Два брата

Меня никто не любил никогда, кроме братишки. Ни мое рождение, ни существование не были кому-то особо нужны, и это горький факт, который я осознал еще в раннем детстве. — Если бы моя дочь не была так юна, и не было бы смертельно для нее делать аборт, то она бы избавилась от тебя еще в утробе, ублюдочный ребенок! — так орала на меня моя приемная мама, фактическая бабка. И я практически с пеленок знал, что означает аборт. И мне, честно говоря, повезло, что я вообще появился на свет. И Алиса, какой бы она не была, выносила и родила меня. Алиса – я ее даже мамой не мог назвать. Впрочем, бабку я тоже мамой не называл, вернее, назвал только один раз и за это поплатился. Я помню себя с двух лет. И тогда недоумевал, зачем к моей «маме», то есть бабушке приезжает красивая девушка и смотрит издалека печально на меня, не подходя и не касаясь, как будто я прокаженный. — Мама, а Алиса - моя сестренка? — и получил впервые такую оплеуху, что покатился по полу. — Не смей называть мою дочь своей сестрой, грязное отродье! Она тебе никто и я тебе не мать. Зови меня по имени – Арина. А ее - Алиса, — шипела злобно бабка. Так и повелось – Арина, Алиса... И нет мамы... Вообще... Об отце я узнал чуть позже, это неправда, что я не в курсе кто он, хотя Алиса, наверное, тогда и не была этому сильно рада. — И почему ты не умер при родах? — Арина смотрела сквозь меня, стоя на крыльце своего богатого дома. — Недоношенный, слабый, да тебя когда достали, ты вообще не дышал. Доктор, стервец, откачал! А теперь? В детстве я был пухленьким, нет, не толстым, а крепеньким. И это бесило Арину. — Ты ни капли не похож на мою дочь. Весь в этого кобеля! И хватит жрать, как будто тебя не кормят – будешь жирным боровом, — и мне хлопали по рукам, когда я тянулся к лишнему хлебу. Я тогда не понимал, зачем я живу нелюбимым в этой семье, зачем они меня усыновили. Арина и Эдуард. Эдуард - отец Алисы, импозантный мужчина, приезжая в свое родовое гнездо на крутой машине с водителем, морщил губы, видя меня, и шипел: — Не попадайся мне на глаза, выблюдок! Или вообще делал вид, что меня не видит, смотрел как сквозь стекло. Как потом я понял, они боялись скандала, и если станет известно, что я незаконнорожденный их внук, которого кинули в детдом, то Эдуард лишится государственной работы. При этом мой дед и бабка наняли воспитателя или гувернантку: строгую и холодную женщину, которая учила меня правилам поведения, этикета, буквам и цифрам. В четыре я уже умел свободно читать, считать. Писал плохо, и от воспитателя мне за это здорово влетало. А еще меня одевали как родовитого щеночка, в тряпки последней моды и выгуливали в парке, где не дай бог я запачкаюсь или порву одежку. И с детства я понял, что лучше сторониться других детей и не играть. Ибо если не ты порвешь одежду, то тебе. Но отвечать будешь сам. Все это продолжалось недолго, в очередной раз прибыла Алиса и огорошила семью, что ждет второго ребенка от другого мужчины. Скандал был ужасным и длился, наверное, неделю. — Сука! — орала на нее Арина во всю глотку так, что слышно было по всему дому. — Текущая шлюха! Тебе одного ублюдочного мало? И ты снова лезешь в ту же семью к этим ушлепкам? — Мирослав не Станислав! Я выхожу замуж, как только сдам экзамены, — Алиса со стойкостью и не меньшим упорством своей маман выносила удары. — Ну скажи мне, старой дуре, на кой ты связалась с его старшим братом? Ты его любишь? — Нет, но в постели он просто зверь. И трахаться с ним классно! — пояснили моей покрасневшей до помидорного состояния бабке. — Только не говори, что он похож на этого чертового Станислава? Ох, Алиса, не влезай между двумя братьями, потом беды не оберешься, - вдруг поняла Арина весь расклад. — Похож, очень, но только внешне. Он уже директор своей собственной строительной фирмы. И он строит сам нам коттедж. Он богатый, обеспеченный человек, в отличие от своего младшего братика, который ебнулся на море и ушел в Морфлот с концами. Арина успокоилась, мигом просчитав все возможности, и, вздохнув тяжко, опустилась