Город мести

Холодный воздух был настолько сырым, что можно различить мелкие-мелкие капельки, парящие в воздухе. Бетонный пирс покрывали сети трещин и широкие участки противно-голубой плесени. Волны набегали на стенку причала, вздымаясь вверх и пытаясь выбраться с моря, но неизбежно срываясь и пеной спадая обратно в воду. Одинокая лодка уцепилась верёвкой в металлическое, уже порядком ржавое кольцо, вмурованное в камень. Плотный серый туман окутал небо, скрыв из глаз солнце и облака. - Сюда влезут лишь трое. Кому-то придётся остаться, - грузно произнёс отец и сделал глубокий глоток из бутылки. А затем первым забрался в лодку. Следом за ним забралась мать. Я и моя сестра стояли на пирсе, совершенно голые, и не решались последовать за ними. Не знали, кому из нас надо оставаться на берегу. И склизкая пуповина протянулась от живота сестры до моего. - Кералайн, ты остаёшься, - решила мать и потянулась вперёд. Моя сестра всё ещё стояла, как вкопанная, явно не воспринимая слова матери за указание к действию. Потому той пришлось взять свою дочь за руку и насильно втянуть на борт. Никто со мной даже не попрощался. И мне нечего было сказать. Мы расстались молча. Отец обрезал верёвку и начал грести вёслами. Покачиваясь на волнах, лодка медленно поплыла прочь от пирса. А я стояла на берегу и смотрела, как моя семья исчезает в тумане. И лишь склизкая пуповина всё ещё связывала меня с той лодкой. Она потихоньку натягивалась и уже начинала тянуть меня вслед за сестрой, стаскивая с причала. - Эй! Ой! Меня тянет! – испуганно проговорила я, взявшись за эту мясистую и склизкую верёвку, связывающую меня с сестрой. - Кэралайн, отпусти! Ты мешаешь мне грести! – пробурчал отец, не переставая работать вёслами. А его вторую дочь тоже прижимало к краю борта. Дальше натягивать пуповину уже не было возможности. Меня опасно подтаскивало к краю пирса, и либо меня, либо мою сестру сейчас сбросит в воду. - Хватит, Кэралайн! Хватит, чёрт подери! – завопила мать, схватив своё чадо и дёрнув на себя. После этого я сорвалась с края причала и свалилась в ледяную воду. Руки и ноги тут же сковало от холода и покрыло инеем. Меня быстро потянуло ко дну. Лишь пуповина отчаянно цеплялась за мой живот и с силой тянула на себя, не давая тонуть дальше вниз... Отсюда поверхность воды казалась кристально прозрачной. Лодка зловеще раскачивалась, а на ней метались отец и мать, пытаясь удержать чадо. Но не смогли, не удержали, и девчонка тоже свалилась в воду, а уже через мгновение адреналин вскипятил мою кровь. Иней треснул, и я выкрикнула сворой пузырей имя своей сестры, словно его знала. А затем проснулась. Мне действительно было холодно. Всё тело окоченело во сне. За окном всё ещё был туман, только уже тёмный, мрачный, ночной. А по квартире шастали какие-то существа. Нет, призраки. Они что-то искали, непрерывно бормоча себе под нос несвязные слова, и совершенно меня игнорировали. Страха не было. Была лишь пустота в душе. После всего того пережитого гнева как-то не осталось сил на яркие эмоции. К тому же, призраки меня не трогали. Но тот сон... до меня медленно дотягивалась мысль, недоступная ещё вчера... Точнее сегодня, до сна, но кладбище воспринималось, словно вчерашний день. - Мы жертвы... – прошептала я, после чего медленно поднялась на ступеньке и неторопливо зашагала вверх, оглядываясь через плечо. Меня никто не заметил, либо просто не обратил на меня внимания. Мы жертвы. А я что-то вчера стерванула. Казались глупостью все те крики ненависти. Приревновала девчонку к комнате, в которой не живу уже десять лет, к дому, на который мне плевать, к родителям, которых хотела убить... Просто собака на сене. Только разве она виновата, что у неё это было? Это он виноват - мой отец, что лежит сейчас на полу перед лестницей и поедается червями, опарышами или что там ещё станет жрать труп пьянчуги? Виноваты