Вёдра такие тяжёлые. Особенно для пятилетнего ребёнка, который всегда работает для своего брата и маленького домика.
Изу поглубже спрятала голову в капюшон большого пальто и медленными, маленькими шажками пошла к дому. Пальто было ей очень велико и приходилось постоянно его поправлять, чтобы не споткнуться и не упасть, опрокинув ведро, полное ледяной воды из проруби.
Пальто принадлежит Каю. Он говорит, что у них нет денег на новые вещи для девочки, поэтому придётся носить его старое пальто, которое принадлежало Каю, когда он был ещё подростком. Детское совсем истрепалось.
Наконец принеся домой ведро, Изу перелила всё в котел и села в ожидании старшего брата: он должен разжечь огонь.
Он промышлял рыболовством и обеспечивал часть деревни рыбой и морепродуктами. И не то, чтобы не было дохода, но Кай был не единственным рыболовом в небольшой деревне Южного Племени Воды. А кроме как рыболовства и охоты, он особо ничего и не умел.
В маленьком иглу было холодно, поэтому Изу закуталась в лежащую неподалёку шкуру собакомедведя, слыша на улице скрип сапог из дешевой кожи.
Шкура у входа откинулась, и ребёнку открылся взор на злобное лицо брата с равнодушными серыми глазами, такими же колючими, как острые сосульки. Он держал в руке маленький улов.
— Изу! — напугано одёрнул руку девочки кок, — Ты чего это? Так все пальцы себе отрубишь!
Изу посмотрела на свою руку, которая лежала прямо на том месте, где девушка собиралась сделать разрез на рыбе, и испугалась от мысли, что правда едва ли не зарезала саму себя.
— Прости, Ичирюки, я задумалась, — тихо сказала она.
Кок ворчливо промычал.
— А потом в обморок от вида крови падаете. Был у меня один такой помощник — весь камбуз был в…
Увидев, как от возможной картины Изу начинает бледнеть, Ичирюки махнул рукой и заправил полотенце в карман.
— Ты, если устала, иди приляг. Мне тут немного осталось, а потом с посудой поможешь.
Изу не стала отказывать от заботливого предложения Товарища, поправила пучок волос на голове, который обычно носили люди Нации Огня, и решила выйти на палубу. Там как раз пусто.
Кстати, с такой причёской ей было гораздо удобнее. Раньше у Изу были очень длинные и довольно волнистые волосы, с которыми аккуратный пучок волос сотворить было нельзя, но после стрижки делать подобные причёски стало куда легче, так как не только длина стала для этого подходящая, но и сами волосы после стрижки были не такими волнистыми. Но даже несмотря на это, Изу всё равно нравилась некая свобода, поэтому чаще всего она всё же ходила или с распущенным, или со слабым хвостиком. Даже косички она не часто заплетала, хотя так было принято в её Племени.
Последнее время Изу стала вспоминать свой старый дом. Но дом ли это был? Место, где о тебе заботятся только потому, что с тебя есть некая польза, а не потому что тебя искренне любят.
С братом вообще было непросто уживаться. Он был грубым и вредным столько, сколько Изу его помнит. Возможно, до её рождения он был и милым мальчиком...
Ну вот, надо же, опять Изу виновата во всём только потому, что она родилась такой.
Как-то раз Изу заглядывала в старые свертки шкур, где Кай хранил свои вещи — как-то она нашла там рисунок, где были изображены её ещё молодая мама, отец и маленький брат, казавшийся ей там таким смешным и добрым, будто это был не тот, кого она достаточно близко знает, а какой-то дальний ей родственник. А ещё это был единственный раз, где Изу видела своих маму и папу.
Кай мельком рассказывал ей, что отец ушёл из деревни по какой-то причине (предположительно, на войну, хотя слухи в деревни говорили разное — начиная от того, что мужчина бросил семью и ушёл в другую деревню, и заканчивая тем, что он утонул в проруби), а мама умерла при родах, и Кай обвинял девочку в её смерти, утверждая, что если бы Изу не родилась, то его мама была бы тут.
Ребёнок не понимал смысл тогда сказанных слов, ведь Изу и мамы-то своей никогда не знала, поэтому и не могла до конца понять, почему брат так больно хватается за свою голову и качается на мехах, как обиженный или больно ударившееся дитя. Но, подрастая, Изу начала понимать боль этого человека.
