Другая жизнь

      Из театра мы вышли как будто обновленные. Странно было оказаться на оживленной улице современного вечернего Парижа. В голове еще были слишком ярки образы прошлого. Прекрасная Алоизия и скромная Констанс, мудрый Леопольд и коварный Сальери.       — Чувствую себя как минимум бездарем, — горько вздохнула Илена. – Никогда ничего подобного не видела, а ты знаешь, меня сложно удивить.       — Куда сейчас отправимся? – спросила я, останавливаясь у дороги. В голове не было ни единой мысли, кроме как об увиденном. Не хотелось признаваться даже себе, что я зря все придумала, но это было очевидно. Никогда мне не приблизиться ни на йоту к той чудесной Констанс, которую мы видели сегодня на сцене.       — Я не знаю, — пожала плечами подруга. – Не хочется никуда. Может, возьмем пару бутылок вина, апельсинов и посидим, как в старые добрые времена? Поболтаем?       Меня очень устраивал такой вариант, и я согласно кивнула, глядя на двери театра. Мое внимание привлекла большая группа девушек, толпившаяся у входа. Решив, что они приехали откуда-то вместе, я уже хотела отвернуться, но тут эта орава, закричав, ринулась к одной из дверей, за которой показался мужчина.       — Смотри, Сальери, — сказала я Илене, невольно улыбаясь преданности поклонниц.       Действительно, из театра вышел Флавьен Моран. Это был высокий, статный мужчина, длинные волосы которого скрывала смешная шапка-ушанка, а на лице красовалась недельная щетина, которая так шла ему и его персонажу. При виде ожидавших поклонниц он снисходительно улыбнулся, но взгляд карих глаз, все еще накрашенных после спектакля, стал чуть теплее. Помахав всем мохнатой рукавицей и подписав несколько протянутых бумажек, он прошел несколько шагов в сторону и остановился, как будто ожидая кого-то. Толпа сначала последовала за ним, но крик одной из девушек заставил всех обернуться.       — Мануэль! Мануэль! – закричала она, снова возвращаясь ко входу.       Я тоже посмотрела туда, откуда несколько минут назад вышел Сальери. Двери распахнулись, и на лестницу выпрыгнул исполнитель главной роли. Выделывая па, как на сцене, он поприветствовал своих поклонниц, которые от восторга уже не просто кричали, а визжали. Замерев на мгновение, он одарил всех лучезарной улыбкой и с неиссякаемым энтузиазмом прыгнул прямо в толпу девушек, тут же окруживших его. Глядя на него, я не могла понять, в образе ли он еще или такой сам по себе. Легко перебегая от одной девушки к другой, Моцарт целовал каждую в щеку, благодарил и улыбался, выводя автографы на листочках. Он, как и Флавьен, тоже все еще был в гриме. Его мелированные недлинные волосы торчали в разные стороны, несколько прядей спадали на лицо. Глаза были густо подведены, что придавало ему некий особый шарм. Но этому взгляду и не нужно было ничего искусственно добавлять. Тепло и любовь, казалось, излучал весь этот человек.       Закончив с поцелуями и автографами, Мануэль принялся фотографироваться со всеми желающими, которых было немало. Бросив мельком взгляд на Флавьена, я поняла, что тот ждет его. Терпеливо глядя на своего друга, он как мамочка ждал, когда же наиграется в песочнице ее малолетний сынок. Моцарт действительно в своем поведении казался ребенком, которому неожиданно подарили известность. Хотя вспоминая статью, которую читала про них незадолго до отъезда, я понимала, что Мануэль как раз старше Флавьена. Ему было что-то около тридцати пяти, тогда как Флавьен только немного старше меня и Илены. Ему было двадцать девять лет.       — Они такие милые, — умиляясь, проговорила Илена, выводя меня из состояния задумчивости. – А почему Флавьен ни с кем не фотографируется? Я бы хотела фото с ним.       Посмотрев на разочарованную подругу, мне вдруг стало обидно. Куда-то вмиг исчезли моя нерешительность и страх перед понедельником. Четко осознавая, что вижу этих людей первый и последний раз, потому что в труппу мне не попасть, я собрала остатки смелости в кулак и решительно шагнула к Флавьену.       — Извините, — заговорила я по-французски, улыбаясь своей самой приветливой улыбкой. – Вы очень понравились моей подруге. Не могли бы вы с ней сфотографироваться?       Флавьен посмотрел на меня, потом на стоящую в стороне Илену и, вмиг оценив ситуацию, улыбнулся в ответ.       — Конечно, пойдемте, — сказал он и направился к Илене, которая, кажется, совсем не ожидала такого поворота событий. – Вы из Парижа?       Он был все так же снисходительно вежлив, и, не усмотрев в этом вопросе ничего особенного, я честно ответила:       — Нет, из Москвы. Приехали по делам, а сегодня решили отдохнуть, сходить в театр. И не пожалели. Ваша постановка чудесна, — не могла не похвалить я.       — Спасибо, — немного сощурив свои большие глаза, он с сомнением посмотрел на меня. – Вы русские? Откуда такой хороший французский? Вы говорите почти без акцента.       Мы уже стояли около Илены, которая, ни слова не понимая, протягивала мне фотоаппарат. Я взяла его и ответила на вопрос.       — Я жила и училась несколько лет в Париже. А вот моя подруга Илена совсем не знает французский, только английский. Она жила в Лондоне.       Я снова улыбнулась, глядя на выражение лица подруги, которая услышала свое имя, но ничего не поняла.       — Мне немного неловко, — сказала она по-английски.       — Прости, — ответила я на русском, и мне снова стало весело от слишком большого числа разных наречий в нашем разговоре.       Сделав пару снимков, я отдала фотоаппарат Илене, и мы обе поблагодарили Флавьена за уделенное нам время.       — А вам я не понравился? – делая вид, что расстроен, спросил актер у меня. – Вы не хотите сфотографироваться со мной?       — Нет, спасибо, — ответила я и тихо, чтобы никто не услышал, добавила. — Я бы лучше с Моцартом.       Но видимо слух у Флавьена был куда лучше, чем я думала. В первый раз за все время на улице на его лице заиграла искренняя улыбка. И не успела я что-то добавить, он крикнул:       — Моцарт! Беги сюда! Дело есть!       Мануэль махнул ему в знак того, что как только — так сразу, и отвернулся к девушке, которая декламировала ему стихотворение, видимо, собственного сочинения. Внезапно откуда-то сбоку не столько показалась, сколько послышалась невысокая девушка со смешной растрепанной прической. Буквально разрывая толпу, она продиралась к своему кумиру, крича писклявым голоском:       — Мануэль! Мануэль! Смотри скорее! Я нарисовала твой портрет! Представляешь, я истратила целых три черных карандаша! Ты должен его увидеть!       Ей удалось привлечь внимание Либерте, тем самым отвлекая его от юной поэтессы, которая злобно поджала губки и отвернулась. Воспользовавшись этим, художница буквально зажала Мануэля, оттесняя его ближе к толпе девиц. Ему ничего не оставалось, как принять этот сомнительный подарок и с улыбкой, больше напоминающей смех, поблагодарить свою поклонницу.       — Вам можно позавидовать, ваши почитательницы и сами через одну таланты, — иронично сказала я Флавьену, с интересом наблюдая за происходящим.       — У нас всегда так. А где вы остановились? – продолжая прерванную тему о поездке в Париж, спросил он. Я сказала название отеля, и Моран одобрительно замычал. Теперь мы говорили на английском, и незаметно Илена переключила его внимание на себя. А я не стала ей мешать.       Через пару минут к нам подбежал Мануэль, размахивая только что полученным в подарок портретом. Мельком глянув на сей шедевр изобразительного искусства, в голову закралась мысль, что потратить на это три карандаша было чересчур. Мне бы и одного стало жалко. Но девушка наверняка старалась. А любой труд, тем более с любовью, должен быть вознагражден. Здесь самой высокой ценой являлась благодарность Мануэля. А он весь лучился радостью и с восторгом, не свойственным его более сдержанному другу, посмотрел на нас.       — Флавьен, что ты хотел?       — Мануэль, познакомься. Эти милые девушки из Москвы, и им очень понравился наш Моцарт, — засмеявшись, представил нас Флавьен. – Это Илена. А это…       Моего имени он не знал.       — Талиана, — представилась я, силясь оторвать взгляд от Мануэля, но он попросту завораживал, и я ничего не могла с собой поделать.       — Талья, — повторил Мануэль, слегка изменив мое имя на французский манер.       Я привыкла к такому обращению за много лет и потому не обратила особого внимания. Вместо этого я сказала и ему несколько слов благодарности за доставленное удовольствие от мюзикла, а он обнял меня, как обнимал других девушек несколькими минутами раньше. Теперь уже Илена защелкала фотоаппаратом. В последний момент к нам подскочил Флавьен и, состроив рожицу, всех рассмешил. Это тоже не ускользнуло от объектива.       Поблагодарив наших новых знакомых, мы распрощались. Как ни печально было это признавать, но они казались очень милыми, и нам совсем не хотелось отпускать их. Но так складывалась жизнь, что сейчас каждый из нас должен был идти своей дорогой. Как и планировали, мы вернулись в отель, по дороге заскочив в магазин за вином и фруктами. Кроме того, по пути нам попался фотосалон, где за пять минут были напечатаны все наши фотографии, сделанные за два дня в Париже.       — Интересно, а русские это самая пьющая нация, или есть похлеще? – откупоривая уже вторую бутылку, задалась я риторическим вопросом.       — Нет, я слышала, что есть хуже. И, кстати, французы пьют не меньше. Уж тебе ли не знать.       Уже битый час мы валялись на кровати, предаваясь приятному ничего неделанью. Илена достала из сумки фотографии, и мы принялись рассматривать их. Сначала шли прогулки, потом вчерашние ночные похождения, когда мы немного не рассчитали своих сил в клубе, и теперь с фотографий на нас смотрели совершенно неадекватные пары глаз. Дело дошло даже до того, что Илена кричала, как сильно любит Париж и Сальери, и нас попросили покинуть заведение. Этот момент я тоже умудрилась снять, и теперь мы были гордыми обладателями фото с толстым некрасивым лицом охранника.       — Какие же они классные, — почти пропела моя влюбчивая подруга, когда дошла, наконец, до последних фотографий.       — Да, мне тоже понравились, — согласилась я. – Правда, ты не находишь, что Мануэль немного странный? Нормальный человек просто не может так скакать.       Мы дружно рассмеялись и продолжили обсуждение. В итоге пришли к выводу, что Флавьен более сдержанный, но Мануэль настолько естественен в своем безумстве, что им нельзя было не восхищаться. Хотя Илена все равно считала, что куда большего восхищения заслуживает ее préférée*. Бегло просмотрев фотографии, я снова ушла мыслями в предстоящий понедельник. После знакомства с исполнителями главных ролей еще сильнее захотелось оказаться с ними на одной сцене. Да и Илена подлила масла в огонь.       — Давай, Талька, ты просто обязана пройти эти пробы. И тогда, чем черт не шутит…       Она предалась своим приятным грезам, а потом, захихикав, по слогам произнесла:       — Та-лья…       — Да ну тебя, — отмахнулась я, но не смогла сдержать улыбку.       Я вспомнила Мануэля и его голос чуть с хрипотцой. Вытащив из кучи фотографий самую, на мой взгляд, удачную, я поставила ее на тумбочку у кровати. На ней были сняты я в объятиях Мануэля и Флавьен, пристроившийся сбоку от нас. Все мы улыбались и казались очень счастливыми. В нижнем уголке стояла сегодняшняя дата. Теперь я точно знала, что никогда не забуду этот день.       Неожиданный звонок стоящего в номере стационарного телефона прервал мои мысли, и я так и не смогла додумать, почему именно благодарна уходящему дню. Сюда мне мог звонить только папа. Я снова почувствовала себя неловко, ведь так и не позвонила ему, хотя собиралась сделать это сегодня вечером. Уже готовая стерпеть всё родительское негодование, я сняла трубку.       — Allô, — на всякий случай я заговорила по-французски, и с удивлением услышала не отца, а приятный женский голос, тоже говоривший на не родном мне языке.       — Мисс Полянская, это беспокоят с ресепшн. Вас ожидают внизу и просят спуститься, если нетрудно.       — Кто ожидает? – не поняла я, но на другом конце уже повесили трубку.       — Что там? – без особого интереса спросила Илена, не поняв ни слова из сказанного мной.       — Не знаю, — я удивленно пожала плечами. – Снизу звонили, сказали, кто-то нас ждет. А кто там может ждать? Ты никому не говорила, где мы остановились?       — Нет, — Илена тоже была в замешательстве. – А ты?       — И я нет. Хотя… — мои глаза сощурились, а губы скривила хитрая ухмылка. – Пошли!       Договаривая, я заторопилась к двери, на ходу снимая халат и натягивая джинсы и кофту. Илена последовала моему примеру и тоже переоделась. Через пару минут мы уже спускались по лестнице. Было страшно любопытно, верна ли моя догадка. И если верна, то чудесный вечер нам был обеспечен. Илена не разделяла моего энтузиазма и не понимала, кого именно я так жажду увидеть. Она не могла знать, с кем я совсем недавно случайно поделилась местом нашего пребывания.       Влетев на первый этаж, я в пару шагов преодолела маленький коридорчик и вышла прямо к ресепшн. Мои надежды не обманулись. Впереди я увидела их: Флавьен стоял и улыбался, в то время как Мануэль что-то быстро говорил девушке за стойкой на незнакомом мне языке. Прикинув, я поняла, что это итальянский.       — Bonjour mes chers!* – поприветствовала я наших нежданных гостей и поспешила перейти на английский. – Какими судьбами?       Флавьен, который не был занят итальянкой с ресепшн, с широкой улыбкой направился к нам. Я снова отметила про себя, какой же он высокий. В его облике ничего не изменилось, кроме, пожалуй, лица, на котором уже не было грима. В своем натуральном виде он выглядел еще приятней. После этого я посмотрела на Илену. Вот чье лицо сейчас было неописуемо. Множество чувств выражали ее полные удивления глаза. Я незаметно толкнула ее в бок, приводя в себя. Она быстро сориентировалась и тоже заулыбалась.       — Не часто встречаешь людей, способных вести разговор на трех языках одновременно, — почти пропел он.       Если у Мануэля был приятный голос, то голос Флавьена гипнотизировал, пробуждая в мыслях какие-то не совсем приличные образы. Я улыбнулась, уловив, однако, в его фразе тень сарказма, а он продолжал:       — Тем более собеседницы столь приятные, так что мы не смогли сдержаться, — и он перевел многозначительный взгляд на Илену, которая вдруг покраснела и потупила глаза. Это настолько не соответствовало обычному поведению моей подруги, что я немного удивилась, но потом поняла, что под таким взглядом и сама вряд ли бы смогла устоять.       — Мы вас, случайно, не отвлекаем? – спросил Флавьен, вспомнив, вероятно, что мы их не ждали.       — Нет, мы сидели вдвоем, отдыхали, — быстро заверила его Илена.       — Может, нам пора вернуться к нашему отдыху? – весело спросила я, вспоминая едва початую бутылку вина. К тому же к нам, наконец, подошел и Мануэль.       — Привет еще раз, — он очаровательно улыбнулся, и мне на секунду показалось, что он сейчас снова примется нас всех целовать. Даже Флавьена. И не дожидаясь, так ли это, я улыбнулась своему воображению и пошла к лифту, увлекая за собой остальных.       Этот вечер нельзя было назвать особенным. Такие случаются довольно часто, когда старые друзья собираются вместе и часами напролет разговаривают ни о чем, шутят, веселятся и смеются. Но в нашем случае мы не были старыми друзьями. Мы не были друзьями вообще. Но как легко всё забывалось в компании этих двух мужчин. Они напоминали мне меня саму и Илену. Их безобидные шуточки в адрес друг друга, множество историй, которые можно было слушать всю ночь напролёт. Уже давно я не чувствовала себя так легко и спокойно. Все беды остались далеко позади, в заснеженной Москве, а здесь существовала только эта комната, подоконник, на котором мне было так удобно любоваться одновременно и гостями, и Парижем, рядом столик, на котором, прислонившись к стене, сидел Мануэль, кровать, где полулежала Илена, придерживая доверенный ей огромный пакет с апельсинами. Флавьен, удобно устроившись у дивана на полу, завершал незамысловатую картинку. Уже потом я поймала себя на мысли, что ни разу даже не вспомнила о существовании Андрея. И я снова не позвонила отцу. За это мне уже не было прощения.       — Ребят, вы курите? – внезапно спросила Илена, сбив Флавьена, который рассказывал очередную историю, и всех нас с толку.       Глядя на подругу, я поняла, что от выпитого ей уже было хорошо. Флавьен тоже не пожаловался бы на свое состояние, явно прибывая в легкой эйфории, а потому изрек:       — Как ты посмела, несчастная, перебить мое повествование своими низменными желаниями? – он встал и всем своим высоким ростом угрожающе навис над ней.       — О, Великий, пощади! – подыграла ему Илена, заслоняясь руками, и тихо добавила. – Что ты знаешь о моих низменных желаниях…       Глядя на этот маскарад, я снова засмеялась. Мануэль тоже явно наслаждался ситуацией. Было забавно наблюдать за их словесной перепалкой, но вдруг Илена сменила тактику, мечтательно произнеся:       — А у меня в сумке есть очень замечательные сигареты… — она назвала марку, но мне это название ни о чем не сказало. Зато у Флавьена загорелись глаза.       — Где сумка? – не своим голосом произнес он, оглядываясь по сторонам.       — В моем номере. Сейчас принесу, — Илена быстро вскочила и направилась к двери.       — Я с тобой! – крикнул Флавьен, устремляясь следом. – Эти все равно не курят, им не понять!       — Давайте, идите уже, — поторопила я их на английском, а потом добавила по-русски, чтобы не поняли те, кому не следовало. – И покажи ему свою коллекцию марок!       Поняв намек, Илена оценила и согласно кивнула, подмигнув мне и едва заметно скосив глаза в сторону Мануэля. Я едва поморщилась, давая понять, что меня этот человек не волновал. Дверь закрылась, скрыв Илену и Флавьена, и мы остались вдвоем. Некоторое время просто сидели. Окно было большим, и с противоположного конца Мануэлю хватило места. Теперь мы уже вдвоем смотрели на ночной город, усыпанный огнями. В другом месте и с другим человеком, возможно, это было бы очень романтично и волнующе. Но рядом с ним мне было так удивительно спокойно и просто, что даже проявление романтического настроя, казалось, слишком сложным для этой ситуации.       — Я люблю смотреть в окно, — тихо произнес Мануэль.       Едва уловимым движением он встал, выключил свет и через мгновение уже снова сел на подоконник. Всё в нем казалось настолько легким и естественным, что нельзя было не залюбоваться. Сейчас в темноте вдали от тысяч глаз, неустанно следящих за ним, он был самим собой. С удивлением я понимала, что он совсем не изменился с момента, как я увидела его на сцене, до момента как теперь мы сидели с ним вместе совсем рядом. Просто он стал тише, спокойнее. В его глазах все так же блестели искорки, но и они как будто устали полыхать за день, и теперь светились ровным сиянием. Сейчас я очень явственно понимала, за что его так любят тысячи поклонниц. Это был его дар от бога, который в совокупности с большим трудом приносил свои плоды.       — Это чудесно, когда есть время просто посидеть спокойно и подумать. У меня сейчас его становится все меньше. А в молодости я часами мог сидеть вот так, наигрывать на гитаре мотивы, сочинять песни, — он вздохнул, и его чарующий голос окончательно ввел меня в транс.       Теперь уже для меня не существовало ничего в мире, кроме этой комнаты, а движение за окном казалось лишь хорошей картинкой, фоном для нашей беседы. Мы снова говорили по-французски, и акцент Мануэля заставил меня улыбнуться. Не то чтобы это было смешно, но как-то по-детски мило. Видимо, алкоголь все же давал о себе знать, потому что я вдруг неожиданно даже для себя спросила:       — А как по-итальянски будет Россия?       Мануэль удивленно посмотрел на меня, но ответил:       — Руссьа, — его голос был чертовски красив, произнося название моей страны на далеком от меня языке, но чистое итальянское произношение, какого я раньше не слышала, показалось до ужаса смешным.       — Скажи это еще раз, — попросила я, едва сдерживая смех. Он повторил, и тут дикий приступ хохота вырвался наружу.       — Ру-сья... – повторяла я, как смогла, умирая от смеха.       Когда приступ пьяной истерии прошел, я виновато посмотрела на него, боясь, что моя неадекватная реакция обидела или задела. Но ничего подобного его лицо не выражало. Он смотрел на меня улыбаясь, а потом сказал:       — Никогда еще мои такие простые слова не вызывали столь бурной реакции.       — Прости, — я вытерла выступившие слезы, даже не заботясь о макияже, и решила перевести разговор в другое русло. Достаточно было уже языковых барьеров. Тем более меня с самого начала занимал один вопрос, и казалось, наступило подходящее время его задать.       — Почему вы пришли сюда? – не надеясь на вразумительный ответ, спросила я, но не попытаться узнать не могла. Слишком велико было мое любопытство и понимание, что просто так люди, как они, не ходят в гости к незнакомцам.       Казалось, что Мануэля это совсем не удивило.       — Это вообще-то очень глупо, — сказа он, отвернувшись и глядя в окно, как будто смутившись. – Ты опять будешь смеяться.       Я замотала головой в знак того, что готова воспринимать серьезно, что бы он ни сказал. Он, наверное, не поверил, но продолжал:       — У нас в труппе есть одна девушка. Она откуда-то с Востока. Тибет, что-то типа того. Она якобы умеет предсказывать судьбу.       Он посмотрел на меня, ожидая увидеть улыбку, но мне было действительно интересно и приятно его слушать. Я кивнула в знак понимания, и он продолжал:       — В этот Хэллоуин девочки устроили всем сюрприз. Собралось много артистов, и Хэн гадала нам. Это было так необычно. Я никогда раньше не участвовал ни в чем подобном. Она предсказала Флавьену, что его настоящая любовь придет к нему издалека. Конечно, это можно было трактовать по-разному, и Хэн предупредила об этом, но Флавьен уже ни раз обжегся в отношении француженок. Поэтому он решил, что предсказание означает одно – его избранница будет из другой страны.       Мануэль замолчал. Я еще некоторое время сидела, потягивая вино из бокала, а перед глазами проплывали картины, навеянные этой историей.       — Это очень красиво и романтично, но, — я осеклась, не зная, как лучше выразиться. – Глядя на Флавьена, я бы никогда не подумала, что он страдает от недостатка любви.       — Да, он производит несколько обманчивое впечатление. На самом деле он очень сентиментальный и скромный. Даже известность его не испортила.       — А тебе что предсказали? – из любопытства поинтересовалась я.       — Мне сказали, что я познаю истинность бытия, пройдя через много испытаний и претерпев множество душевных мук.       — Не самая радужная перспектива, не находишь? – улыбнулась я.       Он посмотрел на меня и тоже улыбнулся своей очаровательной улыбкой. Я снова залюбовалась им, но ненадолго. Когда он заговорил, улыбка стала едва заметной.       — Талья, ты веришь в судьбу? – почти прошептал он.       — Моя судьба в последнее время не особенно ко мне благосклонна, — задумчиво протянула я, избегая прямого ответа.       Сейчас в тишине этой чудесной ночи я готова была поверить во всё на свете. Еще два дня назад я видела этого человека, сидящего сейчас со мной рядом, только на экране ноутбука. Теперь я знала его всего лишь несколько часов, но казалось, что мы знакомы минимум вечность. Той ночью мы говорили о многих вещах, веселых и грустных, волновавших нас. Во многом наши точки зрения совпадали, над чем-то мы спорили. В любом случае, мне было очень хорошо, и на душе, наконец, воцарилось спокойствие. Уже когда часы перевалили за два часа ночи, Мануэль загадочно произнес:       — А видимо Флавьену понравилась ее коллекция марок…       — Что?! Откуда ты узнал? – моему удивлению не было предела.       Я всплеснула руками и чуть не упала на пол. Мануэль вовремя поддержал меня, явно довольный собой и тем, что застал меня врасплох.       — Ну, у нас есть парочка танцоров из России, — объяснил он. – Они часто рассказывают нам всякие свои приколы и учат нас. Так что хоть я и не говорю по-русски, но кое-что понимаю.       Я могла только закатить глаза и отвернуться. Мне было немного стыдно, но, в общем, Мануэль был прав. Наши друзья уже должны были выкурить не одну пачку. Поняв, что ждать Флавьена бесполезно, Мануэль ушел. Мне было немного жаль оставаться одной, но предлагать ему ночлег я тоже не хотела. Да он даже и не намекнул на это. Оставшись одна, я приняла ванну и легла в кровать. Сон быстро завладел моим сознанием, тогда как в соседней комнате два человека даже не мыслили об этом.       