на стул в столовой. — Хорошо, если так! Я не потерплю второго незаконнорожденного ребенка. Если он не женится на тебе, я тебя заставлю сделать аборт силком. — Женится, — отмахнулась Алиса. — Завтра он придет к нам знакомиться. Так что уж постарайтесь быть милыми. На следующий день появился Мирослав, и вот тогда я увидел его впервые. Высокий мужчина, стройный, красивый, с черными волосам и с такими же, как у меня, миндалевидными глазами, кофейными с поволокой. Эдуард и Арина встретили гостя довольно прохладно, но потом мужчины разговорились о бизнесе и политике, найдя общий язык. И, в принципе, дело сошлось на том, что вскорости стали обговаривать сроки свадьбы. — А это кто?— Мирослав, разговаривая за столом, накрытом в летней беседке, заметил меня. Я вздрогнул от его пристального взгляда, а потом совсем растерялся, ибо глаза мужчины стали круглыми, как только он рассмотрел меня целиком. — Господи, как на Станислава похож... Одно лицо... Это ведь его сын? Мужчина встал и подошел под гробовое молчание родителей Алисы ко мне. Мне он показался огромным и очень обаятельным, он протянул руку и коснулся моих прилизанных волос, взъерошив их своими легкими касаниями. — Алиса?! Это ведь твой сын?! Почему ты раньше мне не показала его? — оглянулся на побелевшую молодую женщину мужчина, а потом опять обратился ко мне. — А волосы у тебя мягкие и пушистые, как у мамы. Как тебя зовут? Я превратился в мраморную статую и не знал что сказать, вернее боялся. Ибо мне было велено вообще не выходить из дома и тем более не приближаться к гостям. Я скосил с ужасом глаза на злющую Арину и надутого Эдуарда и втянул голову в плечи. — Вам что? Моя дочь рассказала о своем ребенке? — отмерла моя бабка. — Да... А разве нельзя? И потом, этот ребенок моего младшего брата. И я был в курсе его романа с Алисой, — пожал плечами Мирослав, продолжая гладить меня по вжавшейся голове. — Малыш, не бойся. Чего это он у вас такой робкий? Я в его годы был настоящим хулиганом! Может, все-таки скажешь, как тебя зовут, а? Я снова поднял глаза на свою яростно настроенную бабку и, увидев ее согласный кивок, прошептал. — Олег Эдуардович Былина... — А почему? – а потом, сузив глаза, глянул сурово на Алису. — Он будет жить с нами! Не вопрос, а утверждение, железно так, ребром. Я впервые удивился этому незнакомцу, неужели кто-то хочет жить со мной? — Ну и зачем Вам чужой ребенок, свой на подходе, — пожала плечами жеманно Арина. — Он ребенок моего младшего брата. И сын любимой женщины. Значит и мой сын! СЫН! Я помню, как у меня закружилась голова, и я чуть не растянулся там, в теньке посреди сада. Кто-то совершенно чужой для меня человек назвал меня своим сыном. Арина с Эдуардом переглянулись и пожали плечами. — Пусть решает Алиса, — был их общий вердикт. Прекрасная женщина, столь чуждая и отдаленная тогда от меня, встала и впервые подошла близко ко мне. Она обняла своего будущего супруга и, заглянув в его глаза, спросила. — Ты точно, хочешь, чтобы он жил с нами? — Да, — кивнул Мирослав. — Хорошо, но только после того, как я рожу ребенка, — кивнула моя биологическая мать и отошла к своим шушукающимся родителям. — Не бойся, малыш, — меня снова нежно погладили по голове, и я с надеждой заглянул в глаза своему отчиму. Усыновлять меня Мирослав не стал, уперлась Алиса, а ее родителям было все равно. Ибо по паспорту официально я был родной брат Алисы и мог жить с ней. Я переехал с радостью в новый дом и полюбил его всем своим сердцем. Такой он был уютный, построенный от души, с любовью. Игорьку тогда было всего полгодика, но он уже радостно улюлюкал и дрыгал ножками, валяясь на своем пузике. И было сразу понятно, что он походит на свою мать. Алиса сразу смекнула, что я тянусь к нему, и посему возвела меня в ранг главной няньки, но я был только рад этому. — Ты чего на Олежку Игоря оставляешь? — возмущался Мирослав. — И что? Он совсем не против, а я могу по магазинам сбегать, в парикмахерскую, на гимнастику. Я ведь молодая и хочу выглядеть таковой, — хмыкала Алиса. — Ты