ГЛАВА 4. Терпение и труд
8 мая 2014 г. в 10:18
Сквозь сон я услышала звук будильника на телефоне и не открывая глаза протянула руку, чтобы отключить его. Я знала, что через пять минут он зазвонит снова, поэтому пока можно было смело провалиться обратно в безмятежный сон. Устраиваясь поудобнее, я попыталась перевернуться на другой бок, но сильная рука, обнимавшая меня, не дала этого сделать. Я уже хотела слегка толкнуть Андрея, чтобы он отодвинулся, но тут мой мозг окончательно проснулся. Я открыла глаза.
Конечно, я была не дома. Это был номер в отеле. Все тот же, который я снимала уже несколько дней. Окончательно приходя в себя, я поняла, что Андрея здесь тоже быть не могло. Зато мог быть кто-то другой. Я медленно перевернулась на спину и посмотрела на лежащего рядом мужчину. Конечно, это оказался Мануэль, мирно спящий со мной на подушке. От моих телодвижений он заворочался, но не проснулся. Только рука скользнула немного ниже, как раз туда, где заканчивалась коротенькая маечка, которая за ночь задралась еще выше, чем следовало. Я ощутила его руку внизу живота, и тут же почувствовала, как по всему телу разливается тепло. Это ощущение я знала слишком хорошо, чтобы сейчас собрать всю волю и не поддаться ему. Голова еще плохо соображала, и я попыталась восстановить события прошедшей ночи, представляя, куда с такими гормональными всплесками могло завести меня мое тело, да еще и под действием выпитого вчера шампанского. Одной рукой я потрогала ноги, с облегчением обнаружив на себе все те же джинсы, что были вечером. Другой рукой осторожно убрала руку Мануэля, поймав себя на мимолетном желании этого не делать. Списав все эти эмоции на похмелье, которое независимо от количества выпитого всегда проявляется в большей или меньшей степени, я в последний раз окинула взглядом спящего мужчину и не дожидаясь звонка будильника встала и направилась в ванную. Через полтора часа мне нужно было быть на новой работе.
Когда я вновь вернулась в комнату, Илена и Флавьен уже не спали. Судя по звукам, доносящимся из-под одеяла, ничем приличным они, конечно, не занимались. Но сегодня, как ни странно, мое присутствие остановило их, и они оба вылезли и посмотрели на меня. Улыбаясь, Илена спросила:
— Талька, как спалось? – что-то в ее тоне подсказало мне, что это был вопрос с подвохом.
— Хорошо, — вполне откровенно, потому что это, правда, было так, ответила я и добавила. – Но не настолько хорошо, как кому-то на чужой кровати.
— А что ты в такую рань встала? – спросил Флавьен, не обращая внимания на мое ядовитое замечание. – Нам на репетицию только в час.
— Вам в час, а мне в десять договор подписывать, — вздохнула я.
Я очень хотела успеть выпить кофе, поэтому уже собралась откланяться и уйти, но Флавьен остановил меня.
— Погоди, сейчас все пойдем, — он встал, и я уже подумала из приличия отвернуться, но с удивлением обнаружила, что и они с Иленой тоже были одеты. Видимо, нас всех вчера выключило очень внезапно. – Мне все равно нужно домой, это по пути, я тебя подкину. И этого красавца тоже. Мануэль, вставай!
Под наши разговоры было трудно не проснуться, поэтому Мануэль явно очень неохотно открыл глаза и потянулся.
— Доброе утро, — протянул он, улыбаясь.
”Солнце встало”, — неожиданно подумала я и не смогла не улыбнуться ему в ответ, такому искреннему и милому даже с утра.
— Мы еще успеем выпить кофе, — заключил Флавьен.
— Вы все бросаете меня? – грустно протянула Илена, под словом «все» имея в виду, конечно, только Флавьена. Не знаю, как на меня, а на Либерте ей было точно все равно.
— Пойдем с нами? – Флавьен сел к ней на кровать и обнял.
— Нет, я еще не пришла в себя, — тихо произнесла Илена, наблюдая, как Мануэль неохотно отдирал себя от подушки.
Я же в это время пыталась быстро накрасить глаза. Пока у меня это получалось превосходно.
— Талья, — услышала я голос Мануэля и перевела взгляд с зеркальца в руке на него. – Она пахнет тобой.
Улыбнувшись своей самой очаровательной улыбкой и сверкнув глазками, он уткнулся носом в подушку в своих руках. От неожиданности я даже не поняла, как реагировать, и только увидела в зеркале, как мои брови поползли вверх. От необходимости отвечать меня спас Моран:
— Проклятый бабник, — смеясь, накинулся он на друга. – Констанс будешь на сцене очаровывать!
И снова повернувшись к Илене, добавил:
— У нас сегодня спектакль, так что весь вечер буду занят. А ночью я в твоем распоряжении.
Тем временем я наконец накрасилась, и когда долгое прощание сладкой парочки подошло к концу, мы втроем вышли из номера. Чуть позже, выпив кофе в кафе, Флавьен, как и обещал, подвез нас. Пока ехали, никто не проронил ни слова. Казалось, все мы пребывали в каком-то странном состоянии после этой ночи. Но я и не хотела разговаривать, все еще чувствуя себя неловко от слов Мануэля и своих собственных утренних ощущений. Глядя в окно на проплывавшие мимо улицы Парижа, я думала о том, что, наверное, ничего не бывает в жизни просто так. Возможно, судьба действительно существует, ведет нас по нашему извилистому жизненному пути, направляя, встречая и в итоге разводя. А если это так, то все имеет свою цену и свои последствия. Я посмотрела на Мануэля, который сидел на переднем сиденье рядом с Флавьеном и подпевал игравшей по радио песне. Он явно пребывал в наилучшем расположении духа, и я позавидовала ему, потому что сама с утра обычно чувствовала себя ужасно.
Поблагодарив Флавьена, я вышла из машины и направилась уже знакомой дорогой к служебному входу в театр. Я была почти у двери, когда кто-то окликнул меня, и обернувшись, увидела режиссера Дейва, который спешил за мной следом.
— Доброе утро, —с улыбкой поприветствовал он, и я ответила ему тем же. – Хороший день сегодня. И у тебя, смотрю, с утра такие приятные сопровождающие.
— Да, и правда. Они очень милы, — ответила я с самым приветливым выражением лица.
Мне совсем не хотелось знать, что подумал Дейв при виде свежеиспеченной участницы своей постановки в компании исполнителей главных ролей, подвозивших ее, да еще и в такое раннее время. Наверное, в его мозгу рождались самые веселые картинки, но уж точно ему не надо было знать, что эту ночь я провела под одним одеялом с Мануэлем. Пусть даже всё было вполне прилично, слухи мне были совсем ни к чему.
Тем временем мы вошли внутрь. Дейв повел меня по местам боевой славы театра, показывая и рассказывая, что и где находится. Хотя ничего удивительного он мне не открыл, все же было приятно наконец почувствовать себя непосредственной участницей процесса. И вот мы снова были в узком коридоре, ведущим на сцену, где только вчера я гадала о своей судьбе, а сегодня уже шла рука об руку с Дейвом.
— Это все гримерки, — махнул он рукой вдоль правой стены, указывая на несколько дверей. – Твоя будет здесь.
Мы зашли в одну из комнат. Сейчас там было тихо и темно, но воображение в момент нарисовало актеров, готовящихся выйти на сцену и поправлявших внешний вид перед большими зеркалами.
— Это гримерная девушек, артисток и танцовщиц, — продолжал тем временем Дейв. – Как ты понимаешь, все наши дублеры не столько дублеры, сколько актеры второго плана. Уже через пару недель репетиций ты выйдешь на сцену в массовке. Но и дублируемую роль ты должна знать как алфавит, чтобы по первой необходимости встать на место Констанс, — мы снова вышли в коридор. – Дальше мужская гримерка. Еще дальше две гримерные основного состава. Кстати, они же и раздевалки, так что лучше без стука в чужую не заходи, а то мало ли чем там занимаются. Неловко выйдет.
На этой фразе Дейв понизил голос почти до шепота, и я улыбнулась, представив себе не самые приличные картины из закулисной жизни труппы. Но тут мое внимание привлекла дверь зала, где вчера я ждала начала кастинга. А Дейв тем временем продолжал:
— Это репетиционный зал, — он дернул ручку, но она оказалась заперта. – Тут и еще один вначале коридора. Здесь проходят хореографические репетиции. Вокальные обычно прямо на сцене, но можно и уединиться, если залы не заняты.
После короткой экскурсии по сцене режиссер отправил меня в отдел кадров оформлять пребывание в этом удивительном месте. Как я и предполагала, бумажные дела заняли уйму времени. Такого количества бумажек я не заполняла, наверное, даже когда мы с Андреем покупали квартиру. Что ж, другая страна — другие правила. Потратив на это кучу времени, я с облегчением встала из-за стола.