В то время, когда мы с Мануэлем остались одни любоваться ночным Парижем, Илена и Флавьен лазили в поисках сигарет по комнате. Так получилось, что в сумке их заветной цели не оказалось, и Илена начала подозревать, что выкурила все еще вечером. Но признавать свой провал и возвращаться назад не хотелось. Хотелось пообщаться с Флавьеном наедине, узнать его поближе, если уж выпала такая возможность. Да и он, кажется, не был против.       — Вот ведь Талька, а еще говорит, что не курит, — перевела Илена все стрелки и опустила руки, изображая, что сдается.       Флавьен рассмеялся, и, казалось, он совсем не был расстроен случившимся.       — Знаешь, есть предложение, — он подошел к Илене и взял ее за руку. – Пошли.       На ходу схватив куртки, которые они взяли с собой, чтобы не замерзнуть на балконе, Флавьен повел ее к лифту.       — Погуляем, заодно и найдем покурить, — предложил Флавьен.       Илена с радостью восприняла эту идею и шагнула в открывшийся лифт. Флавьен был до ужаса милым. Особенно, когда помогал надеть куртку, и его руки коснулись ее, Илена окончательно поняла, что пропала. Она смотрела в его большие глаза цвета виски и тонула в них, не находя сил совладать с собой. Его взгляд был таким теплым, но в то же время казалось, в нем мелькали искорки страсти.       К удивлению Илены, Флавьен не отпустил ее руку, и она гордо прошла рядом с ним мимо итальянки на ресепшн. Та от неожиданности лишь раскрыла рот. Подумалось, что могут пойти слухи, но Флавьена это явно не волновало. Для прогулок час был довольно поздний. Несмотря на субботний вечер на улице было немноголюдно. Все магазины давно закрылись, поэтому послонявшись по улицам, сигареты пришлось купить в каком-то неприглядном баре, где Флавьен, конечно, не смог остаться незамеченным.       — Простите, — он поднял руки, всем видом демонстрируя четверке девушек вокруг него, что не намерен общаться. – Сейчас я не один, и уже поздновато для автографов. Приходите завтра на спектакль, и я с вами с удовольствием поговорю.       Он вежливо раскланялся и, схватив Илену, вытащил ее на воздух.       — Нелегко тебе приходится. Даже в бар нормально не зайти, — сказала девушка, посмотрев на него. Как ни хотелось себе в этом признаваться, но сейчас она явственно ощутила укол ревности.       — Ничего, я привыкаю, — Флавьен остановился и сел на скамейку, скрытую от дороги сенью большого дерева. – Вначале было совсем и удивительно, и страшно. Я до сих пор теряюсь, когда ко мне летит толпа девчонок.       Они рассмеялись, и Флавьен, наконец, открыл заветную пачку. Как бы то ни было, а никотиновая зависимость давала о себе знать. Закурив, Илена села рядом с ним на скамейку, которая оказалась неожиданно холодной. Девушка поежилась и вдруг почувствовала, как две сильные руки обвились вокруг нее.       — Замерзла? – прошептал на ухо бархатный баритон, и, словно волной, все тело обдало жаром.       — Немного, — ответила Илена, опять почему-то смущаясь.       Так они сидели, курили и тихо болтали о какой-то ерунде. Ей дико хотелось посмотреть на Флавьена, но было страшно пошевелиться, как будто всё происходящее лишь иллюзия, которую так легко потерять. Поборов свой страх и смущение, Илена повернулась к сидящему рядом мужчине и посмотрела ему в глаза, сразу почувствовав, словно земля уходит из-под ног. Он тоже смотрел на нее, и его губы зашевелились, тихо напевая красивую песенку на прекрасном языке. Почти забыв, как дышать, Илена закрыла глаза, отдаваясь приятным ощущениям. Когда звуки песни вдруг затихли, она хотела было открыть рот, чтоб попросить его спеть еще, но не успела, почувствовав, как его губы касаются её самым нежным на свете поцелуем. Не помня себя от удовольствия, она изо всех сил прижалась к нему, и он ответил ей тем же, еще сильнее сжав в своих объятиях.       Больше той ночью Илене не было холодно.