еще на дискотеку сбеги со студентами тусоваться, — качал головой Мирослав, смотря, как я вожусь с двухлетним Игорем. — И вообще, Олегу через год в школу, надо искать садик. — Вот как раз и Игорю стукнет три, а садик, я уже нашла через мама и папа. Так что не волнуйся! Я слушал их незатейливые перебранки и улыбался серебристым глазам, так похожим на Алисины, но только которые смотрели на меня, в отличие от мамы, с великой любовью. Игорек сразу стал привлекать внимание, настолько он был красивым и обаятельным. Причем в равной степени всех окружающих людей, невзирая на возраст, пол и вероисповедание. Посему я вообще боялся хоть на секунду оставить его вне поля своего зрения. Мы часто ходили гулять в Университетский парк. Есть там такая полянка, заросшая одуванчиками, среди берез и на ней вкопанные турникеты как для малышни, так и для великовозрастных ребят. Была там тогда и горка песка, которая потом постепенно растащилась по всей игровой площадке и заросла в настоящее время все теми же сорными желтыми цветами. Я был удивлен той разнице воспитания, ибо Игорю, в отличие от меня, позволялось все. И я часто притаскивал его в таком виде, за который бы меня Арина убила бы не отходя от кассы. Правда, Алиса половины не знала, где вошкались ее сыновья, так как я тут же мыл своего братика и переодевал в чистое, а грязные вещи стирал. Сначала на стиральной доске, а потом в купленной новенькой немецкой стиральной машинке. Там, на турниках, я познакомился и с вечным другом детства моего братишки – Алексеем. Его выгуливали три сестры, причем периодически меняясь местами. Все три были продвинутыми девицами. Младшей уже тогда было четырнадцать, старшей восемнадцать, а средней шестнадцать лет. Все они демонстративно курили, пялились на меня и пытались поддеть. Но потом быстро сообразили, что со мной лучше дружить. И уже через месяц я приглядывал сразу за двумя двухлетними пацанами, вошкающимися в песочнице. Дошло до того, что мне приходилось забирать Лешку домой и так же, как и брата, отстирывать от травы, грязи и сока одуванчиков, а вечером приходила его измученная мама – Светлана и, извиняясь, забирала упирающегося Лешку домой. Даже тогда Алексей был существенно крупней Игоря и хозяйство у него между ног было раза в два больше, что меня крайне удивило. Помню, когда я в очередной раз мыл их обоих в ванне, я не удержался и потрогал его там. А ведь к брату я такого интереса и не проявлял вовсе. — Ох, Алисочка, и что бы я делала без вашего Олежки, — Светлана сидела в гостиной у камина и пила чай с нашей мамой. — Он у Вас такой милый, старательный. Не то, что три моих дурынды! И так любит своего младшего братика, а у меня дети вечно дерутся. И сестры между собой. И Лешку все трое гнобят! Олегу, наверное, с двумя мальчуганами тяжело приходится? — Да нет, — Алиса смотрела, как я для мальчишек из кубиков строил замок, причем оба шалопая пытались кто быстрее разрушить строение. — Ему даже нравится. Это была правда. Лешка с Игорем вдвоем играли очень дружно, нужно было только следить, чтобы чего в рот не затолкали и вовремя сходили на горшок. Ибо оба, заигравшись, часто пруденили или какались в штаны. Так продолжилось до того времени, пока я не пошел в колледж при Университете, а мои мелкие подопечные в садик. Изменилось то, что мама вышла на работу, а моей обязанностью стало отводить Игоря в садик и забирать в семь домой. На второй день нашего расписания Игорь посмотрел на меня хмурым глазом и сказал. — Олег! Давай Леху заберем, а то он в продленке оставаться не хочет. И я не смог отказать. Теперь после школы я забирал обоих малышей, а затем в десять вечера приходила Светлана и уводила снова упирающегося Лешку домой. Бараки, в которых жило семейство медноголового, к тому времени снесли, и Лешкиной семье дали трехкомнатную квартиру в микрорайоне, который построили с другой стороны Университетского парка, недалеко от нас. Время текло размеренно и незаметно, в колледже я учился легко, но вот с ребятами сходился с трудом. Уже тогда я ел, по