он и его жена! Только у той уже и разлагаться нечему. А девчонку не в чем обвинять. Она наоборот жила здесь, с этими родителями, в этом пьяном притоне. Жила с самого рождения. Неприятно, конечно, что меня в приют отдали, а её здесь поселили... Но мне уже давно удалось убедить себя, что так даже лучше, мне там удалось многому научиться, многое понять. А тут бы просто гнила все эти шестнадцать лет... И всё равно это неприятное чувство зависти продолжало проедать дыру в груди. От него никуда не деться, остаётся только игнорировать. А за игнорированием однажды и смирение придёт. Я вошла в свою комнату... В ее комнату. Вещи беспорядочно разбросаны, из-за меня тут теперь полный бардак. Но ведь она украла мою жизнь, моих родителей и даже мои вещи, но... была ли она настолько виновата? Ведь она не просила себя рожать, не просила отправлять меня в интернат - ее в этот момент и не было даже. Быть может, она жила в том же ужасе, что и я, и тогда мы не сильно отличаемся по судьбе... Может, если попытаться пойти к ней навстречу, узнать ее лучше, мы бы смогли даже подружиться? Ведь если у меня появится подруга-сестра - наверное, это будет не так уж и плохо? - Почему они меня оставили? - Они сказали, что не смогут больше содержать тебя, Кэралайн. Скорее всего, мамаша залетела по-пьяни. И, не желая содержать двух детей, давно во мне разочаровавшись, как в примерной дочери, отдала в приют. Единственное логичное объяснение происходящему. Остальные варианты сводятся к белой горячке, старческому маразму или чему-нибудь вроде болезни Надежды. - Да откуда у тебя руки растут, чёрт подери, Кэралайн? - Прости, мам. - И где ты их, чёрт возьми, потеряла? - Не знаю, извини, мам... - Почему ты так долго? Мне что, чёрт подери, до седин тебя ждать? - Прости мама. - Опять?! Ёхаранный бабай, ты его опять сломала?! - Папа, я не хотела... я не... пап, прости! Не надо, папа! Я так больше не буду! ПАП!!! Вы бы удивились, как я изменилась в интернате. Удивились бы, сколько умею! Сколько могу! Я с самого начала была одной из самых послушных! Если бы... если бы вы только вернулись за мной в приют! Я бы всё вам простила! С радостью вернулась бы домой!!! Меня даже воспитатели хвалили за поведение и всем в пример ставили!!! Если бы вы только вернулись и посмотрели, какой примерной мне удалось стать, то сразу же меня простили и поменяли бы обратно! Я вас очень долго ждала. И очень долго верила... Неужели, за столько лет вам даже не захотелось посмотреть, что со мной произошло за это время? Исправилась ли? Жива ли, чёрт подери?! Вы мертвы, и ничего не знаете обо мне... От меня, как вашей дочери, осталось только имя. Но и его поменяю! Как вы поменяли бракованную дочь на новую и неиспорченную! И меня с вами больше ничего не свяжет! По щеке покатилась слеза... наверно, далеко не первая и даже не десятая за эту минуту, но я заметила, что плачу, только сейчас, протёрла лицо рукавом, перелезла через подоконник детской и спустилась по верёвке во двор. После этого достала из рюкзака фонарь, украденный из богатого домика пару ночей назад, и пошла прочь от этого дома. Но вот интересно, откуда мелкая верёвку достала в детской? Заранее прихватила, чтобы повеситься от одиночества? - Тут высоко, Лин. - И страшно. - Наверно, если оступиться, если упасть вниз, то смерть будет мгновенной. Как думаешь, будет больно? - Не знаю. Если мгновенно, то, наверное, нет. - Я тоже думаю, что нет. Знаешь, иногда мне кажется, что лучше бы я и не жил совсем. Что лучше будет спрыгнуть вниз. Никто же и не заметит, что меня больше нет. - Воспитательнице попадёт за тебя. - Не пофиг ли? Что мне, если буду мёртв? - А я бы не смогла спрыгнуть. - Пай-девочка боится за воспиталку? - А вдруг... - Что? - А вдруг папа и мама за мной всё же придут? - Уже полгода прошло, ты чего? - А вдруг они простят меня? Или соскучатся по