— Мне можно идти? — я улыбнулась учтивой женщине, которая так помогла мне, что невозможно было не почувствовать к ней особую благодарность.
— Погоди, деточка, — она поправила очки, съехавшие на переносицу, и посмотрела на меня. – Где ты будешь жить в Париже? У тебя есть, где остановиться?
— Ну, — я не ожидала такого вопроса и немного растерялась. – Я сейчас снимаю номер в отеле, потом подумывала о квартире…
— Мы предлагаем нашим иногородним артистам жить в отеле здесь неподалеку. Это, конечно, не бог весть какое место, но вполне удобно. К тому же работодатель оплачивает часть проживания. Очень многие, у кого нет жилья в Париже, останавливаются там.
Быстро прикинув перспективу, я поняла, что это может оказаться действительно удобно. Платить за дорогущее проживание в нынешнем месте я не потяну. А тут все рядом, тем более часть будут оплачивать. Не раздумывая, я согласилась. Милая женщина позвонила по какому-то номеру, что-то уточнила и вручила мне бумагу, с которой я должна была явиться на свое новое место жительства.
Когда я покинула отдел кадров, стрелки часов показывали полдень. Не зная куда податься, я медленно поплелась обратно в сторону сцены в надежде встретить кого-нибудь знакомого. Оставаться одной совсем не хотелось. Спустившись по лестнице, я свернула в уже такой знакомый коридор, но не успела ступить и шага, как вновь увидела Дейва. Кажется, заметив меня, он немного обрадовался.
— Все нормально? – поинтересовался он, и я кивнула.
— Да, только меня отправили в какой-то отель по поводу жилья, — я замешкалась, не зная, стоит ли спрашивать его мнение по этому поводу и в курсе ли он таких подробностей жизни своих подопечных. Но Дейв был вполне осведомлен.
— Хорошее местечко, — не дожидаясь моего вопроса, сказал он. – Многие из труппы живут там, и мне самому тоже приходилось бывать. Тебе нужно переехать сегодня?
Я кивнула, а Дейв немного задумался, постоял и снова пошел вперед. Я неспешно шла рядом.
— Вечером освободишься поздно, — продолжил он. – Так что сейчас попросим кого-нибудь помочь тебе отвезти вещи.
Я благодарно посмотрела на Дейва. Видимо, не зря все любили и уважали его. Он был не только талантливый режиссер, но и хороший человек. Поговаривали, что для своих актеров он порой был как отец. Заботился о каждом, понимающе относился к любой ситуации, а о его безграничном терпении вообще слагали легенды.
— Но сначала есть кое-что еще. Нужно представить тебя труппе, — он снова остановился и на весь коридор громогласно произнес. – Просьба всем выйти на сцену! Режиссерский сбор через минуту!
Почти мгновенно из гримерных, которые я ошибочно считала всё еще пустыми, один за другим стали выходить участники мюзикла. Все они шли на сцену, здороваясь с Дейвом и при этом поглядывая на меня. Стараясь держаться спокойно, я тоже пошла вслед за ними.
К моему удивлению, все очень быстро собрались на зов наставника. На сцене стояло человек около тридцати. Все симпатичные и в большинстве своем молодые люди. Встав перед этой толпой, которая в мгновение стихла, Дейв указал на меня и заговорил:
— Талиана Полянская, прошу любить и жаловать. Наша новая вторая Констанс. А это, — он обвел рукой людей, стоящих перед нами, — труппа мюзикла «Амадеус». Даже почти в полном составе. Не хватает только Моцарта. Где он, кстати?
Дейв вопросительно глянул на Флавьена, видимо, памятуя утреннюю встречу, но тот только пожал плечами. Как раз в этот момент, сбивая все на своем пути и махая перед собой изрисованным листком бумаги, на сцену влетел Мануэль. Увидев общее собрание, на которое с успехом опоздал, он глянул мельком на меня, улыбнулся Дейву и, чуть повысив голос, произнес:
— Простите, я задержался, — он наигранно потупил глаза, изображая высшую степень смущения, и добавил. – Но там у театра такие девушки…
— Какой цвет на этот раз? – усмехнувшись, глядя на рисунок в руке Либерте, с которого на нас смотрели дикие глаза подобия Мануэля, спросил Флавьен.
— Красный. Три штуки, — ответил тот, и вся труппа покатилась со смеху.
С этими словами он отвернулся от режиссера и встал лицом к актерам, оказавшись прямо перед носом одной особы. Он улыбнулся ей и хотел что-то сказать, но девушка опередила его:
— Лучше вытри на щеке помаду, — и, состроив ехидную гримасу, протянула ему платок.
Вторая волна смеха прошлась по нестройному ряду артистов, но это совсем не смутило Мануэля. Гордо тряхнув белокурой шевелюрой, он изрек:
— Спасибо, не стоит, — и, подойдя к Флавьену, встал рядом с ним.
Когда все наконец успокоились, Дейв начал представлять мне присутствующих. С ужасом понимая, что не запомню и половины имен, я решила сосредоточиться на исполнителях главных ролей, а уж с остальными разбираться по ходу. Дейв стал поочередно подходить ближе к каждому. Я шла следом.
— Это наша чудесная Мариэла, — мы стояли напротив девушки, которая предлагала Мануэлю салфетку, и Дейв начал с нее. – Исполнительница роли Алоизии Вебер и просто прелестное создание.
Мариэла кивнула, и я последовала ее примеру. Казалось, что эта высокая смазливая брюнетка даже сейчас была настолько увлечена собой, что меня совсем не разглядела.
— Это Мелар, отец Моцарта и светило французского музыкального искусства, — представил мне Дейв высокого мужчину.
На вид Мелар был старше остальных и показался мне очень серьезным, даже строгим, хоть и весьма привлекательным.
— Мия, сестра Моцарта и очень талантливая певица. Думаю, она с удовольствием поможет тебе повысить уровень мастерства.
— С удовольствием, конечно, — улыбнулась Мия и посмотрела на меня.
От неприязни, которую источал этот взгляд, холодок пробежал по спине. Искренне не понимая, как так быстро и сильно можно невзлюбить человека, совсем его не зная, я с удивлением смотрела на девушку. То, что я ей очень не понравилась, было для меня очевидно. Но Дейв двинулся дальше, и я последовала за ним.
— Дайна, — представил он миловидную блондинку. – Собственно, первая Констанс.
— Добро пожаловать, — она приветливо протянула мне руку, и я с облегчением отметила, что здесь есть не только заносчивые себялюбки и холодные озлобленные таланты, но и вполне адекватные персоны.
Тем временем я и Дейв добрались и до уже знакомых мне людей. Но о наших взаимодействиях, как я надеялась, было никому не известно.
— Мануэль, наш неповторимый Моцарт, талантливый певец и гроза всех девушек от Рима до Парижа, — заключил режиссер.
— Дейв, ты явно преумножаешь мои скромные способности, — Мануэль посмотрел на меня из-под слегка опущенных ресниц, взял мою руку и, прикоснувшись к ней губами, тихо сказал. – Талья, не слушай их. Никогда.
— И его тоже не слушай, — вставил слово стоящий рядом Флавьен, и Мануэль недовольно посмотрел на него, отпуская мою руку.
— Ты можешь никого здесь не слушать, кроме меня, — подвел итог режиссер. — Этого парня ты знаешь.
Он кивнул в сторону Флавьена, и я услышала, как за спиной кто-то зашептался. Дейв повернулся и, глядя на Мию и одну из танцовщиц рядом с ней, медленно произнес:
— Тесея, какие-то проблемы? – взгляд режиссера в момент стал строгим, и девушка, отступив на шаг, помотала головой. – Тогда не вижу смысла в вашей беседе. Поболтать можно потом. А лучше вовсе этого не делать. Молчание – золото.
Думаю, все присутствующие поняли, что сплетен по поводу меня и моего знакомства с Флавьеном Мораном, режиссер не потерпит. Мне это было весьма кстати, тем более, что ничем интересным эта история не отличалась. По крайней мере, для меня.
Дейв продолжил представлять мне труппу. Как ни старалась я запомнить все имена, это было невозможно. Из всех я выделила для себя только Нико – дублера Моцарта, и Кристиана – дублера Сальери. И если Нико не имел и отдаленного сходства с Мануэлем, то Кристиан мог составить Флавьену достойную конкуренцию. Такой же высокий, красивый, кареглазый и длинноволосый. Я невольно залюбовалась им, а он ответил мне красивой белоснежной улыбкой. Остальные же мелькали для меня как кадры в черно-белом фильме. Из танцовщиц я обратила внимание лишь на Тесею – яркую испанку, которая до этого шепталась с Мией. Последними, к кому подошел Дейв, были двое танцоров, стоящих немного отдельно от остальных. Парень нежно держал девушку за руку. Я сразу поняла, что они пара.
