Город мести

Солнце, медленно взбирающееся на небосвод, дотла спалило плотную пелену тумана, открыв ясный обзор на весь город. Дома, ощутив свободу, гордо выпятили сверкающую орденами грудь, бросая яркие блики из окон. Река Насьюг задорно заблестела под солнечными лучами, огибая мелкие и большие камушки полуразвалившейся плотины, в стороне от которой на вершине холма расположились административные здания и широкая пустующая площадка. На деревянной скамье у входа в главный корпус дамбы, сгорбившись, сидел старик. Он глубоко погрузился в собственные мысли, пытаясь понять что-то сложное и недосягаемое, возможно, пытаясь вытянуть из памяти подсказки, что привели его сюда. Склероз настиг пожилого человека в неподходящий момент, и он напрочь забыл, что его привело к этим руинам. Но самое главное, он не ушёл. Я облегчённо вздохнула, увидев силуэт с клюкой, пусть и мрачный, беспокойный. Как ни странно, только он и может мне сейчас помочь. Совесть больно клюнула в затылок за обман и сказанные гадости... Наверно, мне очень везёт на старческом горе, что он ничего не вспомнит, а значит, в просьбе не откажет. - Дедушка Афанасий, здравствуйте, - поздоровалась я, приближаясь к старику. - Здравствуй, внучка. Мы с тобой знакомы? - Да, немного... Просто вы забыли, - спокойно ответила я, и Афанасий горько вздохнул. Я попыталась догадаться: - Вы снова забыли, зачем пришли сюда? - Да, - тяжело произнёс пенсионер. А потом посмотрел на меня с интересом: - А тебя что сюда привело, внучка? И как зовут? - Лина. И мне нужен... вы много помните? Город? Жителей? Давно тут живёте? - Да, всю жизнь, пожалуй! Это ж, как мой дед-то одним из первых возвёл у реки Насьюг дом, так и живём тут, поживаем! И много общался со всеми, многих знаю. А что тебя интересует? - Ну, в одном доме, у него ещё фиолетовые стены, может, знаете? Там жила семья... эхм... не слишком благополучная... с фамилией Ферзнёвы... - А-а, да, помню-помню. У них ещё дочка была... Даже... вроде не одна, верно? Старшую они куда-то отправили... кажется, к бабушке жить, или что-то в этом роде, слухи ходили... У неё ещё имя было странное такое... Ка... Ко... Каролина? - Просто Лина. Без «Каро». Полностью Ангелина будет, - поправила я, морщась. - Разве? Кажется, оно было немного более чуднóе, разве нет? А, внучка? - Нет, точно вам говорю. Ангелина меня зовут. А вторую девочку помните? - А вторую... сестру ищешь, да? Как же её? По... Поля... Нет. Пенелопа, кажется. Да, точно, так её и звали! Чуднóе такое имя... - Да... родители решили так... - Так ты сестру ищешь? - он повторил вопрос. - Вроде того, - уклонилась я от ответа, параллельно прикидывая в уме, насколько старик может мне помочь. - У бабушки жила всё это время? – задал вопрос старик. Видимо, предки так всё объясняли... Ну, естественно! Не станут же всё напрямую рассказывать! Сволочи! - Угу, - я не стала рушить их разъяснения, рушить понимания деда. Иначе придётся долго и муторно объяснять, что, куда, да почему. Пусть считает так. – А как Пенелопа жила? Вы её хорошо помните? - Да, помню, весёлая такая девчушка! Хоть и с родителями ей не слишком повезло. И потому она даже убегать из дома начала. Некоторые соседки её угощали... Ирина, кажется, даже прятать несколько раз пыталась, правда, девочка недоверчивая была, сама всё время уходила. Зря, наверное. Ирина – хорошая женщина. Долго забеременеть не могла и иногда порывалась что-то сделать, чтобы Пенелопу к себе перевести, но та сама