Девочка долго ощущала вину, осознавая, что её брат страдает, видимо, по её вине. Она старалась сделать его счастливым, поэтому старалась помогать брату, как могла — рисовала ему что-нибудь, лепила снеговиков, приносила из улицы какие-нибудь интересные на её взгляд вещи и даже пробовала делать для неё маленькие браслетики из ненужных верёвок. Но тот только холодно смотрел на ребёнка и отвечал: «Лучше бы домом занялась — растёт бездельница». Тогда Изу научилась убирать иглу, стирать, носить воду… А вот огонь ей в руки не давали после её самостоятельной попытки разжечь костер. Правда, она и сделать-то этого толком не успела, но как только брат увидел кремни в её руках, больно схватил за руки, отобрал камни и, тыча их ей в лицо, как нахулиганившему животному, громко говорил: «Ты могла спалить мой дом! Больше не подходи к костру даже! Хочешь поиграть с
огнём, то иди к чужим кострам, а ещё лучше попадись Магам Огня, они уж покажут тебе огонька! А дома не касайся!»
Можно представить себе обиду маленького ребёнка тогда, когда брат, в ответ на её попытки помогать, только громче ругал. И Изу тогда не знала, что куда обидней понимать, что брат свой дом ценит больше, чем собственную сестру, которая могла сама себя обжечь. Только став ещё взрослее, Изу поняла, что ненависть его к той, по чьей вине он больше не увидит маму, сильнее и её не получилось бы купить за помощь по дому.
Поэтому, Изу как-то хотела сделать так, чтобы хоть раз Кай назвал её по имени с теплотой в голосе, а не с пронизывающим полярным льдом.
День незаметно стал каким-то грустным от воспоминаний, которые хаотично бились в горячей голове. Невозможно было вспомнить всё — вспоминалось лишь уставшее, несчастное лицо с довольно ярко выраженной щетиной вокруг печально опустившихся уголков рта; хмурый лоб, всегда в морщинах, указывающих на глубокое осуждение в сторону Изу; голубо-серые, умные, но равнодушные к миру глаза, которые только иногда вспыхивали холодным раздражением на девочку; длинные и чаще всего грязные каштановые волосы, закрывающие похудевшие щеки, часто свисали вниз и закрывали его лицо, пока он не обращал его к сестре.
Как Изу помнит, брат был дома только тогда, когда к нему приходили его Друзья, а Изу в это время заставляли идти гулять на радость местным сплетникам и злым детям, которые кидались в неё холодным и колючими снежками. Первое время Изу ещё бежала к брату, жаловалась, но тот отпихивал её и отвечал: «Раз не заслужила дразнилок — дай сдачи, а не беги ко мне, трусливая тюленеутка. Хотя, мне кажется, что поделом тебе».
Изу хотела дать сдачи злым, но… не умела. Ни морально, ни физически, она пыталась бросаться снегом, но тот в них даже не попадал. И всё, чему научилась Изу без помощи брата — только прятаться и понимать, что помощи от него она вряд ли дождётся. Со временем девочка просто перестала желать другим зла, смотря на Кая. Потому что они боялись её также, как и он. Маленький ребёнок стал думать, что делает других несчастными, как и своего брата, хотя лично она никому ничего не делала.
Возможно, отношение брата к Изу сказалось на том, что девочка не могла прижиться в домах других добрых людей, помогавших ей в пути, ведь она понимала, что те будут чувствовать к ней то же безразличие (или жалость), что и Кай. А переживать ещё раз полное одиночество, обхватившее холодными тисками сердце и душу, совсем не хотелось. Правда, одиночества избежать всё равно не удалось, но по крайней мере Изу смогла избежать разочарования.
Она никогда не жалела о том, что она натыкалась на действительно хороших людей во время странствий, ведь тогда она поняла, что не все люди злые и бесчувственные к ней, даже если при этом они не любили её, и это помогало ей оставаться собой и быть доброй к тем, кто в этом по-настоящему нуждался или даже когда не нуждался. Правда, неуверенно расцветать сердцем и становиться сильней и добрей Душой она стала только тогда, когда видела и контактировала с этими добрыми и прекрасными людьми, даже если и чужими, и даже если на минуту. И с тех моментов она не только перестала желать зла, но и стала делать и желать им только добра, желая быть похожей на тех, кто какое-то время обогревал её и помогал. Она предпочитала быть ближе быть к таким людям, чем быть ближе к Каю, потому что она искренне восхищалась ими, видя, как ей помогают и не оставляют одну на морозе, возможно частенько противостоя своему недоверию, страху и суеверию. Возможно, что даже неприязни.
