Город мести

Солнце лениво тащилось по небосклону, время от времени прикрываясь широкими облаками. Тени зданий, автомобилей и столбов постепенно вытягивались, удлинялись, ползли по асфальту, а некоторые даже пытались взбираться по стенам к небу. А на шершавых поверхностях тротуаров и домов выделялись яркие, неровные, наспех нарисованные белым мелом стрелки. Не было никаких сомнений, что их оставила моя сестра. Они уводили меня прочь от психиатрической больницы... интересно, что Пенелопа там вообще делала? И что меня ждёт в конце этого следа? Вряд ли что-то хорошее, но там точно будет сестра. И почти наверняка она готовит какую-нибудь ловушку. Надеюсь, она сможет перед этим меня выслушать... Я же подружиться хочу! Почему она этого не понимает и не ценит? У меня ведь даже не было возможности ничего испортить, но сестру всё равно переполняет ненависть... Однако пока всё это следование по стрелкам напоминало собой одну игру, что нам так нравилась в интернате. Ситуация интриговала и пугала одновременно. А метки в конце концов вывели меня к одноэтажному, довольно ветхому и совершенно незнакомому мне дому. Что здесь мелкая забыла? Потемневшее покосившееся здание, по углу протянулся пушистый мох, некоторые стёкла выпали, дверь приоткрыта, а на крыльце виднелась недвусмысленно намекающая стрелка, нарисованная мелом и указывающая вовнутрь. - Пенелопа? – произнесла я, входя в помещение. – Пенелопа, я просто поговорить хочу, слышишь? Дверь выводила в довольно тесный, изогнутый скошенным фундаментом коридор. Некоторые доски треснули, прорвав старые обои и высунув свои гнилые зубы. А в потолок вбиты гвозди, с которых на лесках свисали пластиковые бутылки, частично заполненные мутной водой. Пластик пронизывали медицинские иглы, сквозь которые жидкость капала наружу. На гуляющих под каждым шагом досках сформировались мелкие лужицы. Вот не знаю, как она всё это провернула, но волей неволей это восхищало. Умна чертовка. И если мелкая была в психбольнице, значит в мутной жидкости растворены какие-нибудь лекарства... Понятия не имею, какие... возможно, и она не знает, но на всякий случай лучше этих игл не касаться – едва ли что-то хорошее я после этого ощущу... если вообще останусь в живых! А между прочим, некоторые бутылки были не в подвешенном состоянии, а цеплялись к стене или к полу, наверное, при помощи клея. - Пенелопа! Давай просто поговорим! – крикнула я, изучая систему и продумывая, как буду мимо всего этого пробираться. Неужели, она сама всё это придумала? И сотворила за такое короткое время? Я потянулась к рюкзаку и вынула нож, после чего, придерживая свободной рукой, перерезала леску и уронила первую бутылку на пол. Затем аккуратно взяла за пробку вторую бутылку и попыталась оторвать от стены... чёрт, крепко прицепилась. Чтобы оторвать, надо крепче браться, но можно пораниться о близко расположенные игры. Ладно, так обойду. Хотя коридор как назло был достаточно узким. Возможно, проще было бы через окно... но если Пенелопа там, если я хочу наладить с ней контакт, нужно сделать то, чего она от меня не ожидает – преодолеть эти ловушки честным способом... Честным? Нож казался чем-то вроде обмана, но... Пожалуй, да. Нужно попробовать честно. Хоть это и глупо, но слова деда Афанасия произвели на меня впечатление, тут нечего отрицать. Вдруг, он всё же был прав? - Пенелопа, прости. За что бы ты ни держала на меня злобу, прости! Давай поговорим! – позвала я, ещё надеясь на ответ, а затем продвинулась вперёд. Сестра продолжала меня игнорировать... может, её не так зовут? Всё-таки, дедушка старый... И всё же! Я убрала для большего доверия нож в рюкзак и потянулась вперёд, пригибаясь от шприцов и бутылок. Те, что