не хотела... Не верила, наверно, что в другом доме станет жить лучше... Хотя, кажется, ей всё-таки удалось забеременеть. Родила, не родила, не помню уж... Я стояла рядом и слушала, не перебивая. Вспоминала своё доприютское детство, узнавала себя в чём-то... хотя из дома боялась убегать. Порывалась, но маленькая ещё была, и потому боялась... Пенелопа, значит, посмелее меня будет. Не хочу её бросать! Она пережила то же, что и я! Она – моя сестра! Зачем родители ей гадости про меня говорили? - Ты плачешь? – вдруг спросил дед. - Нет! – отмахнулась я. – Нет, не плачу! Просто сыро здесь... – я увела взгляд в сторону. И вовсе не плакала! Это не могли быть слёзы! - Скучаешь по ней? – спросил старик. - Она на меня обижена, - зачем-то сказала я. Зачем? - За что? Ты что-то ей сделала? - Нет... Просто... просто родители ей что-то про меня сказали... нехорошее... и Пенелопа теперь меня ненавидит... И я не знаю, что делать. Она мне не верит, что я не такая. - Ну, дети вообще не умеют по-настоящему ненавидеть. Они ещё просто не понимают, что это такое на самом деле. Обижаются, делают вид, что обиделись... Но всерьёз проклинать кого-то не могут. - Думаете? Мне так не показалось. Она со мной даже говорить не хочет. - А ты извинись. И даже не важно, виновата ли, но ты старше и потому должна идти на уступки. - Младшие должны уступать. Так что иди, мелкая, на скамье сиди. А кресло моё, Кэралайн. - Но так нечестно. - Младшие должны уступать. Слезай! - Лина, я первая пришла! - Слезай, говорю! - Почему я? - Потому что она ещё маленькая и многого не понимает. И с этим нужно смириться. Потом она повзрослеет и поймёт, тогда тоже научится уступать. - Я пробовала, между прочим, просить прощения. Она меня вообще не слушает. Не хочет. Она ненавидит напрочь, пусть вы и говорите, что она не может делать это по-настоящему! - Попробуй заставить её тебя слушать. - Она вёрткая. Я пыталась! - Это не то. Попытайся сделать что-то, что удивит её, что заставит усомниться, правду ли ей сказали родители. - Что именно? - Тебе видней. Она же – твоя сестра. - О да! Какой сильный совет! Как же сама не догадалась привлечь её внимание! – саркастично ответила я на этот примитивный ответ. Спрашиваешь совета, а получаешь: «Тебе видней». Видимо, придётся к стенке прижимать и вынуждать к душевному разговору. - Учитывай, что она младше тебя... – попытался добавить старик, чтобы реабилитировать себя в моих глазах. - Ещё лучше, - перебила я его и фыркнула. – Да что бы я ни пыталась ей сказать или сделать, она постоянно грубит и огрызается, чертовка! Тут нечего учитывать! – бросила я и сокрушённо поняла, что узнала у старика, пожалуй, всё, что можно было. Остальной разговор всё больше превращается в старческую нотацию. Нужно уходить. - Постой, - крикнул старик мне в спину. – Знаешь, тебе не стоит её в этом винить. И, тем более, отвечать жёсткостью на грубость. - А как мне с ней ещё общаться? Она не понимает меня ни на каких языках! - Но грубостью тоже не нужно отвечать. Если ребёнок грубит, это не его вина. Просто достался неправильный, плохой учитель жизни. И если ты не попытаешься стать для сестры новым примером для подражания, то разве кто-то ещё станет этим заниматься? Разве кроме тебя сможет кто-то объяснить Пенелопе, как следует себя вести? У неё же просто не было возможности научиться правильному поведению, разве можно винить её? - Вы всё время чего-то требовали! Чего-то такого, чему мне негде было научиться! Я