Это действительно согревало её и вызывало желание становиться лучше, чем она есть.
С братом, продолжи она с ним жить, девочка бы выросла совершенно равнодушной и пустой внутри, как и он. То есть, стала бы совсем не Изу, а какой-то другой девчонкой, которой она боялась ещё с детства, и Изу искренне верила в это, потому что в какой-то момент времени она чувствовала тот крохотный шаг, отделявший её от этой личности.
В остальное время Кай обычно рыбачил. Они толком и не пересекались, и имя-то его Изу узнала тогда случайно, когда его так назвал его Друг. Но вот только сам Кай не видел выгоды просветить её насчёт своей же личности, и, на самом деле, оглядываясь на детство, Изу даже понимает, что ничего не знает ни о нём, ни о своей же семье. Ей просто никто не рассказывал, и она слышала о ней только из уст чужих или пьяных рассказов брата, которые были обращены скорее к ледяной стене, чем к ней. Кай даже не пытался с ней разговаривать, и по-имени её не называл, девушка называла себя Изу, потому что так называли её в деревне. Правда, она тогда не знала, почему её называли именно так, но, вспоминая сон с участием тех охотников, спасших ребёнка, стало ясно, что имя просто прижилось с младенчества.
Самолично он ей ничего не делал. Если только разжигал огонь и готовил еду до тех пор, пока Изу не научилась это делать сама. Не помог выдирать ей молочный зуб, пока он не выпадал сам, или, уже будучи старше, не выдирала она его сама. Не одевал, пока Изу не научилась сама, наблюдая за ним. Всё, что Изу умеет — имитация действий брата или соседей по деревни. Правда, она не помнит, помогали ли ухаживать за совсем малышкой, несмышлёной и глупой, другие люди из деревни, до того, как с возрастом показался её истинный цвет волос, и по деревне не поползли слухи. Может, кто-то и учил её читать иероглифы и числа, до того, как сама Изу начала обучаться по книгам, но, в силу возраста, она не смогла этого запомнить. Мир не без добрых людей, поэтому Изу была уверена, что кто-то да следил за ней, и была ему молча благодарна от всей души. Изу даже было интересно — а кто кормил её молоком, когда она была младенцем? Было бы интересно знать, но Изу никогда не спрашивала, а брат ей не говорил. Наверное, какая-нибудь женщина, родившая своего ребёнка. Интересно, что могло побудить её кормить своим молоком другого ребёнка? Или для Изу покупали молоко черепахольва?
Изу помнит свой последний день «дома». Брат тогда снова был немного пьян — он выпивал немного чего-то горячего и крепкого, что привозили торговцы из Царства Земли или торговцы их Племени. Изу тогда не знала — что это было, и сейчас не сильно разбирается в чём-то крепком.
Брат тогда был ещё холоднее обычного и на попытку Изу подружиться — девочка в тот день тщательно убрала дом, приготовила рыбу (Изу не знала, любимая ли она его, но Кай ел эту чаще остальных) на ужин, и несмотря на то, что она была подгорелой, она была съедобной, и купила на рынке за небольшие деньги сок у торговца, который он привёз из Ба Синг Се (по крайней мере это он так утверждал) — он отреагировал:
«— Ты же у нас уже большая, не так ли? Уже пять лет. Сама умеешь готовить, костер разводить, хоть и… с заслуженными ожогами… Может, тогда перестанешь мучить меня и уйдёшь из моего дома? Пора начинать жить самой, сколько можно у меня плешь проедать».
Как у них это часто бывало в быту, когда брат говорил принести воды, а Изу молча выполняла; когда Кай холодно просил купить на базаре меха, а Изу молчала и выполняла, Изу и сейчас смолчала и просто ушла.
На самом деле Изу уже не помнит, что конкретно она тогда чувствовала. Возможно, ей было настолько больно, что всё внутри промёрзло и остановилось, словно застывший в море айсберг. Или, может быть, тогда её накрыло глубокое отчаяние от осознание, что она никогда не станет нужной здесь, сколько бы она ни старалась, и сколько бы не пыталась доказать Каю и остальным, что она не заслужила подобного к себе отношения, и что она тоже хочет семью, какой бы она ни была. Изу честно не помнит своих ощущений в тот момент, когда её жизнь резко повернула в другую сторону — она даже не помнила никаких слёз или мольб по этому поводу. Она действительно решила молча уйти, будто её детский мозг на тот момент действительно не видел иного выхода и даже не задумался о том, что это мог быть пьяный бред брата, сказанный вслух под воздействием той гадкой штуки, которую он пил.