мнению Мирослава, странно мало. А все объяснялось тем, что я просто боялся взять лишний кусок еды и вызвать неодобрение со стороны своего приемного отца, который единственный из взрослых смотрел на меня по-ласковому. Его, кстати, после одного года совместной жизни, я стал называть папой, а вот Алису не смог, хотя наши отношения стали куда лучше и дружелюбнее, чем раньше. Первым моим другом стал сосед по парте, холодный и, как мне казалось, надменный Горислав. Но как-то разговорившись, я вдруг осознал, что это такая у него маска для отпугивания ненужных людей и что сам Слава очень даже интересный человек, который совершенно не интересовался своим имиджем. После занятий, если пар было мало, мы зависали у него дома. Ко мне было идти дальше, и потом садик, в который ходил Игорь, был к Гориславу ближе, чем ко мне. Славка играл на гитаре и синтезаторе. Сочинял стихи и писал музыку. И так, сидя у него, мы решили создать собственную группу. За два года Славка научил меня играть на электрогитаре, я так увлекся, что даже превзошел своего учителя. И когда в очередной раз мы с ним зависали, импровизируя вместе на двух гитарах, я спросил после нашего совместного дуэта. — Не жалеешь, что научил меня? — Не-а! Мне нужен отличный гитарист. Ведь я собираюсь петь. — Ты? — удивился я. — Удивлен? Наиграй вот это, — мне протянули партитуру, и когда я закончил вступление, Горислав запел... Я был в таком шоковом состоянии, что продолжал играть на чистом автомате и только. У него был такой сильный, глубокий голос, обволакивающий и уже по-настоящему взрослый. Он сплетался с музыкой рока и уносил на небеса. Наверное, тогда я в него и влюбился, вернее не в него самого, а в его голос. — Уа! — только я мог и выдать, закончив концовку. — Знаю, меня в музыкальной школе все время в хор пытались засунуть. А я упирался! Дома Славка собирал свою отросшую гриву в задорный хвостик и становился совершенно другим человеком, нежели в классе. — Чего не подстрижешься, тогда все девки в школе твоими будут, — усмехнулся как-то я. — Зачем? Мне и так хорошо. Вот будем выступать на сцене – будут фанатки, тогда выберу какую-нибудь. Поиграюсь! Славка, как в воду глядел, через некоторое время к нам присоединился из нашего же класса ударник – Серега по кличке Феникс, за его петушистость. Вообще кличка его сначала была Петух. Но он так часто кричал, что он Феникс, а не Петух, что как ни странно она прижилась. А потом из параллели старше нас на год еще один гитарист – Денис. Сначала мы зависали у Горислава, а вернее, в гараже его отца, который был рядом с крутым коттеджем Славкиной семьи. Но потом, когда соседи стали жаловаться за не имением изоляции, переползли ко мне, ибо тогда моя комната была уже полностью отделана звукоизоляционным материалом, даже дверь. Но это было связано не с моей любовью к гитаре, отнюдь. А с изменениями в моей семье и отношением с приемным отцом. Родители Мирослава были у нас частыми гостями, увидев меня впервые, вообще чуть ли не улились слезами умиления, ибо я был копией их сбежавшего младшего сына. Который, вдруг по истечении стольких лет, решил вернуться домой в семью. И вот тут началось то, чего так боялась Арина. Ибо прекрасно знала свою блядливую дочь. Алиса, как только узнала, что вернулся Станислав, тут же ушла с ним в загул, кинув Мирослава и нас с Игорьком. Оно и понятно, тогда я не понимал мать, но теперь... Уже годы спустя стал вникать в ситуацию – Алиса просто так и не смогла забыть свою первую любовь. Она любила, как кошка, своего первого мужчину Станислава, а Мирослава выбрала только потому, что так могла войти в семью своего любимого. И вот тогда Мирослав сорвался. Он впервые пил так, что я прятал Игорька куда подальше от шатающегося по всему дому буянистого мужика. А однажды ночью после недели запоя мой отец, а именно так я его тогда уже воспринимал, пришел ко мне в спальню... Я помню, как он, пахнущий перегаром и куревом, прижал меня к кровати и, включив торшер, распластал меня под собой. — Боже! Какой же ты, Олежка, сексуальный. С