висели слишком низко, я ловила за леску и передвигала, цепляя к тем ловушкам, что прикреплены к стене, благо торчащие во все стороны шипы легко позволяли это сделать. - Сестрёнка, перестань дуться, прошу тебя! Что хочешь, сделаю, только прости! Давай поговорим! – попыталась я ещё раз достучаться до разума сестры. - Ма-аленькая! До-обренькая! Неви-инная! – раздался голос из дома. Это не Пенелопа. Я заново вытянула нож, уже для самозащиты... Что с сестрой? – Такая не может врать! Не может обмануть и предать! Такой мо-ожно верить! Голос был холодным, шизанутым, в чём-то игривым, отчего становилось лишь ещё больше не по себе. Он поймал её? Он с ней говорит или со мной? Я замолчала, чтобы не привлекать внимания. Может, удастся подобраться со спины, если он ещё не заметил меня или не воспринял всерьёз, надеясь, что эти ловушки меня остановят. Это он их расставил? Я изгибалась среди отравленных иголок, как могла. Некоторые отводила плотным рукавом плаща, тщательно оглядывалась по сторонам и неторопливо продвигалась вперёд. Коридор, наконец, окончился, и ловушки тоже. - Она обеща-ала. Дети не мо-огут врать. И она не совра-ала. Сладкая, молодая... плохая, которую нужно наказать! – последнее слово прозвучало вдруг не эхом с неизвестной стороны квартиры, а прямо за спиной, и я обернулась, когда говоривший прыгнул на меня. Мне удалось уйти в сторону, и незнакомец рухнул на пол, после чего перекувырнулся и встал на ноги. Костлявые руки выглядывали из под рваного балахона. Кожа посерела, но на осунувшееся лицо будто была нанесена омолаживающая пудра, а щёки подкрашены фальшивым румянцем. Спутанные волосы небрежно зачёсаны назад. - Мелкая, юркая, прошла-таки, через наше творение! – произнёс он, готовясь нападать. Но и я не лыком шита, перехватила нож, как учил Юра, и присела, снижая центр тяжести и напрягая ноги, в любой момент готовясь отскочить в сторону. - Если бы не знал, чего ты хочешь, решил бы, что ты пытаешься берёзу погладить. - Не подкалывай, я только учусь! - А точнее, отрабатываешь бесполезно-неправильные движения. Дай сюда нож, покажу, как надо. - Неужели, всё так плохо у меня выходит? - Да не! Не настолько... если, конечно, ты планировала погладить берёзу, а для реального боя – совсем убого. Во-первых, нож держи вот так. И взмахи делай по короткой дуге! Ты вся раскрываешься при ударе. Была бы берёза живой, в ответ бы гладить начала. - Харэ издеваться, Юр! Надоедаешь! - Взимаю моральное удовольствие за свои безвозмездные уроки. - Всё равно неприятно. Дай нож, я поняла, как надо. - Ну, давай, повтори. Эх, а ты всё ещё пытаешься берёзу погладить... - Делаю так, как ты показывал! - Не надо тут! Я так не делал! Дай, ещё раз покажу, как правильно! Смотри внимательно, вдруг когда-нибудь тебе пригодится? Я попыталась перехватить нож поудобнее. Руки заледенели от напряжения и потому не ощущались. Тело словно отнималось перед лицом врага и мыслями, что придётся пустить нож в ход. Стук сердца набирал обороты до бешенных, вырывающихся из груди. Незнакомец не был прозрачным. Он смотрел в мою сторону с каким-то непонятным восторгом, будто и не замечая ножа, либо не воспринимая его всерьёз. А затем прыгнул на меня, совершенно не ожидая, что моя реакция не подведёт, что взмахну лезвием ни раньше, ни позже, а именно вовремя, что рассеку ему щёку и пущу кровь. При этом успею уйти от его прыжка в сторону. Незнакомец прижал ладонь к ране и застонал, вдруг замерцав, замигав, обретая прозрачность. Призрак! Понимание того, что это точно уже не человек, вдруг сбросило некий внутренний блок, дав свободу движениям. В какой-то мере раскрепостил моральные убеждения. Я прыгнула на гада в ответ, не давая прийти в себя. Тот вскрикнул: - Не надо! – и закрылся руками, пытаясь отскочить в сторону. Лезвие вошло ему в плечо, будто в резину – сначала не встречая практически сопротивления, но уже на середине лезвия потеряв возможность двигаться дальше. И едва ли не отказываясь выходить наружу. Лишь потому, что противник отползал прочь, пытаясь спастись, а я пыталась вынуть клинок, сталь выскочила из призрачного плеча. Гад отполз в дальний угол, закрываясь руками, после чего жалобно завопил: - Прошу, не надо! Умоляю! У меня от напряжения стучали зубы и дрожали мышцы. В ладони совершенно не ощущалась рукоять холодного оружия. Буря в душе порывала броситься вперёд и воткнуть нож ещё раз, пока он не сдохнет и не исчезнет... Но что-то сдерживало, и это были не мольбы негодяя. Нечто психологическое, неспособное пока повести на убийство. Может, ещё не до конца сорванные оковы морали? Если бы всё произошло быстро, было бы проще, не осталось бы времени думать, размышлять, накручивать на себя стоп-сигналы, что это когда-то был человек... - Говори, где сестра! – выдохнула я, собрав в слова всю вскипевшую ненависть. - Не бей меня! Она наверху, на чердаке. Не бей меня! – этот призрак скулил, вызывая презрительное отвращение. Его было видно просто насквозь, кто он на самом деле. - Любишь беззащитных детей? Да, ублюдок? А напоролся на нож, сразу на попятную, ничтожество? - Не бей, прошу! Ты плохая! Отстань, отстань! – он жалобно забивался в угол. - Что ты сделал с сестрой? - Ни... ничего! Пока ничего! Не бей меня! Она... она сказала, ты – ребёнок, ты не взрослая... Дети не врут, так как же..? - Зачем она тебе это сказала? Что ты хотел, ублюдок?! – я шагнула к педофилу, угрожая ножом. Неудачник вжимался в угол всё дальше. - Она сказала, что ты плохая! Что тебя нужно наказать! И что ты ещё не взрослая! А ты очень плохая!!! - Я ей ещё ничего не сделала, придурок! – я сделала ещё шаг к козлу. – Те ловушки вы вместе провернули? - Я... я ей посоветовал принести препаратов из больницы... Ты не должна была пройти! Ты не должна была сопротивляться... А ты очень плохая!!! – этот педофил по уровню развития сейчас напоминал скорее пятилетку... Как таких земля вообще носит? - Как она с тобой вообще повелась, с таким козлом?! - Она... сказала, я хороший! И она – хорошая... А ты – плохая! С тобой она не хочет разговаривать! Она тебя ненавидит! В душе разом вскипела ярость. В душе разгорелось нестерпимое желание подойти к придурку и воткнуть нож ему между глаз! Или перерезать горло! Или рассечь грудную клетку! Захотелось уничтожить подонка настолько, насколько это возможно! Но нет, не стану. - И если ты не попытаешься стать для сестры новым примером для подражания, то разве кто-то ещё станет этим заниматься? - Попадёшься мне на глаза ещё раз, пожалеешь, что не сдох насовсем, ты понял, осёл?! - Понял, понял! Только не бей меня! - Сестру... мелкую тоже не смей трогать, ты меня понял?! - Да! Нож дрожал в руке, желая ринуться вперёд... Но я убрала его за спину, не теряя придурка из виду. Педофил грёбанный. Думал на беззащитную девчонку напасть, да? Я уже выросла из этого возраста, идиот! И да, я плохая, многое пережила. Но точно не хуже тебя, чёртов гнида... Не знаю, как ты сдружился с сестрой, но возможно, у тебя уже набита рука этим скотством заниматься! Вот и подкупил доверчивую девочку... Как же било по гордости то, что трусливый педофил с моей сестрой смог сдружиться, а у меня не получается, чёрт подери! - Пенелопа! – крикнула я, бросив неудачника в одиночестве. – Сестрёнка, давай поговорим? Пожалуйста! Сестра не ответила. Я стала обыскивать комнаты и почти сразу нашла узкую крутую лестницу, ведущую на чердак. Надеюсь, тут-то ты не станешь ловушки расставлять! Ты