Возможно, дело было в том, что Изу сама хотела уйти?
Но при этом тогда ей хватало знаний понять, что с пустыми руками отправляться в путь глупо, поэтому вооружившись небольшим ножиком, едой в дорогу, некоторыми свитками и книгами и мехом собаки-медведя, который был с Изу с самого младенчества в виде одеяла, девушка ночью ушла из дома, став бездомной бродяжкой в пределах небольшой деревни. В десять лет Изу ушла и из неё, когда терпение местных жителей лопнуло окончательно.
Наверное, если бы девочке с раннего детства не приходилось учиться самой разводить огонь и готовить, она бы погибла на улице. Правда, еду добывать и лечиться она не умела, поэтому приходилось попрошайничать или работать за еду, лекарства и иногда старые книги и свитки. Со временем она научилась сама добывать себе всё необходимое, и по свиткам делать лекарства и учиться залечивать раны или болезни, хотя она и не всегда понимала все слова, среди которых чаще всего были названия сложных трав. Нельзя было вечно наживаться на еде и отзывчивости добрых людей, преодолевающих своё недоверие и неприязнь к девочке, поэтому, поняв, что в деревне оставаться нельзя, Изу оставила её и пошла по Южному Полюсу. Забавно, что за пять лет, находясь в одной деревне, она ни разу не встретила Кая.
Странно, но Изу не сильно расстраивал этот уход. Не сильно расстраивало осознание того, что ей придётся покинуть деревню, в которой росла, что она может больше никогда не встретить тех людей, нет. Единственное, что печалило её в тот день, это слова Кая.
«Может, тогда перестанешь мучить меня?»
Не прошло и дня без мысли о том, что по вине Изу жизнь Кая была разрушена. Вряд ли, кто-нибудь такой же чувствительный мог бы так спокойно пережить это, так как Изу, будто береза, прогнувшаяся под ветром этих слов, остро воспринимала подобные заявления. Она чувствовала себя действительно проклятой духами, когда ей говорили нечто подобное, будто она была просто рождена для того, чтобы приносить неприятности и портить другим жизнь, и боль от подобных мыслей была подобна боли от злого огня, бегущего по её коже ядовитыми змеями и заставляющие в судорогах корчиться на земле без единой возможности встать и спастись.
Ведь задуматься только… Если бы Изу не было, её брат мог бы быть счастливее. Если бы не было Изу, её брат бы нашёл своё любимое дело, а не убитый бы смертью матери торговал рыбой. Если бы Изу не было, то он был бы живее и общительнее, найдя женщину своей мечты и создав семью.
Изу виновата в разрушенной жизни брата… Наверное, если бы Изу могла загадать одно желание, то она знала бы, какое бы она загадала. Как будто пойманная ядовитая рыба, которая лучше бы не попадалась в сети, она бы никогда в них не попалась, будь шанс. Сколько Изу помнит, она ещё никому не приносила удачи или счастья. Тогда для чего она вообще есть? Жить для такой цели, как разрушение, она не будет никогда.
Интересно, прекратится ли это на корабле Принца Зуко?
И если задуматься, несмотря на всю холодность и отдалённость Кая от Изу, он был хорошим братом. Он, даже не желая этого, научил Изу выживать самостоятельно на ровне с природой, которая стояла перед ней, как хозяйка. Он не мешал ей развиваться, и не выбрасывал на улицу, как одинокую собаку… До пяти лет. Он всегда отводил ей уголок в небольшом иглу, не давая умереть от голода и холода. Он был добр к ней даже после всего того, что Изу сделала… Он очень добрый человек, Изу надеется, что после её ухода, Кай нашёл своё счастье в деревне.
Наверное, поэтому она старается быть полезной и сейчас, и сделать как лучше — как загладить вину за то, что она родилась. Наверное, и это тоже является причиной…
Девушка налегла на бортик и свесила руки за борт.
— Если ты собралась топиться, то скажу, что это бесполезно — глубина в этой гавани не настолько большая.
Изу вяло повернула голову и увидела Принца Зуко справа от себя.
— Я и не собиралась, Ваше Высочество, — ответила она.
Зуко встал рядом и строго сказал:
— Почему завтрак ещё не готов?
— Им занимается кок, — вставая, ответила Зуко Изу.
— Почему не ты?