— Виктор и Ксения, — назвал имена режиссер.
— Привет, — тепло улыбаясь, сказала девушка на чистом русском языке.
Впервые за это время я искренне радовалась, пожимая им руки. Мне сразу вспомнился Мануэль и его рассказ о марках и веселых русских ребятах из труппы. Здесь, вдали от дома я была несказанно рада встретить родственные русские души. Настроение вмиг улучшилось, и я даже забыла про Мию. Если они такие замечательные, как их описывал Мануэль, скорее всего мы подружимся.
— А теперь самое интересное, — Дейв окинул всех хитрым взглядом. – Талиане надо помочь отвезти вещи. Кто поедет?
Я смотрела в эти ничего не выражающие лица и понимала, что никому из них не улыбалась перспектива мне помогать. Хотя нет. К моему большому удивлению, на лице одного вдруг загорелась улыбка, и он сделал маленький шаг вперед. Это был красавец Кристиан.
— Я могу помочь, — негромко проговорил он, и почти тридцать пар глаз уставились на него, явно очень удивленные.
— Расслабься, Кристиан, я поеду с ней, — ко мне шагнул Флавьен, чем вызвал новую волну удивления и перешептываний. – И думаю, Мануэль тоже не прочь составить нам компанию.
— Естественно, я буду счастлив! – Он помахал рукой Дейву и увлек нас за собой, уводя со сцены и крича на ходу. — Мы скоро!
И вот я снова, как утром, сидела в машине Флавьена, увлеченно глядя в окно и при этом ничего в нем не замечая. Слишком сильно было впечатление от знакомства с артистами. Я знала, что вписаться в уже сложившийся коллектив будет непросто, но все эти люди были настолько разные, что вообще удивительно, как они могли вместе работать. Очевидно, в этом была немалая заслуга Дейва.
— Ну что, поздравляю, Талья, — посмеиваясь и глядя в зеркальце заднего вида, заговорил Флавьен. – Ты так быстро успела обрести себе первого поклонника на поприще мюзикла.
— В смысле? – я совсем не поняла, что он сейчас сказал.
— Я знал, что она хорошо вольется в наш коллектив, — поддержал друга Мануэль, окончательно сбив меня с толка.
— Да о чем вы? – Я начала раздражаться.
— Кристиан, — объяснил Моран. – Не припомню, чтобы он когда-то так быстро отзывался помочь.
И они снова на пару захихикали. Стараясь не брать в голову их глупые шуточки, которые последовали за этим, я снова пыталась наслаждаться видами Парижа. Больше до отеля я не проронила ни слова.
Встретив нас на пороге моей комнаты, Илена сначала обрадовалась, но выслушав мою недлинную историю о предложении жить недалеко от театра с другими артистами, она поникла. Вещей у меня было совсем мало, и я минут за десять покидала всё в чемодан. Отправив Флавьена с Мануэлем отнести его в машину, я села на кровать и посмотрела на подругу. Я уже предложила ей поехать со мной, но она в который раз отказывалась.
— Бросаешь меня, значит? Ты же знаешь, я не хочу и не смогу жить там.
— Знаю, но мы все равно будем видеться, даже если ты будешь жить на краю света, тебе от меня не скрыться, — я попыталась пошутить и сгладить тягостные минуты расставания.
Нам очень нравилось жить рядом, но я знала, что теперь у меня почти не будет свободного времени. Так или иначе, но мы не сможем общаться столько, сколько сейчас. Она тоже все понимала, но, тем не менее, грустила. Вернувшись в номер, Флавьен обнял Илену и, посмотрев в ее грустные глаза, полным нежности голосом спросил:
— Ну что ты грустишь? Она же уезжает всего на пару улиц отсюда. Как же вы жили в разных странах, если совсем не можете расстаться?
Илена посмотрела на него, не понимая, как он может такое говорить. Здесь, в Париже для нее не было людей ближе, чем я и Флавьен. Но теперь мы оба были отняты у нее неведомой силой по имени «Амадеус». Долгие часы репетиций и спектаклей, когда нас не будет рядом. Толпы поклонниц у входа, жаждущих обладать красавцем Сальери. Все это не придавало сил. Я понимала, что на самом деле так тревожило Илену, но объяснить Флавьену это было нельзя. Но, кажется, этот на удивление проницательный человек понял все сам.
— Илена, послушай, — он обнял ее и прижал к себе, все также глядя в глаза. – Если ты не хочешь оставаться одна, то можешь пожить у меня.
— Что? – грусть на лице девушки сменилась удивлением, а вслед за этим огромная радость засияла в ее глазах. – Правда? Ты не шутишь?
— Конечно, можем прямо сейчас забрать тебя отсюда.
Не помня себя от восторга, она крепко обняла его за шею и поцеловала. Он, улыбаясь внезапному проявлению чувств, ответил ей тем же. Я внимательно наблюдала за ними, гадая, смогут ли они остановиться на этот раз. Наверное, Флавьен вспомнил, что нам нужно еще вернуться в театр, потому что отодвинулся от Илены и очень серьезно спросил:
— А ты не боишься?
— Прости, что? – удивилась не только она, но и мы с Мануэлем переглянулись.
— Не боишься быть со мной не только днем? – он помолчал и, уже снова улыбаясь, добавил. – Ночью я некрасивый.
— Ой, балда! – Илена снова бросилась на него, поцеловала в обе щеки и убежала в свою комнату собирать вещи.
Примерно через час, оставив Илену у Флавьена дома, мы втроем вернулись в театр. Что делать и куда идти, я представляла очень смутно. Но удача явно сопутствовала мне. Лишь стоило нам появиться на пороге, как ко мне подбежала очень взволнованная Ксения. Сказав пару слов по-французски моим спутникам, она схватила меня за руку и увлекла за собой в сторону гримерок.
— Как здорово, что ты русская, — принялась она болтать без умолку, не давая мне вставить и слова. – Когда прошел слух, что Констанс будет из России, я даже не поверила. А тут и правда, ты!
Она восхищенно смотрела на меня своими большими голубыми глазами. На вид она была младше меня. Ее искренность и дружелюбие не могли оставить равнодушным. К своей радости я понимала, что в этой девочке смогу найти если не подругу, то хотя бы поддержку. Улыбнувшись ей в ответ, я спросила:
— Ксюш, я совсем не знаю, что мне делать. Подскажи, куда идти?
— Для начала было бы неплохо раздеться, — сказала она, оглядывая на мою куртку, и повела меня в нашу гримерную.
Там было многолюдно. Все артистки и танцовщицы, с которыми недавно меня знакомили, переодевались, готовясь к репетиции. Почти никто не обратил на нас внимания, но я успела заметить недовольный взгляд Тесеи, который она мельком бросила в мою сторону. Присев на стул рядом с Ксенией, я сняла куртку и замерла, не зная переодеваться ли мне тоже. Моя новая приятельница снова пришла на помощь:
— Сейчас будет быстрый прогон перед спектаклем. В нем участвуют только те, кто непосредственно сегодня играет. А тебя, наверное, отправят к хореографу или на вокал. Надо спросить у Дейва, — она замолчала на пару секунд, снимая свитер, а потом спросила. – Талья, а где ты будешь жить?
— Я поселилась в отеле тут недалеко, в котором якобы живет чуть ли не вся труппа, — я усмехнулась, пока еще не зная, насколько это действительно так.
Ксения вновь радостно захлопала глазами.
— Как здорово! Я и Витя тоже живем там. Да и, по правде говоря, там живут очень многие. Даже Мануэль. Он разве не сказал тебе?
Я удивленно посмотрела на нее, смутно припоминая слова Мануэля, брошенные вскользь про приятное соседство. Тогда я, отвлекшись на что-то, не придала им особого смысла. А оказывается, мы теперь действительно соседи. Ну что ж, это и правда, было довольно приятно.
— Слушай, я, пожалуй, пойду, поговорю с Дейвом, а то так и не придумаю, куда податься.
Я уже хотела подняться и уйти, как дверь с шумом открылась, и в нее втолкнули, а скорее две крепкие пары рук попросту забросили лохматого всклокоченного Мануэля, который изо всех сил сопротивлялся. Крича какие-то непонятные ругательства, наверное, по-итальянски, он влетел в гримерку, застав несколько переодевающихся девушек врасплох. Те закричали на него, пытаясь прикрыться одеждой.
— Простите, дамы, — галантно произнес Мануэль и, взяв чей-то туфель, бросил в торчащие в дверном проеме две длинноволосые головы. Флавьен и Кристиан успели скрыться, чем еще больше раззадорили Мануэля. Вновь схватив несчастный туфель, он выбежал за ними в коридор.
— Убью, — прокричал он, бросая им вслед предмет обуви. Потом вдруг неожиданно обернулся и, обращаясь ко мне, сказал. – Талья, тебя Дейв ждет в зрительном зале, просил передать.