таким красивым лицом, как у моего младшего братика, и нежным мягким телом, как у Алисы... Видно у него что-то в голове к тому времени щелкнуло, или он всегда хотел оттрахать своего брата? Но, скрывая свои наклонности, решил жениться на его любимой женщине. Я точно тогда еще не знал. Но, несмотря на свое дикое желание, он был вначале очень нежен в тот первый раз со мной. Он долго уцеловывал меня, обнажая и лаская в своих горячих руках. А я пытался остановить его, шепча и совершенно не понимая свое взбесившееся на острую ласку тело. — Папа не надо, отпусти меня... Папа не надо, мне больно... Пусти... Папа! — Ну-ну... Ты же не хочешь напугать своими криками маленького братишку? Закуси простынь и расслабься. Когда он вошел в меня на полную длину, разрывая мой зад, я потерял сознание... После я очнулся, так сказать, в самом процессе. Нижнюю часть тела я к тому времени уже не чувствовал, по ногам что-то текло. А мой отец вытрахивал меня, с ожесточением вгоняя член в мой разрывающийся от боли зад. Дальше, я думаю, что просто потерял сознание во второй раз, уже от кровопотери. Пришел в себя уже от ругани двух мужчин в соседней комнате. — Ты шизанулся, он же твой сын! — орал чужой голос. — Нет, биологически - племянник, — отвечал Мирослав, огрызаясь. — И я тебя просил приехать не для нравоучений! — Ты ебнутый педофил, причем еще и голубой! — рычал неизвестный мне мужчина. — Сам знаю! Всегда хотел трахать Станислава, да он только на баб глядел. А когда Олега увидел, понял, что это шанс. Забыть брата! — А я думал, ты по жене сбежавшей скучаешь? — Да пошла она, шалава! Как только Стаська появился - сразу убежала к нему, а он через месяц снова в дальнее плаванье уйдет, нужна она ему. У него в каждом порту по такой жене и не по одному ребенку. — Посему и квасил? — хмыкнули более дружелюбно. — А ты думаешь, легко за одну ночь стать педофилом с голубым уклоном? — огрызнулся Мирослав. — Ты его порвал во все стороны. Заживать будет месяц, если не два. Я его обколол лекарствами: антибиотиками и обезболивающими. А зад смазал антисептиками. Все нужное оставлю здесь. В школу справку написал, якобы грипп, так что неделю пусть лежит. И я понимаю: парнишка нежный и гибкий, как девушка, но держи себя в руках. Через неделю проверю, любитель мальчиков! А ко мне в комнату пробрался тихонько Игорь, он скользнул ко мне под одеяло и, обняв ручками мою обнаженную в наливающихся синяках грудь, прошептал: — Не умирай, братик. Я тебя так люблю! Я смог тогда только тихонько обнять Игорька и уткнуться ему в тонкую шею. Отец заглянул в дверь и, увидев нас двоих в обнимку, молча ушел к себе. Видно то, как рыдал Игорь у меня на груди, его остановило. Мама, и правда, вернулась через полтора месяца. К тому времени я уже стоял на ногах, терпя все процедуры, которые делал Мирослав трясучими руками над моим слабым телом. Больше всего меня пугало, когда он лазил пальцами в мой зад, чтобы смазать специальной мазью стенки порванного кишечника. Но я боялся зря. Кроме ежедневных назначенных процедур, Мирослав ко мне не лез. Хотя пожирал безумным взглядом, шепча мне на ухо, когда не было рядом Игоря, что я очень красивый и желанный. Именно тогда он оборудовал мою комнату звукоизоляцией и разрешил нашей рок-группе репетировать у нас дома. А бесплатными благодарными слушателями всегда были шебутной Лешка и тихий Игорек. Братишка понимал, что что-то идет не так, но пока, слава Богу, не догонял в силу своего маленького возраста, в какую сторону. Через месяц после моего первого раза Мирослав снова пришел ночью ко мне. Игорь уже спал без задних ног у себя. А я со страхом смотрел, как ко мне приближается возбужденный мужик. Второй раз было уже терпимо, хотя саднило еще сильно, а когда Мирослав поставил меня на четвереньки и, прогнув в талии, долбанул со всего размаха, загнав по самые яйца, я заорал уже от дикого возбуждения, сливая впервые в жизни на мятые простыни. — Кричи, мой хороший! Всю жизнь мечтал услышать, как ты кричишь от возбуждения. Да ты похотлив, как