— Ну, — Изу стушевалась, будто отлынивала от своих прямых обязанностей.
— Отправляйся на камбуз, ты сама вызвалась помогать коку, а теперь без тебя он ничего не успевает. Сейчас же!
— Он говорил, что сам справится… — задумчиво сказала Изу, — Простите, Принц Зуко, я сейчас же вернусь на камбуз.
Изу поправила пучок на голове и собралась уходить с палубы, как Зуко остановил её за плечо и сказал:
— Стой, — он взял подвязку для волос со знаменем Страны Огня и обвязал его вокруг пучка волос на голове Изу вместо неаккуратной старой верёвки от доспехов.
Девушка удивлённо посмотрела на мужчину.
— Чтобы твои волосы не были в моей еде — этот старый шнурок твои волосы хорошо выдерживать не будет. Позаботься о том, чтобы и сегодня я хорошо позавтракал, мне понадобятся силы.
Изу дотронулась своей головы, пока Зуко отошёл к носу корабля.
— Спасибо…
***
Корабль до сих пор стоит в гавани. Это бы злило, если бы Зуко уже почти не свыкся. Больше злило другое.
Ночью приснился плохой сон. Хотя, это не назовёшь сном, скорее воспоминание из прошлого, из детства. Не удивительно, но центром всех кошмаров Зуко был Агни Кай, где он против собственного отца, правда, в этот раз всё было несколько по-другому. Против Зуко стояла его же сестра, и это было бы не таким плохим сном, если бы она не побеждала.
Да, Азула всегда была впереди своего брата, и отношения с отцом это не обошло. Казалось, даже в его сердце она победно возвышалась, стоя своим начищенным сапогом на спине брата. Эта картина представилась ещё более унизительной, чем она прозвучала.
Мама Зуко говорила, что девочки растут быстрее мужчин, но это никак не утешало молодого Принца. Что может быть в этом хорошего? Осознание, что Азула будет выше, сильнее, быстрее, успешнее брата, потому что она от рождения наделена… Неким везением? Удачей?
Зуко резко развернулся и направился на камбуз.
Она всегда была такая. «Твоя сестра родилась везучей. А тебе повезло, что ты родился» — это были первые слова отца, подтверждающие то, что в его глазах Азула лучше, чем Зуко, и тем не менее Принц их запомнил лучше всего.
Принцу подали завтрак и, решив отвлечься от неприятного сна, он сосредоточился на рыбе. Последнее время, он снова захотел морепродуктов.
— Вы… Немного странный сегодня, — скромно сказала Изу, выпив чаю.
— Разве? — равнодушно спросил Зуко, не отрываясь от рыбы.
— Ну… — Изу неловко дотронулась до пучка волос, — Просто я не ожидала от вас подарка.
— Подарка? — непонимающе спросил Зуко.
На самом деле, он не подразумевал под этим жестом никакого подарка. Просто дядя обмолвился, что из-за замечания Принца о том, что волосы Изу попадают в еду при готовке, ей приходится подвязывать их шнурком от доспехов, так как ничего другого у неё для волос не было. Не есть же Принцу Народа Огня волосы вместо чего-то съедобного? Поэтому он взял одну из старых подвязок и отдал ей сам, шнурок не столь надёжен для санитарии. Не было смысла передавать через кого-то левого, зачем? Зуко согласен, раньше он старался избегать Изу от недоверия к ней, но последнее время… Не хочется так поступать. По одновременно очевидным и не очевидным причинам.
В любом случае, это не важно. Принц Зуко как хочет, так и поступает со своими старыми вещами и новыми помощниками…
— Я отдал тебе это, чтобы волосы с твоей головы не падали в мою еду. Хорошо ещё, что они светлые и трудно их не увидеть.
— Понятно, — без обиды в голосе ответила Изу, и вернулась к чаю.
Странная… Кажется, ей принесло облегчение то, что Зуко не принёс ей что-то вроде подарка, а просто отдал вещь сугубо из практичных мыслей.
Принц нахмурился и умело взял палочками кусочек рыбы, положив его в рот.
В детстве ему было не удобно ими есть. Он… Сам не знал, почему, но просто старался повторять за папой и мамой. Они казались такими неудобными и глупыми, легче взять рукой — но манеры Принца не должны быть столь варварскими, на что отец недвусмысленно намекал и ставил в пример Зуко его сестру…
Духи, опять! Азула может оставить Зуко в покое хотя бы в изгнании?