мне? И придут, а меня... а меня не... не будет... - Кэралайн, ты что, плачешь? - Я не хочу, чтобы они расстроились, узнав, что меня нет. Не хочу даже случайно упасть, Дим. Я пойду отсюда. Глупости это! Суицид – как выход из дерьмовой жизни. Родаки захотели стереть меня со своей жизни, только сами подохли первее! Ненавижу вас! И сестру... наверно... немного... Но она не виновата. Мне бы хотелось всё-таки простить её и подружиться с ней. Мне её жаль. Жаль, что ей пришлось пережить всё это. А общение между нами не слишком задалось. Но это, думаю, поправимо. Вообще, мелких довольно легко подкупить сладким. Скорее всего, она простит меня даже раньше, чем я её. И, если мне не изменяет память, что случается крайне редко, то «Три берёзы» в той стороне, авось не заблужусь в тёмном тумане. Свет фонаря едва спасал в такой мгле. По крайней мере, разглядеть вытянутую руку можно. А вообще, в этой мрачной обстановке становилось немного жутко. Ничего не видно, а вокруг много потенциально опасных привидений. Вдруг кто-то на меня нападёт? Я из-за фонаря наверняка стала намного заметнее. Только без света вообще ничего не увижу и буду двигаться наощупь! Наверно, в такую мглу лучше по улицам не шастать. Найду «Три берёзы» и устрою трапезу себе. Со вчерашнего утра ничего не ела! А затем дождусь, пока рассветёт. В ночной туман лезть в город – плохая примета, мне кажется. Чувство направления меня не подвело – вот он! Магазин «Три берёзы» с запахом просроченных продуктов, ощутимым уже у входа. Но внутри не было тумана, что сильно возвышало магазин в цене. А темнота легко рассеивалась при помощи фонаря, который вырвавшимся из узды мерином ворвался в помещение, наконец-то не встречая мутных преград на своём пути, освещая мощным галогеновым светом всю дальнюю стенку настолько, что даже слепило, а рикошетом от стен и стеллажей свет вытягивал из мрачной обстановки все до мельчайших детали интерьера. Можно различить и мух над фруктами и овощами, и упавшие упаковки с товаром сомнительной пригодности. Интересно, а сколько город уже запущен? Месяц? Два? Три? Полгода? Как бы то ни было, искать мелкую по такому туману, да ещё и ночью – достаточно бесперспективное занятие. А ещё хотелось есть. Конечно, не хватало плитки с сухим спиртом и оставленного про запас супа, но тут тоже есть, чем поживиться. Консервированные фрукты, овощи, мясо и майонез намекали сотворить салат в какой-нибудь посудине. И куча кастрюль с навешенными ярлыками скидок и акций сразу же привлекла моё внимание. Настроение стремительно менялось. Хотелось резко перекрыть всё то негативное состояние, что окутало меня от самого пробуждения. Захотелось просто подурачиться. Время приготовить эликсир от голода! Хотя, нет, какой к чёрту эликсир, когда у меня будет салат, а не суп? Как тогда назвать? Эхм, смесь? Непонятная чача? Точно! Время приготовить непонятную, но волшебную чачу, исцеляющую от голода! Фонарь занял почётное место часового, бдительно окидывая своим проницательным светом всё помещение, враг незамеченным не подойдёт! И под его не теряющим подозрений взглядом я принялась ворожить над котлом с тефлоновым покрытием и не сорванными из-за лени ярлычками. Немного застоявшихся в формальдегиде помидоров. Тушёное человеческое мясо. Заплесневелые до вида огурца пальцы коррупционеров, так же вынутые из формальдегида. Гнилая чёрная, похожая на икру, кровь падшего ангела. Поверх всего этого я размазала чистую белую душу, присыпала детскими слезами и принялась мешать, в мыслях злобно хохоча и представляя себя страшной ведьмой. А затем попробовала адское месиво на вкус. Вполне терпимо. Немного упустила, что помидоры с огурцами и так солёные, а ещё сверху солью присыпала, но майонез умело маскировал многие вкусовые недостатки мясного салата. А затем у порога раздались шаги, а часовой незамедлительно пустил сигнальную