной клетки. Вид, похоже, был тот ещё — детская головка и ручки безжизненно свешивались, тельца почти не видно за тренированными ручищами, ножки болтались не менее безжизненно, чем ручки. Уэйд сдавил девочку резко и сильно, но раздался только писк вышедшего воздуха, где-то в районе гортани, да слышно было, как хрустнули рёбра. Не получилось косточку вытолкнуть. Стало только хуже, чем было — в легких не оказалось остатков воздуха, синюшность растеклась по всему лицу малышки, открытые чёрные глаза смотрели прямо на солнце. Наёмник потрогал глазик пальцем — реакция отсутствует. Ребёнок, уже, по-видимому, мёртв. Брюнеточка опять взвизгнула, а потом душераздирающе взвыла, совсем по-животному. С ней вместе заголосил лимонный купальник и двухлетняя сестрёнка. По толпе прокатился недружелюбный ропот, хотя и очень несмелый. Уэйд — парень роста сильно выше среднего, атлетического сложения, тело очень крепкое, руки мощные. Костяшки намозоленные-набитые, понятно, что или боксёр, или ещё какой единоборец. Ещё пальцы драные все, ногти расслоившиеся. Что-то, не похож он на хирурга. Плюс, обгорел на солнышке, морда красная, перегаром попахивает. Ну, и с кожей что-то не в порядке, надо признать. Уилсон положил тельце ребенка перед собой и попытался сделать искусственное дыхание — абсолютно ничего вдуть в лёгкие не удалось, раздался только омерзительный звук трепещущих щёчек. Прискакал служащий с аптечкой, но в ней не было ничего полезного: укрепляющее от поноса, шипучий аспирин, пластыри и бинты. А вот антисептик бактин навёл на мысль. Где же скорая? Хоть кто-нибудь! Уэйд обратился к матери: — Выдуть не удалось, но горло закупорено высоко. — Он показал на себе — Huesecillo está aquí. Кость находится здесь. Есть последний шанс — можно вскрыть трахею под костью, и попробовать искусственное дыхание еще раз, напрямую через разрез. Ultima oportunidad. — ¿Qué? Cómo? Что? Как? — Situacion de… бля, как там… urgencia, necesaria hacen la traqueostomía. Чрезвычайная ситуация, требуется трахеостомия. — С характерным звуком, чиркнул себя по горлу пальцем и тяжело подышал. — [Да, она сильно тебя заводит]! — ¡Sí! Sí, sí, por favor! Por favor, hacer! Да! Да, да, пожалуйста! Пожалуйста, делайте! — [А ты заводишь её]?       Уэйд подсунул под шею девочки свёрнутое полотенце, достал складной нож, зачем только у него был с собой нож, на пляже. — [У него ещё пушка есть, только не спрашивайте, где он её прячет]. Полил лезвие и горло ребёнка и свои руки бактином. Полосонул по коже над яремной выемкой — это где ключицы сходятся. Появилась кровь и залила рану. Наёмник засунул свои здоровенные пальцы в рану и начал расслаивать ткани, попутно разрезая дальше, пытаясь добраться до дыхательных путей. — [Кто-нибудь знает, откуда Уэйд вообще умеет это делать]? В минуту он нашел трахею, зажал большим и указательным пальцами и перерезал её, пытаясь попасть между кольцами. — [Как пить дать, опять телевизор пересмотрел]. Затем бросил нож, наклонился ртом к ране и с силой вдул внутрь воздух. — [О, да, ты заводишь её]! Видно было, как поднялась грудная клетка малышки. Уилсон поднял голову, и из перерезанного горла вышел воздух, булькая кровью и окропляя все вокруг красными точками. Уэйд припал к ране. И опять. И опять. — [Конечно, ты заводишь её — ты вдуваешь её дочери]! В глазах брюнеточки — надежда, у остальных — омерзение. Парень из отеля надрывается в трубку, поторапливая диспетчера. А что диспетчер может сделать, если машина уже выехала? Когда Уэйд в очередной раз поднял лицо от раны — в густой, запекшейся крови на губах и на подбородке, девушка без купальника не выдержала, тихо пискнула, побледнела и завалилась вбок, уронив полотенце. Уэйд, да и все вокруг, увидели жиденькие волосики на её бледном лобке. Кто-то бросился поднимать девушку, а сам дрыщ убежал блевать в прибой. Зрачки ребенка сжались, ещё вдох, и появилось слабое подобие судорог. Похоже, девочка уже пытается дышать самостоятельно. Уэйд сказал перепуганной женщине: — ¡Tomar de la manos! Держи за руки! По пузырям из огрызка трахеи видно, что дыхание устойчивое. Малютка начала двигаться. Тут быстрее сообразила бабуля: — ¡Envolver la niña en con la manta! Заверните ребёнка в одеяло! Постепенно, к малышке стало возвращаться сознание, она дышала