отвернулась, скрывая слёзы. А затем молча направилась прочь. Всё-таки, он прав, её не за что винить... Но с ней так тяжело найти общий язык, что проще... но разве так правильно? Не знаю! Ничего уже не знаю! Не следовало вообще сюда являться! Пока я находилась в интернате, всё было так просто и понятно... а сейчас у меня в голове заваривается каша. Так несправедливо! У меня не было возможности показать себя ни с плохой, ни с хорошей стороны! А сестра меня уже ненавидит. А я не должна... Не могу менять баш на баш... Не могу ответить равнозначно! Как всё это сложно и противно! Не знаю, что ей сказать... Это нечестный расклад! Ей можно всё, а мне можно только терпеть и прощать! И искать слова, когда она всё игнорирует, упираясь в свою ненависть, навязанную ей родителями! За что вы так со мной?! Я же вам ничего не сделала! А вы... поступили так, что словно хуже и быть не может... ненавижу вас! Почему всё так несправедливо? Щёки были мокрые... Это не слёзы... не могут быть они! Меня не так просто вывести из себя... А тут, на пустом месте, и вовсе... Просто воздух ещё сырой после тумана. Я уже спустилась с дамбы по окольной тропе. Затем прошла по тротуару до реки Насьюг и набрала в ладони воды, чтобы омыть лицо. И больше не осталось никаких следов. Это... это не могли быть слёзы... Мне нужно найти сестру! Правда, понятия не имею, что следует сказать ей... - Девочка! – раздался голос со спины... Знакомый голос. Я обернулась. Это Надежда. В смысле, та женщина, которая сбежала из психушки, чтобы разыскать свою покойную дочь! На самом деле, от неё надеждой и не пахло, лишь отчаянием и тревогой. – Девочка, ты можешь мне помочь? - Я вашу Настю не видела, - ответила автоматически я, уже ожидая, что у помешанной случился склероз. Но не угадала. - Нет, я... она... её больше нет... – женщина остановилась на полпути ко мне и опустила взгляд себе под ноги. И не двигалась, будто отключилась или зависла... А может, уснула? Она когда в последний раз спала? Эта сумасшедшая без одежды по осени щеголяла, так что и на бессонницу вполне способна! - Эй, тёть! Вы чего в ступор впали? – я направилась к измученной... Наверно, пыталась отсрочить встречу с сестрой... как и встречу с матерью когда-то. Надя не реагировала на слова. Пришлось дёрнуть её за плечо. – Эй! Вы как? Что с вами? - А? Что? Ой... девочка... ты... - Что я? - А ты почему одна? Где твои родители? – спросила она удивлённо. Я смерила её не менее удивлённым взглядом, после чего с сомнением, зачем ей это, ответила: - Умерли. Хочу и хожу одна. Ваше-то какое дело? - Я... не... я тоже одна... можно мне с тобой пойти? – её вопрос поверг меня в некоторый шок. - Ну... э-э... - Пожалуйста! – женщина сложила руки в молитве... Наверно, я была в крайнем смятении, потому что кивнула. Надежду очень обрадовал мой ответ, и она поспешила спросить: - А куда ты идёшь? - Ищу сестру. Ей лет девять... – я медленно направилась по улице, даже не успев начать проклинать себя, что согласилась позволить мамаше следовать со мной. Смятение росло с хаотичной скоростью. И каждая реплика женщины лишь подливала масла, усиливая шок. - Тебе совершенно не страшно? Такая маленькая и одна в целом городе! - Тёть? Мне почти восемнадцать! Мне не нужна нянька! - Ты такая взрослая уже, - восхищённо произнесла женщина и кивнула на витрину с красивым названием «Бонжюр». – Я так есть хочу! Пошли, зайдём в то кафе! Ты, наверное, тоже проголодалась! - Вообще-то, ничего не