тень-силуэт по дальней стене. Я тут же забыла про ведьмовские замашки и вынула из рюкзака нож, пустившись в обход стеллажей и пытаясь, не выдав себя, рассмотреть между полок вошедшего. На каблуках с набойками это сделать было не слишком просто. - Тамар Васильевна? Вы тут? – раздался хриплый голос Афанасия Как-его-там-по-батьке-вича. Ложная тревога, пожалуй. Я убрала клинок и вышла старику навстречу. - Её здесь нет. А вы что тут делаете? - Я? А ты кто такая? – он явно считал, что видел меня впервые, а потому сильно удивился. – Откуда меня знаешь? И куда делась Тамара Васильевна? Куда все делись? Я смерила старика взглядом, оценивая и размышляя, что ему ответить. Давящая горечь последних эмоций прошедшего дня быстро определила ориентир для общения. - Меня зовут Кэт. По профессии – радистка. Хожу по городу, оповещаю всех, потому что радиосвязь подорвана диверсантскими силами. А вы что тут делаете? Почему до сих пор не в бункере? - В... в каком бункере? Как... какие диверсантские силы? Что ты такое говоришь вообще? – ошарашенно выдавил он. Казалось, волосы стали ещё белее. Небось, и Великую Отечественную застал, что только добавляло желания продолжить вешать ему лапшу на уши – гостей же нужно чем-то кормить! А салата на двоих не хватит. - Вы что, не слышали оповещения, что я по рупору кричала весь вчерашний день? - Я... ничего не помню... - Неужто, так бомбардировкой контузило? Зрачки в норме? Следите за пальцем? – я демонстративно выставила перед собой указательный палец, после чего повела его в сторону. Дед послушно следил за пальцем и задыхался от всей путаницы, что вертелась у него на языке. - Какой бомбардировкой? Что происходит? – наконец-то, он спросил хоть что-то. - Началась война! Германия опять напала на Россию. Видели нервно-паралитический газ снаружи? Где ваш противогаз? На площади раздавали же всем! - Какой противогаз? Какая война? – ширине зрачков старика, казалось, не будет предела. - Штурман-фюрер Релтиг напал на страну четыре дня назад. В стране введено военное положение. Пока всё понятно? - По... почему я не... не задохнулся? Если в городе газ, то... - Может, врождённый иммунитет? Или недостаточно надышались? Ещё седая борода обладает антисептическими свойствами, скорее всего, благодаря ей вы живы. Ещё вопросы? Вы в прошлой войне с Германией участвовали? Звание было? Подготовку военную помните? - Мне семьдесят шесть лет, какая ещё подготовка? Какое ещё звание?! Что ты городишь? - Но-но-но! Вы что, не заметили, что все люди куда-то пропали? Они собрались в городском бункере! Какой смысл мне вам врать? - Как за четыре дня Германия вообще могла так глубоко забраться? - В Насьюге находится важный стратегический объект, а потому этот город принял на себя удар одним из первых. - Какой ещё стратегический объект? Тут ничего нет! Я тут всю жизнь прожил! - А вам не положено знать, что это за объект. Он засекречен, но информация просочилась. Теперь вижу, что конкретно вы в этом не виноваты. А значит, мне придётся искать виновных дальше. - Скажите, что всё это шутка! – у бедного старика уже ноги подкашивались. Да ладно вам! Вы всё равно скоро всё забудете, как страшный сон! - Эх, Афанасий, Афанасий. О таком разве шутят? Быстрее идите в бункер, там вас обо всём проинструктируют. - Какой ещё бункер? – у старика от отчаяния шёл пот, который он сконфуженно стирал рукой. - Пройдёте два перекрёстка прямо и свернёте направо до огромной таблички, на которой написано кровью – «Бункер» - сообщила я и укорила себя за то, что, кажется, перегибаю палку маразма. - К... кровью?! – ошарашенно спросил дед Афанасий. - А вы что хотели? Война – есть война. Средства ограничены, мёртвых много. А если не поторопитесь, то станет ещё одним покойником больше. Скоро вторая волна бомбардировок пройдёт. - Я не... а как же паралитический газ? - Вас борода защитит, будьте