Убежать от судьбы

      Я делаю глубокий вдох и переворачиваюсь на другой бок, все больше укутываясь в одеяло. По телу проходит неприятная дрожь, словно я стою в одних шортах и майке в самый разгар зимней метели. Мое лицо пылает, словно только что разгоревшийся огонь в камине, но тело по-прежнему дрожит от холода. Кажется, еще минута – и я взорвусь как атомная бомба. Все мысли спутались, и я не в состоянии здраво мыслить и рассуждать, поэтому я стараюсь не концентрироваться на ненужных мелочах, но все эти мелочи связаны с ним. Он не выходит из моих мыслей ни на секунду, и я думаю о нем даже во сне, который оказался таким недолгим. После моей «выходки» прошло около восемнадцати часов, а он так и не подошел ко мне ни разу за это время. Ожидание – такая мучительная штука! Особенно тогда, когда сам не знаешь, чего ждешь. Я жду взаимных чувств или его отказа? Сама не могу найти ответа на этот вопрос. Снова переворачиваюсь, потому что кровать кажется слишком неудобной и жесткой. На полу стоит небольшой тазик на случай, если мне станет плохо, а именно так и происходит. Я быстро наклоняюсь над ним и прочищаю желудок, хоть в него не поступало ничего кроме воды в последние несколько часов. Плохо пахнущая рвотная масса стекает по пряди моих волос и я кривлюсь в ужасе и отвращении, но не успеваю вытереться, как вся процедура прочищения повторяется. На этот раз все. Беру бумажные салфетки со столика, что стоит рядом, и вытираю волосы, которые теперь имеют запах моих внутренностей. Живот начинает сводить, и я понимаю, что не отказалась от бутерброда или чего-то более сытного. Уже давно не чувствовала голод, поэтому ощущение кажется мне довольно приятным. Поднимаюсь с кровати, предварительно закручиваясь в одеяло, и начинаю рассматривать комнату в поисках еды. Увы, здесь не осталось ничего съестного после завтрака, к которому я не притронулась, и его унесли в холодном состоянии. Скидываю одеяло и надеваю толстовку поверх кофты с длинным рукавом, а после роюсь в сумке в поисках денег. Нахожу кошелек и выхожу из палаты в направлении комнаты отдыха, где стоит аппарат с едой и напитками. Опускаю туда пятидолларовую купюру, выбирая Твикс и апельсиновый сок; еда сразу падает в глубокий контейнер. Достаю их и сажусь на железную скамью, открывая колпачок, и делая глоток. Слишком сладко, но мне все равно. Дрожь постепенно уходит, а лицо перестает гореть, и это значит, что организм ненадолго поборол инфекцию, которая находится в моем организме.       Делаю еще один глоток и закрываю его пластиковым колпачком, а после поворачиваю голову. Вижу парня в конце коридора, но из-за немного подпорченного болезнью зрения не могу понять, кто это. И тут меня осеняет. Неужели это он? Походка очень медленная и неуверенная, спина чуть сгорблена, на голове красуется серая вязаная шапка. Слышу, как он шмыгает носом и понимаю, что он тоже простудился. Лицо заливается краской и снова начинает гореть от воспоминаний о прошлом вечере. Он так ничего и не ответил мне тогда, из-за чего я всю ночь провела в замешательстве. Опускаю глаза и прячу голову за волосами, когда он подходит ближе, но, кажется, это не мешает разглядеть мое порозовевшее лицо. Он садится рядом со мной, обхватывая себя руками: он дрожит, что видно невооруженным глазом. Блондин поворачивает голову в мою сторону, а я повторяю это движение вслед за ним. Его глаза кажутся стеклянными из-за болезни, щеки и лоб красные, а руки бледны, словно стены в этом холле. - Болеешь? – спрашивает он, и я слабо киваю. – Я тоже. Все утро дрожу как лист на ветру.       