твоя сучка-мамка! Только от одного удара по простате кончил. Ох! И готов снова выстрелить. А?! Сколько я слил в ту ночь, я не знал, мой мозг отключился от истощения где-то под утро. И я снова прогулял колледж. В тот момент я практически перестал есть. Те намеки, что говорил мне Мирослав, что у меня мягкая попка, упругое тело – полностью отбили у меня желание кушать. Только когда Игорек пытался накормить меня силой, я что-то проглатывал вовнутрь. Первый раз я упал в голодный обморок через три дня после моей второй ночи секса с отчимом. Теперь я не мог его уже называть отцом, да он и не настаивал. Мирослав с головой ушел снова в работу и прекратил пьянствовать. А мне купил навороченный ноутбук. Он и раньше нас всегда баловал с Игорем. У нас у первых с ним в классе появились сотовые телефоны. Игорь вообще, был единственным среди одноклашек, у кого был мобильный. И не простой, а самый дорогой и модный на данный момент, с видеокамерой, делающей первоклассные снимки с хорошим разрешением. Мне Мирослав еще раньше дарил дорогую раскладушку с не меньшим количеством опций, а в этом году купил еще более новый и дорогой, мой же старый забрал себе. Я лежал в медицинском блоке и слышал, как Мирослав говорит со школьным врачом. — У юноши сильное истощение. Вы хоть следите что он ест и когда? — Да каждый день, — соврал мой отчим. — У него странные синяки по всему телу. Вы его бьете что ли? — Нет, что Вы, просто с парнями дерется! Сами понимаете: молодость, горячесть... — Хм-ммм... Раньше всегда приходила его сестра. — Мы разбежались на время, может, поэтому так Олег переживает... — пожал плечами Мирослав, ведь и в школе Алису считали моей сестрой и только. — Тогда понятно. Следите, чтобы он ел три раза в день. И меньше истощался! — Конечно, доктор! Я могу его забрать? — обрадовался мой отчим окончанию щекотливого разговора. — Да. Сегодня ему лучше побыть дома, — кивнул врач, смотря, как меня с нескрываемой нежностью поднимают на руки и уносят прочь. — Ты будешь есть! Или я тебя буду кормить изо рта в рот, — прошипел Мирослав дома, ставя передо мной тарелку супа. Я представил, ужаснулся и схватился за ложку, есть все-таки надо, убедил я себя, смотря, как меня вновь пожирают развратным взглядом. Так и пошло... Мирослав стал приходить ко мне в комнату чуть ли ни каждую ночь, и я к своему ужасу начал осознавать, что уже жду с нетерпением его ночных приходов, возбуждаясь только от шороха его шагов. А потом вернулась Алиса, и был очень большой скандал. Я тогда был уже дома, из школы пришел, а вот Игорь, слава Богу, был на дополнительных занятиях. И ничего не слышал из того, что вылилось на меня ушатом холодной воды. Мирослав встретил свою официальную жену спокойно, я даже удивился, как он держится, но Алиса была на взводе и делала все, чтобы спровоцировать его агрессию. — Я не против, если ты вернешься к нему. — Да? А может ты объяснишь мне наконец, что вас связывает с братишкой? — начала повышать голос моя биологическая мать. — А разве он тебе не сказал? — хмыком открещивался Мирослав. — Сказал, что не вернется ко мне, ибо ты его пытался изнасиловать! — завелась Алиса вконец. — Врет, я его никогда не насиловал. Я с ним спал, Алиса, задолго, как появилась ты со своей безумной любовью и влезла между нами. — Что? — у Алисы отпала челюсть. — То! Мы были любовниками. И он очень даже был счастлив, подставляя свой разработанный задок мне под член, — выдали на бис и сели на барную стойку. — Быть того не может... — прошептала Алиса и сползла по стене на пол. — Отчего же! Алиса, Стаська кинул нас обоих, когда сбежал из дома. И мне было, поверь, намного больнее узнать, что ты ждешь от него ребенка. Я слышал, как ты разговаривала с моей матерью, просила дать адрес Станислава, но мы сами были в неведении, куда его занесло! — Тогда зачем весь этот фарс с любовью, женитьбой? И потом, нам в постели было ведь классно, — ничего не понимая, запричитала Алиса. — А ты не поняла? Только ради сына Станислава! Я сделал все, чтобы он рос рядом со мной, построил