уверены. Ну, с Богом! Помните – три перекрёстка прямо, и направо до таблички. - Да, хорошо... – дед задом испуганно вывалился наружу и оставил меня в этом магазине одну. Кажется, он не заметил, что я во второй раз назвала неправильное количество перекрёстков. Наверняка запутается и впадёт в ещё большую панику. Эх, проследить бы за ним, да туман не располагает. - Оставь её в покое, Макс. Не срывай злость на ребёнке, она тебе ничего не сделала. - Ой, да пофиг. Зато посмотри, какая она доверчивая, и как глупо в этом смотрится! - Маргарита Павловна увидит – убьёт. - Но она же не видит. К тому же – развести дурака или дуру на глупость – единственное занятие, ненасакучивающее и всегда интересное, а мне скучно. Зато теперь офигенно! И мне тоже сильно полегчало после забавного разговора со склеротиком. Легче воспринимался прошедший день, разговоры с мелкой, встреча с матерью и горе Надежды. Всё прошедшее теперь словно стало походить на игру, не так угнетая и не настолько терзая. Но меня салат ждёт, есть хочу. Я откинула тревожные мысли прочь, вернулась к кастрюле с консервно-майонезной окрошкой и принялась утолять голод. - Ты громко о кастрюлю стучишь, - раздалось вдруг из недр магазина. Я тут же встрепенулась, и окинула взглядом вокруг, одновременно пытаясь поймать правой рукой свой нож. Взялась за рукоять покрепче и стала выискивать источник голоса. Кажется, он донёсся из подсобного помещения. Я судорожно выдохнула и схватила фонарь, а затем направилась к подсобке. Дверь открылась легко. Внутри, казалось, никого не было. Лишь коробки, ящики, ведомственные бумаги... Но голос был отсюда. Игнорировать подобные вещи – опасная халатность. Но лазать по всему магазину с фонарём и ножом... сколько это может занять? - А ты где? – рискнула я, решив сократить время поисков, после чего заметила, что в глубине подсобки некоторые коробки зашевелились. - Думаешь, ты захочешь меня видеть? – спросил некто мужским голосом из-за этой толщи картонок. - Думаю, что уже не смогу спокойно кушать, пока не узнаю, кто подслушивает, как я ем. - Я не подслушиваю. Просто ты действительно громко стучишь о кастрюлю. - Может, сам выйдешь? Ты за коробками. Я видела, как они шевелились. - Не могу. - Почему? Каши мало ел? - Возможно... – до странного печально сообщил незнакомец. - Хрупкую девушку заставляешь ведь коробки разгребать... - Ты можешь уйти. - Не могу спокойно кушать, пока кто-то слушает, как я стучу ложкой о кастрюлю! Но при этом мне хочется есть! – я перехватила нож лезвием вниз и свободной рукой оттащила одну картонную коробку, затем другую. Судя по размерам, в них перевозили холодильник или ещё что-то габаритное. Всё было лёгким и не требовало никаких усилий. Но я всё равно не торопилась, чтобы не потерять бдительность. Оттолкнула в сторону последнюю коробку и увидела подслушивателя. Это был парень лет двадцати, в футболке и трико. Слегка небритый брюнет, в чём-то дрыщ. Бицепсы бессовестно тощие, живот испуганно втянут. Нет, на заморенного голодом тощего Дениса не похож, просто дрыщ. На шее повязана арканом верёвка, которая тянется к кольцу в полу. А рядом ещё одна огромная коробка, на этот раз чем-то напоминающая, пожалуй, собачью конуру. И ещё парень просвечивал, как и многие другие жители Насьюга. - Спасибо, - выдавил он с измученным лицом. Кажется, настроен дружелюбно. Плюс, его ещё... кхм... поводок удержит в случае чего. - Коробки не такие уж и тяжёлые, - подметила я. - Отсюда их неудобно толкать. - Давно ты тут? - Не знаю. У меня тут ни окна нет, ни часов... - А снять верёвку и выйти? - Не получается, я пробовал... – выдохнул парень. «Дрыщ» - пронеслось у меня в голове, но тем не менее я спросила: - Кто тебя так привязал и за что? - Не знаю. Когда я умер, так было с самого начала. - Постой! Ты знаешь, что умер? - Ну... да... Это как-то тяжело было не заметить! Я и