С этими словами дверь за ним закрылась. Я несколько ошарашенно посмотрела на Ксению.
— Странный способ передачи информации, — заключила я, приходя в себя от налета мужчин на женскую раздевалку. Вспомнилась школа и наши безбашенные мальчишки, которые способны были и на бОльшие подвиги.
— Они как дети, правда, — умиляясь, ответила Ксюша. – Тут чего только не насмотришься. Однажды поругалась с Витей и пришла очень рано на репетицию, а тут все костюмы свалены в кучу, и на них спит Флавьен. У него тогда были какие-то проблемы в личной жизни. Домой идти не он хотел, перебрал немного и перепутал гримерки. А уж как они все друг над другом шутят, вообще порой валяемся от смеха. Это еще легкий вариант, поверь.
Я верила, уже вполне представляя, на что способны эти милые люди. Поболтав еще пару минут с Ксенией, я отправилась в зал на поиски режиссера. Долго искать не пришлось. Дейв сидел там же, где днем ранее проводил кастинг, и я присела рядом с ним. Он тут же отложил бумаги, которые читал в ожидании начала репетиции, и спросил:
— Ты уже была у костюмеров? – я отрицательно покачала головой, и он нахмурился. – Сходи сегодня обязательно. Им нужно переделать под тебя костюмы. Хотя не думаю, что твоя фигура сильно отличается от прошлой актрисы. Тем не менее, затягивать не стоит. К тому же надо померить костюмы и для твоих ролей в массовке. Через две недели одна из наших актрис уходит, так что займешь ее место. И еще. Сегодня же начнешь занятия хореографией и вокалом. Найди Оливию и Эдварда. Это наши постановщики или преподаватели, называй, как хочешь. С ними будешь репетировать в рабочее время. В нерабочее можешь оставаться здесь, сколько сама считаешь нужным. И пойми одно. Неважно, сколько сил и средств ты потратишь сейчас. Важно, сколько ты получишь взамен. Поверь, стоит потрудиться две недели, не жалея себя, если впереди тебя ждут успех и признание.
Он замолчал. Я была полностью согласна с ним. Только в одном сильно сомневалась. Мне не верилось, что меня ждет признание. Это было почти невозможно. Но я была счастлива от одной только мысли, что скоро выйду на сцену. Пусть это всего лишь небольшая роль, но я буду стараться, что есть силы.
Закончив разговор, я сходила в костюмерную. Примерив на себя шикарные платья Констанс, мне захотелось трудиться еще больше, чтобы однажды выступить в них. Мой размер одежды действительно совпадал с размером прошлой участницы мюзикла. Поэтому с платьями проблем не возникло. А вот туфли оказались мне малы. Если бы они были велики, с этим еще можно было справиться. Но вот отпрыгать два часа на сцене в тесной обуви весьма проблематично. Но костюмер обещала, что туфли мне закажут в самое ближайшее время.
В прекрасном расположении духа я отправилась на занятие хореографией. Хореографом оказался миловидный мужчина средних лет по имени Эдвард. Он был очень дружелюбный и приятный во всех отношениях. Танцевать под его чутким руководством стало сплошным удовольствием. Не смотря на сложность постановок, он очень просто мог объяснить смысл любого движения, отчего запоминать и повторять было легко. К моему удивлению, я узнала, что должна выучить действия всего мюзикла.
— Неизвестно, на каком месте и в какой роли ты можешь оказаться в следующий раз, — говорил он. – У нас очень часто происходят перестановки. Кто-то может заболеть или вообще уйти. Всегда надо быть готовой подстраховать, заменить человека. Все в труппе знают мюзикл как свои пять пальцев. Даже те, кто никогда не будет в массовке, основной состав, обязаны знать его назубок.
Через пару часов танцев к нам присоединилась Оливия. Под контролем этой женщины ставились и поддерживались на должном уровне все голоса мюзикла. Имея большой опыт в своей сфере, Оливия была профессионалом высшего уровня. Поприветствовав, она сделала комплимент моим вокальным способностям, чем вогнала меня в краску.
— Не смущайся, — улыбнулась она. – В конце концов, тебя сюда взяли не за красивые глаза, а за голос и актерское мастерство. Хотя и глаза у тебя симпатичные.
Так как времени у нас было немного, то репетировать песни мне предстояло вместе с танцами. Это уже было сложнее, но и интереснее. Для первого дня получалось вполне сносно, и я, полная энергии и нацеленная на успех, полностью отдавалась процессу, чем радовала своих наставников. Где-то на сцене уже давно закончилась разминка, и начался спектакль. Когда музыка у нас в зале заканчивалась, я могла слышать, что происходит на сцене, в какой момент и кто поёт. Атмосфера театра и взаимопомощи, которую я ощущала, давали силы петь и танцевать снова и снова, еще и еще.
В день обычно было по два спектакля – дневной и вечерний. Когда отгремели звуки последнего, Эдвард посмотрел на часы и, потянувшись, зевнул.
— Пора заканчивать. И так загонял тебя для первого дня. Шесть часов уже тут скачем.
Я удивилась, как быстро пролетело время. Выходя из зала, мои наставники нос к носу столкнулись с Мануэлем и Флавьеном, которые уже переоделись после спектакля и, видимо, собирались домой.
— Забирайте ее с собой, — сказал им Эдвард. – А то совсем замучила и себя, и нас.
— Она может, — посмеялся Мануэль и зашел в зал.
Я сидела в ожидании, когда все уйдут, и я смогу еще немного порепетировать. Дома мне было нечего делать, да и усталости я не ощущала. Все же подобный опыт у меня имелся, хоть и в масштабах не таких, как сейчас.
— Ты не уходишь? – спросил Мануэль, кидая на пол сумку. – Хочешь, я могу остаться, вместе попоем?
В дверном проеме появилась голова Флавьена. Нетерпение читалось в его глазах и в том, как быстро он заговорил:
— Ну что, вы не пойдете? Меня там Илена ждет, я тогда побежал.
— Да, мы остаемся. Илене привет, — ответила я и встала, бросив Мануэлю. – Сейчас вернусь, пить хочу, умираю.
Я отправилась в гримерку. Не все еще разошлись, и Ксения сидела с двумя девушками и что-то оживленно обсуждала. Увидев меня, она искренне обрадовалась:
— Талья, ну как первый день? – спросила она по-французски, чтобы остальные тоже понимали нас.
— Хорошо, — честно ответила я. – Пока не жалуюсь.
Я взяла бутылку воды и уже хотела выйти, но Ксения остановила меня:
— А ты домой не идешь? Я видела, Эдвард с Оливией уже ушли, и подумала, что мы вместе можем пойти поужинать. Было бы здорово.
— Прости, давай завтра, — я покачала головой и добавила. – Мануэль предложил порепетировать вместе, так что мы задержимся.
На лице девушек мелькнуло удивление, быстро сменившееся улыбкой. Они захихикали, а одна из них сказала:
— Предложил порепетировать? Смотри, будь осторожна. Никогда не слышала, чтобы этот ловелас с кем-то мог нормально репетировать.
— Я буду очень осторожна, — посмеялась я вместе с ними и вышла.
За последние несколько часов я столько раз слышала предостережения в адрес Мануэля, что не могла не обратить на это внимания. В голове проносились образы, мысли. Я вспомнила, сколько раз сидела рядом с этим человеком, была наедине, и ни разу он не позволил себе хоть короткое поползновение в мою сторону. Никогда и ни с кем я не была настолько спокойна и уверена в безопасности, как рядом с ним. Я вспомнила его фразу на сцене во время знакомства с труппой и взгляд, с которым он посмотрел тогда на меня. Со стороны это казалось шуткой, игрой, но его глаза не смеялись. Это был самый серьезный и честный взгляд, просящий не верить никому и никого не слушать.
Подходя к двери репетиционного зала, я услышала музыку. Открыв дверь, я увидела, что Мануэль уже снял куртку, которая теперь была брошена рядом с сумкой прямо на полу, и напевал одну из песен. Я присоединилась к нему. Петь с ним было одно удовольствие. Он не вел себя как учитель, не поправлял мои ошибки. Казалось, он их вообще не замечал, полностью поглощенный музыкой. Если у меня что-то не получалось, и я просила совета, он легко и непринужденно показывал, как лучше сделать. Но сам не лез ко мне, и это было приятно, позволяло прочувствовать настроение и давало возможность следовать за мелодией, уносясь с ней куда-то в прошлое.
Прошел час, прежде чем мы остановились. В горле опять пересохло. Взяв бутылку и сделав пару глотков, я спросила:
— Тебе еще не надоело? Весь день же поешь.
— Как мне может надоесть? Я этим живу, музыкой, песнями, — он счастливо улыбнулся. – Мне же не может надоесть дышать.