Я ничего не отвечаю, потому что слова спрятались где-то глубоко внутри и не желают выбираться наружу. Я опускаю голову и смотрю на бутылку сока, которую держу в руках. Как он может так спокойно разговаривать? Неужели прошлый вечер ничего для него не значил? - Прости, - он снова произнес, схватившись за скамью рядом с тем местом, где располагается моя нога, и я почти чувствую его прикосновение. - За что ты просишь прощения? – я спрашиваю бесцветным голосом, так и не повернувшись в его сторону. Неужели он просит прощения за то, что так мастерски проигнорировал мои чувства и ушел в свою палату прошлым вечером? Или за то, что его отец говорит о его чувствах ко мне, тем самым давая ложные надежды? - Не знаю, - парень произносит спустя несколько секунд.       Он идиот или только хочет казаться таковым? - Вчера, когда ты перестала играть на рояле, внутри меня все сжалось, - он пододвигает свою руку ближе, и это все, что я вижу сквозь закрывающие лицо волосы; дыхание учащается. – Я много думаю о тебе в последнее время и совсем не хочу обидеть, но я уже сделал это вчера.       Думает обо мне? Я поднимаю голову, и наши взгляды встречаются. И только глядя в его небесно-голубые глаза, я понимаю, что он говорит чистую правду. - Поэтому, - он останавливается на несколько секунд, - я хочу попросить прощения. Я не хочу потерять ничего из того, что есть между нами.       Он цитирует слова из песни, которую я пела некоторое время назад, и пытаюсь сдержать поступившие к глазам слезы. Неужели это на самом деле происходит со мной? Парень замечает слезы, застывшие в моих глазах и, положив руку на противоположное от него плечо, прижимает меня к себе. Я кладу на него голову и вдыхаю запах лекарств, которым пропитана его верхняя одежда, чувствую, что от него пахнет и сигаретным дымом тоже. Закрываю глаза и мечтаю, чтобы этот момент никогда не заканчивался, но тут к горлу снова начинает подкатывать комок. Я прикрываю рот рукой, но парень совершенно спокойно берет мусорное ведро, находящееся около аппарата с едой, и я прочищаю желудок прямо в него. Другой рукой Найл нежно собирает мои волосы за спиной, чтобы я не запачкала их рвотной массой. Приступ заканчивается, и он достает из переднего кармана своих джинсов жвачку, протягивая ее мне. Я опускаю мятную пластинку себе в рот и снова кладу голову на его плечо, а он нежно касается своими губами моего лба. - Мы справимся, - он шепчет, и я не сразу понимаю смысл его слов, но не задаю ему вопросов, чтобы не казаться глупой. Через несколько минут от разрушает тишину: - О чем ты думаешь? - О том, какой была бы жизнь без рака, - я просто произношу, редко и медленно моргая. – Родители расходятся из-за того, что у нас недостаточно средств для оплаты моего лечения, а брат чуть ли не каждые две недели отправляется в лагерь, чтобы не видеть моих ежедневных мучений. Лучший друг разрывается между мной и своей семьей, поэтому каждую свободную от семьи минуту пытается наладить со мной связь. - У меня все тоже далеко не сказочно, - его голос мрачнеет. – Отец последние силы и деньги отдает на меня и мое лечение, но я этого вовсе не заслуживаю. Я заболел, потому что был очень плохим человеком и вел себя как свинья, когда дело касалось отца. Но даже сейчас я страдаю меньше, чем папа. - Не могу поверить, то ты когда-либо был настолько плохим, - я слабо качаю головой, - ты не заслуживаешь смерти. - Однажды я был настолько пьян, что задавил девочку, которая каталась на велосипеде, - я поднимаю голову и умоляющее гляжу на него. Скажи, что это ложь. – Ей было семь, и она не выжила. Умерла в больнице через два дня после аварии.       Я не могу поверить своим ушам, но в это же время история ни капли не отталкивает меня от парня. Он выглядит таким напуганным и напряженным, я накрываю лежащую на моем плече ладонь своей. - Отец чуть не вылетел с работы, вытаскивая меня из этого дерьма, - он продолжает, а я все еще не могу отвести от него глаз, - а потом мы переехали сюда, чтобы начать жизнь заново. Я был так пьян, но не могу забыть эти большие испуганные глаза и ярко-красную курточку, которая была на ней в тот вечер.       