работает, если вы, конечно, не заметили... – компания сумасшедшей определённо сводила и меня с ума, потому что я каким-то необъяснимым ступором всё ещё не догадалась сбежать от неё к чертям. - Тогда пошли домой, там что-нибудь приготовлю! – тут же придумала Надя. - Нет уж, не хочу. Сами бы лучше, тёть, домой шли, да поели бы... - Зови меня мама! – произнесла она. Последние её слова, наверно, перелили через край моего оторопелого состояния, хотя смысл сказанного дошёл не сразу до меня. А понимание, что следует поступить уже привычным образом, запаздывало... - Что? – выдохнула я, остановившись. - Пойдём домой, и я накормлю тебя, дорогая, - попыталась понятнее объяснить женщина. - Эй! Так! СТОП! Откуда ещё «дорогая»? - Милая! Доченька! - Стоп! Какая, нахрен, доченька?! – психанула я и всплеснула руками. - Не ругайся, это некрасиво! - Мамаш! Вы своём уме?! – задала я вопрос, ответ на который и так был ясен, Надя же ведь из психушки сбежала. - Мама! Мамой меня зови! Ласково и... - Стой! Остановись! Я не... ты не мать мне! - Да что за глупости ты говоришь, милая? - Твоя дочь умерла!!! – я отступала, выставив перед собой руки. - Это невозможно! Ты же здесь, передо мной. - Хватит пороть эту чушь! Мне шестнадцать лет, и мои родители давно уже сдохли! - Милая, я тебя никогда не оставлю! – по-доброму произнесла женщина. Только мне эта вся её материнская хрень нахрен не нужна! Какая дочь?! Какая мать?! - Мне не нужна, чёрт подери, опека! - Не ругайся, дорогая! - Забудь! Отвали! По тебе больница плачет! – выдохнула я, отступая назад и даже не смотря, куда шагаю. Женщина прислонила руку ко лбу, а потом ответила: - У меня лишь лёгкая простуда и небольшая температура, но это пройдёт! Пошли домой! – женщина двигалась вслед за мной. - Нет у меня тут никакого дома! У меня вообще нет дома! Свали в туман, дура! - Не оскорбляй маму! Ты что себе позволяешь? В угол хочешь?! - Вы?! В угол?! Меня?! Мамаша! Опомнитесь! Ваша дочь на кладбище! А меня оставьте в покое, чёрт подери! - Дорогая, хватит! Иначе мне придётся тебя наказать! - Да делай, что хочешь! – плюнула я ей под ноги и бросилась прочь... на чёртовых маминых каблуках, уже въевшихся в пятки настолько, что перестала их замечать, пока просто ходила! Но стоило начать бежать, и это вдруг превратилось в проблему. Мать... тьфу ты, Надя пришла в лютое негодование, затем пыталась некоторое время догонять меня. Бежала, что-то кричала мне вслед, но вскоре отстала, наконец-то. Сумасшедшая! Психопатка, чёрт её дери! И что за белая горячка на неё нашла? Гормоны в мозг ударили? Я тебе не дочь! И вообще в родителях не нуждаюсь! Поздно уже, чёрт подери, удочерять! Выросла! Сама о себе могу позаботиться! Дайте мне только восемнадцать лет и свободу! А эта дура ещё опекать меня собирается! Нахрен! Нахрен мне сумасшедшая мамаша взамен пьющей и покинувшей?! Может, она с психу и свою дочь укокошила! За что-то же попала в дом для душевнобольных! И повезло же, блин! Чего я-то сразу? Вон, тут полно детей-призраков! Ещё мелочь нагломордая бегает! Сестра, в смысле... Фух, нужно успокоиться! Этот город высасывает последние нервы... И вдруг из-за моей спины раздался знакомый голос, заставивший забыть про всё. Он был спокойный, размеренный, глубокий и всегда с нотами интриги. Четыре коротких слова разом изменили всё моё настроение: - А тебе идут каблуки! Он стоял посреди дороги, одну руку сунув в карман, в другой держа дымящуюся сигарету, и с восторгом изучал меня.