На этом было решено закончить и пойти куда-нибудь поужинать. Мы оба не ели ничего с утра, с завтрака в моем теперь уже бывшем отеле, поэтому были очень голодны. Быстро переодевшись, мы вышли из театра. На улице заметно похолодало. Вечерами зима особенно давала о себе знать. Я поежилась, стараясь глубже закутаться в свою совсем не зимнюю курточку. Мануэль сделал тоже самое. Даже меховой воротник не спасал его от порывов морозного ветра. Но каково было мое удивление, когда даже в такую погоду я увидела у театра толпу девушек, ожидавших своего кумира.
— Прости, я быстро, — бросил мне Мануэль.
Все с той же привлекательной улыбкой на лице, которую не смог прогнать даже холод, он направился к своим поклонницам. Девушки завизжали от восторга, вмиг забыв о морозе и долгом ожидании. Наконец, они могли увидеть и дотронуться до своей звезды. Глядя на их замерзшие руки, сжимавшие блокнотики и картинки для автографов, мне стало жаль их. Я почувствовала свою вину, потому что Мануэль задержался со мной, заставив ждать этих девочек так долго. Но теперь взаимная любовь артиста и его поклонниц как будто согревала все вокруг, и промозглый ветер уже не казался таким ледяным. Когда, наконец, поток желающих взять автограф и сделать фото на память иссяк, он вернулся ко мне. Мы снова зашагали рядом по опустевшей улице, и я сказала:
— Если в следующий раз захочешь задержаться со мной, сначала сходи, пообщайся с поклонницами, а то их ряды скоро резко опустеют. Ты всех заморозишь, — он улыбнулся моим словам, но согласно кивнул.
Кутаясь и прячась от ветра, мы отправились в кафе рядом с нашим отелем. Там было тепло и уютно. Это напомнило мне одно место в Москве, где я любила бывать с подругами, еще будучи подростком. Глядя в окно, за которым всё сильнее буйствовала непогода, я предалась воспоминаниям, на минуту позабыв, где нахожусь. Казалось, Мануэль тоже о чем-то задумался. По крайней мере, он также смотрел в окно, следя глазами за проезжающими мимо машинами. Мы так и ели, не проронив ни слова. В другом месте и с другим мужчиной, я бы чувствовала себя неловко, но сейчас молчание воспринималось не как отсутствие тем для разговора, а как непринужденная пауза в беседе длиною в жизнь. От подобных сравнений мне стало не по себе. Чтобы не загонять себя этими мыслями, я завела разговор о спектакле. Мануэль как будто только этого и ждал, охотно поддержав тему. За кофе, который в столь поздний час кому-то мог показаться не самым удачным напитком, мы проговорили еще долгое время. Потом он проводил меня до номера и, пожелав спокойной ночи, ушел. Я стояла, глядя ему вслед. На мое предложение зайти он ответил отказом. Теперь я пыталась понять свои чувства. Позвав его просто из вежливости, я должна была быть рада, что он не принял приглашение. Но почему тогда в душе царила странная смесь из сожаления и разочарования? Мне нравилось общаться с этим мужчиной. Он один здесь и сейчас был хоть сколько-то близок мне. На ум снова пришли слова Флавьена, Дейва и девочек. Может быть, именно об этом предупреждали меня, стараясь уберечь? Нет, это слишком абсурдно. Не думая больше ни о чем, я скрылась за дверью своего нового жилища.
Следующие две недели слились для меня в одно серое пятно. Сколько я пела и танцевала тогда, столько я не пахала больше никогда. Зачастую приходя в театр раньше всех, я покидала его последней. И обычно в компании Мануэля. Он всегда был рядом, помогал и поддерживал, не требуя ничего взамен. Эдвард и Оливия в то время стали для меня ближе мамы с папой. Проводя в их компании по восемь, а то и десять часов, я уже не представляла, что однажды приду сюда не для репетиций с ними, а для выступлений на сцене. Кроме того, пару раз мастерством делился со мной сам Мелар. Несмотря на его улыбку и добродушный взгляд, я боялась и стеснялась его. Стараясь запомнить, чему он учил, я все же не могла побороть робость, которая охватывала меня наедине с ним и его восхитительным голосом. В итоге, он перестал заниматься со мной, сказав, что я сама правильно выбрала себе в наставники Мануэля, и лучше него меня никто не поймет и не научит. Мелар разделял уже почти ставшую всеобщей теорию нашей с Мануэлем похожести. При том, что она уже касалась не только внешности, но и внутренних качеств. Например, наше рвение к самосовершенствованию, граничащее с помешательством, и постоянные репетиции до позднего вечера были дикими даже по меркам Дейва, который всегда радел за трудолюбие.
Помимо Мелара со мной по убедительной просьбе режиссера репетировала и Мия. С ней нам предстояло петь вместе в самой постановке, поэтому увернуться от совместно проведенных часов на сцене у микрофона было невозможно. В такие моменты мне очень помогал Флавьен. Он играл нам на гитаре и тоже пел. Ощущая его присутствие всеми фибрами души, мне становилось спокойно, и время пролетало легко и с пользой. К моему удивлению, когда пришла пора встретиться на сцене и вместе исполнять песни с Мариэлой, моей ненавистной сестричкой по сюжету мюзикла, я обнаружила, что она не настолько уж самовлюбленная эгоистка. Хоть подругами мы и не стали, но в профессиональном плане сработались и спелись довольно легко. Немалое стремление помочь мне на творческом пути выказал Кристиан. Но от него толку не было совсем. Оставаясь с ним наедине, я слышала только какую-то чушь про мои недюжинные таланты. Это было лишним, и я практически перестала с ним контактировать. Только если в этом была острая необходимость, я обращалась к нему напрямую. Кристиан быстро понял, что со мной ему ничего не светит, и прекратил всяческие попытки.
В понедельник мне предстояло узнать еще одну вещь. Возможно, раньше я бы восприняла это более эмоционально, но сейчас, будучи почти уже поющим роботом, я перестала чему-либо удивляться. Вспоминая слова Флавьена про свободный понедельник, я слушала Дейва, который рассказывал про репетиции второго состава в этот самый свободный от спектакля день. В то время, когда главные действующие лица прохлаждались, второй эшелон должен был работать. Это была моя первая серьезная репетиция роли Констанс. Все было совсем по-настоящему. Костюмы, декорации, сцена, музыка. Такие репетиции устраивали периодически, чтобы второй состав не терял сноровки.
Я стояла в гримерке перед зеркалом, одетая и причесанная в духе восемнадцатого века, и не узнавала себя. В отражении на меня смотрела миленькая девушка с застенчивым взглядом из-под длинных полуопущенных ресниц. И мне она нравилась.
— Пойдем, пора, — позвала меня Ксения, которая тоже участвовала сегодня в репетиции, и я шагнула к двери.
Не успела я выйти, как услышала знакомые голоса за дверью. Высунувшись в коридор, я увидела троицу своих друзей, идущих со сцены. Флавьен как обычно обнимал Илену, а Мануэль что-то неустанно рассказывал им. Я пошла им навстречу. Они тут же остановились, наблюдая за мной. Мануэль замолчал. Когда я подошла, он все еще смотрел на меня, ничего не говоря. Флавьен заулыбался и заговорил первым:
— Не узнаю вас в гриме. Кажется, мы с вами где-то встречались.
— Кажется, креститься надо, — улыбнувшись, по-русски ответила я и обняла Илену, которую не видела почти неделю. – Как тебе? Я очень глупо выгляжу?
— Нет, хорошо, — заверила меня подруга. – Особенно ресницы шикарны. Я б тоже не отказалась похлопать такими.
Мы рассмеялись, и тут, наконец, Мануэль высказал свое мнение:
— Я завидую Нико, который сегодня будет петь с тобой, — он помолчал и добавил. – Талья, ты прекрасна.
Я почувствовала, как краснею, но понадеялась, что под слоем грима и в полумраке коридора этого не заметят.
— Спасибо, Мануэль. Я сама ему завидую, — нервно засмеялась я. Все же волнение не отпускало.
— Все пройдет хорошо, не переживай – заверили меня друзья и ушли в зал, смотреть репетицию, которая вполне могла сойти за полноценный спектакль, если не считать отсутствия зрителей.
Я пошла на сцену. Там всё было готово к началу. Я увидела Нико и Кристиана, выходящих из гримерной в костюмах Моцарта и Сальери. Ничто так не разрывало мое сознание, как Моцарт в исполнении не Мануэля. По моему стойкому убеждению, это была полностью его роль, переиграть которую было невозможно. Я однажды сказала ему об этом, а он, помнится, застеснялся и смутился. Но я знала, что ему это было приятнее тысячи комплиментов про голос и талант. Итак, мне предстояло пережить первую репетицию мюзикла с Нико в главной роли.