По его щеке потекла слеза, другая, одна за одной капают на его темно-синие джинсы. Я разворачиваюсь к нему всем делом, закидывая ногу на скамью и сгибая ее в колене, чтобы было удобнее, и провожу большим пальцем по засыхающим дорожкам от слез. Наши взгляды встречаются всего на несколько секунд, когда я замечаю столько боли в его красных от полопавшихся сосудов глазах. Я перевожу взгляд с глаз на губы, которые оказываются приоткрытыми и слегка обнажают его неестественно белые зубы. Сейчас. Чувствую прилив сил и больше не нервничаю, желудок уже не сжимается при одном только взгляде на него, а лицо не приобретает багровый оттенок. Медленно, словно боясь спугнуть, я пододвигаюсь ближе, и он не сопротивляется, а лишь ждет моих дальнейших действий. Мне кажется, что я поступаю правильно по отношению к нему, по отношению к самой себе, когда касаюсь его губ своими. По моему телу словно проходит электрический ток, когда он отвечает на мой поцелуй, становится все более и более настойчивым и глубоким. Чувствую вкус его соленых слез и недавно принятых им лекарств, которые становятся только слаще на его губах. Я во время останавливаюсь, представляя, что бы произошло со мной, если бы я этого не сделала. Снова рассматриваю его лицо и голубые глаза, слепленные от слез ресницы и все еще розоватые щеки и улыбаюсь, получая улыбку в ответ. Получив то, что я уже так давно хотела, утыкаюсь лицом чуть выше его груди и закрываю глаза, восстанавливая учащенное дыхание. Все еще чувствую вкус его немного потрескавшихся губ и соленых слез, чувствую запах, который исходит от него сейчас. Мятная жвачка, которую он протянул мне всего несколько минут назад, и лекарства. Какой приятный запах.       Я впервые не задумываюсь о своей болезни и о том, что мы все еще сиди на железной скамье в комнате отдыха. О том, что, возможно, где-то поблизости ходят медсестры и проверяют, все ли на своих местах, а потом вручают пациентам вечерние лекарства. Рядом со мной все еще лежат твикс и недопитый апельсиновый сок, но я больше не чувствую голода, потому что всего несколько секунд получила намного больше, чем простое насыщение. Мои чувства к нему только возросли, когда он признался, что думает обо мне, когда ответил на поцелуй. Сейчас мне абсолютно плевать на резко поднявшуюся вверх температуру и разгоряченное лицо, а мелкую дрожь, которая снова посетила мое тело. Но Найлу не плевать. - Ты вся дрожишь, - он заботливо произносит и помогает мне встать, - тебе нужно в постель. - Как и тебе, - я просто отвечаю, не отрывая от него завороженного взгляда. - Я провожу тебя до палаты, Хоуп, - его голос становится более настойчивым, и слушаюсь, не в силах начинать спор. – Не забудь.       Он протягивает мне бутылку сока и шоколадные палочки, а я улыбаюсь в знак благодарности. Мы медленно идем вдоль больничного коридора. Он обнимает меня за плечо, слабо прижимая к себе, и тем самым поддерживает, чтобы я не упала. Мы молчим, но эта тишина становится такой приятной, неловкость и напряженность вмиг испаряются и не оставляют за собой никакого следа. Я поворачиваю голову в сторону парня и рассматриваю его полностью расслабленное и довольное лицо. Интересно, хотел ли он этот поцелуй так же сильно, как и я? - Я давно хотел тебя поцеловать, - произносит он, словно читая мои мысли, - но я не из тех людей, которые делаю первый шаг. - Я знаю, - я обвиваю свободную руку вокруг его талии, крепко цепляясь за край его кофты.       Мы молчим около минуты и останавливаемся уже у входа в мою палату. - Это ты надоумила отца сделать мне такой подарок? – он спрашивает, сжимая мои пальцы. - С чего ты взял? – я поднимаю брови вверх, словно удивляясь заданным вопросом, но мне почему-то казалось, что именно его он мне и задаст. - О моей мечте знали только вы двое, - он говорит тише, замечая, что недалеко от нас проходят медсестры, - и Тревис.       