Сколько Зуко помнит себя и её, Азула всегда относилась к брату, как к чужому, но вот почему, Принц не понимает до сих пор. С детства он думал, что она просто вредная от рождения, мама же на жалобы сына на сестру отвечала, что она просто пошла в отца… Зуко любил папу, но сестру порой хотел поджечь, поэтому не знал, хорошее это сравнение или нет. Но сейчас Принц понимает, что в чём-то мама была права — характер отца… не из лёгких, как и характер Азулы. Но Зуко знает одно точное отличие между ними — у одного из них есть сердце, а у другого его нет.
Злость почему-то накрыла его голову, и Зуко яростно ударил палочками по столу, и те поломались, что вызвало удивлённый взгляд со стороны кока и слегка испуганный от Изу.
Зуко равнодушно отшвырнул палочки и обратился к коку:
— Подай мне новые.
Тот покорно принёс палочки и вернулся к своим прямым обязанностям, но любопытный и обеспокоенный взгляд Изу продолжал надоедливым и хулиганистым котенком бродить по лицу Зуко и мешать спокойно есть.
Принц строго посмотрел на неё.
— Если тебе скучно, то лучше иди и займись полезными делом, а не протыкай меня взглядом.
Изу продолжила сидеть, но после недовольного взгляда Принца она всё же решила встать из-за стола и уйти с камбуза.
Зуко облегчённо вздохнул и вернулся к еде.
***
Изу со вздохом мыла палубу под припекающим солнцем. Было неплохо поймать хоть какой-нибудь ветер или хотя бы очередной раз поплавать у гавани и развеяться. Но, кажется, Принц уже просто не видит в этом никакого смысла, и, к удивлению, Изу прекрасно его понимала.
Аватар наверняка уже преодолел большую часть земель этих колоний, и скорее всего плывет уже над океаном по направлению к Северному Полюсу. Но Изу до безумия восхищало то, что Зуко даже в таком неудовлетворительном положении не терял надежду на свою победу. И даже пытается до сих пор найти лазейки для того, чтобы выйти в океан и продолжить поиски без надзора Джао.
Он… Восхитителен.
Так Изу думала всё чаще, когда находилась рядом с ним. И она понимала, что хоть Зуко и говорит, что ни капли не заботится об Изу, но он всё равно пытается ей немного помогать. Даже если эта повязка была отдана Изу не ради того, чтобы её порадовать, Изу всё равно рада, что он уделяет ей внимание даже в таких мелочах. На других он такого внимания не обращает, кроме, разве что, дяди. И это заставляло девушку сиять от счастья, как вода моря от лучей солнца!
Но вот только её не отпускает мысль, что Зуко что-то беспокоит. Хотелось бы помочь, но Изу уже знает, что он так просто не раскроет ей свои мысли. Хотя их доверие и стало сильнее в отношении друг друга, Зуко по прежнему не всё может ей рассказать. От того ли, что старается отвергать её Дружбу и не давать воли своей? До сих пор про свою маму он не всё рассказал. Только про то, какой хорошей она была в его детстве. И про тот бой в Агни Кай он до сих пор не поделился самолично…
Изу вздохнула. Если кратко, он боялся посвящать её в самое больное. И, возможно, мысли за завтраком были одними из таких. Но Изу не могла ничего поделать с тем, что ей было просто любопытно знать, о чём он думал! Девушка не может быть уверена, что может чем-то помочь, если он расскажет, но если может, то обязательно это сделает.
— Доброе утро, Изу, — послышался радостный голос Айро, в халате вышедшем из своей каюты на палубу, и Изу обернулась к нему, улыбнувшись.
— Утро, Айро. Что-то Вы сегодня хорошо поспали, уже и завтрак готов.
Айро добродушно посмеялся.
— Мне снился такой потрясающий сон, что мне долго не хотелось просыпаться. Но, я надеюсь, мне что-нибудь осталось от завтрака?
— Конечно! — улыбнулась Изу, подняв свой дух благодаря весёлому настроению Генерала Айро, — Принц Зуко как раз трапезничает на камбузе.
— Правда? И в каком он сегодня духе? Ворчлив?
Изу задумчиво поджала губы и смущённо улыбнулась:
— Отчасти.
— Тогда, — оптимистично ответил он, — я пока побуду тут и подожду, когда Принц Зуко спокойно поест. Он не любит компанию за столом, когда раздражен.
После пояснения Айро, Изу стало понятно, почему он так холодно и раздражённо отослал девушку работать. Надо будет знать на будущее.