Свет в зале погас, и зазвучала музыка. Началось. Я постаралась абстрагироваться от людей, исполнявших роли, и влиться в образ. Я знала — если буду воспринимать происходящее в образах, не олицетворяя с актерами, все будет хорошо. И у меня это получилось. Нужно отдать должное всем дублерам, ни один из которых по мастерству не был хуже основного состава. И забыв, что Моцарта играет не Мануэль, я даже смогла заставить себя восхищаться им, как того требовала роль Констанс.
После недели неустанных репетиций, я уже почти не уступала остальным исполнителям. Я чувствовала, что могу достойно и на должном уровне участвовать в постановке. Чем дальше шла репетиция, тем спокойнее и увереннее в себе я становилась. Во втором акте я уже совсем освоилась на сцене и в своем образе чувствовала себя, как будто всю жизнь только и делала, что была Констанс, влюбленной в гения-музыканта. Войдя в роль, я даже почувствовала слезы на глазах в конце, когда Моцарт скончался.
В завершении всего на сцену поднялся Дейв. Раздав всем должные похвалы, он отметил и недостатки каждого, чтобы в следующий раз уделить этому больше времени.
— Талья, — сказал он мне. – Ты же любишь Моцарта. Тогда почему на твоем лице так немного радости, когда вы, наконец, женитесь? Мне показалось, что у тебя на примете был жених получше.
Актеры посмеялись, и я вместе с ними. Я не стала говорить, что в последнее время вообще негативно отношусь к браку, потому что большая часть из них распадается. Как и мой собственный. Подумав про жениха, я бросила взгляд за кулисы, где меня уже ждала троица верных друзей. Глянув на Мануэля, а затем на Нико, я пришла к выводу, что Дейв не так уж и неправ. Возможно, если в роли Моцарта будет Мануэль, я смогу радоваться этому немного больше. Но проверить эту теорию мне предстояло еще не скоро. Хотя по репетициям я точно знала, что петь с ним мне гораздо приятнее, и так, как с ним, больше ни с кем я не могу почувствовать и проникнуться музыкой.
Как и во все прошлые вечера, после репетиции мы отправились ужинать в уже ставшее привычным наше маленькое уютное кафе. Но сегодня мы были не одни, а в компании Илены, Флавьена и Ксении с Виктором, которые очень хотели познакомиться со мной поближе. Придя туда, мы с Мануэлем сразу направились к столику, за которым обычно сидели, проводя часы напролет, болтая о жизни и разных пустяках. Как и всегда, мы сели напротив друг друга у окна. Рядом со мной села Илена, за ней Флавьен. Со стороны Мануэля уселись Ксения и Виктор, с которыми мы с Иленой действительно очень быстро нашли общий язык. В отличие от своей подруги, Виктор был на пару лет старше нас. Это был симпатичный и обаятельный брюнет, который не только хорошо танцевал, но и, как выяснилось, был интересным и веселым собеседником. За ужином время летело незаметно. Как всегда, ничего особенного не происходило. Мы делились историями из жизни российского общества, а наши иностранные друзья с удивлением, а порой и с ужасом, слушали нас.
Я очень хотела остаться наедине с Иленой хотя бы на несколько минут, но даже в туалет за нами увязалась Ксения, поэтому поделиться новостями личного характера так и не получилось. Несмотря на то, что Илена часто приходила в театр к Флавьену, никто не воспринимал ее как его девушку или что-то вроде того. За кулисами бывало много народу. Порой особо преданные поклонницы приходили на спектакль по нескольку раз в неделю. Их уже знали в труппе и относились снисходительно. Илена и Флавьен не афишировали своей связи, и для большинства их общение казалось не более, чем знакомством. О моей дружбе с Иленой тоже знали немногие, поэтому она не вызывала к себе интереса большего, чем было нужно. Даже сейчас, сидя рядом, Илена выглядела всего лишь моей подругой. Ксения и Виктор ничего не знали и не должны были узнать. По крайней мере, пока. Со стороны все выглядело как нельзя обыкновенно. Но я точно знала, когда Флавьен убрал руку под стол, он нашел и сжал руку Илены, а потом долго не отпускал ее. А потом и она едва заметным движением провела ему по ноге от колена и выше. Флавьен напрягся, но непринужденной беседы не прервал и даже еще больше оживился. Все эти маленькие прелести не остались незамеченными и для Мануэля, который, видя реакцию Флавьена на неоднозначные действия его подруги, отворачивался к окну, чтобы не рассмеяться.
Ужин был в самом разгаре, когда неожиданно к нам подошли две девочки. На вид им было около пятнадцати. Одна из них стояла, потупив глазки и смущаясь. Вторая была смелее, и заговорила:
— Простите, что отвлекаем вас, но мы очень давние поклонницы «Амадеуса» и все мечтаем взять у вас автографы, но никак не получается. А тут увидели вас и не удержались.
В руке она держала постер с изображением труппы. Мануэль первым отреагировал и, не имея привычки обижать поклонниц, протянул руку.
— Давай, я подпишу, — на его лице, как обычно, заиграла улыбка, которую я так любила. Если, чтобы видеть ее, нужно быть его молоденькой фанаткой, наверное, я согласна на это.
Быстро поставив на листке свою подпись, он передал его дальше по кругу. Ксения, Виктор и Флавьен по очереди оставляли свои автографы. Девочки были счастливы. Глядя на них, я искренне завидовала их молодости и беззаботности. Как мало надо для счастья, когда ты еще только подросток. Автограф да улыбка любимого певца, и ты будешь на седьмом небе еще много-много дней. Одна из девушек, что робко стояла рядом, не решаясь даже смотреть на нас, вдруг спросила, обращаясь ко мне:
— А вы и есть новая Констанс? – она тут же покраснела, сама удивляясь, что смогла спросить об этом.
— Да, я и есть, — как можно милее, беря пример с Мануэля, улыбнулась я ей в ответ.
Видимо, о кадровых перестановках в труппе особо преданные поклонники были осведомлены не хуже нас. И теперь увидев меня с еще не до конца смытым гримом, как и у Виктора с Ксенией после репетиции, девушка быстро всё поняла.
— А не могли бы и вы подписать? – она протянула мне постер.
Медленным, неуверенным движением я взяла его и фломастер. Пустого места на плакате почти не осталось, и я написала свое имя недалеко от росписи Мануэля. Беглым взглядом оценив, что получилось, я вернула его девушкам. Поблагодарив нас от всего сердца, они ушли. Я сидела, пытаясь осознать, что же сейчас случилось, и услышала голос Илены:
— Предлагаю тост. За первый в жизни автограф Тали Полянской!
Все дружно поддержали ее, а я засмущалась не хуже пятнадцатилетнего подростка.
Вскоре Илена, не выдержав приставаний руки Флавьена под столом, отчетливо намекающего, что пора бы пойти домой и заняться более приятным делом, сообщила, что уходит. Флавьен вызвался якобы проводить её, а мы вчетвером отправились в отель. Ксения и Виктор жили на этаж ниже, поэтому распрощавшись с ними, я осталась с Мануэлем наедине. В который раз, провожая меня до двери, он не принял приглашения войти и, пожелав мне спокойной ночи, удалился.
В том же ритме бесконечных репетиций пролетела еще одна неделя. С каждым днем я чувствовала себя все увереннее на сцене. Теперь я участвовала в репетициях в массовке, чтобы со вторника, как и обещал Дейв, занять место одной из артисток. Почему-то я была бы очень рада, если б ушла Тесея. Но нет, уходила не она. Она же была одной из лучших, всегда солировала и чувствовала себя королевой среди остальных.
Отныне в репетициях все было на своих местах. Роль Моцарта исполнял Мануэль, чему я была особенно рада. Я прямо-таки заряжалась от него энергией. Не знаю, как остальные, но когда его не было на сцене или где-то поблизости, я чувствовала себя очень неуютно. Но стоило ему вновь появиться в пределах досягаемости, как все мои страхи и сомнения улетучивались. Подобные чувства, усиленные симпатией к этому мужчине, испытывала и Тесея. Об этом мне рассказала Ксения, заметив, как та смотрела на меня, когда я оставалась с Мануэлем репетировать вечером после спектакля. Оказывается, ни для кого не было секретом, как Тесея относилась к Мануэлю, но он не отвечал ей взаимностью, не смотря ни на ее красоту, ни на талант и иные качества. Мануэль вообще ни к кому из труппы не проявлял особенной симпатии. Он был одинаково добр и любезен со всеми девушками, охотно отзывался помочь, когда его просили, со всеми заигрывал. Со всеми, кроме меня. Порой, думая об этом, я ощущала какую-то неполноценность, ведь Мануэль никогда не пытался соблазнить меня. Но я гнала эти мысли. Как друг он был мне гораздо важнее.