всё активней и глубже, несмотря на сломанные ребра. Брюнеточка и ребята из отдыхающих завернули девочку в покрывало и крепко держали, не давая двигаться. От жуткой боли девочка кричала и плакала беззвучно, ведь воздух выходил под голосовыми связками. Люди суетились вокруг, множество рук поддерживало тельце, чтобы уберечь от лишних движений. Уэйд так и держал трахею минут двадцать, пока скорая не приехала. Врач скорой и фельдшер прибежали в сопровождении, наверное, всего персонала отеля. Доктор, как взглянул, без лишних слов открыл ящик, прямо на беленьком песочке, достал трубку-трахеостому, подскочил с трубкой и зажимами к маленькому тельцу и засуетился над раной. Уилсон кивнул на брюнеточку: — Вот эта девушка — мать. Если успокоится, говорит по-английски.       Через момент ребёнок свободно дышал через трубочку, и врач занялся установкой внутривенной системы. Пока ребята из бригады скорой помощи были заняты, а отдыхающие и персонал суетились вокруг, Уилсон бочком-бочком, двинулся к отелю, в обход главной дорожки, а за декоративными кустами припустил бегом. — [А ты ведь герой, дорогуша]! — Отвали, — вяло огрызнулся наёмник. — [Тебе ведь медаль надо, ну там, какую-нибудь «доблесть» или «за спасение утопающих», а]? Он быстро заскочил в номер, тщательно умылся, обтёрся полотенцем, чтобы не осталось ни единой чужой красной точечки, оделся. Затем, Уилсон спустился и вышел из отеля черным ходом, оставив в номере почти все свои шмотки, хотя их было не так и много. Просто, чтобы не сразу подумали, что он съехал. Он угнал чей-то автомобиль с автостоянки, и рванул в Бриджтаун. — [Представь себе, собрание в нашем клубе супер-героев, сам Логан, а то и Кэп пламенную речь толкнёт]! — Хватит ржать. — [Потом одноглазый Фьюри тебе медаль даст, все встанут, похлопают]. — Заткнись, солнышко! — [Потом сам Паркер статью накатает, ну, там, профессионализм, мужество, фоточки]! — Да, хорошо бы было, как ты говоришь! — [А то]! — А ты подумай, киса, что будет, если ребенок умрет от заражения крови. Или от кровопотери. Или в больнице инфекция будет. Или у неё аллергия на обезболивающее? Хм, или, не знаю, на больницу метеорит упадёт? — [Тогда ты виноват]. — Именно. Может, я её немой на всю жизнь оставил. Докажи потом этой сисястой мамане, что перерезанное горлышко было последним шансом. Ни юридических, там, ни профессиональных прав у нас на это дело никаких нет. У меня нет лицензии на разрезание глоток маленьких девочек, а у тебя? — [У нас тоже нет, печаль-беда]! — Вот и ладно, пускай ищут героев среди Гарри Поттеров из Лондона. Специально же, блядь, паспорт британский купил, думал, на выставку съезжу... И пусть виноватых среди них же ищут.       Уэйд собирался украсть в аэропорту паспорт более-менее подходящего по комплекции пассажира, но в процессе разговорился за стойкой с местным выпивохой. — Что, прямо совсем? — Ага, — сказал парень и выудил вишенку из своего коктейля. — Что, прямо весь пляж? — На сколько глаз хватит. — Нет, вот, правда, совсем-совсем? — Ну… некоторые носят тёмные очки, — ответил собеседник, затем открыл коктейльный зонтик и улетел на нём за горизонт, как Мери Поппинс. — Хорошие здесь коктейли, — заметил Уилсон, допивая свой дайкири. Потолковав пятнадцать минут с одним нужным чуваком в нужном баре, Уилсон нанял самолётик размером с колибри. Спустя короткое время они уже летели на соседний остров — около ста пятидесяти километров по прямой, ровно на северо-запад. Это было особое путешествие, ведь с Атлантики шел мощный грозовой фронт, а пилот охотно делился затяжками, и отнюдь не табака. Эти импровизированные Чич и Чонг заблудились. Вместо коротенького перелёта, они блуждали почти три часа. А может, это был эффект того самого Бермудского треугольника? Уже на французской Мартинике, Уилсон первым же делом спросил: — У э ле топлес бич? (Где пляж, где женщины загорают с открытой грудью? Фр.) Прогалопировав в указанном направлении, Уэйд обомлел от открывшегося перед ним вида — до самого горизонта простиралось видение гигантского противня в колоссальной пекарне, покрытого подрумянивающимися гладенькими меренгами. Весь остаток своего отпуска, за исключением перерывов на обед и сон, Уэйд провёл рассматривая, бессовестно, щедро растёртых маслом загорающих француженок.