— Но в чём причина его плохого настроения? Приснился дурной сон? — присел он за столик и налил из стоящего на нём глиняного чайника чай для бодрости.
— К сожалению, я… Не знаю, — призналась Изу, — Утро началось с того, что он дал мне веревочку для волос, — указала она на свой пучок, — Потом он за завтраком сломал палочки для еды, и сослал меня работать. Он всегда немного раздражённый, но в этот раз он какой-то слишком…
— Отстранённый. Больше, чем обычно. Да, — понял Айро из путанных объяснений Изу, — Он всегда такой, когда его мучают… неприятные воспоминания из прошлого.
— Воспоминания? — серьёзней отнеслась к настроению Зуко Изу.
— Да, — сказал Айро, напротив же, внешне достаточно спокойно, видимо, уже привыкнув к такому настроению, — А таких у молодого Принца не мало… И на каждого члена семьи свои. На отца, на мать, на сестру.
— Сестру, — задумчиво повторила Изу, протирая палубу, — Он упоминал её как-то немного… Говорил у них не лучшие отношения…
— Это мягко сказано! — сказал Айро, — Это едва ли не семейное. У меня с моим братом тоже не всё было хорошо.
— Вы говорите про Лорда Огня? — уточнила Изу.
— Озай. Азула очень на него похожа — сестра Зуко.
Изу невольно усмехнулась от этих слов и стала яростнее начищать палубу.
— Тогда могу представить, каков характер у Принцессы Огня.
Айро, к удивлению, не обиделся, словно соглашаясь со словами Изу, но в следующую минуту достаточно грустно ответил:
— Вот и представь, каково Принцу Зуко было жить с двумя Лордами Огня, которые, к тому же, оба его не любили. Конечно, радушных воспоминаний от такой семьи быть не может… Уж я-то знаю.
Изу заметно поникла. Она тоже понимает… Хоть и не в такой степени, как его дядя. Возможно, отношения Изу с Каем были и не такие, как отношения Принца Зуко с Принцессой Огня, но они тоже были достаточно непростыми, одинокими и холодными на Южном Полюсе. Даже тогда, когда Изу нуждалась в поддержке и ком-то тёплом и любящем рядом, брат не мог ей стать таковым.
Девушка убрала мокрую тряпку, и спросила Айро:
— А Принц Зуко не любит говорить о своей сестре?
— Не меньше, чем об отце, если не больше, — уверенно ответил он.
Эта фраза говорила о себе многое, поэтому Изу вернулась к уборке.
***
Настроение было безнадёжно испорченным ещё утром, и днём оно лучше не стало. Зуко заперся в своей каюте, решив, что там ему станет лучше, и он сможет позже вернуться к работе с полным желанием поймать Аватара.
А смысл? Он всё равно уже где-то над морями со своим глупым зубром и спутниками! Поймать его можно, только выйдя из района, которым Джао ограничил корабль Принца. Зуко пытается придумать хитрость, с помощью которого можно обойти это ограничение, но пока нет идеальной мысли, а в море выйти нужно наверняка.
В дверь постучали, Зуко мог уже по одному звуку узнать, кто посмел его побеспокоить. В этот раз, судя по слабым ударам, местами неуверенными — это была Изу.
Зуко приказал войти, и дверь открылась.
Спиной к Принцу в каюту вошла девушка, несшая с собой поднос с довольно вкусным набором блюд, среди них было даже жаркое.
— Вы не пришли обедать, — приветливо сообщила она, — И Ваш дядя попросил занести вам в каюту.
Зуко, понимая, что не голоден, отвернулся от двери и буркнул в сторону Изу:
— Я не голоден. Унеси это.
Ни шагов, ни скрипа двери не послышалось, поэтому Принц со вздохом предположил, что попытка остаться одному успехом не увенчалась.
— Я всё равно оставлю тут, — ответила она, — Вдруг проголодаетесь.
Зуко не ответил. Поднос рядом тихо стукнул, Изу поставила его рядом с кроватью Принца на пол.
Вдруг руки Зуко что-то коснулось. Всё такое же холодное, как и тогда, на Южном Полюсе…
Рука Изу скользнула по запястью Зуко, и на нём оказался самодельный браслет, плетёный из ниток. Красная нить, видимо специально купленная, в неё был вплетён мелкий оранжевый бисер, который формировал эмблему Народа Огня. Довольно… Бесформенная, но узнаваемая.