же наверняка не верила, что у меня получится и через коридор пройти! - Сестрёнка? – спросила я, выбравшись в пыльное тёмное помещение с косым потолком – оборотной стороной крыши. Углы затянуты паутиной, большая часть чердака завалена хламом: шкафами, стульями, столами и прочей уже бесполезной мебелью. – Пенелопа? - Не смей меня так называть! Кто тебе рассказал? – раздалось из глубин хлама. Значит, это всё-таки её имя! Я медленно двинулась по чердаку, оглядываясь по сторонам. Нож предусмотрительно убрала в рюкзак, чтобы не казаться опасной, чтобы не казаться плохой. - Пенелопа, прости, пожалуйста. Давай поговорим, - я всеми силами пыталась показать дружелюбие и сдерживать себя, хотя после того козла это давалась с вдвое большим трудом... - Нам не о чем говорить! Уйди! Оставь меня в покое! Зачем ты меня преследуешь? - Хочу подружиться. Хочу, чтобы ты перестала злиться. Мы же сёстры! - Не сестра ты мне, отстань! Уйди, говорю! Ненавижу тебя! - Да за что? Что я тебе сделала? - Ты мне всю жизнь изгадила! – опять она бросила уже надоевшей и фактически бессмысленной фразой, потому что родители нас разлучили с самого начала. - Меня даже не было в городе, хватит пороть чушь! Я ничего тебе не могла сделать! - Ненавижу тебя! – вскрикнула мелкая и вышла из-за груды мебели, вытянув в руках пистолет, что забрала у меня ещё на складе. Пустой пистолет. Ну, по крайней мере, он тогда был пуст. Неужели, мелочь умеет из него стрелять? Или только спускать курок? Прицел ходил из стороны в сторону, выдавая неопытность стрелка, но безоговорочно надеяться на это – глупо. - Там патронов уже не осталось, я все истратила, - бросила я козырем и не прогадала – девочка не знала, что в магазине ничего нет, и потому сильно удивилась. - К... как нет? - Опусти пистолет, Пенелопа, - я направилась к девочке, и тогда пистолет беспомощно щёлкнул. Действительно, пуст. – Я же сказала, что нет патронов. Прошу, давай просто поговорим? - Мне не о чем с тобой говорить! Хватит меня преследовать! – устало выдохнула девчонка, разочарованно посмотрев на оружие. - Пенелопа, объясни уже, в конце концов, что я тебе сделала? Меня не было в городе, я не пересекалась с тобой и вообще не знала о твоём существовании до вчерашнего дня! Так за что ты меня ненавидишь? Как я тебе жизнь могла испортить? Пенелопа выронила оружие, сокрушённо схватилась за голову и рухнула на пол. По её щекам потекли слёзы. А сквозь всхлипы с трудом можно было различить: - Почему? Почему ты продолжаешь гадить мне жизнь! Почему ты преодолела те ловушки? Почему в пистолете нет патронов? - Сестрёнка, перестань. Просто объясни, - сказала я максимально мягко, насколько это возможно после недавней встречи с педофилом и ещё не до конца отхлынувшим адреналином. Но Пенелопа будто не услышала меня, продолжая причитать сквозь текущие слёзы: - Почему ты выбралась из могилы? Почему мне не удалось тебя закопать? Почему мне не удалось свалить тебя торшером? Почему ты сильнее всего, что я делаю против тебя? - Потому что старше и опытнее, - ответила я. Но словно в пустоту, она меня будто не услышала. - Почему ты меня снова и снова находишь? Почему ты всегда и во всём лучше? - Ну, не всегда, - я соскромничала, пытаясь успокоить девочку. Но от этого Пенелопа лишь взорвалась. В её глазах вспыхнуло инферно, крик дошёл до хрипа, ладони сжались в кулаки, а всё её тело охватил мандраж. - ВСЕГДА!!! Ты всегда меня лучше!!! Вынести мусор, ты выносила быстрее! Убрать квартиру, ты убирала чище! Вымыть посуду, ты мыла старательнее! ВСЕГДА!!! И ВО ВСЁМ!!! И что бы я ни делала, только и слышала от родителей, что у Кэралайн это лучше выходит! Как бы ни старалась, они вновь и вновь говорили, что сделано хуже, чем у тебя! Да даже из кожи вон пыталась лезть, но ты всегда...! ТЫ ВСЕГДА!!! ПОЧЕМУ ты лучше меня?! ЧТО мне нужно сделать, чтобы родители о тебе перестали вспоминать?! Оставь меня уже В ПОКОЕ! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! НЕ-НА-ВИ-ЖУ!!! – прохрипела Пенелопа. Я замерла от услышанного. От её слов всё тело охватил ступор, а мысли бешено заметались, спутываясь в тугой клубок, сбиваясь друг о друга, переплетаясь и руша всё моё представление о том, что произошло. - Оставь меня уже В ПОКОЕ!!! – повторила девчонка, последнее слово выкрикнув со всей злобой, на которую она только была способна, а затем бросилась на меня, обескураженную, и с силой толкнула, сбив с ног. – Пошла ПРОЧЬ! – Пенелопа помчалась к лестнице, закрыв заплаканное лицо руками, оставив меня на чердаке одну. А я сидела среди хлама и не могла пошевелиться... По щекам текли слёзы. Тело охватывал непреодолимый ступор, а мысли спутались тысячью узлов, перетекая с одной нити на другую. Они... я... по... почему лучше? Как? Они же... они выбросили меня? Отправили в интернат, как ненужную и бесполезную! Почему я лучше? Это невозможно! Это не имело смысла! Это противоречило всяческой логике! Шло вразрез со всем тем, что считала я... Почему она так сказала? Это не может быть правдой! Они никогда не любили меня! У меня никогда и ничего не получалось правильно. Они вечно корили меня! Я же... я же плохая... ПЛОХАЯ!!! Почему я лучше? Почему они ни разу не навестили меня, если я лучше? Почему не вернули домой? Но Пенелопа... она меня так ненавидела... Она не могла соврать о ТАКОМ! Неужели родители её изо дня в день сравнивали со мной... Кэралайн лучше... Неужели они постоянно ей говорили эти сумасшедшие слова? Это... как же? Это кружило голову и ломало сознание. Никогда бы не могла подумать, что они... такое скажут обо мне... - Вон, там не помыла. Там грязно! Почему же они никогда не хвалили меня в лицо, если перед Пенелопой всегда выставляли в таком свете? - Ну чего ты копошишься, быстрее давай! Почему столько критиковали, если Пенелопа считает совсем по-другому? - Нет, так неправильно! Переделай с самого начала, ясно? Почему они никогда не навещали меня? Почему не вернулись за мной... Я же ждала! Я пыталась стать лучше, чтобы родители могли меня любить! И старательно училась в интернате всему! Всегда слушала старших, всем старалась помочь, надеялась и верила, что они... что мои родители придут за мной и увидят, какой я стала хорошей! И вернут домой, когда поймут, что я – не самая плохая дочь... - Ты – такая примерная, как будто не знаешь, что можно жить по-другому! - Не хочу, чтобы родители считали, что я всё ещё остаюсь непослушным и плохим ребёнком. Не хочу оставаться в интернате. Хочу, чтобы меня забрали. Я же изменилась там! Сильно изменилась! Стала лучше! Стала хорошей! Так почему? Почему вы так говорили Пенелопе? Почему вы ей врали, что у меня всё правильнее получалось? Или не врали? Или она не так понимала, это же... это всё неправильно! Я – плохая! Вы меня ненавидели! Вы меня отдали в интернат на перевоспитание! Разочаровались во мне, как в дочери! И Пенелопа должна была стать другой! Не похожей на меня! Хорошей! Она добрее меня! Она лучше, а не я! Но она... но вы... вы говорили... она сказала, что вы говорили, что я лучше! Как будто... как будто это я что-то неправильно поняла! Пенелопа не может врать! Дети не врут! И она не ненавидела бы меня так сильно, если бы вы постоянно не сравнивали её со мной... И не говорили каждый раз, что... Что Кэралайн лучше... как будто... как будто бы меня любили? Может быть, на самом деле это Я всё неправильно поняла? Может быть, вы всё-таки любили меня? - Кэралайн лучше... КЭРАЛАЙН!