Каждый вечер мы снова вместе ужинали и возвращались домой. Ничего не менялось, кроме одной вещи в поведении Мануэля. Однажды мы не остались вечером репетировать. Это было воскресенье, и, решив, что понедельник — день тяжелый, и нужно выспаться, мы ушли вместе со всей труппой. Конечно, у дверей театра, как всегда, собралась целая толпа желающих пообщаться со своими любимыми исполнителями. Я отошла в сторону, дабы не мешать, и наблюдала за Мануэлем и Флавьеном. Флавьен был предельно вежлив и сдержан в своей обычной манере. Стараясь скорее отделаться от своих поклонниц, он быстро ускользнул, помахав мне на прощание. Я переключилась на Мануэля. Что-то в его действиях было не так. Не сразу поняв, что изменилось, я услышала голос Кристиана, стоящего недалеко от него:
— Мануэль, ты почему девушек больше не целуешь? Смотри, они расстроятся и не будут тебя любить. Девочки, всё! Больше не любим Мануэля! Любим только меня!
Теперь и я поняла, что стало не так в привычных действиях Мануэля. Он, как и прежде, обнимал каждую, вручая листок с автографом, он позволял поцеловать себя в щеку, но сам в ответ не поцеловал никого.
— Зима, холодно, если подхвачу простуду и потеряю голос, точно все девчонки твои, Кристиан, — отшутился Мануэль.
Мне стало очень интересно, так ли уж дело было в простуде, но спросить я не решилась. Хотя в этом и была доля здравого смысла. Нельзя перецеловать половину Европы и при этом никогда ничем не заболеть. И простуда тут ещё не самое страшное.
Итак, неделя прошла очень быстро, и снова наступил понедельник. На следующий день мне предстояло впервые выступить в спектакле. Я не особенно волновалась, но знала, что это ощущение может усилиться по мере приближения момента выхода на сцену. Эдвард и Оливия дали мне последние наставления, и я осталась одна в ожидании Мануэля, который обещал мне последнюю репетицию перед моим первым спектаклем. В понедельник вечером в театре было особенно тихо. Никого постороннего, да и из труппы осталось уже всего несколько человек, задержавшихся после репетиции по каким-то своим делам. Ксения и Виктор тоже ушли, и я снова почувствовала себя одинокой. Это ощущение было настолько близко мне последнее время, что я почти перестала его замечать, сроднившись с ним. Я старалась совсем не вспоминать об Андрее, о Москве, потому что эти мысли неминуемо вели к депрессии. Но я так редко была не занята, а когда и была, то настолько уставала, что единственной мыслью было лишь скорее коснуться головой подушки. Проводя много времени по вечерам с Мануэлем, я отвлекалась, за что была особенно благодарна ему.
Сегодня я ждала его чуть дольше обычного. Я видела его во время репетиции, после чего он куда-то ушел, обещав скоро вернуться. Судя по одетой на нем куртке, он отправился на улицу. Зачем и для чего, я не знала. Возможно, потешить свое самолюбие в общении с очередной группой по уши влюбленных в него девушек. Или у него были какие-то дела. Я не успела прийти к определенному выводу, когда в гримерку постучали, а затем дверь открылась, и вошел Мануэль.
— Можно? – спросил он, проходя.
— Да, все уже ушли, я тут одна.
Я сидела у зеркала и приводила лицо в человеческий вид, убирая излишки грима. Оставив макияж только на глазах, я наконец осталась удовлетворена результатом и посмотрела на Либерте. Он стоял чуть сзади и молча смотрел на меня.
— Что-то случилось? – спросила я, чувствуя в его взгляде какое-то напряжение.
— Не то чтобы случилось, — он заколебался, но продолжал. – Прости, не смогу сейчас остаться с тобой репетировать. Приехала одна моя подруга, давно не виделись. Ну, ты понимаешь.
— Понимаю, — хмыкнула я. – Что тут не понять. А я всё думала, не может же быть, чтобы у тебя не было личной жизни, одна только музыка. Но теперь я спокойна. Раз есть подруга, значит не всё потеряно.
Он посмеялся вместе со мной и ответил:
— Это так, не серьезно. У всех мужчин есть такие девушки, с которыми иногда бывает неплохо провести время после трудной недели.
— Ой, не продолжай, – я вполне отчетливо представила, о чём говорил Мануэль, тут же вспомнив своего мужа и его рыжую. – А то я воспылаю адской ненавистью ко всему мужскому населению планеты!
Он опять посмеялся надо мной и ещё раз спросив, не сержусь ли я, уже хотел было уйти, но в двери остановился. Задумчиво посмотрев на меня, он спросил:
— Талья, а что не так с твоей личной жизнью? Ты ведь тоже одна.
Я все еще не хотела говорить ему об Андрее. По крайней мере, не сейчас, не в такой ситуации и не здесь.
— Когда-нибудь я расскажу тебе. Когда придет время.
— Вот тогда и я расскажу. Когда придет время.
С этими словами дверь за ним закрылась. Я слышала, как удаляются его шаги по коридору, а когда все стихло, взяла куртку и, одевшись, вышла на улицу. Мануэля, конечно, уже не было видно. Это и хорошо, потому что лицезреть его подружку мне не хотелось. Оставаться в одиночестве было грустно. Тяжелый груз, лежавший на душе, сегодня был особенно ощутим, и я не хотела провести этот вечер одна. Я решила позвонить Илене, с которой уже две недели не могла нормально встретиться, но ее телефон не отвечал. Больше у меня не было вариантов, и я побрела в сторону дома. Есть не хотелось. Никуда не заходя, я сразу поднялась к себе и чтобы заглушить давящее чувство одиночества, включила телевизор. Показывали какую-то мелодраму.
Я сидела, бездумно таращась в экран телевизора, и ненавидела себя за слабость. Сейчас, когда моя жизнь начала налаживаться, когда в ней появилось действительно стоящее занятие, которое очень нравилось мне, я не могла позволить себе хандрить из-за своих неудач на личном фронте. Я должна была выкинуть Андрея из головы, забыть, как ночной кошмар. Думая об этом, я вдруг задала себе вопрос. А так ли уж в моей нынешней грусти был виноват муж? Действительно ли из-за него я сейчас переживала? Копаясь в себе, в своих чувствах и мыслях, я все четче понимала, что сегодня мне очень не хотелось не оставаться одной, а оставаться без Мануэля. За две недели привыкнув к его почти постоянному обществу, я уже не представляла себе вечер без него. И надо было признать, что ужинать я не пошла, потому что без него мне был не мил и любимый уютный столик в кафе. Казалось, все прелести моей нынешней жизни не были бы таковыми, не будь рядом Мануэля с его лучезарной улыбкой и бездонными черными глазами. Почувствовав неописуемое желание заплакать, я уткнулась носом в подушку. Слезы хлынули из глаз. Я не сдерживала их, еще больше злясь на себя и свою глупую голову, забитую неизвестно чем. От усталости и плача разболелась голова. Не раздеваясь, я так и уснула на мокрой от слез подушке под звуки мелодрамы.
Сквозь сон услышав стук в дверь, я резко села на кровати и огляделась. Телевизор показывал уже не фильм, а какие-то помехи. Я не знала, сколько проспала, но судя по всему была глубокая ночь. В дверь снова постучали. Сонная, едва переставляя ноги, я побрела открывать. За дверью стоял Мануэль. Спросонья я еще туго соображала, поэтому просто жестом пригласила его войти, хотя в мозгу включилось что-то похожее на удивление.
— Я тебя разбудил? – он с сомнением оглядел меня с ног до головы.
— Да, смотрела кино и вырубилась, — объяснила я, подходя к большой зеркальной двери шкафа.
Конечно, вид у меня был еще тот. Одежда помялась. Длинные волосы растрепались и запутались. Под глазами залегли синяки то ли от слез, то ли от потекшего макияжа. Я перевела свой полубезумный взгляд на ночного гостя и спросила:
— А почему ты здесь? Уже покинул свою подругу? Как-то быстро.
Не дожидаясь приглашения от негостеприимной сонной хозяйки, Мануэль подошел к кровати и, недолго думая, фривольно развалился поперек нее, демонстрируя сильнейшую утомленность.
— Она обиделась на меня и ушла, — задумчиво протянул он, а потом посмотрел на меня, стараясь сдержать приступ смеха, вызванного моим странным видом.
— Чем же ты ее обидел? – спросила я, присев рядом на кровать.
Он лежал совсем близко, так что кончиками пальцев я ощущала легкое прикосновение его волос. Моей вечерней печали как ни бывало. Удивительно, но с возвращением этого человека, ко мне вернулись и покой, и самообладание. Он, не отводя взгляда, смотрел на меня. А я, совсем не заботясь, что выгляжу, может быть, ужасно, смотрела на него. В его глазах снова заплясали искорки, становясь с каждой секундой все ярче. Когда же он, наконец, ответил, его глаза уже почти горели.