для него дом, а не для тебя. Я рассчитывал, что он полюбит меня как близкого человека и станет доверять. Как только я увидел его тогда запуганного в поместье твоих родителей, как две капли похожего на моего возлюбленного Станислава, я понял, что не ошибся в своих намерениях. — Так ты решил завалить моего сына к себе в постель? Ты гомик! — подпрыгнула в ярости Алиса. — Ну, почему решил... Я это уже сделал! Конечно, я думал подождать, пока он закончит школу. Но ты сама виновата, что бросила своих детей одних. И потом, какой сын, Алиса? Пока я не появился в его жизни, ты к нему относилась, как к прокаженному. Даже не прикоснулась ни разу, пока он не стал жить вместе с нами. И знаешь, я чувствую, что ему теперь нравится быть в постели со мной, его тело трепещет на каждую мою ласку, он отдается полностью, оттопыривая свою блядливую попку и раскидывая ровные ножки. А самое главное, в отличие от тебя, он по мужикам не бегает, а полностью принадлежит только мне. Когда я услышал эти слова и звонкую пощечину, что залепила Алиса своему законному мужу, я выпал из реалий. А когда пришел в себя, внизу вовсю бушевала настоящая драка. Я не понял, чем спровоцировала Алиса Мирослава, но с криками «Убью суку! Умри, блядь!» он гонял ее по всему дому. Когда я спустился вниз на ватных ногах, я застал сцену, как Алиса, прикрыв голову, сидела с разбитым лицом в углу кухни и пыталась закрыться от занесенного над ней стула. — Папа, прекрати! — я встал между ними, закрыв дрожащую, всю в синяках, избитую женщину своей спиной. — Она моя мама и мать Игоря. Пойдем со мной! Алиса с круглыми глазами наблюдала, как яростный бык становится мирным и домашним и, взяв протянутую руку стройного, похудевшего за последний месяц сынишки, уходит за ним с кухни. Я увел его к себе в комнату и, закрывшись там изнутри, сам попросил его впервые о близости. И он подарил мне одну из самых страстных и нежных ночей. Это был последний раз, когда я Мирослава назвал папой, и единственный раз мамой Алису. Так продолжалось недолго вплоть до одиннадцатого класса. Мирослав спал со мной, Алиса закрутила роман на работе, и не один. И все было бы хорошо, но близкий друг Мирослава решил подсидеть моего отчима и украсть у него их общую на двоих фирму. Отчим запил и сильно, а когда приходил домой, начинал гонять Алису, избивая ее почем зря, поминая ей так и исчезнувшего с концами во второй раз своего младшего любимого брата. Секс с ним становился все жестче и жестче. Иногда, прежде чем взять меня сзади, он колотил и меня. Но хоть так я мог его ярость отвести от Алисы и, главное от Игоря, которому тоже перепадало от щедрот своего папаши. Из школы зачастили с проверкой, так как на физ-ре мне было трудно скрывать гематомы от ударов отчима, и я все чаще падал в голодные обмороки, ибо ничего практически не жрал. И только любовь братишки, его ласковые слова и нежные объятья еще держали меня на плаву, не давая свихнуться, а еще выступления в рок-группе с моим близким другом Славкой. Но однажды, в начале одиннадцатого класса, когда пьяный Мирослав, утащил меня в виде куля на своем широком плече в мою спальню и заперся в ней, подросший Игорь уже тогда занимавшийся не первый год Восточными Единоборствами, вынес мою звукоизоляционную дверь нафиг! Он вернулся рано из школы и, увидев поколоченную мать, шептавшую в бреду «останови отца, он убьет Олега!», ворвался ко мне в комнату. Хорошо, что тогда Мирослав меня еще избивал, зажав у стенки, а не трахал. И мой братишка так и не понял, чем мы все-таки занимаемся, когда остаемся наедине. Он свалил своего отца одним ударом ноги и прикрыв меня, заорал на весь дом: — Не трогай моего братишку! Ты что, не видишь, отец, что ему больно? Ты делаешь ему больно! Ты его убиваешь! Наверное, тогда, видя Игоревы испуганные глаза и меня хрипящего, оседающего по стене в глубокий обморок, Мирослав понял через туман алкогольного опьянения, что он сотворил. В этот день он ушел из дома, а потом подал официально на развод после принудительного лечения от алкоголизма.