просвечиваю, и этот чёртов поводок... – он потянул за верёвку, видимо, пытаясь оторвать. Нет бы узлы начал развязывать, идиот! Но он хотя бы знает, что мёртв. - Я встречала тех, кто не замечал. - Они, наверно, очень глупые были, раз не заметили, - парировал он. Я пожала плечами, не зная, чем ответить. И тогда повела тему в другое русло. - И от чего ты умер? - Застрелили. Пошёл мать искать, звал её... только нашёл совсем другого человека. - Да, я слышала, что какой-то дядя убивает всех в Насьюге. Он ещё в городе? - Понятия не имею. Меня поводок наружу не пускает. А отсюда такие вещи не видно. - Жаль... Маму твою тоже убили? - Скорее всего. - Ты так спокойно об этом говоришь, - заметила я. - Уже привык к этим мыслям. Я тут очень давно. - Работал в магазине? – спросила я, уже готовясь к тому, что призрак может закатить истерику, что его товары воруют. - Прятался... и очень уже долго... – тяжело выдохнул он и виновато отвёл глаза. - От кого? От того, кто всех убивал? - Нет, ещё до этого. От военкомата... Здесь они меня не находили. - А, так ты от отечественного долга косишь? – фыркнула я. - Ничего ты не понимаешь! Тебе-то что? Ты – девушка, тебе такое не грозит пережить. - Ладно, ладно. Не моё собачье дело. Только вот... неужели, ты вообще не можешь эту верёвку снять? Узлы развязать, перекусить зубами, не знаю, там... - Я всё пробовал... Не вышло. - Эх, мученик-дезертир. Ладно, ща помогу. Как зовут-то хоть? - Серёжа. А тебя? - Анка-пулемётчица. Шестой взвод, третий полк, - ответила с хитрой улыбкой я и потянулась ножом к верёвке. Та была настолько короткой, что парню приходилось сидеть на полу, при этом даже немного горбиться. - Смешно, - без энтузиазма ответил не случившийся солдат, следя за лезвием в моих руках. Я дотянулась до верёвки и провела острым ножом, срезая. Но вопреки ожиданиям, лезвие скрипнуло по волокнам. Ещё через мгновение весь поводок потемнел, превращаясь в цепь. - Я... я же сказал, что это... невозможно... Да и не нужно... - Не нужно? – удивилась я. Вот это номер! А нахрен тогда корячилась?! - Вдруг... я же выгляжу нормально... вдруг меня всё равно заберут? Хоть и мёртвого... - У тебя какая-то фобия к войскам. - Ничего ты не понимаешь! - Да знаю, что я – девушка, и мне такое не грозит. Но другие как-то служат, и ничего вроде! - Они тоже не поймут. - Не такие дрыщи, как ты? - У них нет ненавистного отчима в военкоме. - И что? - Он меня терпеть не может! Он... ты знаешь, что он со мной сделает?! Он меня в самое дерьмо пошлёт же! Чтобы не вернулся! Может, и на войну куда-нибудь! Или... да он меня терпеть не может же!!! Ты не можешь понять, как мне страшно в войска! - Да ладно, не убьёт же он тебя! - А может, и убьёт! У него друзья! У него связи! Попросит, устроят несчастный случай, а потом замнут! Он меня ненавидит! Не хочу воевать! Он мне не даст нормальной службы! Всё сделает, чтобы в самое дерьмо окунули!!! Он меня ненавидит, что не родной!!! - Ты и так умер. А иначе мог бы где-нибудь служить и жить дальше. Может, и кашу бы полюбил, а тебе надо! Посмотри на себя. - Сама на себя смотри! Дура! Ты... ты вообще не понимаешь! И не поймёшь! Ты не жила в таких условиях, как я!!! - Я-то не жила? Ну-ну... Если уж отчим-военный хуже пьющих родителей и богом забытого интерната, то может, и не знаю. Вот только ты себе накручиваешь. Твой отчим скорее всего мёртв. - Ты не можешь знать наверняка! Он военный! Он мог выжить! Пережить это, а ты... А ты в-в-вали в свой интернат!!! - Хорошо. Не забуду при этом военкому написать, где дезертир скрывается. - Стой! Эй! Стой!!! НЕ НАДО!!! ПРОШУ, НЕ НАДО!!! – закричал он мне вслед. Только я уже не слушала. Нет желания с этим нытиком болтать. И вообще не хочу оставаться в этом магазине. Салат с собой возьму, поем в более спокойном месте, а тут то призраки подслушивают, то склеротики захаживают – мешают, блин!