— Я вспомнил наши репетиции и в самый ответственный момент назвал ее Талья, — он замолчал и теперь его взгляд сделался очень внимательным.
— Все-таки с тобой что-то не в порядке, раз ты в самые ответственные моменты думаешь о репетициях, — в ответ поддела я, пораженная до глубины души его словами.
Он подвинулся, и я легла рядом с ним, положив голову на подушку. Глаза слипались, очень хотелось спать. Он последовал моему примеру и лег на другую подушку рядом. Он так ни разу не отвёл взгляд, и мне вдруг стало неуютно.
— Талья, можно я посплю сегодня у тебя? У меня в комнате кошмар, что делается.
— Что? Неужто завелись клопы? — понимающе кивнула я, сдерживая улыбку.
— Можно и так сказать. Хотя, скорее саранча, — я удивленно подняла брови, а он продолжал. – Моя подруга перед уходом устроила сцену ревности, разнеся комнату практически на части.
— Сцену ревности? – я удивилась еще больше и заинтересовалась еще сильнее. – Значит, у вас все было вполне серьезно? Или она просто истеричка?
— Не то чтобы серьезно, но мы давно уже знаем друг друга. Я расскажу тебе когда-нибудь потом, когда ты расскажешь мне свою историю, — ехидно проговорил он, припомнив наш вечерний разговор.
— Моя история совсем неинтересная, поверь, — грустно улыбнулась я, подумав об Андрее.
— Мне будет интересно, — его лицо вмиг сделалось серьезным.
— Если хочешь, оставайся. Только не двигайся ко мне слишком близко, а то по утрам я не всегда адекватна в своих желаниях, особенно, если рядом кто-то есть, — перевела я тему и предупредила его, вспоминая последнюю ночь в отеле с Иленой и Флавьеном, когда утром приняла Мануэля за своего мужа.
Умывшись и переодев майку и шорты, которые служили мне пижамой, я вернулась в комнату.
— Прими ванну, если хочешь, — предложила я Мануэлю, ложась под мягкое одеяло. – И не смотри на меня так! Ты недавно был в постели с какой-то женщиной, так что это предложение только из соображений гигиены.
— Не думал, что тебя так заботят женщины в моей постели, — медленно изрек он, пытаясь меня задеть, но сделать это было практически невозможно.
— Меня заботят мужчины, которые собираются ночевать в моей постели, — без тени смущения ответила я. – Хотя можешь спать на полу, мне все равно.
Он все-таки ушел в ванную, а я выключила свет и легла. Глаза моментально закрылись, и я уже почти видела цветной сон, как громкие шаги бесцеремонно прервали его, а затем тело с шумом плюхнулось рядом со мной на кровать. Меня всегда поражала неспособность мужчин тихо передвигаться, да и вообще не шуметь. Этим страдали мой отец, мой дед, мой муж. Но еще больше меня удивляло, как быстро я, живя одна всего две недели, отвыкла от посторонних шумов.
— Мануэль, ты слон! – простонала я. – Сейчас пойдешь обратно в свой клоповник!
— Прости, я опять тебя разбудил?
Кажется, в его голосе слышалось раскаяние. Я недовольно глянула на него и, буркнув, чтоб спал, рухнула обратно на подушку. Но сон, так неосторожно прерванный, не спешил возвращаться. Подождав несколько минут и осознав, что теперь мне не уснуть, я повернулась к лежащему рядом мужчине. В темноте его светлые волосы казались почти черными. Глаза были закрыты, лицо не выражало никаких эмоций, кроме полного спокойствия. Судя по тихому дыханию, он вырубился так же быстро, как и я полчаса назад. Но все же я решила попытать удачу:
— Мануэль, ты спишь, — тихо позвала я.
Он тут же открыл свои большие глаза, в которых не было и намека на сон.
— Нет, не сплю, — прошептал он в ответ.
— Почему? – задала я самый глупый из вопросов, какой только мог родиться сейчас в моей голове.
— Не люблю спать в чужой постели.
— Мы с тобой не совсем чужие, так что, значит, и постель тебе тоже не чужая, — размышляла я.
— Мы не чужие, но и не так близки, как могли бы быть, лежа в одной постели, и не в первый раз.
Я посмотрела на него с выражением удивления смешанного с несогласием, и он тут же добавил:
— Не бери в голову. А ты почему не спишь?
— Я боюсь, — честно призналась я. – Завтра мое первое настоящее выступление. Мне страшно.
— Нечего бояться. Ты прекрасно все знаешь и умеешь. Ты талантлива, труппе повезло с тобой, — он улыбнулся, а я, кажется, покраснела, но темнота удачно скрыла мое смущение. – Знаешь, я помню свой первый выход на цену в роли Моцарта. Это было ужасно. У меня тряслись руки, представляешь!
— Не может быть! – я оживилась, представляя себе Мануэля в нервной трясучке перед спектаклем. Он был всегда настолько уверен в себе, что я и помыслить не могла, что он может волноваться перед выступлением. – Ты же выступал до этого, пел. Откуда мандраж?
— Ты тоже и пела, и выступала, — напомнил он мне. – А теперь волнуешься, хотя твоя роль и в массовке. А я играл главного героя. Перед этим огромным залом. Когда я увидел всех этих людей перед началом спектакля, я вообще готов был отдать костюм Нико и скрыться в неизвестном направлении.
Он рассказывал дальше, а я закрыла глаза, представляя себе и Мануэля, и Нико, и других людей, которые, так или иначе, упоминались в его истории. Незаметно я уснула. Мне снилась сцена. Я стояла на ней в образе прелестной Констанс, а рядом со мной был Мануэль в образе Моцарта. Я не понимала, была ли это репетиция или же спектакль, но я волновалась. Не от того, что предстояло петь, а от того, каким взглядом смотрел на меня Мануэль.
Когда я проснулась, уже наступило утро. И первое, что я увидела, была пара черных бездонных глаз, смотревших на меня.
— Ты спал вообще? – зевая и потягиваясь, спросила я.
— Ты такая смешная, когда не выспишься, — ответил он, но только не на мой вопрос.
— Смешная… Я сейчас готова уничтожить весь мир. Тогда, может, и посмеюсь, — ворчала я, продолжая зевать. – А тебе вообще уже пора к своим клопам. Давай, отправляйся!
Выставив Мануэля за дверь, я пошла в душ. Это привело меня в чувства, но полностью не избавило от последствий плохого сна. Помятая, я ненавидела себя за то, что не могла нормально лечь спать, что не могла не плакать, что не могла не думать о Мануэле.
Через пару часов я уже стояла в окружении всей труппы мюзикла на сцене, где скоро должна была начаться репетиция, а позднее и сам спектакль. Перед артистами стоял режиссер и увлеченно говорил:
— Приветствую всех! Как вы уже знаете, с сегодняшнего дня место одной из артисток занимает Талиана. Пожелаем ей удачи на этом поприще.
На меня посмотрели несколько лиц. Некоторые из них улыбнулись, другие остались снисходительно равнодушными. Тем временем Дейв сказал что-то об изменении графика выступлений, что-то про Рождество и Новый год. Мне было все равно, и я почти не слушала.
— И последнее, — вздохнул Дейв и посмотрел в мою сторону, а затем на Мануэля. – Мануэль и Талья. Убедительная просьба, начинайте спать по ночам, а не заниматься чем попало. Мне гримеры жалуются, что на ваши круги под глазами тональника не напасешься. Поймите, мне не нужны на сцене зомби. Я понятно излагаю?
Он посмотрел на меня, и я, как можно серьезнее, ответила:
— Простите, такого больше не повторится.
Дейв перевел взгляд на Мануэля, и тот, пытаясь сдержать улыбку, закивал в знак полного согласия.
— Я очень на это рассчитываю.
С этими словами Дейв покинул сцену. Труппа тоже начала расходиться, а к нам подошел Флавьен. Стоя между мной и Мануэлем, он обнял нас за плечи и с довольной ухмылкой спросил:
— И чем это вы ночью занимались? Только не говорите, что пели!
— Что ты сделал с Иленой? Я вчера не смогла до нее дозвониться. Только не говори, что вы спали, — передразнила я его.
— Илена с утра уже носится по магазинам в поисках нового платья. У нее сегодня запланирован поход в театр на первое выступление лучшей подруги, — объяснил Флавьен.
— О, боже! – вздохнула я, представляя, какие масштабы могло принять участие Илены в распространении такой новости, как мой первый выход на сцену.
Мне оставалось лишь надеяться, что она не оповестила об этом всех моих парижских знакомых. Недовольная собой и всем окружающим миром, я ушла в гримерку, где было более спокойно, и постаралась отвлечься переодеванием. Уже совсем скоро мне предстояло сделать первый и очень ответственный шаг на пути к успеху в театральном поприще.