— Я никогда не плела эмблему Народа Огня, — неловко посмеялась она, — Так что она не очень похожа… Но в детстве я много таких плела, когда жила в доме брата.
Зуко хмуро показал запястье с браслетом.
— Зачем мне это? Я не ношу такое.
Изу пожала плечами.
— В детстве я плела такие брату. Но он либо расплетал их на удочки, либо продавал на рынке, как найденный у кого-то из торговцев ювелир. Он… — Изу снова неловко улыбнулась, но только с долей грусти такой, какая знакома только тому, кто был одинок, — не очень любил мои украшения, так что я поняла, что мне совсем некому их плести, хотя мне и нравилось. Подружиться с ним не удалось с помощью них…
Зуко не замечал... Даже тогда, когда она тосклива, от неё веет теплом. Как от подземного ручья во время смурной погоды.
Секунду. С чего вдруг такая мысль?
— Вы показались мне грустным. Вас беспокоит что-то? Я знаю, что Вас что-то тревожит, и знаю, что Вы не поделитесь со мной, если не хотите, даже если я потребую. То есть, теперь уже знаю. Но я хочу, чтобы Вы улыбнулись и отвлеклись. Поэтому решила сплести для вас что-то тёплое.
Зуко вновь посмотрел на браслет, который был пронизан теплом нездоровых, бледных рук доброй и тёплой, как восход солнца на Родине, Изу.
— Надеюсь, это Вам поможет, и Вы отвлечётесь, — она отошла от кровати Принца и собралась выходить за каюту, как, посомневавшись, добавила: — Если захотите поговорить, приходите на камбуз.
И ушла.
Зуко провёл пальцами по яркому бисеру, который казался отблеском в живом огне при зажжённых свечах, грубо снял его и кинул на пол каюты за свою спину, укрывшись одеялом.
Настроение было всё равно отвратительным, и браслет Изу положения не исправил, поэтому Зуко сейчас всё равно, с какой целью девчонка сделала этот браслет и как она отнесётся к тому, что Зуко так обращается с подарком. Пусть хоть слезами зальётся, ему всё равно.
Какие глупости она вытворяет. Мужчины такое не носят, неудивительно, что её брат разматывал их или продавал на нужды. Хотя, чего ещё ждать от ребёнка, который хочет просто порадовать единственного, кто находится с ним всегда рядом…
Зуко вспомнил, как будучи ребёнком, он дарил Азуле свои самые лучшие игрушки после того, как старые приходили в негодность. И как он делал на уроках подделки и рисунки, и самые лучшие из них отдавал маме, папе или дяде.
Вот только, заботились о них, как о самых дорогих сокровищах только мама и дядя Айро. У Азулы игрушки никогда долго не задерживались, особенно тогда, когда в ней обнаружились хорошие задатки Мага Огня и стали немедленно развиваться. А подарки для папы… Зуко как-то нашёл один из таких на полу, испепелённые в чёрный порошок. Он и не узнал бы, если бы один из недогоревших листочек не оставил на себе до конца улыбку доброго лица Принца Огня Озая, который Зуко рисовал на задание «Герой Страны Огня». Кажется, это был не единственный подарок, с которым Озай так поступал. Со временем он и вовсе перестал принимать их от маленького ребёнка, сказав: «Мне не нужны эти глупости, и тебе пора ими прекратить заниматься, Принц Зуко. Лучше усердней займись своей учёбой. Принцесса Азула не дарит мне подарков, и тем ни менее радует меня куда больше, чем ты».
Надо же…
Зуко бросил быстрый взгляд на браслет, решительно встал с кровати и положил его на поднос возле кровати. Вдруг потеряется.
Но настроение всё равно лучше не стало. И ухудшилось оно только тем, что Зуко нашёл в себе сходство с Азулой, любящей портить его любимые игрушки.
Отношения братьев и сестёр не всегда такие хорошие, какие описываются в романах. И Зуко понимал, что Изу прекрасно это знает, как и он сам. Невольно Принц стал ещё ближе к ней на шаг.
Может, стоит спросить её позже про её брата? Хотя, если он такой же, как Азула, то Зуко очень не хотел бы слышать об этом — лишнее напоминание, да и от Айро он слышал достаточно.
А насчёт подарка… Вряд ли Принц будет его носить, но оставить, наверное, будет правильным — как никак она со всей душой сплела для Зуко подарок, и будет несправедливо поступать с ней по-другому, не приняв его.
Да. Чушь. Лучше не думать об этом.