Его голос становится мрачнее, когда он произносит имя друга, и я понимаю, что что-то не так. - Что произошло? – я обеспокоенно спрашиваю. - В конверте, который он мне подарил, лежало письмо, - он опускает голову, и ко мне приходит одна очень неприятная мысль, - в нем он словно прощался. А еще он подарил мне это.       Свободной рукой он достает из-под кофты серебряную цепочку с инициалами Тревиса «ТМ». - Он никогда с ней не расстается, - он продолжает, - и ведет себя очень странно. Я прочитал его письмо этой ночью и совсем не мог спать. Я замолкает всего на несколько секунд. - Он мой лучший друг и я не хочу терять его, Хоуп, - он произносит это так, будто я могу что-то поделать со всей этой ситуацией, - я хочу помочь, но знаю, что в этом деле бесполезен. - Я знаю, что ты чувствуешь, - я произношу, глядя ему прямо в глаза, - но ты не можешь держать его рядом вечно. Это должно случиться рано или поздно. Он устало кивает, давая понять, что согласен с моими словами, а я оставляю мягкий поцелуй сначала на его щеке, потом в уголке рта, а потом и на самих губах. Он отвечает, но через несколько секунд я снова отстраняюсь от него, чтобы лишний раз не наделать глупостей. Поворачиваю голову и замечаю, что две медсестры обсуждают нас. - Тебе пора, - говорю я, большим пальцем поглаживая его скулу, - встретимся утром.       Он бросает тихое «До встречи» и уходит в сторону своей палаты, а я захожу в свою. Меня переполняет целая куча эмоций, с которыми я не могу ничего поделать. Кажется, еще немного – и меня можно будет собирать по кусочкам, словно давно завалявшийся в коробке пазл. Я опускаюсь на кушетку, которая сейчас кажется мне настолько мягкой и удобной, что и не передать словами, и закрываю веки. Я все еще ощущаю его горячее дыхание и соленый привкус слез на его губах, вижу его голубые глаза, наполненные слезами. Воспоминания начинают погружать меня в сладкий сон, но к моему горлу неожиданно подкатывает ком и, кажется, я вот-вот прочищу свой желудок, но нет. Сажусь на кровати и делаю глубокий вдох – ком отступает обратно, а ко мне приходит осознание того, что я зря переехала в этот чертов город. Вспоминаю, что говорил мне доктор каждый раз после анализов, и понимаю, что времени у нас совсем мало. Настолько мало, что мы и не успеем заметить, как оно кончится, а возобновить этот «таймер» будет уже нельзя. Даже у самых здоровых в мире людей мало времени, а они тратят его на всякую чепуху вроде сидения у компьютера или чтения газеты по утрам, когда у них впереди целая жизнь. Жизнь, наполненная весельем и горем, адреналином и страхом, взлетами и падениями с кошмарной высоты. Но таким как я кажется, что у здоровых людей время не имеет жестких рамок, кажется, что его можно растянуть в свое удовольствие или остановить совсем ненадолго. У раковых больных нет тех преимуществ, которыми владеют обычные люди, способные дышать без канюль и дыхательных аппаратов. Которые способны бегать на двух своих ногах, а не на железных палках, которые заменяют ампутированную конечность. Которые могут поехать на пляж, когда им вздумается, а не тогда, когда разрешат врачи. Сейчас мы – больше, чем просто раковые больные, мы просто подростки, разум которых затуманен влюбленностью и иллюзиями. Сейчас наша жизнь держится на волоске, но мы продолжаем держаться за эту слишком скользкую ниточку, не позволяя друг другу неожиданно сорваться вниз. И мы будем готовы рассеять друг перед другом любые страхи, пока смерть, эта беспощадная стерва, не заберет нас с собой. И мы сорвемся вниз, утеряв из виду последнюю и самую важную зацепку за жизнь, но сделаем это вместе.